разодранное в клочья чувство, которое когда-то их соединило, и воскресить его в своих
заледеневших, гноящихся, зарубцованных болью сердцах?
Опять выбор. Как и девять лет назад. Тогда они его сделали. Остались друг с другом. И страдали
девять лет.
Неужели сейчас, для того, чтобы спастись и спасти то, что осталось, нужно..?
… так как у тебя дела на работе?
Голос Лидии Максимовны ворвался в мозг оглушительным раскатом набата.
Лена, вздрогнув, уставилась на нее, потом перевела взгляд на свекра. Попыталась улыбнуться.
Да, вроде бы, все пока хорошо, - проговорила она. - Я и работаю-то пока еще пару дней. Но мне все
нравится! - А как хозяин? Строгий? - кивнув, спросил Александр Игоревич.
Строгий, - согласилась девушка, глядя на зажатую в руке чашку с чаем. - Но справедливый. Просто
так ни на ком зло не сорвет, - усмехнулась уголками губ, подняла глаза вверх. - Но попадаться ему
под горячую руку не стоит.
Колесниковы ободряюще улыбнулись. Повисло минутное молчание, прерываемое стуком настенных
часов. И Лена, пребывая в блаженном тепле семьи, хотела забыть обо всех бедах, что свалились на ее
голову. Просто заснуть, укрывшись пледом, в старом кресле. И ни о чем не думать.
А как же ты устроилась на работу в кондитерскую Каверина? - заинтересованно проговорила Лидия
Максимовна и, бросив взгляд на мужа, задумчиво добавила: - Мне казалось, что к нему так просто
попасть. - Если это вообще возможно, - проговорил Александр Игоревич.
Лена смущенно потупилась, чувствуя, что щеки начинают алеть.
Мне… Андрей помог, - выдавила она из себя.
Александр Игоревич нахмурился.
Андрей? Это кто такой?
Твой друг детства? - уточнила Лидия Максимовна, внимательно глядя на девушку.
Лена гордо вскинула вверх подбородок, отчего-то ощутив необходимость защитить, обезопасить
Андрея. - Да, это он. Андрей Порошин, - она посмотрела на свекра. - Мы встретились с ним на одном из
приемов. Он партнер Максима, вот мы с ним и увиделись, совершенно случайно, - Лена опустила
взгляд в чашку с чаем. - Он предложил мне помочь, когда узнал, что я ищу работу, а я… согласилась.
Тугое и жгучее молчание давило на легкие, мешая дышать. Воздух стал спертым и удушливым.
Хорошо, - медленно проговорил Александр Игоревич, - что еще есть вот такие друзья.
И вновь повисшее молчание уничтожает, разъедает по кусочкам. А Лена не знает, что сказать, грудь
сдавило, в горле острый комок из слов, но не одно из них не слетает с языка.
А потом, резко, стремительно, пока не видел отвернувшийся в сторону муж, мама Максима
коснулась ее руки.
Не наделай глупостей, Леночка, - тихо пробормотала Лидия Максимовна, наклонившись к девушке
и заглянув ей в глаза. - Обещаешь? - Лена зачарованно кивнула. - Я знаю своего сына, если что-то
пойдет не так, быть беде…
Лена тогда не поняла, о чем говорит свекровь. Лишь потом, спустя несколько долгих дней, когда уже
успела забыть об ее втихаря от мужа сказанных словах, она поняла их смысл. И пожалела, горько
пожалела о том, что не придала им особого значения тогда, когда трагедии еще можно было
избежать. Андрей. Всему виной был Андрей. Хотя нет, не так. Виновата была она, конечно же, она. Но
Андрей… он стал причиной. Ее новой вины, новой ошибки. Ее падения.
Он обещал встретить ее после работы, они договорились посидеть в кафе перед тем, как в город
вернется Максим.
Если бы она тогда могла знать, чем для нее это обернется, она бы отказалась. Она бы бежала домой
со всех ног!.. Но… Когда Андрей позвонил ей, она не отказалась, она согласилась, светясь от счастья
новому прожитому дню. Он с сожалением извинился, сказав, что задерживается на работе, попросил
ее подойти сразу к кафе. И она опять согласилась, легко, беззаботно, улыбаясь и спеша навстречу
запланированному свиданию с другом.
