|
упоминавшейся выше «историко-этнографические области». Под этнографическими группами принято понимать те локальные (внутренние) подразделения этноса-народа, у которых имеются отдельные специфические элементы культуры. Очевидно, однако, что различие в таксомическом уровне (более низком, чем у этноса) не может служить критерием для разграничения между этническими и этнографическими общностями. Ведь под второй разновидностью этнографических общностей — историко-этнографической областью обычно понимается ареал, охватывающий несколько этносов-народов из, т. е. категория, имеющая в пространственном плане более высокий таксономический ранг, чэм этнос.
Поэтому представляется целесообразным за основу разграничения этнических и этнографических общностей принимать не таксономические различия пространственного характера, а общий качественный критерий. Таковой, на наш взгляд, достаточно отчетливо проступает при сопоставлении понятий «этнос» и «историко-этнографическая область». Будучи, как и этнос, комплексной (многокомпонентной) культурной общностью, историкоэтнографическая область отличается от него тем, что она обычно не осознается людьми, составляющими ее, т. е. не обладает самосознанием [299]. Данный показатель, на наш взгляд, и должен служить основным критерием при разграничении этнических и этнографических общностей вообще. Для этого имеются тем большие основания, что в таком случае название «этнографическая общность» будет прямо выражать возможность выявления подобных общностей главным образом путем специального этнографического исследования. Приложение же этого критерия к термину «этнографическая группа», в свою очередь, позволяет отграничить обозначаемые им общности от тех отмеченных специфическими чертами культуры совокупностей людей внутри этносов, которые обладают самоназванием. Именно такого рода этнические подразделения предлагается, как уже говорилось, именовать субэтносами 11г\ И, следовательно, поморы и различные группы казаков, обладающие самосознанием, будут представлять собой субэтносы русского народа, а северные и южные русские — его этнографические группы.
Следует, в свою очередь, различать внутриэтнические историкоэтнографические общности (этнографические группы) от общностей межэтнических, охватывающих несколько этносов. В последнем случае под ними, как уже отмечалось, понимаются части ойкумены, у населения которых в силу общности социально-экономического развития, длительных связей и взаимного влияния сложились сходные культурно-бытовые черты П6. Эти черты проявляются как в материальной, так и в духовной традиционной культуре, особенно в тех ее элементах, что несут эстетическую нагрузку. Нередко такого рода черты в значительной мере обусловлены природной средой (не случайно историко-этнографические общности подчас в большей или меньшей степени совпадают с географическими ареалами). Еще один путь возникновения историко-этнографических образований — трансформация метаэтнополитических общностей в результате утраты ими своих государственных функций и самосознания.
Одна из характерных черт генезиса историко-этнографических общностей состоит в том, что все они формируются на протяжении длительных периодов времени в ходе культурной интерференции соседних народов. В силу этого структура таких общностей многослойна, а границы лабильны. Для этих образований присуще также сохранение основных черт культуры на протяжении многих поколений. Их скорее следует именовать «традиционно-культурными» (и такое наименование, на наш взгляд, предпочтительнее). Представляется также важным учитывать, что в пространственном плане традиционно-культурные общности имеют разные таксономические уровни. Соответственно среди них возможно выделение наиболее крупных единиц — «провинций», которые охватывают целые части света или большие группы соседствующих стран, и меньших — «областей», в свою очередь дробящихся на подобласти и небольшие историко-культурные регионы [300], а в конечном счете па этнографические группы. Таким образом, складывается своеобразная иерархия историко-этнографических (традиционно-культ\ рных) общностей: этнографическая группа, историко-этнографическая область и историко-этнографическая провинция. Например, Юго-Восточноазиатская провинция, по наблюдениям специалистов, на рубеже XIX—XX вв. включала Западноипдокитайскую (Бирма, Таиланд), Восточноиндокитайскую (Лаос, Камбоджа, Вьетнам), Западноиндонезийскую (Малайзия, Суматра, Ява, Мадура, Бали, Калимантан и соседние острова), Восточноиндонезийскую (весь остальной Малайский архипелаг) и Филиппинскую области. Другой пример — Сибирская историко-этнографическая провинция. В ней выделяются такие области, как Яма л о-Т аймырская, Западносибирская, Ал тае-Саянская, Восточносибирская, Камчатско-Чукотская и Амуро-Сахалинская [301].
Впрочем, определение критериев для разграничения всех уровней историко-этнографических (традиционно-культурных) общностей — задача весьма сложная. Это обусловлено уже упоминавшейся генетической и структурной многослойностью таких образований, размытостью их границ.
Наряду с такого рода «многофакторными» общностями могут быть выделены, так сказать, «однофакторные» историко-культурные ареалы. Основная системообразующая роль в них принадлежит отдельным компонентам культуры, причем эти компоненты в той или иной мере налагают свой отпечаток и на другие её традиционно-бытовые сферы; вместе с тем в отличие от однофакторных метаэтнических общностей рассматриваемые историко-культурные ареалы не обладают четким самосознанием. В тех случаях, когда в качестве системообразующего фактора выступает язык, эти ареалы могут быть названы лингвоэтнографическими (такие ареалы могут возникнуть на базе метаэтнолингвистических общностей), когда же религия, — конфессионально-этнографическими. Могут играть системообразующую роль и типы традиционного хозяйства — в таком случае мы будем иметь хозяйственно-культурные ареалы (не следует смешивать с хозяйственно-культурными типами[302], поскольку каждый хозяйственно-культурный ареал представляет конкретное выражение того или иного из таких типов).
Подобно этникосам историко-этнографические (традиционно- культурные) общности «пересекаются» с определенными социально- экономическими (как отдельными социальными организмами, так и целыми группами социальных организмов, принадлежащих к одной социально-экономической формации). Например, Африканская тропическая историко-этнографическая провинция, включающая часть континента южнее Сахары, еще в недавнем прошлом состояла из отставших в своем социально-экономическом
отношении стран, являвшихся в подавляющем болыпипстве колониями европейских держав 120. В результате синтеза историкоэтнографических (традиционно-культурных) и социально-экономических общностей складываются особые образования, которые условно могут быть названы «социокультурными регионами» 121.
Таким образом, можно выделить две основные разновидности историко-культурных образований: этнические и историко-этнографические (традиционно-культурные) общности. Каждая из них имеет несколько таксономических уровней и, пересекаясь с социальными общностями, образует «синтетические» этносоциальные и этнографосоциальные (или социокультурные) единицы; кроме того, историко-этпографические общности (так же, как и метаэтнические) могут быть подразделены на «комплексные» (многофакторные) и «однокомпонентные» (однофакторные).
В каждый данный момент взаимопересечепие огромного числа этих общностей самого различного вида образует сложную сеть, представляющую как бы пространственное строение культуры всего человечества. Во временном плане данная сеть, как и ее составляющие, основой которых, как правило, является традиционная культура, отличается значительной устойчивостью. Большинство из этих составляющих существует довольно длительное время, некоторые даже на протяжении нескольких социально- экономических формаций.
Необходимо подчеркнуть, что, несмотря на свою устойчивость, все историко-культурные общности (как этнические, так и исто- рико-этнографические) представляют собой динамические явления, подверженные в той или иной мере изменениям во времени. Такие изменения нередко сопровождаются трансформацией одного вида этих общностей в другой. Так, у этнографической группы может появиться сознание общности (самосознание) этнического характера, иона в таком случае превратится в субэтнос; в свою очередг субэтнос, утратив такого рода самосознание, может трансформироваться в этнографическую группу. Аналогичные превращения могут также иметь место между метаэтническими общностями и теми видами историко-культурных макрообщностей (в том числе историко-этнографических), которые не обладают этническим самосознанием (например, этнографолингвистическая общность, приобретая самосознание, становится метаэтнолингвистической). Возможны также трансформации противоположной направленности. Этническая история человечества знает немало подобных превращений, но об этом речь пойдет несколько позднее, после более детального ознакомления с характерными чертами основных объектов нашего исследования — этнических общностей.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОСНОВНЫЕ КОМПОНЕНТЫ ЭТНОСА: ИХ СТРУКТУРА, ФУНКЦИИ И СРЕДА
*
Очерк пятый КУЛЬТУРА И ЕЕ ЭТНИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ
При выяснении наиболее существенных, неотъемлемых свойств этноса как единого целого не представлялось возможным вдаваться в детальный анализ отдельных из них[303]. Иначе мы рисковали потерять целостное представление об этносе. Но при таком подходе неизбежно осталась в тени внутренняя структура этноса. Между тем без ее анализа невозможно получить сколько-нибудь отчетливое представление о роли отдельных компонентов этноса в его функционировании как целостной системы. Это и заставляет нас вновь вернуться прежде всего к рассмотрению вопроса об этнических функциях такой объективной основы этнических общностей, как культура. Решение этого вопроса в свою очередь во многом зависит от понимания самого феномена культуры.
В нашей, как и в зарубежной, обществоведческой литературе стало обычным при рассмотрении проблемы культуры сетовать на многозначность этого феномена. Действительно, в научных работах существует множество его определений [304].
Чем же обусловлено такое обилие дефиниций? Иногда в этой связи указывают на то, что оно «в известной мере объясняется... широтой использования данного термииа в конкретных дисциплинах» [305]. Однако этот ответ неизбежно порождает новый вопрос: чем вызвана подобная широта его использования? Отвечая на него, на наш взгляд, следует, в частности, иметь в виду, что в тех случаях, когда в качестве научного термина используется слово, взятое из какого-либо языка (даже мертвого), первичные значения этого слова могут оказывать определенное влияние на семантику самого термина; такое влияние особенно вероятно ожидать, если семантика научного термина формируется постепенно и первоначально стихийно, а слово, являющееся его прототипом одновременно широко употребляется в обиходном языке. Именно так и формировалась семантика термина «культура» [306]. И в силу этого на ней не могло не сказаться то обстоятельство, что как лексическая единица «культура» издавна имела весьма широкое значение [307]. Показательно, что хотя в качестве специального термина слово «культура» первоначально употреблялось в сравнительно узком значении «просвещенности, образованности, воспитанности», однако постепенно его семантика все более расширялась, оказавшись в конечном счете в той или иной форме сопряженной с понятием человеческой деятельности [308]. Иначе говоря, современное употребление слова «культура» в известном смысле возвращается к исходному, притом достаточно широкому значению этого слова.
Как же это произошло? Очевидно, в результате «подведения» под слово «культура» все новых значений, которые не противоречат его исходной семантике. Само же такое «подведение» оказалось возможным лишь потому, что при создании новых дефиниций «культуры» обычно шли от термина к тем или иным явлениям объективной реальности. Между тем, несмотря на распространенность этого подхода при определении содержания социальных терминов, его недостаточная корректность не требует особых доказательств [309].
Разумеется, в тех случаях (как это имеет место в рассматриваемом), когда уже существуют те или иные определения используемого термина, абстрагироваться от них невозможно. Поэтому прежде всего следует хотя бы в самых общих чертах ознакомиться с основными из имеющихся дефиниций «культуры». Очевидно, что простое их перечисление малорезультативно. Не случайно уже неоднократно делались попытки классификаций этих определений[310]. Такие попытки предпринимались и в пашей литературе. Правда, обычпо дело ограничивается указанием на наличие широких и узких дефиниций культуры. Причем последняя обычно сводится к духовной сфере общественного бытия [311]. Но встречаются и более «специализированные» их группировки [312]. Среди последних привлекает внимание классификация JI. Е. Кертмаиа — одна из наиболее основательных в нашей литературе. Им выделяется три группы определений культуры. Первая из этих групп, по era словам, охватывает определения, в которые «по существу включается вся жизнь общества» п. К данной группе причисляются все те дефиниции, в которых подчеркивается надорганический характер культуры. Ко второй группе отнесены те определения культуры, в которых она «трактуется как определенная сторона, часть, элемент общественной жизни»; при этом отмечается, что данный тип определений носит в большинстве случаев описательный характер [313]. Наконец, в особую группу выделены те случаи, в которых культура предстает «как явление абстрагированное, выделяемое из процесса только чисто аналитически» [314].
Первый из этих типов определений культуры условно назван JI. Е. Кертманом «антропологическим», второй — «социологическим», третий — «философским». При этом, очевидно, не обошлось без определенного влияния соответствующих традиций западной науки. Особенно это относится к наименованию первой группы. Оно в известной мере отражает тот факт, что «широкий» подход к культуре действительно характерен для зарубежной антропологической литературы, точнее говоря, для литературы
по культурной антропологии. Но такой подход по чужд и представителям других дисциплин [315], в первую очередь философии и социологии [316]. Правда, дополнительным аргументом в пользу рассматриваемого наименования может служить представление об аптропологип как о науке, посвященной до недавнего времени слаборазвитым народам, для которых характерна нерасчленен- ность общественного бытия [317]. Однако последнее обстоятельство не помешало как раз антропологам выступать с «расчлененными» определениями культуры. Так, сам автор рассматриваемой статьи приводит [318] известное определение культуры одного из основоположников антропологии Э. Тэйлора, представляющее длинный перечень отдельных элементов духовной жизни людей [319]. Показательно, что в статье эта дефиниция отнесена к числу социологических [320]. Весьма условно и само наименование «социологической» той группы дефиниций культуры, в которой к ней относятся лишь отдельные сферы или стороны (свойства) жизни общества. Подобный подход к проблеме не менее характерен и для многих других обществоведческих дисциплин (например, истории, искусствоведения, языкознания и т. п.). Не совсем понятен принцип выделения третьей, «философской», группы дефиниций культуры. Ведь использование абстрактных понятий характерно и для остальных двух групп, особенно первой. Характерно, что для иллюстрации определений третьей группы автор в первую очередь ссылается иа работы антропологов и социологов (0. Эванс-Притчарда, А. Крёбера, Т. Парсонса) [321].
Но, если таким образом имеются достаточные основания для объединения первой и третьей групп дефиниций культуры, то вторая из указанных групп, напротив, нуждается, на наш взгляд, в разделении. Дело в том, что в нее одновременно помещены определения культуры, критерием для выделения которых служат два существенно различных сечения жизни общества. В одних случаях — отдельные его сферы, т. е. имеет место «структурное» членение общества, в других определенные свойства, аспекты тех или иных социальных явлений, т. е. фактически дается их «функциональный» срез. Первый тип этих дефиниций обычно имеет описательный, дескриптивный характер. Наглядным примером в данном отношении могут служить уже упоминавшиеся определения культуры Э. Тэйлора. По его словам, таковая «слагается в своем целом из знаний, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и любых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества» [322]. Показательно, что сколь ни многочисленны перечисленные здесь сферы жизни общества, все они относятся лишь к духовной деятельности людей. Впрочем, н тогда, когда «структурные» дефиниции культуры включают также и результаты материальной деятельности, такие дефиниции обычно далеко не охватывают всех тех сфер жизни общества, которые в других подобных определениях относятся к рассматриваемому феномену. Об этом, в частности, может свидетельствовать понятие «культуры», предлагаемое английским социальным антропологом Б. Малиновским. Он включает в данное понятие «наследуемые изобретения, вещи, технологические процессы, идеи, обычаи и ценности» [323]. Достаточно сопоставить это определение культуры, например, с тем, которое дает тому же феномену другой английский социальный антрополог — А. Рэдклифф-Брауп, чтобы убедиться не только в несовпадении, но и в ограниченности обеих дефиниций в «структурном» плане. По А. Рэдклифф-Брауну, понятие культура охватывает «язык, верования, эстетические вкусы, профессиональное мастерство и всякого рода обычаи» [324]. Нередко при «структурном» определении культуры она спет циально противопоставляется другим сферам жизни общества, что делает особенно наглядным ее ограниченность «узкими» рамками. Так, в материалах ЮНЕСКО культура обычно ставится в один ряд с образованием и наукой. В других случаях культура просто отождествляется с такой сферой социального бытия, как духовная жизнь общества, из которой, однако, нередко исключается язык. Одним словом, среди «структурных» дефиниций есть как довольно широкие, претендующие, в частности, на охват многих сфер социального бытия и даже всей его духовной жизни, так и весьма узкие. При том даже самые широкие из этих дефиниций оставляют за своими рамками те или иные сферы, которые включаются в понятие «культура» другими ее «структурными» определениями. И в этом смысле все дефиниции культуры, принадлежащие к данной категории, могут быть отнесены к числу «узких», хотя степень «узости» у каждой из них весьма различна.
Что касается дефиниций культуры, в основу которых положены определенные свойства (функции) общественных явлений, то такого рода дефиниции в свою очередь можно разделить па две группы. Одна — это те определения, в которых выделяются какие-либо свойства социальной жизни, проявляющиеся в пределах определенного, ограниченного числа ее сфер (нередко даже одной). Другую группу представляют те случаи, когда определенное свойство в той или иной мере простирается на все сферы общественной жизни. Первая из этих групп может быть условно названа «дефинициями ограниченных спойсти», иторая — «дефинициями сквозных, универсальных свойств». К дефинициям первой группы, например, принадлежит утверждение, что культура — это «общий и принятый способ мышления и действия» (К. Юнг) [325], поскольку оно ограничивает культуру сферой мышления, делая акцент на такой его черте, как общепринятость. Другим примером «дефиниций ограниченных свойств» может служить представление о культуре, как о поведении, которому человек научился, а не получил биологически (Р. Бенедикт, Ф. Меррил) [326]; эта дефиниция связывает культуру тоже лишь с одной сферой — поведением п одной чертой — научением. Близко к этой точке зрения понимание культуры как сферы воспитательной и просветительской деятельности [327].
Есть и определения, так сказать, переходного характера от рассматриваемой группы к дефинициям универсальных свойств. К таковым, в частности, может быть отнесена точка зрения, согласно которой культура — это «организация феноменов, материальных предметов, действий, идей и чувств, состоящая из употребления символов или от них зависящая» (JI. Уайт) [328]. В этом определении, с одной стороны, в общей форме обозначены основные сферы жизни общества, с другой — выделяется одно объединяющее их свойство. И все же рассматриваемая формула, видимо, не дает оснований считать, что она имеет в виду все сферы жизни общества, предлагает «сквозное», универсальное для них свойство. Ведь очевидно, что в жизни общества не все явления непременно имеют символический характер — например, орудия труда; даже внешние проявления поведения могут не полностью укладываться в символические рамки [329]. Поэтому к разряду дефиниций «универсальных свойств» вряд ли правильно безоговорочно относить даже те определения культуры, в которых специфика таковой усматривается вообще лишь в том, что ее компоненты могут трактоваться как символы [330]. По нельзя не учитывать и другого: сами по себе подобные дефиниции нередко как раз и претендуют на выдвижение одного свойства социальной жизни в качестве универсального критерия культуры.
Дефиниции культуры, основанные на выделении «сквозных» свойств социальной жизии, в современной науке получают все большее и большее распространение. Одним из примеров этого может служить попытка свести сущность культуры к информации (10. М. Лотман) [331]. В этом же ряду стоит представление о культуре как о совокупности всех идей, воспринятых п осознанных людьми (Р. Осгуд) [332]. Следует упомянуть и мнение, что культура — это совокупность знаний, трактуемых в широком смысле, т. в' как в плане их содержания, так и производства и расиростране ния [333]. В интересующей нас связи заслуживает быть отмеченным и предложение считать, что культура — это духовная жизнь общества, понимаемая как сторона социального бытия (JI. Е. Керт- ман). Впрочем, при этом культура невольно ограничивается одной из сфер общества, ибо отождествляется с духовной жизнью, противостоящей обычно сфере материальной, lie случайно из понятия «культура» в рассматриваемом определении в конечном счете исключаются материальные ценности, а самому термину «материальная культура» отводится роль «специального понятия» [334]. Иными словами, рассматриваемая дефиниция культуры в конечном счете мало отличается от тех ее «узких» определений, при которых она сводится к духовным ценностям [335].
К разряду дефиниций «сквозных» свойств, на наш взгля, можно с известной условностью отнести определения, связывающие культуру с отдельными аспектами деятельности. Такова, например, трактовка культуры как творческой деятельности и ее результатов (В. М. Межуев, Н. С. Злобин п др.)[336], поскольку твор^ чество в конечном счете может рассматриваться как исходный момент любой деятельности и ее результатов.
В целом степень «широты» определений культуры типа «сквозных» свойств (функций) весьма различна. «Пронизывая» (но не включая) все сферы жизни общества, они в то же время могут иметь весьма широкий характер, охватывая целую сумму различных свойств социального бытия, или — сравнительно узкий, будучи ограниченными, одним—двумя его частными аспектами. Правда, даже в первом случае дефиниции культуры подчас несколько односторонни. Так определенная односторонность, в частности, отмечалась в дефиниции, сводящей культуру к творческой деятельности. Подчеркивание творческого характера культуры чрезвычайно важно, ибо она — прежде всего результат творческой активности людей. Однако далеко не все виды культурной деятельности можно считать творческими. «Любая деятельность общества — практическая и теоретическая, материальная и духовная— наряду с творческим аспектом включает в себя аспект функционирования», т. е. «простого» воспроизводства традиционных стереотипов культуры, и аспект усвоения культуры, т. е. овладения уже существующими знаниями [337]. Обращалось также внимание и на ограниченность такого критерия выделения культуры как целенаправленный характер деятельности. Объективные основания для ссылок на этот критерий несомненны, ибо деятельность людей есть целенаправленная активность. И все же следует учитывать, что на протяжении истории человечества развитие культуры нередко шло «экспериментальным» путем, конечные результаты которого могли не предвидеться заранее [338]V Впрочем, даже «узкие» дефиниции культуры, как правило, отражают те или иные реальные сферы и свойства (аспекты) жизни общества. Однако при этом обычно остается далеко не бесспорным обоснование того, почему именно данная сфера или данное свойство (а не другие) должно именоваться культурой.
От всех определений культуры, ограниченных отдельной сферой или отдельным свойством жизни общества (в том числе самых крупномасштабных), па наш взгляд, следует непременно отличать дефиниции глобального, всеобъемлющего характера. Как правило, в основе таких определений лежит представление о куль-.туре как о всей деятельности людей или совокупности всех ее ре- / зультатов. Такого рода определения получили в послевоенные годы значительное распространение в зарубежной, главным образом американской, литературе. Так, по А. Креберу культура это. «вся полнота деятельности общественного человека»[339]; по П. Сорокину — «все, что создано или модифицировано в результате сознательной или неосознанной деятельности двух или более индивидуумов, взаимодействующих или взаимно обуславливающих поведение» 30, по М. Герсковицу — «созданная человеком часть окружения» [340]; по Е. Рейтеру — «все материальное и нематериальное, что создано человеком» [341], и т. п. [342]
Имеют хождение подобные «глобальные» дефиниции в последнее время и в нашей литературе. Так, Ц. Г. Арзаканьян предлагает понимать под культурой «основные результаты материальной, духовной и художественной деятельности человека и общества, средства для практической реализации этой деятельности и саму ^эту деятельность...» [343] По определению А. А. Зворыкина, «куль- ТУРа — э?° все т0> что создано человеком, тт~отлидие^от^^шш4. чхо Создано природой» [344]. По мнению М. С. Кагана, культура — это «прт)Дуюгдеятельности общества», все, что «твор1гг*еубъект,‘осваиг вая мир объектов», а также «приемы, способы, процедуры, с помощью которых деятельность осуществляется» [345]. Впрочем, подчас такого рода определения культуры несколько «сужаются» за счет ограничения результатов только теми, что рассматриваются как определенные ценности, как достижения. Эта точка зрения, получившая довольно широкое распространение в нашей литературе, нашла отражение и в «Философской энциклопедии», где отмечается, что «культура есть совокупность достижений общества в его материальном и духовном развитии, используемых обществом, составляющих культурные традиции и служащих дальнейшему прогрессу человечества» [346].
Если дефиниции культуры «структурного» характера, как и «сквозных свойств», оставляют за своими пределами те или иные срезы социальной жизни, которые на основании других критериев могут быть отнесены к культуре, и в этом смысле все являются сравнительно узкими, то глобальные определения отличаются, так сказать, чрезмерной широтой. Это дает основание для того, чтобы усматривать главный недостаток таких определений в том, что они лишают понятие «культура» его специфического содержания[347]. Поскольку дефиниции этого рода фактически включают как все сферы, так и все стороны жизни общества, то это позволяет утверждать, что данное понятие не нужно [348].
Соответственно даже самые широкие определения культуры не должны иметь тотального характера. В данной связи среди появившихся в последние десятилетия в нашей литературе дефиниций культуры «сквозного» характера, на наш взгляд, особого внимания заслуживает предложение, принадлежащее Э. С. Маркаряну49. Согласно его трактовке, культура представляет собой ииецифдче- ский способ деятельности людей и ее результаты (или только способ деятельности). По мысли Э. С. Маркаряна, общество и культура — равноправные аспекты единого целого (социальной системы, социального организма). Он пишет в этой связи: «При решении проблемы взаимоотношения общества (в узком смысле) и культуры теоретически правильным и методологически плодотворным может быть лишь такое их понимание, при котором соотношение понятий «общество» и «культура» рассматриваются не как соотношение части и целого, а как выражение двух различных сторон, планов органически единого и генетически одновременно возникшего целого...» 50. При этом, по его мнению, термин «культура» фиксирует внимание па содержании кооперированной деятельности людей, на используемых ими средствах и механизмах, тогда как термин «общество» отражает морфологический аспект этой деятельности, специфику социального строения человеческих объединений [349]. Предложенная Маркаряном трактовка культуры получила определенное распространение в нашей научной литературе последних лет 52. Вместе с тем эта трактовка вызвала определенное возражение. В частности, по мнению JI. Е. Кертмана, «такое понимание не является плодотворным, во всяком случае для исторического исследования в области культуры» [350]. Основной аргумент при этом — сомнения в возможности того, что отдельные компоненты общественной жизни людей могут не относиться к обществу, как часть к целому [351]. Но ведь у Маркаряна речь идет не о компонентах, не о частях, а об одной, хотя и «универсальной» стороне целого — социальной системы [352]. Не дает также оснований трактовка Э. С. Маркаряном культуры рассматривать ее в качестве «всеобъемлющей» и тем самым лишенной специфики. И все же предлагаемое им решение проблемы открывает определенные возможности для критики. Прежде всего это относится к использованию термина «общество» для обозначения одного из аспектов социального бытия. Ведь при всей многозначности слова «общество» оно во всемирно-историческом контексте обычно употребляется для обозначения либо основных самостоятельных единиц социального развития, либо всего человечества как социальной целостности. В этих значениях данное слово, на наш взгляд, и следует использовать при выделении культуры в качестве одного из основных аспектов социальной жизни бв. Тем самым, кстати сказать, будет устранен повод для сомнения относительно правомерности рассматривать «культуру» в качестве равноправного «обществу» ингредиента социального бытия. Следовательно, в интересующей нас связи речь, очевидно, должна идти о том, что в каждом «обществе» как социальном организме, так и во всем человеческом обществе могут быть выделены два важнейших аспекта: с одной стороны, присущая обществу система социальных отношений, с другой — способ деятельности составляющих его коллективов, который трактуется Э. С. Маркаряном как система средств и механизмов функционирования общества [353]. Таким образом, одной стороной жизни общества, притом основной, выступают социальные явления в узком значении этого слова [354], другой — если принять предложение Э. С. Маркаряна — культура [355].
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |