Доктор Амор заходит во двор

Наутро я проснулась в полосе теплого, густого солнца. Меня ожидал суетливый скучный день: сбегать за продуктами, отвезти Мерлина на Александеровскую тренировку по плаванию[83] и намучиться потом с его домашними заданиями, но одной мысли о поцелуе Арчи, о его песне хватало, чтобы улыбка сияла в моих глазах до самого вечера – даже в очереди в экспресс-кассу продуктового магазина, которая продвигалась с такой скоростью, что можно было сгонять к гинекологу, сделать маникюр, педикюр, развестись и не потерять своего места в хвосте.

С чего бы? Я толком и не понимала. Арчи был строго противоположен всему, что в кино обычно требуется для романтического героя. Он был воплощенным антонимом Чувствительному Современному Гладиатору с портфелем капитальных инвестиций в каждом рукаве, а именно такие модны в этом сезоне. Жилистый старый рокер был крепко сложен, однако несколько рыхл посередине. Мог похвастать ладной гривой – а на затылке носил крысиный хвостик. Такое лицо, как у него, может любить только мать, причем слепая. И вот поди ж ты: я с изумлением поняла, что хочу поцеловать его еще раз.

Его фразочки вдруг стали казаться мне до странного обаятельными. Заметив его на улице, я вдруг принялась махать ему как полоумная, будто призывая спасателя. Ясно было, что мое либидо прекратило выходить на связь с ЦУПом и ориентировалось на какую-то мятежную полупорнографическую систему спутниковой навигации. Я ошивалась в кухне без всякой цели, доливала себе чаю и надеялась, что он еще раз меня обнимет. И вот мы уже горячечно сплетались друг с другом то у крыльца, то в гостиной, то у стиральной машины.

Мерлин был предсказуемо прагматичен.

– Я видел сегодня утром, как ты целовала Арчи. У вас правда половые отношения? – спросил он при моей сестре, которая чуть со стула не упала.

– С этим? Ты же говорила, что он животное, – напомнила Фиби, и глаза у нее были круглые-круглые.

– Благослови Господь царство диких зверей – вот и весь сказ.

– Но на прошлой неделе ты его презирала.

– И на этой презираю – в каком-то смысле! Меня поражает до сих пор, отчего люди на улице не спрашивают, не он ли играл пришельца-людоеда с планеты Буэ в «Пришествии инопланетных каннибалов». Список причин отвращения к Арчи такой длинный, что аж челюсть отвисает. Может, все потому, что ему нравится Мерлин, а Мерлину нравится он?

– Ну тогда, похоже, надо с ним залечь и все выяснить, – предложила Фиби с улыбкой в полголовы.

И поздно вечером, когда Арчи кончиками пальцев провел мне по загривку, внутри у меня расползся юркий жар желания. Я будто скользнула в горячую ванну этого мига. Мы легли на кровать, и его тепло озарило меня. Тихая завороженная ночь наложила на нас свои чары, и совсем скоро мы радостно обливались потом в полной наготе.

Когда я открыла глаза, Арчи смотрел на меня, приподнявшись на локте. Его улыбка окатила меня, как высокая волна прибрежные скалы.

– Хей-хо! – воскликнул он и с почтением прикрыл глаза. – Вот так заезд! – Он откинулся на подушки. – Я на тебя ставки буду делать на Больших Национальных.

– Кто б говорил! Эти твои сексуальные приемчики не для новичков. Людям нельзя пробовать это в домашних условиях самостоятельно, – ошеломленно выговорила я, неохотно натягивая трусы. – Играй ты на бильярде, дул бы сейчас на свой метафорический кий.

– Я на свой рецепт подал патентную заявку: семьдесят три минуты на остроумную беседу, шестнадцать – на слоновьих размеров комплименты, ноль ремарок о футболе и спортивных машинах и немного кропотливой, проверенной в лабораторных условиях работы языком, которую я пока не могу рассекретить. Но у меня, кажется, есть один соперник – в Бразилии. – И он ответил на комплимент: – Да и ты, Люс, в постели такая, что даже соседей тянет покурить.

Уже через пару секунд мы увлеклись заново: меня прижали к кровати, кружева слетели на щиколотки, а щиколотки взлетели к его ушам. Похоже, теперь закуривали и домашние питомцы соседей. Вот так примерно мы и провели остаток выходных.

В субботу к вечеру Мерлин прибыл из музея раньше обычного и вломился ко мне в спальню. Лицо ему перекосило от изумления, будто его кувалдой огрели.

– Поразительно!

Я натянула на себя одеяло и вся подобралась, ожидая нокаута.

– Я был в музее, и тут до меня дошло. С помощью времени вселенная делает так, чтобы все не случалось разом! – От изумления он заломил руки и театрально вздохнул. – А еще я понял, что когда человек улыбается, это у него мысль проявляется на лице, да, мам? Очень не терпелось тебе сообщить. Ох, – вздохнул он еще раз, – беда со всеми этими фактоидами – слишком уж их много.

Он забрался к нам в постель и просиял:

– Ну, чем займемся?

От облегчения я расхихикалась, а вслед за мной загоготал и Арчи. И настроение это как-то растянулось на несколько дней. Наш дом превратился в уютный кокон любви и смеха, Мерлин и Арчи резвились вовсю, и вдоволь нам было и жаркого с овощами, и дуракавалятельных балаганных экспромтов. У нашего счастливого кавардака был и саундтрек: Арчи бренчал и пел всякое китчевое кантри. Песни делались еще смешнее, когда приходилось растолковывать Мерлину смысл текстов. Объяснить значение «Меня бесит в тебе все, кроме меня»[84] оказалось очень непросто. Равно как и «Ни разу не ложился спать с уродкой, но просыпаться приходилось мне с такой»[85]. И вот еще: «Как целовать в ночи мне рот, что срал мне в уши целый день?»[86] Я неумолимо впадала в восторг, наблюдая, как Мерлин расцветает в домашнем тепле и уютном панибратстве. Меня больше не прибивало к земле грузом жизненных трудностей и невозможностей. Наоборот – меня распирало оптимизмом.

– Если в барах есть «счастливый час», значит, должен быть и «несчастный»? – спросил меня Мерлин на полном серьезе, когда я целовала его на ночь под занавес нашего уик-энда. – Американская конституция говорит, что каждый должен искать свое счастье. А как узнать, что ты его уже нашел?

И правда – как? В упоительном сплетении тел глубокой ночью меня охватила дрожь чистой радости. Я даже не сразу опознала это чувство. Может, и впрямь это чудище лесное, эта человеческая руина сумеет выжать из меня всю мою горечь и заполнить счастьем полости в моих костях? Мог ли он и впрямь взять и облечь серую прозу моей жизни в пурпур? Роман «Цвет пурпурный»[87] уже был издан, и это единственное, что удерживало меня от его написания.

Чуть погодя, услышав, как кто-то нашептывает сердечные признания – и среди них прозвучало слово «обожаю», – я осознала, пока Арчи чиркал языком по моему соску, что это шепчу я. Свет надежды робким гостем замаячил у меня перед глазами. Может, я и правда еще способна влюбляться? Я на цыпочках двинулась навстречу этой мысли, словно боялась ее разбудить. Может, жизнь все-таки решила мне воздать? Может, старый рокер – неожиданный счастливый поворот в мучительной истории? С годами я превратилась в тяжкий том таких историй. Но что-то в этом человеке заставляло меня ослабить оборону. Кто бы мог подумать, что Арчи и будет тем рыцарем, который переплывет ров и проломит мои стены?

Под окнами прокатился джип, из его динамиков по улице прогрохотало басовое «умца-умца», но я едва обратила внимание. На почве беспробудного счастья я стала вдруг благосклонна к брендовой одежде, кольцам в носу, западным женщинам-мусульманкам, пирсингу, ботоксу, корпоративному арго и личным тренерам. Люди, знаменитые лишь собственной знаменитостью, больше не раздражали меня – равно как и интонирование вверх, неправильная грамматика, конаны-грамотеи, пользовательские инструкции, пневмосдуватели для листвы, а также дурацкие имена типа Поэма, Тиса, Венера, Стелла, Мелодия или Кассия. Я, похоже, перенесла брюзгаэктомию.

Арчи накатился на меня. Я вгляделась в его лучистое улыбчивое лицо, и любовь к нему показалась мне вдруг не такой уж странной.

* * *

Когда утром в понедельник меня вынул из постели стук в дверь, пришлось вытягивать себя из объятий Арчи, будто он весь целиком был сшит из «липучки». Хрустальное осеннее утро шелестело позолоченными листьями, и я топала вниз по лестнице в полном блаженстве.

Если бы все это снимали в кино, вода в вазах должна была бы заколыхаться, как бы предостерегая: сейчас случится нечто монументальное. Я же в полном неведении добралась до входной двери, вся взъерошенная и насквозь пропахшая густым кисло-сладким духом любовных игр. Распахнула дверь, облаченная лишь в Арчину рубашку и довольную улыбку, – и обнаружила на пороге бывшего мужа. В его руках громоздилась охапка цветов.

– Люси. Прости, что я тебя бросил. На самом деле я люблю тебя. И никогда не переставал любить. И Мерлина. И я хочу посвятить остаток своих дней тому, чтобы загладить все, что я наделал. Я хочу вернуть тебя, любимая. Отчаянно хочу.

Дата добавления: 2015-07-07