Закутавшись большим платком, уже не глядя под ноги, а, высоко приподняв подбородок, гордо
встречая резкие порывы осеннего ветра и ощущая, как тот треплет волосы на висках и затылке.
Улыбаясь, проскользнула несколько улочек и переулков, боковым зрением замечая косые взгляды
проходящих мимо нее людей.
Несколько шагов вперед, и вот уже за поворотом - то самое кафе, в котором они с Андреем
договорились встретиться. Осталось лишь пройти проезжую часть, перейти на другую сторону
улицы. Улыбнувшись предстоящей встрече, девушка сделала решительный шаг вперед.
А потом вдруг… голоса. Ворвались, вонзились в ее одурманенное сознание, оглушили ее своей
настойчивостью и вязкой несокрушимостью. Громкие, радостные, искрящиеся смехом и весельем.
Детские голоса, заставившие ее остановиться посреди дороги и помутившимися, испуганными
глазами вглядываться вдаль.
Где?.. Откуда?..
Блуждающий взволнованный взгляд остановился на кованой ограде, выкрашенной в черный цвет.
Детский сад.
И снова смех, врезавшийся в нее осколками когда-то залеченных ран.
Лена резко замерла, часто задышала, стараясь выровнять дыхание, чувствуя бешеные удары сердца в
грудь. - Мамочка!..
Оголенный провод коснулся нервных окончаний, вызывая дрожь во всем теле.
Словно парализованная, сделала неуверенный шаг вперед, неотрывно глядя на играющих на
площадке ребятишек.
Мамочка, посмотри на меня!..
Боль пронзает изнутри, разрывает в клочья, рвет, не щадит, режет, терзает, избивает. Убивает.
Горячими пальцами коснулась ограды, обхватив ее дрожащими пальцами, наклонившись вперед,
тяжело дыша.
Ну, мамочка!.. Смотри…
Слезы рвутся из глаз, касаются переносицы щекочущей болью, дрожат ресницы. Губ касается
горькая соль.
Мамочка, ты за мной пришла?..
У мамы скоро день рождения, мы с папой ей уже подарок купили…
Эту шапку мне мама купила. Смотри, какая красивая!..
За мной мама приехала!..
А моя мамочка самая лучшая!..
Давит, жжет огнем, обжигает пламенем растленной души, кровоточит сердце, рвется изнутри боль…
Мир начинает кружиться вокруг нее, затаскивает в свой водоворот, свой жуткий болезненный плен.
Черная кованая ограда уже не сможет спасти от падения, все кружится, плывет, шатается, ускользает
из-под ног.
Мама, мама!..
Лена!..
Голоса смешались в один гулкий, звонкий гудок клаксона. Звук удаляющегося поезда, шумит,
надрывается… - Мамочка…
Лена!..
Знакомый голос. Такой родной… Голос ее сына?.. Ее маленького сыночка?.. Да, да, она знала, она
чувствовала, что он звучит именно так.
Лена!..- и снова этот голос.
Да, мой родной, да, мой хороший, говори со мной, разговаривай, даже можешь звать меня по имени,
не называя мамой, своей любимой мамочкой, только не молчи. Говори, говори, пожалуйста!..
Лена!.. Что с тобой?! Лена!
Это не ты?.. Почему у тебя такой странный голос?.. Очень похож на голос…
Лена, мать твою!?
Она подняла вверх помутившиеся глаза, чувствуя, что тело уже не держит ее.
Андрей?.. - выдохнула девушка разочарованно, из последних сил.
Он подхватил ее за руки и повернул к себе лицом, приказывая держаться за себя. Очень вовремя,
потому что еще мгновение, и она упала бы на землю, потому что ноги ее уже не держали. Слабость
сковала ее тело, дрожь, пронзая позвоночник тупой болью и ледяным холодком, вонзилась под кожу.
Что с тобой?.. - испуганно глядя в ее бледное, перекошенное от боли лицо с горящими слезами
глазами, пробормотал мужчина.
Она не могла говорить, язык, словно онемел. Изо рта вырывались непонятные стоны и всхлипы.
Что с тобой, дорогая моя? Леночка, что с тобой?! - шептал он, обнимая ее за плечи, трогая
ладонями висящие плетьми руки, касаясь холодных щек и губ, наклоняясь к ней все ближе, ладонями
сжимая ее щеки, вынуждая заглянуть себе в глаза.
Андрей… - выдохнула девушка едва слышно. - Андрей!.. - на последнем дыхании вымолвила она и
схватилась за него, отчаянно крепко, стискивая руками рукава его пальто, обнимая за шею. - Это
ты?.. Боже, это всего лишь ты?..
И разрыдалась. Громко, неожиданно, навзрыд, истерично, в голос, не сдерживаясь.
А Андрей, прижимая ее к себе, шептал слова утешения, обнимал за плечи. Наклоняясь ниже, целовал
виски, спускаясь к щекам, горячими губами стирал следы слез на нежной коже, скользнув вниз к ее
губам, накрыл их своими. Жарко, жадно, яростно впиваясь в ее рот. Слизывая ее боль, горящую в
груди, и страдание, разрывающее на части. Испивая до дна ее горе, о котором не знал, но которое
чувствовал. Заглушая горькие стоны, рвущиеся из ее груди, глотал их ртом, дышал ими. Не
переставая, касался ее губ с новой силой, впиваясь, вонзаясь в ее рот языком лаская раны ее души.
И Лена, цепляясь за него, как за источник спасения, отвечала ему, отдавая боль, уничтожая
страдание, делясь с ним своей бедой, своим горем, своей глубокой, так и не зажившей раной.
Два грешника, которые нашли утешение друг в друге в минуту слабости и щемящей тоски.
Один поцелуй. Изменивший очень многое.
Ведь нужно было догадаться, что за двумя грешниками всегда наблюдает кто-то третий…
лет назад
Ноябрь в тот год встретил их белесой белоснежной пеленой. Она укутала город, словно вуалью,
седой и безликой, какой-то равнодушной и невежественно спокойной, укрывшей макушки деревьев
своим белесым кружевом из снега и молчаливо взиравшей на тихий город. В ней таилось зло, немое
и беззвучное.
Но снег неожиданно растаял, уступая место переменным, сменяющимся мелкой и противной
моросью, невзрачным и серым дождям. Таким же молчаливым и тоскливым, каким был недавно
растаявший день.
Наверное, зимы вообще не будет, - уныло говорил себе под нос Максим, выглядывая в окно и
хмурясь при виде яростных порывов ветра и косых параллелей дождя в воздухе. – Что за погода!?
Да, он не любил осень. Никогда не любил. А после этой осени стал ее люто ненавидеть.
Было холодно. По-ноябрьски холодно. И когда он, выбегая из подъезда, втягивал плечи и клонил
голову вниз, в попытке спрятаться от ветра, запрыгнул в свой автомобиль и стремительно рванул с
места, даже не бросив на окна своей квартиры с застывшим там улыбающимся личиком молодой
жены, он думал именно о том, какая отвратительная в этом году осень. Через две недели зима, а на
улице черте что творится!
Он даже не бросил взгляд на свой этаж, хотя знал, что жена наблюдает за ним. Каждый раз, глядя на
нее, он дивился тому, как человек может испытывать к другому человеку, к женщине, к своей жене
столь противоречивые чувства, какие испытывал он к Лене! Любовь боролась в нем с ненавистью,
забота с безразличием, беспокойство за нее с полнейшей апатией. Он презирал, он ненавидел...
Ее поступок. Ту ситуацию, в которой оказался, в которую его загнали, как в ловушку. Родители –
наставлениями, Лена – ложью и предательством!.. Разве можно одновременно любить и
ненавидеть?! Презирать и заботиться!?
Ему казалось, что он просто сходит с ума. Ему было проще не обращать на нее внимания, просто
забыть о том, что она существует, что она присутствует в его жизни, представить, как в сказке, что
все так же, как и прежде. И его не принудили на ней жениться. И он вообще не женат. И его не
поставили перед выбором, в котором не было ни одного варианта, который бы его устраивал. Не
было того давления, которое на него оказали. Не было тупика, где горящей красной надписью
светились тоскливые мгновения его падения.
И он хотел бы не замечать ее, забыть, просто отрешиться от того, что было. И от чувств, которые к
ней испытывал, потому что сейчас они казались оскверненными, испорченными, грязными и
порочными. И от ее лжи, которую так и не смог ей простить. И от своего поражения, - от него он
желал отрешиться сильнее, яростнее всего! Он никогда не проигрывал, никогда не был слабым. Но
чувства к этой девушке убивали в нем силу, веру в победу, уничтожали его самого, того, каким он
хотел быть все эти годы до встречи с ней. Не из-за них ли, этих самых чувств, он согласился на этот
брак?! Ведь он знал, что тот свяжет его по рукам и ногам, он докажет всему миру, как Максим слаб и
беспомощен, что он, как и все, может проиграть. Он не желал проигрывать снова! А потому хотел
отбросить в сторону то, что делало его слабым потенциальным проигравшим в этой схватке, в этой
борьбе без правил.
