огнем, и Лена коснулась их холодными пальцами в попытке справиться с жаром, что раскалял ее
изнутри. Дышать было трудно, и она, наклонив голову вниз и закрыв глаза, опустилась в стоящее
рядом кресло.
Так много было в его голосе... нежности?! Неужели это была нежность?! И сожаление, и раскаяние, и
боль! Она явственно ощущала ее, как на себе. И все же... Отчего она не чувствует своей вины перед
мужем? Почему вместо режущего и давящего чувства предательства она ощущает... пустоту?
Безразличие? Равнодушие к тому, что скажет и подумает Максим, если узнает об ее встрече с
Андреем?! Неужели ей стали не нужны его нежные и теплые слова? Неужели они уже не смогут излечить ее
израненную душу? Или она просто устала их ждать?.. Они нужны ей так же, как раньше. Просто
сейчас она спокойно реагирует на них. Она жила без них девять лет. И вот – ирония судьбы! – в тот
самый момент, когда решила, что они ей ни к чему, когда решилась и отважилась на маленькое
преступление против совести и чести, она их, наконец, дождалась!
Но ощущала теперь лишь спокойствие.
Ресницы дрогнули, Лена устремила уверенный взгляд на телефон.
Все правильно. Все так, как и должно быть. Она не делает ничего плохого, не делает ничего из того,
чего ей можно было бы стыдиться.
Раньше были ошибки. Они, словно преследуя ее, шествуя за ней по пятам, не отставали ни на шаг.
Все девять лет она совершала одну ошибку за другой. Любила. Страдала. Терпела. Прощала.
Молчала. Она не протестовала, не возмущалась, не требовала, не пыталась что-то изменить, слепо
повинуясь тому течению, по которому несла ее жизнь.
Теперьона знала, что поступает верно. Любит, - да. Страдает, - да. Но терпеть и молчать больше не
намерена. Равно, как и прощать.
Удивительно, как все может перемениться в одно мгновение!
Глубоко вздохнув, Лена встала с кресла и направилась в комнату.
В половине четвертого она должна быть в парке. У нее назначена встреча. Ее будет ждать Андрей.
Дождя не было. Но мрачное пасмурное небо, заволоченное тяжелыми серыми тучами, вот-вот готово
было разразиться сильным ливнем. А ветер, сейчас прохладный и легкий, становился резче и жестче.
Лена, приподняв голову и осматриваясь по сторонам, сделала несколько уверенных шагов вперед и
остановилась. Взгляд ее пробежал от одной лавочки к другой, пока она, наконец, не обнаружила
того, кого искала.
Андрей. Сидел на самом краешке лавки, согнувшись и засунув руки в карманы пальто, и смотрел
в противоположную сторону, словно выискивая кого-то глазами.
Лена улыбнулась, сердце трепетно забилось в груди, предчувствуя встречу, и девушка двинулась
вперед. Андрей, словно осознав, что кто-то движется именно к нему, повернулся к ней лицом. Глаза вдруг
его засветились, на губах заиграла нежная улыбка, он приподнялся с лавочки и двинулся ей
навстречу. Все сомнения вмиг рассеялись из ее воспаленного сознания, как только Лена увидела эту улыбку.
Андрей – друг, добрый, милый, нежный, близкий друг. Он все понимает, он все чувствует. Он знает
ее, наверное, лучше, чем она себя знает. И он может помочь. Лена знала, что он может помочь. Он
показал ей тот мир, который мог у нее быть, но которого она была лишена. Он – словно маяк, к
которому движется идущий ко дну корабль. Тот свет, которого жаждет сердце, уставшее жить во
тьме. Он – мгновение прошлой жизни, в которой она была счастлива. Он эпизод ее счастливого
прошлого. Он – надежда на лучшее, светлое будущее.
Как странно иногда получается. Ты живешь, из года в год переживая одну и ту же трагедию, изо дня
в день стараясь погасить в душе терзания, муки и удушающее чувство вины, годами разъедающее
тебя изнутри, - но ничего не можешь сделать. Ты вновь ошибаешься, когда прощаешь, когда
терпишь, когда молчишь, когда любишь безответно, трепетно и безумно, почти сходя с ума от этой
любви. И ты уже не живешь, а просто существуешь, вновь и вновь заставляя себя идти дальше,
стремясь найти что-то хорошее в завтрашнем дне. Может быть, завтра все изменится?.. Ты слепо
следуешь по дороге жизни, накинув на плечи шаль из обид и болезненных разочарований. Ты
хочешь что-то исправить, изменить, измениться сама, чтобы жить, чтобы научиться заново жить. Но
не можешь. Что-то не пускает, что-то вынуждает снова и снова ходить, как загнанному зверю, по
одной и той же окружности, измеряя заученными шагами замкнутый круг, в который ты была
увлечена много лет назад. О прошлом ты уже не вспоминаешь. Все твои мысли, все твои боли, все
твои терзания и чувство вины – здесь, в настоящем. У тебя нет времени на то, чтобы вспоминать то
хорошее, что у тебя было, просто потому, что в хорошее ты уже не веришь. Не веришь, что оно для
тебя возможно. Загнанная лань, погибающая от ран, нанесенных тем, кого ты так любишь. Не
оглядываешься по сторонам, не слушаешь доводы рассудка, не поддаешься уговорам подруг, чужое
мнение не имеет для тебя никакого значения – оно не уменьшит ту боль, которая разъедает всю тебя,
оно не изменит ничего в твоей жизни, в которой, кажется, уже все решено за тебя.
И вдруг... иногда хватает одного мгновения, сотой доли мгновения для осознания того, что
правильно, а что неправильно. Это захватывает мозг, это раскрывает глаза, это приоткрывает завесу
счастливой и беззаботной жизни, которой ты была лишена, но которой была достойна. Иногда
хватает единственного слова, чтобы все понять и осознать. И уже кажется странным, почему раньше,
находясь в своем замкнутом, ограниченном пространстве, ты не видела, как опасен, как страшен, как
удушающе убийственен тот мир, в котором ты живешь. И ты не понимаешь, как ты могла прожить в
нем столько лет, мучительно проживая один год за другим, почему не видела правды раньше, почему
позволила загнать себя в панцирь вины и предательства, почему позволила себе жить в разбитой
чаше с острыми краями? Сама ли виновата или виновником нужно считать кого-то другого, - это уже
не так и важно. Весь этот черный мир расстилается перед тобой, как на ладони. И ты понимаешь, как
много было допущено ошибок, они образовали крепкий узел из той боли, в которой ты живешь. Как
много было излишних обвинений и угрызений совести, никому не нужных и бесполезных. Как много
было неправильно или не вовремя сказанных слов, и как много было нужных и правильных слов,
которые так и не были произнесены! Как много было молчания, когда нужно было кричать. Как
много было прощения, когда прощать было нельзя. Как много было вины, которую следовало
разделить на двоих, и боли, которую нужно было переживать, а не маскировать ее под маской
равнодушия и самотерзаний. Как много было ошибок, которые исправить уже нельзя, - поздно.
И как много было моментов, когда нужно было смотреть правде в глаза, а не отворачиваться в
сторону в бесплотной, глупой надежде на то, что кто-то, а не ты, изменит все вокруг.
Сейчас, оборачиваясь назад, глядя на то девятилетнее прошлое, не понимаешь лишь одного, - как ты
смогла выжить в нем, в этом аду, в этой боли и вине?! Как не сошла с ума, как сохранила в себе то
доброе и светлое, что всегда в тебе было, как оно не умерло под остервенелой атакой предательства
и обиды?!
Как ты смогла продолжать любить человека, который не ценил твоей любви?! Который требовал
любви и, получая ее, не отдавал ничего взамен?! Ты не стала любить его меньше от осознания этой
правды, ты просто стала иначе смотреть на свою любовь к нему.
И сейчас, глядя в искрящиеся зеленые глаза человека, который мог бы подарить ей весь мир, если бы
она захотела, вся жизнь словно промчалась перед взглядом Лены. Все ошибки, все терзания, чувство
вины, боль, разочарование, измены, ложь, непонятая и непринятая любовь. Закольцованный мир
непонимания, в котором двое, когда-то так сильно любившие друг друга, молча погибали от
собственного молчания.
Лена улыбнулась Андрею, радуясь тому, что улыбка вышла искренней, а не натянутой на лицо
маской, и когда она подошел, тихо проговорила:
Надеюсь, ты не долго ждешь?
Он покачал головой, не решаясь поцеловать ее в щеку или просто коснуться руки.
Нет, - смущенно ответил он. – Тебя я готов ждать сколь угодно долго.
Лена опустила взгляд, но промолчала.
К тому же, - добавил Андрей, - ты пришла вовремя, это я спешил к тебе на встречу. И, кажется,
перестарался, - улыбнулся он.
Лена посмотрела на него и застыла. Слишком много надежды в его взгляде. Какой-то слепой
надежды на то, что могло бы быть, но чего никогда не будет. Слишком много любви, на которую она
никогда не ответит той любовью, которую он от нее ждет и которой он достоин. Слишком много
нежности и ласки, от которых она отвыкла, к которым она даже не успела привыкнуть.
Слишком опасно, слишком рискованно. Не стоит ходить по грани, по лезвию бритвы, по краю
бездны, в которую они оба могут упасть. Это не может привести ни к чему хорошему.
Сегодня, - выговорил Андрея, стараясь разрушить стену молчания, - не так холодно.
Да, - тихо сказала Лена, поднимая глаза вверх, - вот только дождь скоро пойдет.
Осень.
Лена посмотрела на Андрея грустными глазами.
Да, осень, - кивнула она. – Не люблю осень.
Раньше любила, - тихо сказал Андрей, задумчиво наклонив голову и поджав губы.
Лена отвела взгляд в сторону.
Многое изменилось.
Все, что она любила, все, чем она дорожила, все, ради чего готова была жить, украли у нее осенью.
Андрей промолчал, с болью в глазах глядя на девушку и не зная, что сказать.
Он терялся, он растворялся в ее боли, читавшейся на бледном лице и в карих, потухших глазах. Он
не мог понять, до сих пор не мог понять, куда делась та смеющаяся девочка, которую он оставил,
уезжая. Куда она исчезла, во что превратилась, кем обернулась? Она ли перед ним сейчас? Девять
лет слишком долгий срок, но не для того, чтобы до такой степени изменить человека. Вычернить,
украсть улыбку, превратить в бледную тень. Она такая же красивая, она такая же чистая и добрая,
какой и была, и все же... уже не та. Другая Лена. Трепетная и нежная, любящая и страдающая,
всепрощающая и непорочная. Но какая-то... отравленная, словно бы пропитанная болью.
И он хотел бы ей помочь, спасти ее, но не знал, как. Он и сейчас не знал, что ему сказать. Он просто
терялся. Он боялся, что скажет что-то не то, обидит ее и причинит новую боль. Он хотел видеть ее
счастливой, а не затравленной, загнанной в клетку. Он хотел помочь ей, но у него опускались руки.
Потому что спасать ее нужно было от того, кого она любила. От того, от кого она не хотела быть
спасенной. Холодная капля скользнула по щеке, обжигая кожу. Андрей стремительно поднял голову вверх.
Дождь, - пробормотал Андрей, укрывая Лену от внезапного порыва ветра и бережно хватая ее за
локоть. - Да, - выдавила из себя девушка и подняла взгляд в серое небо. – Дождь, - грустно улыбнулась. –
Даже странно...
Что именно?
Ты знаешь, что дождь имеет очищающее воздействие? – проговорила Лена, зачарованно глядя
вверх и ловя кожей холодные капли. – Странно, что на меня он этого воздействия так и не оказал.
Андрей грустно улыбнулся и посмотрел на нее с нежностью.
Пойдем в машину? Посидим там?..
Стремительный взгляд на него, немного испуганный и растерянный. А потом с улыбкой:
Хорошо, - произнесла она. - Пойдем.
Андрей подхватил ее под руку, и они вместе направились к его машине.
Я обещал, что найду тебе работу, - сказал Андрей вдруг.
Да, - Лена взглянула на него. – Если ничего не выйдет, не стоит переживать...
Нет, нет, выйдет! – заверил ее мужчина. – Я разговаривал со своим другом, Маратом Кавериным,
может быть, ты о нем слышала? – Лена кивнула.
Предприниматель из Москвы?
Да, но он сейчас не живет в столице, - задумчиво проговорил Андрей. - У него жена пропала
несколько месяцев назад, м-да... странное дело, - пробормотал мужчина. - Так вот у него есть
кондитерская здесь, в городе. Думаю, ты не будешь против работать на него?
Лена приостановилась.
Против?! Да я только за! – воскликнула она, сверкнув искорками глаз. – Только, боюсь, как бы он
не был разочарован. Ты сказал ему, что у меня совсем нет опыта работы?
Да, я его предупредил. Он заверил меня в том, что тебе будет оказана всевозможная поддержка со
стороны уже работающего там кондитера, - Андрей улыбнулся. – Он пообещал, что лично проследит
за этим. А если Марат так сказал, значит, так и будет.
Спеша к машине, Лена вдруг взглянула на Андрея, нахмурив брови.
Что-то случилось? – обеспокоенно спросил он и остановился.
Нет, просто... Ты давно знаешь этого Каверина? – поинтересовалась девушка.
Андрей пожал плечами.
Да как сказать, довольно-таки давно. Наши родители были близки друзьями, и мы с ним
сдружились, - мужчина, увлекая Лену за собой, открыл ей дверцу автомобиля. – Но так как он жил в
Москве, мы с ним редко виделись, но все равно поддерживали связь. Даже когда я уехал в
Новосибирск, - он посмотрела на Лену с вопросом в глазах. – А что, тебя что-то беспокоит?
Нет, ничего, - проговорила она неуверенно и смущенно отвела взгляд.
И тут Андрей понял.
Ты боишься, что эту затею не одобрит твой муж? – нахмурившись, спросил он напрямую.
Лена вздрогнула и, полагая, что Андрей этого не заметил, забралась в салон, стараясь не выдать себя.
Она ничего не ответила, и это молчание было красноречивее любых слов.
Андрей тяжело вздохнул, захлопнул дверцу машины и тоже забрался в салон. Сцепил руками руль,
словно собирался тотчас же рвануть с места, и уставился в окно невидящим взглядом.
Я обещал, что не буду надоедать тебе, но... – проговорил он нервно.
Да?
Воздух стал рваным и удушливым, оседая в легких дегтем.
Лена заерзала на сиденье, стараясь не смотреть на Андрея.
Как так получилось, что ты вышла замуж за Максима Колесникова? – напрямую выдохнул Андрей.
Сердце забилось в груди заключенной в силки птичкой, и девушка почувствовала, как кровь прилила
к вискам, ударяясь в них болью сердечного биения.
Как так... получилось?.. – грустно улыбнувшись одними губами, пробормотала Лена. – А мне и
самой интересно, - как, - не глядя на Андрея, сказала она. – Я помню все, что было. До мельчайших
деталей могу произвести секунды, мгновения того дня, когда Максим сделал мне предложение, и все
же... - Что?.. – с придыханием спросил Андрей.
Я люблю его. Я его всегда любила, и тогда, девять лет назад особенно сильно. А он... – она
опустила голову вниз, закрыла глаза на мгновение. – Он... Боже, он, наверное, никогда не простит
мне того, что я сделала!
Андрей стремительно обернулся к ней.
Что ты могла сделать?! – воскликнул он запальчиво. - Ты - ангел, что ты могла сделать ему?!
Лена посмотрела на него и улыбнулась.
Ангел? – прошептала она одними губами. - Нет, я вовсе не ангел. Я обычный человек, просто
женщина, которая любит, терпит, ждет, надеется на что-то. Вот уже девять лет все еще ждет и на
что-то надеется, - она задумчиво отвела взгляд в сторону. – Знаешь, я иногда саму себя ненавижу. За
эту слепую любовь к нему. Так больно бывает, особенно после того, как он... – она запнулась,
грустно хмыкнула. – А я все равно прощаю. Идиотка!
Он понял ее без слов. Всегда понимал. И ее боль чувствовал, и тоже страдал.
Это... так не может продолжаться, - выдохнул он с отчаянием в голосе. – Как ты... – он вдруг
запнулся, а потом, слегка касаясь ее локтя дрожащей рукой, с ужасом воскликнул: - Только не
говори, что ты живешь так все эти годы! Умоляю тебя, скажи, что это не так!
Лена даже не взглянула в его сторону, лишь сильнее сжала похолодевшие пальцы.
В это так трудно поверить? – с ироничной грустной усмешкой спросила она.
Это невозможно! – заявил Андрей. – Ты не можешь... Черт, как он посмел допустить такое?! Ты –
ангел, такая светлая, такая добрая... Как он мог уничтожить ту девочку, которую я оставил здесь
десять лет назад?
Андрей... – пробормотала она. – Не нужно...
И после этого ты все равно любишь его?! – изумленно вскричал он. – Любишь?!
Я не могу его не любить, - проговорила Лена. - Это... стало сутью, смыслом моего существования.
Как болезнь, как патология. Я не представляю себе жизнь без него. Если мне и стоило уходить, то
тогда, девять лет назад. Но я не смогла. Я тогда слабее была... Боже, я и сейчас слаба! Я не могу его
оставить и сейчас! И это самое страшное, понимаешь? – она готова была рассмеяться от горечи. - Ты
думаешь, я не представляла себе этого, убежать, скрыться, спрятаться? Считаешь, за девять лет ни
разу не думала о том, чтобы уйти? Думала. Но не смогла, - обреченно выдавила она из себя. - Боже, я
его люблю. За что мне эта любовь?! За что эта одержимость? Иногда я проклинаю себя за нее!
Лена... – он коснулся кончиками пальцев ее щеки.
Я не знаю, почему так вышло. Честно, не знаю, - проговорила она в отчаянии. - Я не живу без него.
И с ним тоже не живу. Я погибаю в любом случае. Но без него я погибну раньше, чем с ним.
Андрей наклонился к ней, стараясь уберечь ее, желая помочь ей и не зная, как это сделать.
Ты винишь себя за что-то?.. – прошептал он.
Лена опустила голову вниз и поджала губы.
Это так? – настойчиво спросил Андрей и, не получив ответа, возмущенно воскликнул: – Но что
такого ты ему сделала, черт возьми?! За что он так поступает с тобой?! Девять лет он...
Самое страшное заключается в том, Андрей, - тихо, но уверенно перебила его Лена, - что я
понимаю его.
Девять лет! За эти годы я смогла узнать его так хорошо, что, кажется, пойму даже по движению
бровей, о чем он думает. Я понимаю его. И не понимаю одновременно, - с горечью добавила она.
Он... обижает тебя? – с яростью в голосе спросил Андрей.
Нет! НЕТ!!! Он презирает насилие, и... Он никогда не обижал меня, - Лена запнулась. - Но делал
мне больно, тем не менее. Опять парадокс. Но ведь причинить боль можно и не физически.
Андрей, чувствуя острую, как лезвие бритвы, необходимость успокоить и утешить ее, наклонился к
Лене, прижал ее дрожащее тело к себе и стал укачивать, как ребенка.
А она не противилась, не оттолкнула его, не отодвинулась, она сжалась в комочек и доверчиво
опустила голову ему на плечо, словно принимая эту нежность и ласку, эту помощь, которую он ей
предложил. - Как же так получилось, что ты вышла за него замуж? – бормотал Андрей ей в волосы. – Как же так
получилось, девочка моя?..
А Лена, уткнувшись в крепкое мужское плечо лицом с повлажневшими щеками, закрыла глаза.
Как же не хотелось думать, как же не хотелось вспоминать. Зачем возвращаться в то прошлое,
которое давным-давно нужно было забыть? Забыть для того, чтобы жить настоящим, чтобы
двигаться дальше.
Забыть, чтобы, перешагнув через него, научиться жить заново.
И осознать, что одной этого сделать будет все равно невозможно. Потому что обреченных на
безумие было двое.
лет назад
Она знала, что это ее вина. Она всегда это знала и чувствовала. Тогда, намного острее, чем годы
спустя. Потом, анализируя и прокручивая в памяти моменты прошлой жизни, изменившие все навсегда, у
Лены было время на то, чтобы все обдумать, решить, осознать, придумать нужное слово. Она знала
теперь, когда нужно говорить, чтобы тебя услышали, когда нужно промолчать, потому что слова все
равно упадут в пустоту. Теперь она понимала, что поступала неправильно, все ее отношения с
Максимом были какими-то неправильными. И она чувствовала, что что-то сломалось, и не построить
этого вновь.
Как же ей было не осознавать этого, когда в ней зрел ребенок, явное доказательство вины, когда с
каждым днем она все явственнее ощущала последствия своей роковой ошибки, своего
опрометчивого поступка, того последнего шага, который она сделала не навстречу Максиму, а от
него. Шаг в бездну. Единственный, его хватило, чтобы раздавить ее.
Максим не обвинял ее, он и словом не обмолвился о том, что случившееся произошло именно из-за
нее, из-за ее лжи. Она потом читала это во взглядах, в движениях, в интонациях, в звуке голоса, но
никогда не слышала прямого обвинения. На протяжении долгих, мучительных лет, в течение
которых они медленно умирали на алтаре всеобщих заблуждений и непонимания, он ни разу не
обвинил ее в том, что это именно ее вина.
Он сказал об этом лишь раз. Всего лишь раз, но она запомнила слова того разговора на всю жизнь,
как губка, впитывающая влагу, они засели в ее памяти, словно комок невыплаканных слез в горле.
Она могла бы и сейчас дословно воспроизвести все, что он тогда говорил. И его слова, эти острые
кинжалы, впивались в плоть, пронзая ее насквозь. И в них не было ни слова лжи, все они были
истинны, но оттого острее осознание, оттого больнее и унизительнее было слышать их и признавать
правоту. Но она совершила ошибку, роковую, глупую, бездумную, разрушительную по своей силе ошибку.
В тот момент, когда сделала себя жертвой обстоятельств. Жертвой той вины, за которую должны
были расплачиваться оба. Максим не ждал от нее этой жертвы, не требовал признания вины, он не
просил ничем жертвовать, но она пошла на жертву добровольно. И невольно сделала его жертвой
обстоятельств. В тот момент, когда он, как загнанный зверь, метался в клетке, которую называли
семьей, не зная, почему все рушится прямо на глазах, куда идти дальше и ждет ли его что-то
впереди, разве мог он благодарить ее за эту жертву?! Он мог лишь бессильно смотреть на то, как
прежний мир ускользает сквозь пальцы.
Ей не следовало прятаться за маской вины и опускать глаза, опасаясь увидеть гневный взгляд. Ей
нужно было воспротивиться, заговорить, не предавать себя анафеме и бороться за счастье. Но она не
смогла. Тогда – не смогла. И спустя годы, она тоже не смогла. Она отступала, отступала, отступала...
До тех пор, пока не поняла, что больше отступать некуда. И до того момента, пока не осознала, что
не была виноватой настолько, чтобы платить за ошибку всю жизнь.
Как много лет потребовалось на то, чтобы расставить по полочкам прописные истины!?
Девять лет не прошли бесследно, они оставили на ней незаживающее клеймо. Но стоило ли ей
винить Максима в том, что он таил в душе обиду? Смела ли она обвинять его в том, что он такой,
какой есть, и она приняла его именно таким?! Имела ли она право требовать прощения!? Могла ли
надеяться на то, что это прощение когда-нибудь получит?!
Боже, она так хотела, чтобы он понял, чтобы он простил, она надеялась на это... Надеяться было
нельзя. Слепая вера и глупая, безрассудная надежда только отравляют. И с каждым днем становится
все тяжелее, все больнее. Все отчетливее день ото дня осознание того, как все неправильно. И
больнее оттого, что сделать с этим ничего нельзя.
Тогда, девять лет назад она была глупее, она была слабее. Боже, она и сейчас была слабой, слабой в
своей любви, но тогда она могла многое принять за чистую монету. Она верила тем истинам,
которые он говорил, а не тем, что открыла сама. И в этом тоже была ее ошибка. Она слепо верила
тому, что он говорил, поэтому вынудить ее признать, как истину, что виноватой является она, ему не
составило труда. Хотя у него никогда такого намерения и не было. Единственный раз, единственный
разговор, в котором они упомянули об этом, один лишь раз поговорили о том, что ломало, что
убивало изо дня в день. А потом... не решились, не отчаялись, испугались, отступили, не забыли –
помнили, но молчали. Два безумца!
Он больше не обвинял, но она винила себя. Он старался не причинять боль, но причинял ее, с
каждым новым днем все больше разрушая то, что когда-то называли идеальным. Он не понимал,
куда идет, а она не понимала, зачем следует за ним, если знает, что эта дорога ведет в никуда. Два
глупца! Бессмысленно и слепо шли навстречу смерти, так и не спросив друг друга, а следует ли туда идти!?
Единственный разговор девять лет назад изменил многое для ее израненной и впечатлительной
натуры. Она боялась его прихода тогда. Александр Игоревич сказал, что поговорит с Максимом, и с того
самого момента она боялась встречаться с ним лицом к лицу. Что он подумает? Что скажет? Боже,
страшно даже подумать! Он будет винить ее, и будет прав. Самое страшное и заключалось в том, что
у него было это право на обиду, на вину. Она сама вручила ему это право.
Вот была ее еще одна роковая ошибка! Она позволила винить в случившемся лишь себя, снимая
всякую ответственность за произошедшее с мужчины, которого отчаянно любила, которого
боготворила. Ошиблась. Снова ошиблась! Совершила самоубийство в тот самый миг, когда возложила на свои
хрупкие плечи весь груз вины и боли. И несла этот груз долгие девять лет.
Она не видела его несколько дней. И в эти дни безумные мысли воспаляли ее сознание
мучительными фантазиями. Она не могла спать, у нее была бессонница. Она почти не ела, в рот не
лез ни кусочек. Она много плакала, оплакивая, наверное, свою дальнейшую жизнь, и все время
думала о нем.
Максим знал правду. Он знал правду уже
несколько дней. Но не позвонил ей, не пришел, не сообщил о том, что решил делать дальше... Он
словно бы растворился, исчез, замкнулся в себе.
А ей было больно, одиноко и страшно.
Несколько раз Лена набирала его номер, желая просто услышать родной голос, но в последний
момент всегда не выдерживала и бросала трубку на рычаг. Было больно, было тяжело, и в груди так
горько, так холодно, так пусто. Словно жизнь украли, словно сердце вырвали, словно резали,
сжимали, давили. Снова и снова. А перед глазами – только его лицо, в ушах только его голос, а тело
дрожит от его прикосновений.
И когда она уже потеряла надежду на то, что когда-нибудь еще его увидит, Максим все же пришел.
Осень была теплой, бабье лето, вступив в свои права, уже несколько дней подряд вознаграждало
город ласковым и непривычным теплом.
Лена, сжавшись, сидела на качелях, раскачиваясь из сторон в сторону, когда чья-то тень нависла над
ней, сжимая плотным кольцом все ее существо в свои цепкие объятья. Сердце задрожало, пульс
участился. Она знала, кто стоит перед нет, хотя он не произнес ни слова. Стоило ли сомневаться?..
Она чувствовала,
что это он. Как и всегда при его появлении, трепетно, сумасшедше дрожащее эхо скользнуло по
коже, обдавая каждую клеточку горячей смесью и проникая внутрь ее существа.
Лена медленно подняла голову вверх и застыла. В глазах мелькнул огонек, и тут же погас,
наткнувшись на равнодушный острый взгляд синих глаз. Грозный, опасный, невозмутимо
спокойный на вид.
Она хотела произнести «привет», но с языка не сорвалось ни звука, в горле встал тугой горячий
комок. Они молчали несколько долгих минут, глядя друг на друга в упор и не отводя взгляда.
Лена, - произнес, наконец, Максим, поджав губы.
Максим, - проговорила девушка сорвавшимся голосом. – Ты пришел..?
Губы его сжались в плотную линию, брови сошлись на переносице.
Ты ожидала чего-то другого? – ядовито спросил он. – После того, что сделала.
Ей следовало бы спросить, что именно она сделала, что такого ужасного она сделала, кроме того, что
любила, отчаянно любила этого мужчину всем сердцем!? Ей нужно было сказать, что она не
виновата, или что виновата не одна она, - это было бы правильным, это было бы разумным, но она
промолчала тогда, и вновь допустила ошибку. Какую по счету?!
Неужели вся ее жизнь была вот таким переплетением ошибок?!
Отец рассказал мне обо всем, - сказал Максим, глядя поверх ее головы.
Рассказал?.. Это хорошо, - не нашлась, что еще сказать, Лена.
Максим саркастически хмыкнул, бросил на нее короткий, холодный взгляд.
Да уж, действительно, лучше не бывает.
Лена поджала губы и опустила глаза, стараясь сдержать рвущиеся изнутри слезы.
За что он с ней так? За что?! Почему так жесток и несправедлив? Именно – несправедлив!? Да, она
обманула, но на этом ее вина и закончилась. А он обвиняет, а она... терпит обвинения. Почему так?
Ведь она может, она должна сказать что-нибудь в свою защиту, оправдаться! Так почему же
молчит?! Почему, срывая голос, не защищает свою честь, свою правду?! Почему не отстаивает свое
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |