Глава IX. Лечение, в котором нуждаются гомосексуалы

Студент никак не мог взять в толк, от какой болезни его лечат. <…> Пощупал у себя, а он, оказывается, уже здоровенный мужчина! Сердце так и встрепенулось радостью… Словно сразу получил от государя все девять отличий.

Пу Сунлин

Проблемы сексуальной адаптации геев

Андрей Ткаченко (1999) сомневается в правомочности исключения гомосексуальности из списка психических заболеваний. Он настаивает на “необходимости возврата к нормам объективной научной методологии. <…> Удовлетворённость своей сексуальной ориентацией, неэффективность терапии, степень распространённости феномена и т. д., – конечно же, ни один из этих доводов в изолированном виде не был бы возможен и серьёзно воспринят ни в одной из клинических дисциплин для проведения границы между нормой и патологией. Другие же проигнорированные критерии – обезличивание партнёрских отношений, стереотипизация поведения с нарастанием его аддиктивности и т. п., выявляющиеся в значительном числе наблюдений, явно свидетельствуют в пользу возможности аномальных форм гомосексуального поведения, которое может сближаться с феноменом парафилий”.

Разумеется, с точки зрения судебного медика, исключение однополого влечения из перечня парафилий несправедливо и нелогично. Говоря “о связи гомосексуализма с другими парафилиями”, Ткаченко стирает грань между ними, что, однако, вызывает серьёзные возражения у сексолога. Есть правило, сформулированное ещё Казимежем Имелинским (1986): “ Каждая перверсия является разновидностью сексуальной девиации, но не каждая девиация является сексуальной перверсией” (парафилией. – М. Б.).

Казалось бы, всё ясно: “ядерная” гомосексуальность – патология, поскольку её вызывают сбои в половой дифференциации головного мозга. Но, вместе с тем, примеры Андрея “Рембо” и Кирилла убеждают в том, что сама по себе девиация болезнью не является и что она не всегда сопровождается развитием невроза.

Хотя суровый приговор Ткаченко, вынесенный гомосексуальности, справедлив лишь отчасти, ему не откажешь в логике. Большинство геев, считающих себя абсолютно нормальными и здоровыми, испытывают непреодолимую тягу к реализации стереотипного обезличенного и часто анонимного полового акта, причём аддиктивность их поведения со временем прогрессирует. Этот факт позволяет отнести к числу больных не только эго-дистонических гомосексуалов, отвергающих собственную девиацию, но и многих из тех, кто её приемлет. Ткаченко прав: эго-синтонический характер девиации – отнюдь не гарантия психологического благополучия; он отнюдь не исключает наличия невротического развития, незрелости половой психологии, пристрастия к обезличенному анонимному сексу.

Клинический опыт практического сексолога подтверждает верность выводов А. Ткаченко. Доказательством этому служат приведенные ранее истории болезни, письма, публикации в Интернете, исповедь Дмитрия Лычёва. Об этом же свидетельствуют результаты классического исследования Алана Белла и Мартина Вейнберга (Bell A., Weinberg M. G., 1978). По их данным, к эго-синтонической группе можно отнести лишь 10 % гомосексуалов, соблюдающих верность в партнёрских отношениях и психологически адаптированных. 15 % “функциональных” геев (по классификации авторов) чураются постоянных связей и имеют массу партнёров. В то же время они не считают себя обременёнными какими-либо психосексуальными проблемами. 18 % геев, поддерживая связь с постоянным любовником, изменяют ему при первой же возможности. 12 % отнесены авторами к “дисфункциональным” гомосексуалам; им свойственны высокая половая активность, множество партнёров и наличие многочисленных сексуальных проблем. Наконец, 16% выделены в группу “асексуальных” геев. Они стараются уклоняться от однополых связей, предпочитая им гетеросексуальные; именно они, больше чем все остальные, склонны к суицидам. 29 % геев авторы не смогли причислить ни к одной из выделенных ими групп. Между тем, неуёмное пристрастие большинства из них к промискуитету, заставляет подозревать их в невротическом поведении.

Итак, по Беллу и Вейнбергу, лишь у 10 % гомосексуалов отмечается эго-синтонический характер девиации. По меньшей мере, 28 % геев страдают эго-дистонической формой девиации и осуждают собственную гомосексуальность. Число же тех, кто, не осознавая этого, отягощён интернализованной гомофобией и страдает связанными с ней невротическими расстройствами, гораздо больше, чем лиц с явной эго-дистонической формой девиации.

Как ни странно, определить болезнетворность гомосексуальности полнее всего позволяет формула, предложенная самым нынче не цитируемым в России автором – Карлом Марксом: “Что есть болезнь, как не стеснённая в своей свободе жизнь?” Гомосексуальность – болезнь в той мере, в какой она ограничивает в своей свободе половую, социальную и биологическую жизнь человека, препятствуя его всесторонней самореализации и духовному росту, вызывая фрустрации и невротические расстройства, порой даже толкая его на преступления.

Клинические наблюдения свидетельствуют о том, что если человек способен к подлинному альтруистическому партнёрству, к прочным и гармоничным отношениям в однополой связи, если он не увяз в промискуитете, в обезличенном и в групповом сексе, то он не болен и не нуждается в лечении. Тем не менее, даже для геев, не страдающих неврозом, контакт с сексологом оказывается продуктивным и полезным. Примером тому может служить Андрея “Рембо”.

Если же гомосексуальность сопряжена с непрерывной сменой анонимных связей, с деперсонализацией каждого очередного партнёра, выступающего в качестве придатка к собственному члену, рту или анусу, то речь идёт о невротическом развитии, блокирующем способность человека любить. Необходимость психотерапевтической коррекции в подобных случаях очевидна. Важно помнить, что даже если гомосексуальность приближается в своей динамике к парафилии, в том числе угрожающей совершением уголовно наказуемых деяний (например, в рамках педофилии или садизма), то речь идёт не о фатуме, не об окончательном приговоре, вынесенном судьбой, а о патологии, которую можно вылечить своевременно проведенной терапией.

Это медицинские проблемы гомосексуальности. Если отдать их решение на откуп психологам и культурологам, то геям станет жить ещё труднее. Беседа с глазу на глаз с благожелательно настроенным врачом-сексологом необходима человеку, мужчине или женщине, с любым видом девиации, и в первую очередь – с гомосексуальностью.

Психотерапевтическая коррекция, проведенная Андрею “Рембо”, мало напоминала лечение. Он и не был болен, хотя, как выяснилось, юноша завидовал способности бисексуалов к гетеросексуальным связям. Нетрудно заметить, что расширение диапазона сексуальной активности помогло пациенту избежать невротических срывов, угрожавших ему впоследствии (так, по крайней мере, уверял он сам). Освобождение же от службы в армии дала ему возможность реализовать свою мечту о балете.

Нуждается ли во врачебной помощи Ч.? Разумеется. Уже много лет он получает амбулаторное лечение, его не раз госпитализировали в психиатрический стационар. Только, конечно же, там лечат не его гомосексуальность, а психическое заболевание, в структуре которого она приняла столь причудливые формы. Маниакальное шастанье Ч. по городу, горячечное “обалтывание” всё новых и новых партнёров “для одноразового использования” объясняются психопатоподобным синдромом в рамках шизофрении. Временами у него развивается бред.

В помощи врача нуждался и А. К., бисексуальный молодой человек из Новосибирска, написавший анонимное письмо и так и не решившийся встретиться с сексологом лично. Между тем, врач помог бы ему избавиться от навязчивых страхов и усилить столь желанный для него гетеросексуальный потенциал.

Напомним, что конверсия, то есть смена половой ориентации у гомосексуальных пациентов – отнюдь не относится к числу основных забот лечащего врача. Порой он преследует, казалось бы, и вовсе шокирующую цель – укрепление их гомосексуальных тенденций. Подобное уместно в работе с транссексуалами. Если у транссексуала обнаруживается достаточно сильный гомосексуальный потенциал, да к тому же констатируется богатый опыт однополой любви, врачу есть на что опереться, отговаривая пациента от кастрации, ампутации полового члена и прочего членовредительства. Тот начинает, наконец, принимать во внимание очевидный факт, что после операции он, скорее всего, потеряет возможность испытывать оргазм, лишится привлекательности в глазах своего гомосексуального партнёра, и что он вообще рискует остаться ни с чем.

Решение сексолога расширить границы половой активности пациента, наделив его способностью к гетеросексуальной близости (как это было в случае с Андреем “Рембо”), может вызвать протест у Алексея Зосимова. Ведь он полагает, что если “ некоторые люди пьют преимущественно чай, другие предпочитают кофе, третьи любят и то, и другое, – не делим же мы из-за этого людей на “чаепивцев”, “кофепивцев” и “бипивцев”! Сексуальность, конечно, штука более сложная и важная, но в известной мере эта аналогия действует и здесь”. Боюсь, однако, что при всём её остроумии, эта аналогия некорректна, если речь идет о “ядерной” гомосексуальности.

Более уместной была бы в этом случае аналогия с леворукостью. Если у правшей доминирует левое полушарие головного мозга, то у левшей – правое. Эта врождённая особенность вовсе не сводится к простой зеркальной замене доминирующих полушарий. У левшей иная, чем у правшей, нервная организация. Многие врождённые естественные способности левшей кажутся “нормальным” правшам странными и труднодостижимыми. Кстати, среди левшей нередки талантливые люди; в их числе был и Леонардо да Винчи (не знаменательна ли эта двойная нестандартность титана эпохи Возрождения?!). В наши дни педагоги отказались от попыток переучивания левшей в правши, как от затеи нелепой и ничего, кроме вреда, не приносящей. Но если уравнивание левшей в их правах с правшами и амбидекстерами (“равнорукими”) прошло без особых потрясений, с гомосексуалами дело обстоит гораздо сложнее. При всём этом надо учитывать, что сексуальному меньшинству и вне рамок сексуальной сферы свойственны свои особые эмоции, вкусы и интересы. Остроязычный персидский поэт Закани посоветовал однажды устроителям пиров: “Не сажайте рядом мужеложца и шлюху!”.

Гетеросексуальная активность расценивается обществом как показатель успешной социальной адаптации мужчины. Поэтому множество молодых людей со страхом (порой вполне осознанным, как у Сергея или у Романа, пославшего письмо в Интернет) стремятся подавить свои гомосексуальные желания и влечения. Хотя этот страх достаточно часто принимает невротические формы, и потому нуждается в коррекции, он нередко выполняет защитную функцию. Когда речь заходит о гомосексуальности, то предрассудки, конформизм и механизмы психологической защиты тесно переплетаются друг с другом. Выбор наиболее целесообразной тактики поведения удаётся пациенту лишь с помощью врача. Ведь сам пациент не способен оценить все компоненты, определяющие его гомосексуальность. Половое влечение и поведение определяется многими, порой противоположными моментами: врождёнными особенностями функционирования нервных центров; противоречивыми неосознанными психологическими установками, сложившимися в раннем детстве; своеобразным (и меняющимся в зависимости от жизненных ситуаций) балансом сил, блокирующих то гетеросексуальный, то гомосексуальный потенциалы.

Любая форма би- и гомосексуальности требует детального анализа для выбора адекватной тактики полового поведения, максимально соответствующей характеру личности, типу половой конституции, сексуальным и эмоциональным предпочтениям, а также социальным установкам пациента. Со временем к сексологу будут обращаться все однополые пары, не дожидаясь невротического срыва и разрыва любовных отношений. Может быть, это сделает гомосексуальные связи, такие нестандартные и хрупкие, более счастливыми и стабильными, и вместе с тем обезопасит партнёров от заболевания СПИДом и венерическими заболеваниями. Александр Зиненко в своём фильме “Другие” объясняет непрочность гомосексуальных браков бытовыми сложностями и отсутствием детей, скрепляющих обычный брак. Думается, что главное всё-таки в интернализованной гомофобии, этой ржавчине, разъедающей чувства большинства гомосексуалов, обычно неосознанной, часто уживающейся с невротической “гомосексуальной гордостью”, и, тем не менее, неискоренимой. Она-то и нуждается в осознании и преодолении обоими партнёрами, что невозможно без помощи врача, ведь речь идёт о невротическом развитии, уходящем своими корнями в детство.

Сексолог часто сталкивается со сложным переплетением расстройств, связанных с органическим поражением головного мозга и невротическим развитием пациента. В этих случаях применяются специальные препараты, психотерапия, тренировка тех или иных поведенческих навыков, осуществляется многолетнее наблюдение за больным. Иллюстрацией может служить, например, история болезни Максима, подробно обсуждавшаяся в первой главе. Она же продемонстрировала нецелесообразность и невозможность любых попыток сексуальной переориентации, если речь идёт о пациентах, подобных Максиму и его другу Леониду. Разумеется, всякое может случиться, но с большинством пациентов вопрос об этом не встаёт. Работы хватает и без того, слишком уж отягощены гомосексуалы невротическими расстройствами.

Словом, вопросы психотерапевтической коррекции лиц, практикующих гомосексуальную активность, решаются строго индивидуально.Одни пациенты готовы и способны с помощью врача расширить диапазон полового влечения, оставаясь при этом гомосексуалами. Другие к подобному предложению относятся враждебно, так что навязывать им его бессмысленно и незаконно. Наконец, есть пациенты с гомосексуальностью невротического происхождения, вызванной блокадой гетеросексуального потенциала их полового влечения. Способность к половой жизни с представителями противоположного пола, обретённая в ходе лечения, вовсе не означает смены их сексуальной ориентации; просто всё стало на своё место.

Порой при коррекции гомосексуальности из триады – врач, сознание пациента и его подсознание – последнее слово остаётся за бессознательным.

Сделайте меня “натуралом”!

Дата добавления: 2015-07-10