Но отбросить в сторону не получилось. Из-за него... Из-за ребенка. Его и Лены малыша.
Он, наверное, даже любил его. Да, любил. Как назвать то чувство, которое он испытывал к этому еще
не родившемуся существу, если не любовью?! И он боялся этого чувства. Он боялся, что Лена его
заметит. Он боялся вновь оказаться слабым и беспомощным, скованным обстоятельствами,
чувствами теперь не только к своей жене, но и к нему... своему ребенку. Он не хотел этого, не желал.
Он не хотел и этого ребенка тоже. Раньше. А сейчас, когда видел его развитие, наверное, даже
ощущал ту связь, что появилась между ними, он не мог отмахнуться от тех чувств, ощущений и
эмоций, которые преследовали его каждый раз при взгляде на округлившийся живот жены. И он
старался на нее больше не смотреть.
Ребенок – совсем не то, что он желал. И Лена – не то, что ему сейчас было нужно.
Но и Лена, и ребенок стали неотъемлемой частью его жизни. А он не желал менять свой
устоявшийся за годы мир, переворачивая его с ног на голову. Он хотел убежать – и убегал. Мчался
на машине, рассекая воздух и капли равнодушного дождя, рвавшегося в салон автомобиля, желая
избавиться от того, что имел.
В тот день он тоже убегал. Не знал еще, что на этот раз побег почти удастся совершить.
А настроение Лены в тот день не испортил ни дождь, ни даже преднамеренно равнодушный жест со
стороны Максима. Сердце сильно билось в груди, отдаваясь в ушах, а руки немного дрожали, когда
она со светящейся на лице улыбкой, вызвав такси, спускалась вниз, ловя ртом свежий ноябрьский
воздух и глотая капли дождя, ощущая их прохладу на языке.
Сегодня. Она узнает своего малыша уже сегодня.
Ей сказали, что нет стопроцентных гарантий. И хотя данное обследование может показать результат
уже и на пятнадцатой неделе беременности, процентное соотношение таково, что вероятность
ошибки анализа очень велика. Ее заранее предупредили, что это лишь предположение, слишком не
точное, чтобы выбирать имя будущего ребенка. Но Лена была непреклонна. Она хотела знать, кто у
нее родится.
И когда врач, ласково улыбнувшись ей, проговорила:
Это мальчик...
Лена думала, что расплачется от счастья.
Она закрыла лицо ладонями и рассмеялась, громко, не стесняясь. Потом еще долго благодарила
врача за оказанную ей услугу, а когда, выглянув в окно, увидела, что дождь перестал, почти
расцвела. В тот день, когда Лена узнала эту новость, она, возвращаясь из больницы, улыбалась так
ослепительно, что прохожие с удивлением смотрели ей вслед. Закутавшись в меховой воротник
пальто, девушка ни на кого не обращала внимания, словно окружающего мира и не существовало
вовсе. Мальчик! У нее будет мальчик. Их с Максимом сынишка! Можно ли было мечтать о большем!?
Не поделиться этой новостью с мужем она просто не могла. Задыхаясь от счастья, она набрала его
рабочий номер, едва попала домой, в надежде услышать радостное восклицание на свою новость.
Максим?..
Да, - ответил почти мгновенно. – Что-то случилось? С тобой? С ребенком?!
Лена невольно улыбнулась, услышав беспокойство в голосе мужа. Несмотря ни на что, ни на боль,
ни на обиду, ни на разочарование в ней, ни на ее ложь и предательство, Максим любил их еще не
родившегося малыша. Она знала это, она это чувствовала каждой клеточкой тела, всем своим
существом ощущала эту безграничную любовь отца к своему ребенку.
И ему не удалось бы ее обмануть или убедить в обратном, даже если бы ему этого захотелось.
И это казалось странным. Ведь Максим заявлял вполне серьезно, что ему не нужен их малыш. И
тогда, когда он произносил те злые, сказанные запальчиво, со злости, слова, она ему поверила. Она
плакала, винила себя, у нее сердце болело так сильно, что, казалось, грудь разорвется от боли. А
потом... спустя месяцы... она усомнилась в собственных выводах.
Он любил своего ребенка. Пусть и не признавался в этом, но любил. Так же сильно, как и она.
Было что-то особенное, волшебное, даже благоговейное в том, как он смотрел на ее уже
округлившийся живот, как, подходя к ней со спины, словно бы случайно касался ее кожи, будто
желая ощутить невидимую связь со своим малышом. Или в том, как осторожно гладил ее волосы,
спускаясь нежными касаниями к шее, плечам и, наконец, опуская пальцы на ее животе, когда думал,
что она спит и ничего не видит.
В этом было что-то... чудесное. И Лена парила. Она летала в облака от счастья. Даже несмотря на то,
что Максим по-прежнему не простил ее предательства, ее лжи, несмотря на то, что она еще не
смогла искупить перед ним свою вину, девушка знала, Максим любит их малыша. А это для нее
было самым важным!
Он почти никогда не показывал ей своих чувств. Ни к ней самой, ни к их не родившемуся ребенку.
Но она знала, что когда тот родится... все изменится. Все, возможно, станет иначе. Ребенок, который
едва не развел их в разные стороны, станет тем ключевым звеном, которое свяжет и вновь. Навеки.
Сын. Их с Максимом сын! Ее малыш... Лене хотелось петь от счастья.
Как они его назовут?.. Они об этом даже не думали. Муж старался избегать подобных вопросов, он
вообще редко заговаривал с ней о малыше, словно того и не существовало. А она... она была
поглощена своей виной и сожалением, чтобы думать об этом. Но теперь... теперь все изменится!
Должно измениться.
Набрав в грудь больше воздуха, и не переставая улыбаться, девушка выдохнула.
Максим, - проговорила Лена, запинаясь, - я хотела сказать...
Лена, а это не может подождать до вечера? – нетерпеливо перебил ее мужчина. – У меня очень
важный совет сейчас, - она почти видела, как он смотрит на часы. - Нельзя ли отложить наш
разговор?.. Ей показалось, что ее ударили кулаком в живот, выбив из груди весь воздух.
Разноцветные краски счастья стали медленно угасать, превращаясь в серые, блеклые тона
обыденности. - Да... – тихо проговорила она. – Да, конечно... Вечером, так вечером.
Это что-то срочное? – спросил он резковато. – Если так, то я...
Лена горько усмехнулась, прикрыв на мгновение глаза.
Да нет, не очень срочное, - проговорила она. – Поговорим вечером и все обсудим.
Он молчал довольно-таки долго, словно борясь с собой, а потом сдался. Выдохнул.
Хорошо, - согласился Максим. – Тогда до вечера. Пока.
И Лена с ужасом услышала в трубке короткие телефонные гудки. Слезы закололи в глазах.
Неужели она ошиблась? И ему все равно?!
Нет. Нет, такого просто не может быть. Те чувства, которые она видела в нем, нельзя сыграть. Это
невозможно!.. Или возможно?.. Боже, помоги!..
Она медленно опустилась на колени, облокотившись о стену и закрыв лицо руками. Не плакала.
Отчего-то слез не было. Лишь дрожала, сильно, крупной дрожью, сотрясаемой все тело. Вдруг стало
очень холодно и зябко, и Лена поежилась, передернув плечами и обхватив себя руками.
Через мгновение набрала номер бабушки, надеясь услышать слова поддержки и обещания приехать,
но вместо родного, дорогого сердцу голоса, который мог бы ее спасти, услышала лишь длинные
гудки. Прислонилась головой к телефонной трубке, стиснув зубы и сильно зажмурившись.
Куда-то ушла...Именно тогда, когда была ей так нужна, необходима!
Лена медленно положила трубку на рычаг и, откинув голову, посмотрела в потолок.
Она не знала, кому позвонить. С кем разделить свою одновременную слепящую радость и острую
боль?! То, что она испытывала, невозможно передать словами. Боль, разочарование, негодование, обиду,
снова боль. Все плыло, все кружилось перед глазами, поглощая ее в этот бурлящий поток щемящей
жалости к себе и удушающей безысходности. Она почти ничего не видела вокруг, поднимаясь на
ноги и подходя к стеллажу, заваленному папками с работы Максима, книгами и фотоальбомами.
Она и потом не могла объяснить, почему поднесла к стеллажу стул и, пошатываясь, забралась на
него. Зачем потянулась за альбомом со свадебными фотографиями и почему, вместо того, чтобы
спуститься, она раскрыла его и стала рассматривать.
Всего несколько фото, на которые согласился Максим. Улыбается всего на одной фотографии.
В глазах Лены застыли невыплаканные слезы, перед взором мутная пелена.
Сердце забилось, оглушая биением, руки задрожали, в висках застучала резкая боль.
Альбом выпал из рук, рассыпались по полу фотографии... Стук часов стал оглушающим... Стеллаж
вместо коричневого мгновенно стал серым, а затем прозрачным... Стук часов забился набатом в
ушах... В одно мгновение мир пошатнулся, закружился вокруг нее в бешеном танце, накренился и...
девушка, потеряв равновесие, стараясь схватиться за воздух и скользя слабыми ладонями по дереву,
полетела вниз, в зияющую пустоту и, ударившись о стул, бессильно распласталась на полу.
Боль пронзила все ее тело, казалось, до самых кончиков пальцев на ногах. Голова закружилась, когда
она попыталась подняться, в висках стучало и билось, нещадно колотилось в нее бешеное сердце. В
животе отдалась резкая острая боль, и девушка, потянувшись к нему, чтобы обнять и успокоить
своего малыша, через секунду осознала, что между ног сочится что-то липкое.
Она хотела закричать, но не смогла выдавить из себя и слова, судорожно сжимая бедра и не позволяя
крови струиться по ногам. Попыталась встать, но боль пронзила ее тело стрелой, и девушка
откинулась на пол. Слезы коснулись ее глаз снова, едкие, горькие, горячие слезы боли. Тяжело
задышала, успокаиваясь.
Переборов боль, села на полу, не разжимая бедер и поглаживая живот нежными касаниями.
Все хорошо, мой хороший, - говорила она, нашептывая ему нежности. – Все хорошо, мой золотой...
Вот видишь, какая твоя мамочка нерасторопная, - схватившись за опрокинутый стул, морщась от
боли, поднялась на ноги. - Прости меня, мое солнышко, - шептала она, корчась от боли и делая
вперед шаг за шагом. – Прости, зайка... Все будет хорошо, все будет хорошо... Мамочка с тобой...
Медленно и нерасторопно, с силой сжимая ноги, она прошла в ванную комнату. Морщась, разделась,
не переставая разговаривать со своим малышом.
Сейчас, сейчас, мой хороший... Мамочка только смоет с себя всю эту... гадость... И все будет
хорошо... Почувствовав резкую боль, схватилась за край ванной и, зажмурившись, тяжело задышала.
Когда распахнула глаза и бросила быстрый взгляд на свои сведенные ноги, осознала, что кровь, не
останавливаясь, продолжала струиться по ногам.
В ушах зазвенело, перед глазами снова встала едкая, дымящаяся пелена.
Мир закружился вокруг нее в безумной танце, и Лена, погруженная в этот дикий водоворот, с тихим
криком отчаянья осела на пол, через мгновение погрузившись в зияющую пустоту и немую тишину.
НЕТ!..
Очнулась, казалось, спустя вечность. Болело все тело, боль разъедала, казалось, даже внутренности.
Кровь продолжала сочиться из нее, и Лена, бессильно откинувшись на стену, зарыдала.
Кое-как, превозмогая боль, добралась до телефона и вызвала скорую, умоляя лишь о том, чтобы они
успели и спасли ее малыша. Он должен жить!.. Это она виновата во всем, а не он. Только она!..
Ей казалось, что ее раскроили, такой сильной и раздирающей была боль, пронзившая ее с ног до
головы. Когда прибыли врачи, она едва нашла в себе силы открыть им дверь и, рыдая, упасть прямо на них.
Пожалуйста, - умоляла она, не сдерживая рыданий, - пожалуйста!.. Спасите, спасите его... Мой
мальчик! Он не виноват!.. Пожалуйста, спасите его!..
Ее подхватили сначала на руки, а затем переложили на носилки.
Нужно сообщить родственникам, - сказал ей словно издалека мужской голос. – Как связаться с
ними? - Спасите моего малыша... – словно не слыша его, шептала Лена в беспамятстве.
Как связаться с вашим мужем? – повторил врач, потрогав ее за щеки. – Нужно сообщить ему...
Она, едва разлепив губы, прошептала им телефон и погрузилась в спасительную темноту с
миллионом различным жужжащих звуков где-то вокруг себя. Но даже тогда она смогла разобрать
слова врачей.
Их итог был неутешительным.
Выкидыш. Срочно на операционный стол, иначе возможен летальный исход для матери.
Лена противилась одному лишь этому слову. Мотала головой в разные стороны, дергала руками,
пытаясь сорваться с места, и сильно сжимала бедра, словно так смогла остановить кровотечение.
Задержать своего малыша внутри своего тела. Плакала, рвалась, выкрикивала ругательства,
перемешанные с мольбой.
Она до последнего не верила, что это конец. Еще утром, совсем недавно, все было так безоблачно!..
Она умоляла врачей совершить чудо и, даже когда ее положили на стол и сделали общий наркоз, она
продолжала шептать и молить о помощи и спасении своего мальчика.
Но спасти ребенка не удалось.
Она очнулась совершенно одна в пустой палате и, еще не осознавая, где находится, первое, что
сделала, это потрогала свой живот, желая успокоить малыша и сказать ему, что все хорошо.
Ее живот был плоским. Как и раньше, четыре месяца назад.
Она потрогала его еще раз, и еще. Откинула одеяло, приподнялась и осмотрела его,
расширившимися от ужаса глазами, глядя на это изменение. И лишь через минуту осознав, что это
изменение означает, она дико закричала, забилась в истерике, разрыдалась, свернувшись калачиком
и отвернувшись к стене.
Для нее все было кончено...
У Максима было совещание. То самое, важное, из-за которого он предложил перенести их разговор
на вечер, но, едва ему сообщили о том, что его жена в больнице, он бросил все дела приехал к ней.
Когда узнал последние новости, думал, что сердце разорвется от боли и отчаяния прямо там, в
коридоре. Он никого не подпускал к себе почти час, метаясь из угла в угол, заламывая руки, запуская
дрожащие пальцы в волосы, чертыхаясь и ругаясь в голос, не сдерживаясь, посылая проклятия всему
миру. А потом, оставаясь все таким же непреклонным, с показным равнодушием поинтересовался,
как это произошло.
Он спрашивал, но, видимо, не требовал ответа, потому что почти не услышал его.
Как такое могло произойти, он не понимал. Еще сегодня ночью он гладил Ленин округлившийся
живот. А сейчас ему говорят, что малыша, его ребенка, больше нет.
Выкидыш. Какое страшное слово!
... очевидно, нужно было раньше вызвать «скорую», - донесся, как издалека голос врача. –
Возможно, ребенка еще можно было спасти. Когда мы прибыли на место, о жизни ребенка речи уже
не шло, - боль пронзила его насквозь, проникая в самую сердцевину его существа. - Нужно было
спасать жизнь матери, - Максим пошатнулся, едва не упав. – Мне очень жаль...
Нужно было раньше вызвать «скорую»... О жизни ребенка речи уже не шло... Нужно было спасать
жизнь матери...
В голове зазвенело, отдаваясь болью в ушах, забилось в груди сердце. Мир наклонился вбок...
Едва разлепив сухие губы, он прошептал:
Как... моя жена?
Вы можете навестить ее, - сказал врач. – Она в палате. И уже очнулась от наркоза.
Он кивнул, невидящим взглядом всматриваясь в пустоту, мелькавшую перед глазами.
Он решился направиться к ней лишь спустя полчаса после беседы с врачом. Боль разъедала
кислотой. Осторожно раскрыл дверь палаты, в которой находилась девушка, и заглянул внутрь.
Лена?.. – окликнул он ее, но девушка не шевельнулась.
Он сделал несколько шагов вперед и застыл, глядя на бледное лицо с безжизненными глазами на
нем. - Лена...
Он внезапно почувствовал тошноту в груди и, глубоко вздохнув, подошел к койке, на которой
лежала девушка, пустым взглядом рассматривая потолок.
С тобой... все порядке, - проговорил он тихо, ощутив внезапный комок боли в горле и груди. – Врач
говорит, что через пару дней тебя можно будет выписывать и переводить на домашнее лечение.
Лена молчала. Лишь тяжело дышала, стискивая губы и силясь не расплакаться. Но он видел на щеках
застывшие следы уже выплаканных слез.
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |