– О чём ты?
– В Нью-Йорке… знаю, это может показаться абсурдным, но именно потому, что это такой огромный город, я чувствовал себя там в безопасности, я чувствовал себя таким, как все, так как никто не знал обо мне и никто не стал бы меня судить. Но здесь… не знаю, я боюсь, что люди могут, просто глядя на меня понять… понять, что во мне не так и…
– В тебе нет ничего неправильного, – сказал ему Блейн почти автоматически, слегка отстраняясь, чтобы взглянуть ему в глаза, как если бы это было одной из вселенских истин: солнце восходит утром и заходит вечером, ночью сияют звёзды и нет ничего неправильного в тебе, и никогда не было.
– Блейн, – нежно упрекнул Курт мужа, понимающе улыбнувшись. – Ты говоришь так потому, что любишь меня, но они… они это увидят.
Блейн мотнул головой и взял его за руку, переплетая их пальцы.
– А ты притворись, что их не существует. Есть только ты и я, Курт. Только ты и я.
Здравый смысл говорит нам, что люди могут подарить другим людям лишь нечто определённое. В частности, можно подарить то, что ты купил или сделал своими руками. И напротив, нельзя преподнести в подарок ни небо, ни море, ни солнце, потому что… как можно вручить нечто столь великое одному единственному человеку?
И всё же, хоть любовь нельзя ни купить, ни смастерить, Блейн сумел подарить её Курту. Он делал ему этот подарок каждое утро, вставая с постели, завёрнутым в невесомый поцелуй, пока Курт ещё спал, или упакованным в улыбку, пока готовил завтрак, ожидая его появления со смешно торчащими во все стороны волосами после сна, или обвязанным в пристальные взгляды, что устремлял на него, когда сам Курт этого не видел.
Но в тот вечер Блейн подарил Курту кое-что ещё: что-то, выходящее за всякие рамки логики и здравого смысла. Кто угодно сказал бы, что абсолютно невозможно подарить кому-то нечто подобное, то, что невозможно ни хранить, ни упаковать, то, что просто… существует. Но Блейн не любил логику и здравый смысл; если бы они ему нравились, вероятно, он бы сейчас не находился там, где был в этот момент.
Возможно, он бы жил в Нью-Йорке, имел перспективную работу; обитал бы в шикарной квартире с маленькой породистой собачонкой и милым понимающим партнёром, с которым можно было бы фантазировать о будущем вместе. Может быть, кто знает… только Блейн не желал той жизни, ему даже не было любопытно узнать её: та жизнь была не его.
– Раз ты настоял, чтобы заплатить за ужин, мне следует найти способ отблагодарить тебя за любезность, – прошептал Курт мужу на ушко слегка охрипшим голосом, после чего прикусил его мочку, скользнув рукой вокруг его талии. Блейн усмехнулся и прижался к нему ближе, пока они обходили большой дом Хаммелов, чтобы вернуться в их домик в задней части поместья.
– Я уверен… ты что-нибудь придумаешь, – ответил он лукаво, наклоняясь, чтобы поцеловать его шею, легонько посасывая нежную кожу и с удовольствием подмечая дрожь, пробежавшую по спине Курта.
Они медленно брели, смешно покачиваясь, словно пьяные, Курт постанывал, потому что Блейн в течение всего пути продолжал тихонько кусать его и тут же зализывать оставленные следы, сумев отвлечь его достаточно, чтобы муж добрался до самого озера, так ничего и не заподозрив.
– Мммм… – промурлыкал Курт, впиваясь ногтями Блйну в бок с закинутой головой и прикрытыми глазами. Когда он открыл их…
– Блейн, – произнёс он дрогнувшим голосом, поднося свободную руку ко рту и внезапно останавливаясь, в шоке.
Прямо перед ними разворачивался спектакль света и красок, прекрасней которого он в жизни не видел. Красный, оранжевый, розовый – вспыхивали и медленно гасли, постепенно исчезая, чтобы тут же начать всё сначала… Рассветы.
Блейн выбрал их с десяток, спроецировал, каждый на белый экран, и потом расположил полукругом, чтобы создать иллюзию, будто солнце всходило в каждом уголке, в какую бы сторону они не поглядели.
– Блейн, – повторил Курт. Его голос ещё был приглушён ладонью, а в уголках глаз скопились горячие слёзы. Всё вокруг него было… свет, краски, солнце, и это выглядело именно так, как ему описывал Блейн год назад в самолёте – рассвет казался иным каждый раз, как мёд его глаз, и Курту никогда в жизни так сильно не хотелось плакать, ведь это было так красиво… и он просто не знал, что ещё делать.
– Чшшш, – прошептал Блейн ему, укладывая его головой себе на плечо. – Смотри.
Курт прислонился к нему и замер, глядя на снова и снова восходящее перед его глазами солнце, отбрасывающее на его бледную кожу блики всех оттенков рассвета, рассвета, которого он никогда не видел, который никогда даже не смел поискать в интернете из страха, что полюбит его так сильно, что потом трудно будет обходиться без него. Но сейчас всё было иначе.
– Ты… ты подарил мне рассвет, – проговорил, наконец, Курт, и его глаза сияли в темноте, а розоватый луч солнца отражался в его зрачках и игриво сверкал на чёрных кудрях Блейна. Курт ощутил, как он улыбнулся ему в волосы и прижался ближе.
– Тебе нравится? – спросил в ответ Блейн так, как если бы только что подарил ему кольцо, галстук или ещё какую-то вещь, ценность которой вполне можно было определить, так, будто Курт и в самом деле мог ответить что-то отличное от: «Боже, что же я сделал, чтобы заслужить тебя?»
– Он прекрасен, – сказал Курт и, сам того не сознавая, расплакался. Короткие, прерывистые, почти неуверенные всхлипывания вырвались из его груди, прежде чем он заметил; но это была не грусть, и не счастье, это было нечто большее. Блейн был чем-то большим: больше, чем просто милым и нежным, больше, чем просто красивым. Что бы он ни делал или говорил, казалось, что он с другой планеты, как если бы с того самого момента, как открыл глаза на этот мир, он решил сделать его лучше одним своим дыханием.
– Эй, – прошептал он, отодвигаясь ровно настолько, чтобы взглянуть на Курта. – Не плачь.
– Это всё… это слишком… слишком, Блейн, – всхлипнул Курт, утыкаясь на мгновение в изгиб его шеи и вздохнув, когда Блейн прижал его крепче и начал поглаживать его волосы, а рассветы вокруг них продолжали свой танец, паря над десятками различных горизонтов.
– Я хотел, чтобы ты его увидел, – начал Блейн через какое-то время задумчивым тоном. – Хотя бы один раз в жизни… я хотел, чтобы ты смог его увидеть. Знаю, они не настоящие, и это не то же самое…
– Это совершенно. Совершенно, Блейн, – ответил Курт, подняв голову с его плеча, чтобы посмотреть в его глаза. Они были оттенка розового мёда, а уже в следующее мгновение темнее, огненно красного янтаря, а после – цвета спелых персиков… перенимая краски каждого луча восходящего солнца. – Люблю тебя. Я так сильно тебя люблю, Блейн… люблю.
Блейн улыбнулся и взял его за подбородок двумя пальцами, находя его губы нежнейшим поцелуем. Они целовались медленно, пока слёзы Курта не остановились, оставляя лишь лёгкую улыбку на его лице.
– С годовщиной, – сказал он, приближаясь снова, чтобы ещё раз коснуться губ своего мужа. Потом он вновь устроился головой на его плече, и они надолго остались там, в тишине, перед полукругом экранов и проекторов.
Блейн подарил ему рассвет.
========== Dawns, Sunsets and Northern Lights. 3 глава. ==========
Важное событие вскрывает старые раны Курта
–… цветы туда, и потом… нет! Не на тот стол!..
– Курт, ты так всех с ума сведёшь ещё до начала церемонии.
Курт резко развернулся и увидел перед собой Блейна, стоящего скрестив руки на груди с весёлой улыбкой, полной понимания. Хаммел закатил глаза и убрал подмышку свою папку с подчёркнуто профессиональным видом.
– Ну, что ты хочешь, у меня развилась настоящая мания контроля, как и у всякого уважающего себя организатора свадеб, – произнёс он с сарказмом. Блейн рассмеялся.
– Да, я заметил! – ответил он, и, приблизившись, поцеловал мужа в щёчку. Андерсон огляделся вокруг, сочувственно наблюдая за несчастными «подчинёнными» Курта, суетливо носящимися по всей территории поместья Хаммелов.
– Ну, мне кажется, что всё идёт как надо, – продолжил он, переступив с ноги на ногу. – Рейчел будет довольна.
– Я надеюсь… – ответил Курт неожиданно серьёзным тоном. – Это меньшее, что я мог сделать после того, как она решила справлять свадьбу здесь, да к тому же ночью, только чтобы я мог присутствовать.
Блейн повернулся к нему, глядя несколько обеспокоенно и молча протянул свою руку, мягко сжимая его.
– Ты не должен чувствовать себя виноватым, – сказал он, поглаживая ладонь супруга большим пальцем. Курт слабо улыбнулся и кивнул.
– Клятва на мизинчиках? – подначил Блейн, получая в награду искренний смех.
– Конечно… клятва на мизинчиках! – фыркнул Курт, закатив глаза. Они немного помолчали, пока звук падения не привлёк их внимания.
– Эй, осторожнее с этой вазой! – прокричал Курт двум парням, которые с жутко виноватым видом вскинули руки и округлили глаза, будто всерьёз боялись, что им грозят телесные наказания. Блейн едва успел прикрыть рукой рот, громко расхохотавшись.
В день свадьбы Финна и Рейчел в доме Курта и Блейна был организован торжественный обед: пришли Берт, семейство Андерсонов и Финн с Кэрол, своей матерью, женщиной простой, иногда немного неуклюжей, но очень милой и искренней – именно такой, какой и должна быть идеальная мать.
– Это моя мама, Кэрол, – представил её Финн Курту, и тот пожал женщине руку, улыбнувшись. Когда она ответила тем же, на одно мгновение он вспомнил свою.
– Я Курт, очень приятно. А это мой отец, Берт, – дружелюбно ответил он, слегка отступая, чтобы двое могли поприветствовать друг друга. Берт с трудом сглотнул и кивнул головой, будто внезапно забеспокоившись о том, как выглядит или как бы чего не ляпнуть. И Кэрол, в свою очередь, казалась чуть более неловкой, чем можно было судить по её виду.
Курт искоса взглянул на Финна, потом на Блейна, что стоял рядом с ним. Его муж приподнял плечи, понимающе улыбаясь.
Обед прошёл на ура, сопровождаемый улыбками, смехом и шутками. Родители Блейна смотрели на Финна и Рейчел почти с обожанием, после чего повернулись друг к другу, улыбаясь и, очевидно, вспоминая себя в их возрасте – молодых, безумно влюблённых и готовых стать мужем и женой. Готовых начать новую жизнь.
Курт внимательно наблюдал за ними, испытывая эгоистичное чувство неприязни от осознания, насколько всё было ужасающе иным по сравнению с тем, что происходило, когда они с Блейном решили вступить в брак: смущённо отводимые взгляды, неуверенность, душераздирающие обещания, произнесённые шёпотом со слезами на глазах. Это был всего лишь момент слабости, но в этот момент он позавидовал Финну и Рейчел… так сильно, что был вынужден подняться из-за стола и извиниться, ссылаясь на необходимость отойти в ванную.
Вместо этого, он отправился в свой зал хобби – уменьшенный вариант того, что остался в доме его отца – закрыл за собой дверь и прошёл в центр комнаты, где остановился, опустив веки и концентрируясь на дыхании, ожидая, когда бессмысленная злость прекратит съедать его изнутри.
Кто–то постучал в дверь, и он поднял глаза, быстро соображая, какое оправдание придумать своему присутствию здесь.
– Курт, могу я войти? – послышалось снаружи, но это был не Блейн, не Берт и не Рейчел. Это был отец Блейна.
– Д-да, – сказал Курт, разворачиваясь к двери и внезапно ощущая неловкость. Несмотря на прошедшие годы, практически никогда не случалось, чтобы они с Грегом оставались наедине: время от времени, они вместе с супругой приходили проведать его и Блейна, но мужчина всегда был сконцентрирован на сыне, на том, как его дела, всё ли с ним в порядке, не нужно ли ему поговорить о чём–нибудь. И это было правильно.
Было правильно, что он беспокоился о том, уверен ли ещё Блейн в своём решении, в то время, как по поводу Рейчел у него, конечно же, не возникло бы подобных мыслей. Будут другие заботы: мелкие семейные ссоры, проблемы с работой у Финна, медовый месяц и количество ожидаемых внуков. Злость снова поднялась в нём, рискуя взорваться, но он постарался держать себя в руках.
Грег неуверенно вошёл, тут же закрывая за спиной дверь, и это был один из самых странных моментов в жизни Курта. Не то, чтобы он чувствовал себя смущённым, а просто… как бы в подвешенном состоянии. Атмосфера была наполнена слишком многим, но в то же время словно бы готова принять нечто иное, в воздухе витало ожидание со стороны обоих, но также и затаённые обиды, слова, сказанные и сдерживаемые всё это время, потому что… они ничего бы не изменили. Ничего бы не изменила твёрдая уверенность Курта в том, что Грег ещё втайне надеется: Блейн передумает. Говорить об этом не имело смысла, как и не имело смысла обсуждать это с Блейном, причиняя ему боль.
– Всё хорошо? Вам там что-то нужно? – спросил Курт, нарушая тишину. Даже для него самого эти слова прозвучали слишком формально и слегка недовольно, но было поздно забирать их назад. Грег смутился, проведя рукой по седеющим волосам.
– Нет, я хотел только… спросить, всё ли в порядке… – ответил он, возвращая себе уверенность по мере того, как говорил. Курт приподнял бровь, прекрасно отдавая себе отчёт, насколько, должно быть, он выглядит раздражённым в этот момент и безрезультатно пытаясь найти в себе силы что–то с этим сделать.
– Блейн в порядке, – ответил он, изображая самую убедительную улыбку, на которую был способен. – Пока, в порядке.
Грег сглотнул, засунув руки в карманы, и, невзирая на возраст, этот жест выглядел так по-детски, что неизбежно напомнил Курту повадки Блейна.
– Я имел в виду тебя, – сказал мужчина, прокашлявшись. – Ты… в порядке?
Курт инстинктивно вскинул голову, застигнутый врасплох. Он впервые находился один на один с отцом Блейна, и уже сам этот факт заставлял его ощущать неловкость; а теперь, к тому же, тот обращался к нему так… интересуясь именно его состоянием.
– В… в каком смысле? – спросил он, обнимая себя руками и на секунду отводя взгляд.
– Ты мне показался немного… странным за столом, – ответил Грег. – Как будто что-то выводило тебя из себя.
Курт переживал внутреннюю борьбу, решая, как поступить: сказать правду или солгать. Было неправильно портить такой важный день бессмысленными семейными склоками. Да, бессмысленными. Ведь они всё равно ничего не изменят, Грег забудет об этом, как только отдаст свою прелестную дочь в свадебном платье в руки её прекрасного здорового мужа, который будет любить её в течение ещё как минимум сорока лет. Так что он солгал… или, по крайней мере, попытался.
– Нет, всё хорошо; должно быть, Вам показалось, – произнес он, складывая губы в ещё одну фальшивую улыбку. Грег помолчал некоторое время, наблюдая за ним, и Курт задался вопросом, когда именно он утратил способность замораживать людей одним взглядом, заставляя их чувствовать себя неуместными и просто убегать подальше от него. Потом он вспомнил, что перестал делать это, потому что Блейн научил его, как впускать людей. Как любить и быть любимым. Однако сейчас, на одно короткое мгновение ему захотелось вернуть тот свой ледяной отпугивающий взгляд.
– Я сожалею, – начал отец Блейна, и эти два простых слова поразили Курта больше, чем что-либо сказанное между ними до сих пор.
– О чём? – спросил он, действительно не зная, какого ответа ожидать. Может, он сожалел лишь о том, что ошибся, или что отправился искать его из–за проблемы, которая была лишь в его воображении.
– О том, что не… что не был таким… – произнёс Грег тихим задумчивым голосом, но его слова, тем не менее, звучали уверенно. – Когда это касалось вас.
Курт вдохнул и инстинктивно сжал челюсти, ещё крепче обхватывая себя руками, но не ответил, ожидая, что ещё скажет отец Блейна.
– Только это трудно, Курт, – продолжил мужчина, глядя на него почти умоляюще, словно ему было жизненно необходимо быть понятым. – Знаю, сказанное мной может показаться смешным, когда для тебя и Блейна это больше чем трудно, но…
– Это не трудно, – прервал его Курт, не задумываясь. – Это несправедливо, но не… не трудно. Быть вместе, это… это просто, естественно. Я не жду, что Вы поймёте. Правда, всё в порядке.
Он отвернулся от свёкра, делая вид, что должен убрать бумаги, разбросанные в беспорядке по столу, в надежде, что тот воспользуется возможностью, откроет дверь и вернется в обеденный зал. Но этого не произошло. Он физически ощущал на себе пристальный взгляд мужчины. Когда же Грег заговорил, его шёпот прогремел, как гром в тишине.
– Я бы лишь хотел никогда не видеть его страданий, – сказал Грег, заставляя сердце Курта сжаться. Он смял в кулаках листы бумаги, что лежали перед ним на столе, слегка нагнувшись над его поверхностью и зажмурившись.
– Как и я, – ответил он и резко развернулся, глядя на Грега влажными глазами. Грег посмотрел на него в ответ, поражённый и расстроенный реакцией, которую спровоцировали его слова, но прежде, чем он успел что–то добавить, Курт продолжил:
– И я хочу, чтобы Вы знали одну вещь: если он когда-нибудь скажет, что всё это слишком для него, или если он… если он найдёт кого–то другого, человека, который сможет любить его и сделать счастливым, я его отпущу. Он бы убил меня, если бы только услышал подобные речи, так что, надеюсь, Вы ему не скажете, но… но это так. Я отпущу его, клянусь Вам, я это сделаю. Я готов сделать всё, что угодно, для него. Я обещал Вам, что буду любить Блейна всегда, и сдержу это, так и будет. Знаю, Вы предпочли бы видеть другого человека на моём месте. Знаю, что этого недостаточно. Но это всё, что у меня есть… я отдал Блейну всё, всё, и я повторил бы это тысячу раз. Он… он моё солнце… всегда им был.
Грег сморгнул и молча приоткрыл рот перед этим откровением. И снова тишина повисла между ними, будто густой туман в ожидании, что кто-то из двоих рассеет его жестом, дыханием, словом.
– Я не хотел бы видеть никого другого на твоём месте, – сказал, наконец, Грег, качая головой. Его черты казались более расслабленными, словно у него с сердца упала тяжесть. Курт внезапно задался вопросом, как давно он желал поговорить с ним с глазу на глаз, сколько времени провёл, размышляя, что сказать. – Думаю, никто и никогда не сможет любить его так, как ты. Мне лишь хотелось бы… больше времени для вас обоих. Возможно, до сих пор, я невольно винил тебя, хотя, тут некого винить.
И Курт не мог осуждать его. Он сам так долго винил самого себя. За то, что не смог устоять, что не отдалил Блейна, когда было ещё возможно, даже за любовь, которую испытывал к нему, думая, что не имеет на неё права. Вероятно, для стороннего человека было ещё сложнее понять; возможно, требовалось лишь больше времени и слов, добавленных к клятве, которую он дал прежде, чем выйти за Блейна.
У Курта не было достаточно времени, но были слова. У него были тысячи способов, чтобы выразить, на что бы он пошёл ради Блейна, что бы сделал и от чего бы отказался, если бы только тот попросил его об этом.
– Думаю, нам лучше вернуться, иначе там начнут беспокоиться, – произнёс он с лёгкой улыбкой, которая была, наконец, искренней, почти расслабленной, и в ответ получил такую же.
– Да, думаю, да, – ответил Грег, отступая, чтобы пропустить вперёд Курта, но при этом взгляд мужчины упал на стену, и в его глазах что-то зажглось, будто вот только сейчас он осознал, где находится.
– Это… это твои работы? – спросил он, глядя на серию картин, стоящих вдоль стены; все они были выполнены в одном доминирующем цвете. На самом деле, он был каждый раз новым; всегда с каким–то иным оттенком, но никогда… никогда не тот самый.
– Да, – ответил Курт, держа руку на дверной ручке и повернувшись, чтобы проследить за траекторией его взгляда.
– Вижу, тебе очень нравится этот цвет, – как бы между прочим заметил отец Блейна, и улыбка была слышна в его голосе. – Он мне что–то отдалённо напоминает.
– Но он не тот… – сурово ответил Курт, будто осуждая себя. Грег обернулся к нему с вопросительным выражением.
– Я пытаюсь воспроизвести этот цвет, но его глаза… они всегда разные, – пояснил Курт, пожимая плечами, чтобы облегчить серьёзность тона. Когда Грег молча посмотрел на него, он решил, что пора идти и отвернулся, чтобы открыть дверь, но прежде чем успел сделать шаг за порог, услышал:
– Курт?
– Да? – спросил он, оглядываясь через плечо, тихим голосом, чтобы не привлекать внимание гостей.
– Ты – лучшее, что могло с ним случиться в жизни.
Курт улыбнулся, надеясь, что его взгляд мог заменить слова благодарности, и молча вернулся в другую комнату.
========== Dawns, Sunsets and Northern Lights. 4 глава. ==========
Курт и Блейн рассказывают историю, глядя на падающий снег.
Новое Рождество было у дверей, и ещё раз снег медленно покрыл поместье, превращая его в бескрайнее белое море, казалось, сияющее собственным светом под ногами, едва опускалась тьма. Как у Блейна, так и у Курта этот период вызывал одновременно печальные и счастливые воспоминания: студёная зимняя ночь, колени, погрузившиеся в сугроб, закапанный горючими слезами, и их дыхание, смешавшееся в отчаянном поцелуе; их первое Рождество, радостные праздничные хлопоты, понимающие улыбки, первый шаг на пути, принятом таким, какой он есть, без иллюзий, без секретов между ними, всё напоказ со стороны обоих, даже ценой риска оказаться сломленными слишком юными и неопытными руками, торопящимися узнать, каково это – любить.
Всё вновь стало белым, обледеневшим и неподвижным, как тогда. Но было и что-то новое в этом году. Две фигуры шагали вместе, держась за руку, беззаботно прогуливаясь среди голых деревьев сада и прижимаясь друг к другу при каждом порыве холодного ветра.
Блейн открыл дверь и вышел на террасу, невольно обхватывая себя руками, чтобы защититься от вечернего холода. Он огляделся, замечая вдалеке две фигуры и улыбаясь про себя, прежде чем увидел Курта, сидящего на их качалке, завернувшись в кокон из одеяла с отсутствующим взглядом, потерянным неизвестно где. В руках он держал чашку горячего шоколада, и, присмотревшись получше, Блейн разглядел, что на нём не было обуви, а только эти толстые носки с резиновой подошвой, чтобы не скользить, которые Курт продолжал носить зимой, невзирая на собственное утверждение, что они оскорбляют его эстетическое чувство.
Усмехнувшись, Блейн подошёл к нему и сел на качалку. Курт вздрогнул от неожиданности, но, как только понял, обернувшись, что это он, его черты смягчились. Он улыбнулся чуть потрескавшимися губами, его щёки раскраснелись от холода, а под нижней губой темнело едва заметное пятнышко шоколада. Блейн любил то, как на Курта действовала зима: необъяснимым образом, он казался ещё красивее, чем обычно, словно бы становясь частью окружающей природы с её холодными и бледными красками, ледяная лесная нимфа, способная, тем не менее, согреть его сердце.
– Эй, – сказал Блейн, прижавшись к мужу и положив голову ему на плечо.
– Эй, – эхом откликнулся Курт, грея руки об ещё дымящуюся чашку и свернувшись почти в клубок под одеялом.
- Замёрз? Хочешь, принесу ещё одно покрывало? – спросил Блейн, не видя, как Курт закатил глаза от очередного проявления его сверхзаботы.
– Нет, я в порядке, – ответил Курт, снова глядя в сад. Две фигуры остановились, вероятно, чтобы полюбоваться лёгкими хлопьями снега, начавшими падать вокруг них. С этого расстояния они казались счастливыми: Курт увидел, как один из них указал на снежинку, а другой рассмеялся, тут же приблизившись, чтобы заключить первого в объятья.
– Им хорошо вместе, – заметил Блейн, проследив за его взглядом. Курт слабо улыбнулся и поднёс чашку к губам, делая глоток.
– Да, – проговорил он тихо, отстранённым тоном. – Они так счастливы.
С минуту помолчав, Блейн протянул руки и взялся за его ноги, укладывая их на свои. Курт довольно завозился, устраиваясь поудобнее на сидении, покачивающемся под их тяжестью медленно и плавно, как падающий снаружи снег.
– Разве ты не рад за него? – спросил Блейн, лениво поглаживая его ступни и щиколотки.
– Конечно, рад! – воскликнул Курт, поражённый вопросом. – С тех пор, как не стало мамы, я всегда переживал, что он может остаться один.
– Тогда, что не так? – испытующе глядя на него, спросил Блейн. – Ты боишься, что Кэрол заставит его забыть её?
– Нет, нет… это… не то, – помотал головой Курт, снова поднося к губам чашку.
– Что же тогда? – не успокаивался Блейн, погладив одной рукой его щёку. Курт инстинктивно потянулся к этому прикосновению, наслаждаясь теплом ладони напротив замёрзшей кожи его лица. Вокруг стояла такая тишина, что даже говоря полушёпотом, ему казалось, будто он кричит, как если бы каждое слово приобретало большую силу и важность перед неподвижностью мира вокруг них.
– Я смотрю на них… и думаю. О нас, – сказал он и, найдя руку Блейна, поцеловал ладонь, пока тот продолжал поглаживать его щёку. Блейн коротко улыбнулся.
– Что ты имеешь в виду?
– Что они, или Финн и Рейчел, даже твои родители иногда… я смотрю на них и вижу нас с тобой в другой жизни. Где мы встречаемся после многих лет, проведённых врозь, как Кэрол и мой отец; или влюбляемся ещё в школе, опровергая дурные предсказания, как Финн и Рейчел. Вижу вещи, которые мы могли бы сделать, если бы всё было иначе.
Блейн смотрел на него с выражением между завороженным и задумчивым: ему не стало грустно от этого признания, но, в сущности, и Курт не казался печальным. Это была, скорее, меланхолия, парадоксальная ностальгия по тому, чего они не знали и, следовательно, не должны были испытывать тоски. Словно они только что свернули на перекрёстке дорог, и теперь задавались вопросом, что бы случилось, если бы они выбрали другой путь, даже сознавая, что не сумеют узнать этого наверняка.
– В случае с Финном и Рейчел, я Финн. Популярный квотербэк, жертвующий репутацией ради любви. Обожаю клише, – шутливо заявил Блейн, получая локтем в бок от притворно оскорблённого Курта.
– А мне, значит, остаётся Рейчел… свитера с животными и юбки в клеточку, болтушка, стоящая внизу социальной лестницы? – поинтересовался он, выгнув бровь.
– Ух ты, а ведь она считает себя твоей лучшей подругой! – заметил Блейн осуждающе. – Наверное, ей не следовало рассказывать тебе так детально о своём трагическом прошлом в лицее.
– Наверное… – отозвался эхом Курт, опустив взгляд на чашку, становящуюся постепенно холодной в его руках. Воцарившееся молчание обозначило конец шутливого момента, который растворился, затуманенный мыслями, заполонившими головы обоих. На самом деле, это было очень шумное молчание.
– И что бы мы делали в этой другой жизни? – спросил Блейн с искренним любопытством, как если бы Курт должен был рассказать ему сюжет некой истории. В каком-то смысле, так и было. Курт наклонился, ставя чашку на столик рядом с ними, а потом уселся, прислонившись к груди Блейна, и подождал, когда тот его обнимет. Почувствовав, как рука мужа заботливо поправила на нём одеяло, он тихонько улыбнулся сам себе.
– Я ходил бы в школу, естественно, – начал он. – Может, в МакКинли, как Рейчел, а значит, обязательно выступал бы против тебя на каких-нибудь соревнованиях.
– И вот так бы мы познакомились? Не слишком интригующее начало! – сказал Блейн, рассеянно лаская его плечо.
– Ну, Рейчел мне рассказывала, как однажды она направила к вам шпиона…
– Что?! – вскрикнул Блейн, слегка отстранившись, чтобы взглянуть на него с оскорблённым выражением.
– Упс, кажется, это был секрет. Ну, неважно… сделаем так, будто она послала меня. И шагая по коридорам, весь такой смущённый и потерянный в поисках репетиционного зала…
– … ты бы остановил меня и сказал: «Простите, могу я задать вопрос? Я тут новенький…», а я притворился бы, что поверил, – закончил Блейн за него, подавив усмешку. Курт пихнул его плечом, вновь устраиваясь в его объятиях.
– А потом ты взял бы меня за руку, вот так, не задумываясь… – продолжил он, глядя вдаль.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |