Характером производственных отношений в конечном счете и определяется тип общества.
Соответственно главным_критерием^выделения_такой важнейшей социальной ячейки, как классы, марксизм-ленинизм считает отношение людей к средствам производства. Именно этот момент подчеркивает данная В. И. Лениным характеристика классов, как больших групп людей, различающихся «по их месту в исторически определенной системе общественного^ производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают» [108]. С момента возникновения классов они выдвигаются в жизни общества на передний план. Поэтому деление на классы приобретает в ней гораздо большее значение, чем принадлежность людей к иным социальным общностям. Соответственно важнейшее требование научного изучения классовых обществ сводить корни общественных явлений «к интересам определенных классов» [109].
Производственно-экономической [деятельностью, играющей важнейшую роль в жизни общества, деятельность людей, однако, не ограничивается. Она включает, например, и такие виды деятельности, как общественно-политическая, научно-теоретическая, ху- дожественно-эстетическая. Во всех видах деятельности осуществляется общение между людьми, без которого, собственно, невозможна общественная практика[110]. Совокупность же складывающихся при этом общественных отношений [111] вместе с базирующимися на них институтами и представляет содержание каждой конкретной социальной системы как реально функционирующей и развивающейся целостности. При этом нередко социальная система выступает как носитель общих интересов, играющих для нее роль своеобразного системообразующего фактора. Как указывали К. Маркс и Ф. Энгельс, «интерес, — вот что сцепляет друг с другом членов гражданского общества»[112]. Такого рода специфические интересы социальной общности могут быть осознаны или не осознаны индивидами, входящими в данную общность, но они во многом и предопределяют их поведение [113].
Отправные представления о «социальных общностях» также во многом зависят от того значения, которое вкладывается в сами понятия «социальное», «социальные отношения». В нашей современной литературе эти понятия обычно рассматривают в двух планах: в широком и узком [114]. В первом случае «социальными» именуются все общественные явления. Иными словами, сюда включаются явления экономические, языковые, политические, национальные, правовые, нравственные, эстетические и т. д. Во втором случае86 под «социальными» понимаются лишь отношения между основными элементами социальной структуры общества[115]: прежде всего классами, а также социальными группами, стоящими вне классов, и внутриклассовыми социальными слоями. При этом существует мнение, что не только в первом, но и во втором случае имеется в виду, что социальные отношения охватывают все отдельные виды общественных отношений, как бы синтезируя их [116], разумеется, лишь в сфере взаимодействия основных элементов социальной структуры общества. Очевидна и необходимость терминологического разграничения указанных двух значений слова «социальный»; в ожидании соответствующих предложений представляется целесообразным для его первого (широкого) значения использовать слово «общественный» [117].
Обобщающий типологический подход к общественным явле- ниям~наиболее яркое и законченное воплощение получил в марксистском учении о социально-экономических формациях, критерием выделения которых и служат, как известно, определенные производственные отношения. Именно это имел в виду В. И. Ленин, когда писал, что исторический материализм Маркса «дал вполне объективный критерий, выделив производственные отношения,
как структуру общества, и дав возможность... обобщить порядки разных стран в одно основное понятие общественной формации» [118].
Что касается типологической характеристики остальных ма- кросоциальных единиц, то в нашей научной литературе не до конца преодолены трудности терминологического порядка, связанные с обозначением основных из этих единиц, т. е. тех, что выступают в качестве самостоятельных ячеек социального развития.
Обычно для обозначения такого рода единиц применяется слово «общество». Однако это слово многозначно. Одно из его значений — совокупность всех людей. Употребляется оно и в смысле, близком к понятию «социально-экономическая формация» (феодальное общество, капиталистическое общество и т. д.). К тому же это слово довольно плохо принимает множественное число [119].
Не бесспорно и предложение употреблять в интересующей нас связи термин «страна». Явно доминирующая роль пространственнотерриториального значения делает этот термин, на наш взгляд, малопригодным для обозначения единиц самостоятельного социального развития [120]. К тому же он довольно неопределенен. Не случайно его иногда характеризуют как завуалированный синоним государства [121]. Что касается самого термина «государство», то он тоже не однозначен. Его основное значение в марксистской литературе — это «машина для поддержания господства одного класса над другим» [122]. Но в таком значении данный термин, естественно, не может выступать в роли символа, обозначающего макроединицу социального развития. Правда, более^приемлемо использование для этой цели второго значения слова^«государство», когда под ним подразумевают конкретную территориальную общность людей, на которую простирается власть определенной политической организации экономически господствующего класса [123]. Однако не следует забывать, что при первобытнообщинном строе государства как особого органа власти, отдельного от народа, не существовало. В силу этого слово «государство» (и во втором своем зпачении) имеет исторически ограниченный характер.
В свете всего сказанного привлекает внимание попытка Ю. И. Семенова ввести общий для всех исторических эпох термин, специально обозначающий самостоятельные единицы социального развития. Он предложил именовать такого рода единицы «социальными организмами». При этом социальные организмы родового общества характеризуются им как социально-бытовые, а классового — как социально-политические [124].
Предложение Ю. И. Семенова не осталось незамеченным. Понятие «социальный организм» постепенно стало появляться на страницах наших научных изданий [125]. Но вместе с тем обнаружилась и другая тенденция: несколько настороженное отношение к этому понятию [126]. В известной мере, очевидно, сказывается как «биологическое» происхождение слова «организм», так и то, что понятие «социальный организм» было широко использовано фи- лософами-позитивистами. Однако, несмотря на все это, В. И. Ленин, как известно, считал возможным употреблять это понятие [127].
Разумеется, используя категорию «социальный организм», следует учитывать принципиальные отличия социального уровня системной организованности от уровня развития биологических систем [128]. В интересующей нас связи особенно важно подчеркнуть, что в иерархии биологических систем организменной является только одна ступень[129]. Между тем в социальной сфере в^ силу условности употребления в ней понятия «организм» [130] этим понятием может быть, очевидно, названа каждая система, в большей или меньшей степени отвечающая представлению о самовоспроиз- водящейся целостности. В этом смысле организмом” является '^и
семья, и община, и город, и т. д. Поэтому очень существенно условиться о критериях выделения во всей иерархии социальных систем организменного уровня. 10. И. Семенов определяет такой критерий лишь в самой общей форме, говоря о социальном организме «как самостоятельной единице социального развития» [131]. Уточняя этот тезис, В. И. Козлов отмечает, что данный «термин следует прилагать лишь к тем социальным образованиям, которые могут существовать и развиваться независимо от других. Это условие связано прежде всего с определенными размерами социальных образований» [132]. Действительно, как правило, наибольшей степенью независимости обладают макроединицы социального развития. И все же на этом основании, на наш взгляд, было бы поспешно заключать, что в иерархии социальных общностей организмами непременно являются единицы самого высшего уровня. Представляется очевидным, что для функционирования социальной общности как организма необходимы не только его «внешняя» независимость, но и внутреннее единство. Между тем самые «высшие» по своему уровню социальные единицы далеко не всегда обладают достаточно устойчивым единством. Подобные макросо- циальные общности фактически представляют собой всего лишь систему социальных общностей основного уровня — социальных организмов [133].
Каковы же конкретные типы «социальных организмов»? Очевидно, что для разных этапов всемирно-исторического процесса они не оставались неизменными.
Первое объединение людей — первобытное стадо — еще не представляло подлинного социального организма. Будучи формой, переходной между зоологическим объединением, с одной стороны, и «готовым» человеческим обществом — с другой, оно представляло собой биосоциальное образование [134]. На рубеже между ранним и поздним палеолитом первобытное стадо превратилось в первобытный род. При этом основной производственной ячейкой становится родовая община (или родовая коммуна) [135], которая вместе с родом па ранней стадии первобытного строя была главной социальной единицей [136]. На поздней же стадии первобытного строя (а но мнению некоторых исследователей, лишь на стадии его разложения) [137] высшей единицей социального развития становится племя, объединявшее несколько экзогамных
родов и обладавшее общими органами власти. Такое племя, очевидно, и следует рассматривать в качестве социального организма, ибо для него характерна не только значительная независимость, но и внутреннее единство. Правда, с момента возникновения союзов племен отдельное племя перестает быть высшей социальной макроединицей. Однако и в этом случае племя, судя по всему, продолжало играть роль социального организма, так как союзы племен обычно не обладали достаточно устойчивым внутренним единством.
Характеризуя племя как социальный организм первобытности, следует особо подчеркнуть, что его целостность в значительной мере обеспечивалась определенными органами власти. По эта власть еще не имела политического характера. Для удобства такого рода общности, на наш взгляд, могут быть определены как «потестарные» (от лат. «potestas» — власть). Соответственно племена, обладающие органами власти, можно условно именовать «социалыю-потестарными организмами».
Что касается социальных организмов классовых формаций, то предложение 10. И. Семенова определять их как социально- политические общности представляется в общем приемлемым. Необходимо лишь одно уточнение. Дело в том, что Ю. И. Семенов под социально-политическим организмом понимает не только государственные образования, но и народы. Между тем если представление, что государство — политическая общность бесспорно, то причисление к таковым и народов представляется неправомерным. Ведь если государственные границы рассекают территорию расселения народа на части, то народ, естественно, не представляет целого «организма». Но, как известно, народы далеко не всегда полностью «вписываются» в границы одного государства. Поэтому понятие «социально-политический организм», на наш взгляд, следует употреблять лишь для обозначения государственных образований.
Итак, социальный организм имеет два основных стадиальных типа: один из них — «социально-потестарный» — характерен
для первобытнообщинного строя, другой — «социально-политический», или «государственный», — присущ классовым формациям.
Наряду с социальными организмами в качестве общественных макроединиц выступают и историко-культурные общности. Впрочем, их характеристика во многом зависит от трактовки термина «культура». Как известно, все многочисленные определения культуры могут быть с определенной условностью разделены на широкие и узкие. Нами отдается предпочтение широким ее определениям, которые получают в последнее время все большее признание у иаших культурологов [138]. К обоснованию такой трактовки культуры мы еще вернемся ниже, здесь же лишь отметим, что при подобном подходе в культуру включается не только объективированный труд (в предметной форме и в форме фиксированного в сознании людей опыта), но и непосредственные проявления самой направленной деятельности людей, выраженной в их действиях и поступках.
Как и «собственно социальные» компоненты общественной жизни, культура, несомненно, должна рассматриваться и в историко-стадиальном плане и в плане фиксации конкретной общности в определенном пространственно-временном континууме.
В первом случае, например, в соответствии с делением истории человечества на социально-экономические формации выделяются «формационные» типы культуры (первобытнообщинная, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая, социалистическая). Внутри каждого из этих типов при историко-стадиальном подходе в свою очередь могут быть выделены подтипы (например, раннекапиталистическая культура).
Региональный же подход позволяет выделить локальные общности культуры (локальные культуры). Такой подход обнаруживает, однако, чрезвычайное многообразие пространственно ограниченных систем. Это обусловлено тем, что системообразующую роль может выполнять почти каждый из огромного множества компонентов, входящих в существующую в данный момент куль- туру. Такую роль* например, одновременно могут играть и язык* и архитектурный стиль, и определенный вид пахотного орудия* и т. п. При этом в пределах определенного пространства создается обширная сеть взаимопересекающихся и к тому же неравновеликих культурных общностей. Вместе с тем системообразующую функцию выполняют и целые внутренне связанные блоки компонентов культуры — культурные комплексы. На их основе могут быть выделены исторически сложившиеся пространственно-
культуре. — Тр. VII МКАЭН. М., J.967, т. 4; Маркарян Э. С.^Очерки теории культуры. Ереван, 1969, с. 61 и сл.; Коган JI. Н. Духовное производство и культура. — В кн.: Вопросы духовной культуры советских рабочих. Свердловск, 1969, вып. 1, с. 3 и сл.; Маркарян Э. С. Место и роль исследования культуры в современном обществознании. — ВФ, 1970, № 5, с. 101—111; МежуевВ. М. Марксистский историзм и понятие культуры. Автореф. канд. дисс. М., 1971; Чебоксаров //. Чебоксарова И. А. Народы, расы, культуры. М., 1971, с. 164; Маркарян Э. С. Вопросы системного исследования общества. М., 1972; Арнольдов А. И. Социалистическая культура; теория и жизнь. — В кн.: Идеологическая борьба и совре- менная^культура. М., 1972, с. 57; Соколов Э. В. Культурами личность. JI., 1972, с. 38 и сл.; Маркарян Э. С. О генезисе человеческой деятельности и культуры. Ереван, 1973, с. 41; Мансуров Н. С. Вместо вступления. Проблема культуры в социологическом исследовании. — В кн.: Социологические проблемы культуры. М., 1976, с. 3; Основы марксистско-ленинской теории культуры. М.: Высшая школа, 1976, с. 21 и сл.; Межу ев В. М. Культура и история. М.: Политиздат, 1977; Давидович В. Е., Жданов Ю. А.
^Сущность культуры. Ростов: Изд.-во Ростовского ун-та, 1979; Злобин Н. С. Культура и общественный прогресс. М., 1980; Келле В. Ж., Ковалъзон М. Я. Теория и история. М.: Политиздат, 1981, с. 241 и сл.
определенные Макроструктурные сДишщм культуры. Эти общности, разумеется, должны рассматриваться в соответствующем социально-историческом контексте. Любая их абсолютизация чревата произвольными построениями подобными тем, что столь характерны, например, для представителей «диффузионистского» направления в культурологии (Л. Фробениус, Ф. Гребнер, Э. Смит) или «циклических» теорий развития общества (О. Шпенглер, А. Тойнби)[139].
Рассмотрение культурпых ареалов как исторических категорий позволило советским этнографам М. Г. Левину и Н. Н. Че- боксарову выделить две своеобразные разновидности таких общностей: хозяйственно-культурные типы и историко-этнографические области. В первом случае имеются в виду «исторически сложившиеся комплексы особенностей хозяйства и культуры, харак терные для народов, обитающих в определенных естественно-географических условиях, при определенном уровне их социально- экономического развития»[140]. Под историко-этнографическими областями понимаются части ойкумены, у населения которых в силу общности социально-экономического развития, длительных связей и взаимного влияния сложились сходные культурно-бытовые особенности [141]. Одну из специфических разновидностей исторически сложившихся культурных комплексов представляют, как мы увидим, и этнические общности, но об этом ниже. Здесь же лишь отметим необходимость учитывать наличие разномасштабных уровней типологизации историко-культурных общностей [142], в результате чего создается их своеобразная иерархия [143].
Наряду с социальными (в широком смысле слова) общностями, так сказать, макроуровня (социальными организмами, или историко-культурными образованиями, сопряженными в целом с социальными организмами) представляется обоснованным выделение больших социальных групп, функционирующих одновременно
в различных частях того или иного социального организма. К таким группам наряду с социально-экономическими (классы, слои, группы) и этническими общностями предлагается относить также и «демографические группы (например, женщины, молодежь), в том случае, если их объединяет общность специфических социальных характеристик (например, ролей), определенное место в социальной структуре» [144]. От этих общностей предложено отличать социальные группы «локального» характера: поселенческие, семейные и т. п.[145]
Нередко среди социальных образований выделяют в качестве особой категории «исторические общности». Между тем общеизвестно, что все социальные явления, в том числе социальные общности, складываются в ходе исторического процесса[146]. Более того, уже давно стала очевидной несостоятельность деления прошлого человечества на историческое и доисторическое (протоисторическое) время[147], отвергнуто сложившееся еще в эпоху колониальной экспансии Европы противопоставление «исторических» народов «неисторическим». В этом смысле все социальные общности являются историческими. Однако в нашей научной литературе до недавнего времени исторические общности сводились преимущественно к таким социальным образованиям, как племя[148], народность[149], нация, к которым иногда добавляется род[150]. Кроме того, как известно, в последнее время среди исторических общностей особо выделяется такое, сложившееся в нашей стране образование, как советский народ. Вместе с тем постепенно к числу исторических стали относить и другие устойчивые общности [151]: класс, семью и т. п.[152] В последнее время появились и попытки дифференцированного подхода к трактовке понятия «историческая общность». В частности, предложено к социально-историческим (историческим) относить только те общности, которые возникают, развиваются и отмирают исключительно в силу естественноисторического процесса, независимо от того, осознают и желают этого люди или нет. При этом в число социально-исторических общностей не включаются те устойчивые объединения, которые сознательно создаются для достижения определенных целей [153]. Соответственно в качестве таких общностей для примера называются государство и партия, а к социально-историческим общностям причисляются класс и нация, а также семья [154]. Впрочем, иллюстрации эти, на наш взгляд, не вполпе корректны, ибо, например, решающая роль в возникновении государства принадлежит все же не желаниям людей, а естественноисторическим факторам; наоборот, в возникновении каждой конкретной семьи желания людей (особенно в современных условиях) играют немалую роль.
И все же, разумеется, «историзм» у разных социальных общностей далеко не одинаков. В этой связи привлекают внимание возможности, открываемые разграничением филогенетического и онтогенетического аспектов проблемы. В филогенетическом плане подавляющее большинство социальных общностей является историческим, ибо в той или иной конкретной форме каждый данный тип (род) таких общностей обычно более или менее длительное время существовал в прошлом. Иное дело, если какая-либо конкретная социальная общность рассматривается в плане онтогенеза. В этом случае оказывается, что многие отдельно взятые социальные общности существуют сравнительно небольшой исторический период (например, та или иная семья, данный производственный коллектив, общество людей, объединяемых каким- либо хобби, и т. п.). И это дает определенные основания для выделения в качестве «исторических» тех социальных общностей, для каждой из которых не только в филогенетическом, но и в онтогенетическом отношении типична устойчивость, значительная историческая протяженность [155], простирающаяся, как правило, на несколько или по крайней мере на одну социально-экономическую формацию. В данной связи показательна, в частности, попытка А. Ф. Дашдамирова проиллюстрировать на конкретных примерах различие между историческими общностями филогенетического и онтогенетического характера. В первом случае он указывает наряду с нацией и классом также семью, производственную ячейку и т. п., а во втором ограничивается перечнем: «класс, нация, народ (трудящиеся массы), устойчивые национально-государственные образования»[156]. Конечно, оба перечня, на наш взгляд, могут быть существенно пополнены, в частности в последний можно, например, включить род, племя, народность, касту, сословие, многонациональное государство. Но гораздо важнее другое: вытекающая из всего сказанного сама возможность постановки вопроса об употреблении понятия «историческая общность людей» в широком (филогенетическом) и узком (онтогенетическом) значении.
Характеризуя общности людей, мы, очевидно, не вправе ограничиваться рассмотрением лишь их социальных объединений в широком смысле этого слова. Ведь, как уже отмечалось, человек подчиняется не только законам общественного развития, но и биологическим законам[157]. Хотя определяющим является социальное начало, значение которого в процессе поступательного развития человечества непрерывно возрастает, однако человек остается частью природы. И это неизбежно накладывает свою печать на всю жизнь людей.
Одним из основных типов биологических (антропологических) подразделений людей являются, как известно, расы, на которые распадается все ныне живущее человечество, представляющее, с биологической точки зрения, один вид — Homo sapiens. Расы отличаются друг от друга прежде всего внешними, фиксируемыми обыденным сознанием, физическими признаками — цветом кожи, болос, глаз, формой носа, чертами лица, ростом, формой черепа и др. Наряду с этими внешними признаками расы обладают такими скрытыми от простого наблюдения чертами, как серологические, дерматоглифические, одонтологические и многие другие биологические особенности людей. Все эти особенности — наследственны и сравнительно мало изменяются в результате непосредственного влияния среды, хотя своим происхождением в значительной степени обязаны воздействию на ряд поколений географических условий в глубокой древности. Соответственно всех представителей одной расы объединяют генетически унаследованные свойства и, стало быть, каждая раса представляет собой общность- объединение, основанное прежде всего на диахронных связях. Эти связи уходят в далекое прошлое ко времени палеолита, когда в ходе расогенеза сформировались основные современные расы. [158] Вместе с тем в межпоколенном воспроизводстве расы важнейшая роль принадлежит синхронным связям: репродуктивным отношениям между ее членами.
При научной (антропологической) классификации населения мира принято выделять так называемые большие расы (их обычно насчитывают не менее трех: негроидная, европеоидная, монголоидная), просто расы, или малые расы (их насчитывают обычно более двух десятков), а также антропологические типы, представляющие низшую в таксономическом отношении единицу[159]. Эти классификации опираются не только на внешне очевидные черты, но и на выявляемые посредством специальных исследований.
Особую разновидность биологических общностей людей представляют «популяции». Правда, термином этим, имея в виду совокупность людей, пользуются не только в биологическом, но и в демографическом и экономическом контекстах, говоря о популяции как о населении некоего города, местности, среды обитания. Но в антропологии, как и в биологии, под популяцией понимают генетическую единицу. Поэтому первоочередное значение придается родственным связям, а не пространственной близости. Принято различать популяции в зависимости от распространения тех или иных генов: генетические популяции определяют как относительно замкнутые группы, внутри которых скрещивание особей осуществляется с бблыпей частотой, чем за их пределами[160].
В советской антропологической литературе элементарная человеческая популяционная единица — «дем» — определяется как наименьшая группа][лк>дей, заключающих браки на протяжении нескольких поколений преимущественно между собой[161]. Однако необходимо учитывать, что практически, особенно в современных условиях, брачные связи, за исключением отдельных изолятов, не ограничиваются только рамками дема. В результате соседние демы нередко частично перекрывают друг друга. В силу этого образуется своеобразная брачная непрерывность, что в свою очередь приводит к созданию более крупных популяций, объединяющих несколько демов.
Вообще следует иметь в виду, что популяция — явление иерар- хичное. При этом перед нами иерархия, построенная не только по принципу концентрических, но и пересекающихся, частично совпадающих кругов. Основание этой иерархии составляет дем, а ее высший уровень в известном смысле представляет все человечество, которое нередко характеризуется как популяция — вид [162]. Между ними расположено огромное количество различных по своим основаниям популяций, отличающихся друг от друга прежде всего степенью проницаемости ограничивающих их генетических барьеров. Впрочем, на «высших» в таксономическом отношении уровнях иерархии популяций последние уже не имеют достаточно регулярных брачных связей и тем самым в значительной мере утрачивают характер функционирующих общностей — объединений. Именно с этим в значительной мере связаны споры между специалистами относительно правомерности рассматривать все человечество в качестве целостной популяции. Возражения против такой трактовки человечества в основном сводятся к ссылкам на действие так называемой «изоляции расстоянием», в силу которой по мере роста расстояния между брачащимися уменьшается вероятность их случайных встреч для заключения браков [163]. Однако, по мнению других специалистов, если исходить из определения популяции как сообщества свободно скрещивающихся организмов, то в таком случае наиболее крупной популяцией окажется биологический вид. Поэтому непризнание того, что человечество представляет собой наивысшую категорию в системе популяций, неизбежно означает отрицание видового единства человечества[164]. Представляется, что эти противоположные точки
зрения на человечество обусловлены разным пониманием популяции как общности. В первом случае упор делается на синхронные связи, во втором — на сам факт биолого-геиетического единства.
Одним из важнейших и вместе с тем достаточно сложных является вопрос о соотношении между популяцией и расой. Каждая популяция, несомненно, характеризуется тенденцией к усилению однородности генетического фонда, т. е. стремлением к превращению в расовое подразделение. Именно это свойство популяции, как полагают сторонники популяциоиной концепции, и привело к образованию рас. И все же совпадение популяции с расой или даже с расовым подразделением совершенно не обязательно. Дело в том, что, несмотря на отмеченную выше тенденцию, для достижения сравнительно крупной популяцией генетической однородности требуется смена многих и многих десятков поколений. Правда, подчас расовые группы в результате заключения лишь внутригрупповых браков сами становятся своеобразными популяциями. Но это уже явление «вторичное», не имеющее прямого отношения к вопросу о роли популяций в расогенезе. В целом же популяцию от расы отличают различия в степени генеалогического родства [165] и разная доля диахроипых и синхронных связей. В расе преобладающее значение имеют первые, в популяции — вторые.
Рассматривая различные виды человеческих объединений, следует учитывать, что одна и та же группа людей может одновременно входить в несколько самых различных общностей, в той или иной мере сопряженных друг с другом [166]. При этом нередко имеет место полное или почти полное совпадение нескольких «простейших» общностей, их своеобразный симбиоз. Среди рассмотренных выше общностей наиболее показательны в этом отношении социальные макроорганизмы, каждый из которых может быть представлен в виде совокупности таких общностей, как территориальная, экономическая, социальная и (в классовых формациях) политическая. Подобные сложные образования могут быть также результатом сочетания социальных и биологических общностей. Примером тому может служить моногамная семья, несомненно представляющая собой не только социальную, но и биологическую единицу, поскольку одна из ее основных функций — биологическое воспроизводство людей. Выступают в качестве не только биологической, но и социальной категории также расовые группы[167]. Это происходит тогда, когда антропологические
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 16 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |