Робинзон(как бы самому себе). Да, конечно, но я приехал, чтобы…
Служащая(почти сухо). В конце концов, у вас было очень маловозможностей для завязывания каких-то контактов в тот раз, когда вы попалисюда впервые. Вам достаточно освежить кое-что в памяти, и тогда все с вамибудет хорошо. (Голос ее теплеет.) Я понимаю, что мои слова вас мало радуют,сеньор Крузо, но поверьте, если у меня появится хоть малейшая возможностьчто-то изменить в положении вещей, я это сделаю.
Робинзон. Хоть малейшая возможность? О, прошу вас, мне бы так хотелосьпоговорить с вами, получше узнать вас… Я с трудом воспринимаю всю этуситуацию… Не знаю, не знаю, но чутье подсказывает, что вы понимаете меня.И за порогом ваших официальных обязанностей…
Служащая. Да! Конечно понимаю. И если представится случай, я судовольствием встречусь с вами еще раз и мы поговорим. Меня зовут Нора. Моймуж — заместитель начальника городской полиции.
Робинзон. А-а!
Служащая. Само собой, я читала вашу книгу. На острове ее читали все доединого. И порой я задаюсь вопросом — почему? Ведь теперь Хуан-Фернандессовсем другой остров!.. Но пожалуй что…
Робинзон. Пожалуй что… не такая уж разница?
Служащая(официальным тоном). Оставим этот разговор до другого раза,сеньор Крузо. Вот этот сеньор уже давно готов проводить вас в зал выдачибагажа, где вас заждался ваш… секретарь. Всего доброго. Желаю вам приятнопровести время на острове Хуан-Фернандес.
Робинзон(самому себе). Пожалуй что не такая уж разница! Или, может…Но нет, не может… Такой небоскреб, где прежде была моя хижина, такиезамечательные дороги… А эти яхты в заливе — с ума сойти!
Служащая. С вашего позволения, сеньор Крузо, пожалуйте сюда…
Шум в коридоре, голоса из репродукторов, передающие сообщения.
Робинзон. Пятница!
Пятница. Ну вот, хозяин (смешок), зря тревожился. Твои чемоданы давно вмашине, и Банан нас ждет.
Робинзон. Что еще за Банан?
Пятница. Ну да! Хочешь не хочешь, а его так зовут. Это наш шофер, и мыуже успели стать друзьями.
Робинзон(с любопытством). Друзьями? С этим Бананом?
Пятница. Ну да! Я, собственно, не представляю никакого интереса дляофициальных лиц. А мы с Бананом, как выяснилось, родом из одного племени. Унас у обоих длинные мизинцы, и своих мы всегда признавали по этим мизинцам.Пошли, хозяин, вот сюда, пожалуйста…
Уличный шум, оживленные голоса людей, машины, громкая отупляющая музыкаиз репродукторов, время от времени ее перебивает дурацкий текст коммерческойрекламы.
Хозяин, можешь говорить все, что тебе вздумается. Банан не понимаетязык Шекспира… Похоже, ты чем-то огорчен, хозяин?
Робинзон. Нет, не огорчен, а… Ты только посмотри на эту улицу!
Пятница. Да, достаточно широкая. Ты прав.
Робинзон. А какие замечательные здания! И на улицах столько людей,Пятница, столько людей!
Пятница. А что тут такого особенного? Можно подумать, что ты покинулЛондон лет двадцать тому назад. Такой же город, как все остальные. Банан мнеуже рассказал, что здесь к чему… Если вечером я тебе не нужен, он зайдетза мной и мы сходим куда-нибудь — развлечемся. Он говорит, что женщины тутпредпочитают длинные мизинцы… н-да, поглядим-посмотрим!
Робинзон. Пятница, я тебе дал такое блестящее образование! Этонедопустимо, чтобы джентльмен… А впрочем, может, твой Банан возьмет насобоих, как ты считаешь?
Пятница(грустно). Нет, хозяин, не возьмет. Банан говорил со мнойоткровенно. Насколько возможно, разумеется, ведь он состоит на службе идолжен делать, что приказано.
Робинзон. Как Нора… как администратор отеля… Нет, посмотри, какаяулочка, сколько тут магазинчиков, а какие яркие платья на девушках и какосвещены витрины в дневной час!..
Пятница. Точно так же в Лас-Вегасе, в Сингапуре или в Сан-Паулу[408],хозяин. Ничем не отличается от Нью-Йорка, вот, может, рынки или девушки несовсем как везде…
Робинзон(самому себе). А что мне делать одному в отеле?
Банан произносит какую-то длинную фразу на непонятном языке, обращаяськ Пятнице, который, рассмеявшись, отвечает на том же языке.
Пятница. Бедняга, он, оказывается, все понимает, а я-то думал, что онне знает английского… О, вы ловко все устроили, хозяин, по-английскиговорят даже тюлени в Арктике.
Робинзон. А что он тебе сказал?
Пятница. Он ответил на твой вопрос об отеле. Ты найдешь у себя в номерепрограмму твоего пребывания на острове, где будет расписание и всеостальное. А тебя будут только увозить и привозить в отель. Словом, музеи ивсе такое…
Робинзон(в ярости). К чертям собачьим все эти музеи! Я хочу лично…
Пятница. Мы уже приехали, хозяин, выходи с этой стороны.
Он со смехом что-то сказал Банану, который хохочет и что-то говорит вответ. Приглушенный шум большого отеля. Бархатный женский голос врепродукторе просит подойти одного из гостей к администратору. Тихая музыка.
Диктор(перекрывая общий гул). Чуть позже…
Робинзон. Побудь со мной немного, Пятница. Знаешь, мы закажем виски ивыпьем вместе. Надеюсь, у тебя тоже хорошая комната, как и моя?
Пятница. Да нет, хозяин. У меня номер очень маленький, для обслуги, аокно выходит на вентиляционную трубу.
Робинзон. Безобразие! Я буду протестовать, сейчас же позвонюадминистратору и…
Пятница. Нет, хозяин, не стоит. Зачем мне хорошая комната? Я останусь втой, какую дали. Да и у меня есть свои преимущества, мне подсказал это Банан. Дело в том, чтоя могу пользоваться служебной лестницей и, если ночью приду не один, этогоникто не заметит.
Робинзон. А как же я, Пятница? Их программа — сплошная скука. В неезатолкали что ни попадя, да и на что она мне сдалась! Получается, у меня небудет ни минуты свободного времени… спасибо, что отвели часы на сон! Хотьбы по крайней мере… Словом, ты меня понимаешь, дело не в том, что мнеподавай как можно скорее…
Пятница. Я-то понимаю, хозяин, еще бы не понимать. Знаешь, если ты необидишься, вернее, если они согласятся, я зайду за тобой вечером и уступлютебе мою комнату, а может, мы там и оба устроимся…
Робинзон. Да как ты смеешь?
Пятница(со смешком). Прости меня, хозяин.
Телефонный звонок.
Робинзон. Да, Крузо. Да, да, я узнал вас! Через полчаса? Да, конечно, явас буду ждать внизу. А-а, другой сотрудник? Понимаю, понимаю. Нора,однако… Да, могу предположить. Значит, в другой раз. Да, я тоже оченьнадеюсь. Благодарю.
Пятница. Ты чем-то расстроен, хозяин?
Робинзон. Да не лезь ты с расспросами. Я и не думаю расстраиваться.(Пауза.) Но если честно, я несколько разочарован. И прости меня за невольнуюгрубость.
Пятница. А ты можешь мне сказать, кто эта Нора, хозяин?
Робинзон. Я с ней едва знаком. Она меня встречала в аэропорту. Сказала,что сейчас за мной заедут. Ну я подумал, что она… Словом, меня потащат вМузей антропологии.
Пятница. А почему ты не попросил ее поехать с тобой, хозяин?
Робинзон. Потому, что она ясно сказала, что приедет сам хранительмузея. Может, завтра… Да, быть может, завтра она сумеет… (Повторяет этислова себе самому.)
Пауза. Затихают звуки лейтмотива.
Пятница. Ну ладно, если я тебе больше не нужен…
Робинзон. Ты встречаешься с Бананом?
Пятница(с радостным смехом). Как ты догадался, хозяин?
Дверь закрывается. Тишина. Едва слышен лейтмотив. Резкие шаги.Телефонный звонок.
Диктор(поверх общего гула). В тот же день, вечером…
Робинзон. Администратора, пожалуйста. (Короткая пауза.) Да, Крузо. Япознакомился с программой. Безусловно замечательная. Но мне бы хотелось,чтобы в программу включили некоторые вещи, да… Вот, к примеру, я бы желалвидеть тот небоскреб, который построили на том месте, где когда-то стояламоя хижина. Разумеется, если можно, согласуйте это сейчас. Уже ждут? Ятотчас спущусь.
Лейтмотив. Слышны попеременно заученные фразы экскурсоводов, которыерассказывают о достопримечательностях острова, слова благодарностиРобинзона, следом врывается громкая и пронзительная народная музыка, чьи-товеселые голоса, затем голос и смех Пятницы и Банана на уличном празднике,громкие поцелуи, женский смех и пение. Нарастают звуки грустного лейтмотива,слышны протокольные фразы, тосты, экскурсовод расписывает какой-то памятник,короткие замечания Робинзона.
Диктор(сквозь общий шум). Немного позже в отеле…
Пятница. Добрый день, хозяин. Ты хорошо отдохнул? Глядя на тебя, нескажешь — лицо совсем сонное.
Робинзон. Так оно и есть. Я плохо спал после самой последней поездки.
Пятница. А в те времена, насколько я помню, ты спал в хижине так жехорошо, как и я, а я сплю как убитый, и однажды ты сказал, что никогда невидишь сны.
Робинзон. Да, верно… Почти никогда не видел. Вокруг был такойпокой…
Пятница. Но одиночество тебя угнетало, хозяин. Ты сказал тогда, что моепоявление тебя спасло от тоски…
Робинзон. Да, очень было трудно жить в то время на острове, Пятница. Яникак не мог смириться со своей участью, однако начинаю думать, чтосуществует другой вид одиночества и он куда хуже, чем та жизнь в полномбезлюдье. Дай мне немного кофе, Пятница. Знаешь, вчера вечером меня повезлисмотреть небоскреб.
Пятница. Ты ездил с Норой, хозяин?
Робинзон. Нет, с инженером-строителем. Он сказал, что этонепревзойденное здание по своим архитектурным и техническим качествам. Яготов верить, но, по мне, оно ничем не отличается от небоскребов Лондона,такое же, как все современные здания. Люди входят и выходят, не сказав ниединого слова, точно чужие друг другу, а в лифтах или в коридорах едваздороваются…
Пятница. А почему ты ждал чего-то другого, хозяин? Ты сам говоришь, чтоздесь все так же, как в Лондоне и в Риме. Остров по-прежнему пустынный, еслиможно так сказать…
Робинзон(после паузы). Остров по-прежнему пустынный… Возможно, тыправ. Мой остров по-прежнему пустынный, еще более необитаемый, чем в тевремена, когда волны выбросили меня на его берег…
Пятница. Такое трудно себе представить, хозяин. Банан сказал, что наострове живут более двух с половиной миллионов человек и правительствозадумывается уже о контроле над рождаемостью населения.
Робинзон(с иронией). Само собой, все кончается этим. Единственноерешение, на которое способны правители. А меж тем два с половиной миллионамужчин и женщин живут, не зная друг друга, а семьи — точно такие жеострова. Точь-в-точь как в Лондоне, что и говорить… (Пауза.) Не знаю,наверно, тут могло быть устроено все иначе?
Пятница. Почему, хозяин? Почему здесь, а не в Лондоне или в Риме?
Робинзон. Не знаю, Пятница. Во мне жила смутная надежда, когда я решилвернуться сюда вопреки всему, что говорили. Теперь-то мне ясно: я — глупец,думал, что место моего былого одиночества может стать чем-то таким, гдебудет все устроено иначе, что здесь свершится великое чудо, когда людисблизятся, будут улыбаться, разговаривать друг с другом с доверием, делатьвсе сообща… Я надеялся, что моя книга послужит чему-то, покажет людям, какужасно одиночество и как прекрасно общение, содружество… Знаешь ли ты, чтоэту книгу читали почти так же, как «Дон Кихота» и «Трех мушкетеров». У меня,собственно, были основания строить какие-то иллюзии, но, как видишь…
Стук в дверь.
Голос служащего отеля. Сеньор Крузо, вас ожидает внизу госпожа Джон.
Робинзон. Нора! (Пауза.) Скажи ей, что я сейчас же спущусь вниз.(Пауза.) Дай мне серый костюм, Пятница. Синий галстук. Живей, милый!Посмотри, начищены ли мои черные туфли.
Пятница(со смешком). Да, хозяин.
Тихая музыка в холле. Звяканье льда в бокалах.
Нора. Это совершенно неофициальный визит, Робинзон. И у меня толькопятнадцать минут, потому что мое рабочее время, полагаю, как и ваше, строгонормировано.
Робинзон. Не знаю, как и благодарить вас, Нора. Как вы и подозревали…
Нора. Подозревала?
Робинзон. Да, именно, я совсем не того ждал от своего приезда наХуан-Фернандес.
Нора. Вы здесь временно в качестве гостя, а я должна тут жить.
Робинзон. Так почему вы все это принимаете? Почему двое людей, почемувсе мы в конечном счете принимаем это?
Нора. Не знаю, да и начнем с того, что я не знаю толком, с чем мы,собственно, соглашаемся. Хуан-Фернандес — чудесный остров, и наш народ, выэто видели… ну отчасти видели… замечательный народ. А климат…
Робинзон. Умоляю, не разговаривайте со мной как супруга заместителяначальника полиции. Я знаю, почему вы оказали мне такую любезность и пришлисюда поговорить со мной. Бы пришли не только потому, что заметили, как яопечален, как разочарован, но и потому, что сами испытываете разочарование итоску.
Нора(после паузы). Это верно, но ничего нельзя сделать, нельзяизменить.
Робинзон. Да, боюсь, что для нас, для таких людей, как я и вы, ужепоздно. Однако есть совсем другие, и они…
Нора. Другие?
Робинзон. Не смейтесь, но я думал о моем слуге, Пятнице, о его новомдруге — Банане, о тех людях, которых, как мы считаем, можно воспитывать,держать под властью, я уповаю на наших приемных, впитавших западную культурудетей, если можно так выразиться…
Нора(официальным тоном). О нет! Эти люди мыслят и чувствуют иначе. Уних совсем иные взгляды и заботы, они никогда не смогут понять нас.
Робинзон. Или, наоборот, мы — их. Не знаю, не знаю. Я уже не всостоянии разобраться во всем этом, после того как вернулся на свой остров.Раньше мне все было ясно, Нора. Все для меня было просто. Вы читали моюкнигу, правда? Ведь там на каждой странице можно найти слова благодарностиПровидению, мудрому порядку, который создал Великий Часовщик[409], безупречнойлогике существования живых существ и вещей.
Нора. А мне больше всего понравилась глава, в которой вы спасаете жизньПятнице и постепенно, ценой больших усилий, подымаете этого отвратительногоканнибала до уровня цивилизованного человека.
Робинзон. Еще неделю назад мне тоже очень нравилась эта глава, Нора.
Нора(удивленно). А почему вдруг вы изменили свое мнение?
Робинзон. Потому, что именно здесь я увидел, что все обернулось совсемпо-другому. Вы вот говорите, что я вызволил Пятницу из тьмы каннибализма иподнял его до высот цивилизованного человека, то есть христианина, а я ужецелую неделю более всего ценю в Пятнице как раз то, что в нем еще осталосьот каннибала… О, не пугайтесь, я имею в виду мироощущение, этакое нутряноедикарство.
Нора. Но это ужасно так думать!
Робинзон. Нет! Ужаснее задуматься над тем, кто есть мы: вы и я, вы —супруга заместителя начальника полиции и я — заезжий гость Хуан-Фернандеса.С той минуты, как мы прибыли сюда, Пятница на свой лад не устает показыватьмне, как много в нем еще осталось, чтобы не подчиняться порядкам,установленным на острове, которым я вынужден следовать. Я даже уверен, что вэти минуты нашей встречи, к моему великому сожалению слишком короткой, наобщем пространстве печали и крушения иллюзий Пятница со своим дружкомБананом весело проводят время на улице, ухаживают за девушками и берут оттак называемого технологического прогресса лишь то, что им интересно, — ну,скажем, Jukebox[*], баночное пиво и всяческие шоу нашего ТВ.
Веселая разноголосица и музыка большого народного гулянья.
Нора. Выходит, у вашей книги, так или иначе, совсем иной конец?
Робинзон. Да, Нора, совсем иной!
Нора. И получается, что этот верный и благодарный вамПятница, которого вы обучили, как надо одеваться, пользоваться столовымиприборами, говорить по-английски, этот самый Пятница и должен был спастивас, Робинзона Крузо, от одиночества. И Робинзона, и, разумеется, меня, меня ивсех, кто сейчас собрался в холле отеля, чтобы пить без особой охоты и видетьтоску в глазах друг друга.
Робинзон. Не знаю, Нора, мы не имеем права слишком преувеличивать… Я,как человек цивилизованный, не могу допустить и мысли, что такие люди, какПятница и Банан, могут сделать что-то ради моего блага, разве что служитьмне… Однако…
Нора. Однако мы вот сейчас глядим друг на друга с какой-то ностальгиейв глазах. Я думаю, что мы всегда будем такие, на любом острове планеты.(Резко.) Мне пора, мой муж ждет моего отчета.
Робинзон(горько). О нашей беседе, Нора?
Нора. О нет! Такую беседу с незапамятных времен люди уже вели миллионыи миллионы раз, и она не представляет ни малейшего интереса для моего мужа.А мой отчет будет на горячую тему — аборты и самоубийства на островеХуан-Фернандес. До свидания, Робинзон.
Робинзон(после паузы). И я так и не смогу погулять с вами по улицамэтого города, Нора?
Нора. Боюсь, нет, и это жаль! Ну а вы привыкайте ездить в машинах сзакрытыми окнами, видно вполне хорошо. Я уже почти привыкла. Для меняХуан-Фернандес — это, если хотите, какая-то цепь цветных изображений,вставленных в раму машинного окна, или просмотр диапозитивов. Прощайте,Робинзон!
Лейтмотив. Звяканье льда в бокале. Далекий шум города. Музыка народногогулянья. Радостные возгласы людей. Постепенно нарастает шум машин и гулсамолетов.
Голос из репродуктора. Пассажиров, вылетающих в Лондон, просят пройти вкоридор с красными указателями и предъявить свои документы в окошкахсоответственно их инициалам. Пассажиры, летящие в Вашингтон, должныпройти…
Пятница(его звонкий и радостный голос заглушает голос изрепродуктора). Ты прав, хозяин. (Смешок.) Организация — лучше нельзя,посмотри, как все продумано: красные стрелки непременно приведут нас кокошечкам, сейчас ты подойдешь к окну с буквой К, а я — с буквой П. А потоммы снова встретимся, хозяин, только не делай, пожалуйста, такое грустноелицо, ты же сам расхваливал до небес этот аэропорт.
Робинзон. Я рад, что мы возвращаемся в Англию, Пятница. Рад, что уезжаюотсюда. Это уже не мой остров. Да и похоже, никогда не был моим, потому чтотогда я не понял, что… Это все трудно объяснить словами, Пятница, кпримеру, не понимал, что по моей милости делалось с тобой…
Пятница. Со мной, хозяин? Но ты же совершил чудеса, вспомни, как тысшил мне штаны, чтобы я не ходил голым, как обучил меня первым английскимсловам, слову «хозяин» (смешок), словам — «да» и «нет», слову «Бог», обовсем этом так хорошо говорится в книге…
Робинзон. Ну что ты! Все это я обязан был сделать, чтобы вырвать тебяиз этой жизни дикарей. И ни в чем не раскаиваюсь. Но я не мог понять, какэто ты, ну, скажем, молодой карибец, встретившись лицом к лицу с такимодряхлевшим европейцем…
Пятница(со смехом). Какой же ты был «дряхлый», хозяин?
Робинзон. Я говорю не о моем теле, а о моей истории, Пятница, и тут ясовершил ошибку, пытаясь вовлечь тебя в ход нашей истории, истории нашейвеликой Европы, и прежде всего истории великого Альбиона и т. д. (Ироническисмеется.) И до сей поры — это самое ужасное! — мне казалось, что все —прекрасно, ты полностью принял нашу модель жизни. Но стоило нам явиться сюда— у тебя вдруг усилился этот нервный тик… По крайней мере, ты называешьэто так…
Пятница. Может, это у меня пройдет, хозяин. (Смешок.)
Робинзон. А я чувствую, что нет, уже не пройдет никогда. Но любопытно,что этот тик усилился, едва мы прибыли на остров Хуан-Фернандес, когда тывдруг резко изменился, когда встретился с Бананом и когда…
Пятница. Верно, Робинзон. Многое изменилось с того момента. И это ещепустяки в сравнении с тем, что изменится.
Робинзон. А кто, собственно, дал тебе право называть меня по имени? И окаких это изменениях ты говоришь?
Лейтмотив смешивается с праздничной музыкой и голосами изрепродукторов, все это длится какое-то мгновение.
Пятница(серьезным, внушительным тоном). А как ты думаешь, Робинзон,почему остров называется Хуан-Фернандес?
Робинзон. Ну, потому, что один мореплаватель в… это был год…
Пятница. А тебе не пришло в голову, что остров получил это названиесовершенно случайно, по воле каких-то мореплавателей? А может, и более того— в этом названии нет ничего случайного, Робинзон?
Робинзон. По правде говоря, я не вижу смысла в…
Пятница. А вот я — вижу. И думаю, что это название может объяснитьвсе, что сейчас с тобой происходит.
Робинзон. Может объяснить?
Пятница. Да, подумай немного. Что Хуан — самое распространенное имя,что Фернандес — самая обычная фамилия. Хуан и Фернандес — самое привычноесочетание, какое можно встретить в испанском языке. Ну как Джон Смит в твоейстране или как Жак Дюпон во Франции и Ганс Шмидт в Германии. Нет в этомсочетании индивидуального, личностного, им обозначено нечто множественное,допустим — uomo cualunque или Jedermann…[*]
Гул народного гулянья, праздничной толпы.
Робинзон. Да, пожалуй, это так, но…
Пятница. И это вполне объясняет то, что с тобой творится, бедныйРобинзон Крузо. Надо же было приехать снова на этот остров со мной, чтобыобнаружить, что среди миллионов мужчин и женщин ты так же одинок, как итогда, когда попал сюда после кораблекрушения и хотя бы понимал, в чемпричина твоего одиночества…
Робинзон. Н-да, я это почувствовал, пока беседовал с Норой в отеле,что-то вдруг заставило меня подумать о том, каким ты был в тот день, когда яспас тебя, — совершенно голый, совершенно невежественный, да и вообще —каннибал, но в то же время — такой молодой, такой новый, без пятен истории.Ты был куда ближе меня звездам, воздуху, другим людям…
Пятница. Не забывай, Робинзон, что мы поедали друг друга.
Робинзон(сурово). Пусть так! Но все равно вы были ближе друг к другуЕсть немало видов каннибализма, теперь-то я это понимаю очень и оченьхорошо.
Пятница(ласково). Ну и ну, Робинзон! Понять все это лишь под конецжизни, да еще на своем бывшем острове! Вот теперь ты понял, что утерялспособность общения с Хуаном Фернандесом. С Гансом Шмидтом, с ДжономСмитом…
Робинзон(патетически). Пятница, ты свидетель, я хотел выйти на улицу,слиться с толпой людей, которые…
Пятница. Тебе мало что дало бы знакомство с такими людьми, как Банан иего приятели, они бы вежливо улыбались, и на этом — все. Власти захотелиизолировать тебя от местных жителей, и на это у них были своигосударственные соображения, однако могли бы и не слишком стараться, и тыпрекрасно знаешь это сам.
Робинзон(медленно и с горечью). Зачем надо было снова приезжать наэтот остров, где я знал совсем иное одиночество? Стоило ли возвращаться,если я здесь был еще более одиноким, чем тогда, и вдобавок выслушивать отсобственного слуги, что я сам во всем виноват?
Пятница. Твой слуга — ни при чем, Робинзон! Ты сам чувствуешь себявиноватым. Лично и полностью виноватым!
Голос из репродуктора. Внимание, заканчивается посадка пассажиров насамолет, вылетающий в Лондон. Просим иметь в руках справку о прививках…
Робинзон. Знаешь, мне вдруг захотелось остаться. Быть может…
Пятница. Боюсь, это слишком поздно для тебя. На острове Хуан-Фернандеснет места ни для тебя, ни для таких, как ты, бедный Робинзон Крузо, бедныйАлександр Селькирк, бедный Дэниэл Дефо, нет места для потерпевшихкораблекрушение на волнах истории, для хозяев Праха, для наследников Ничего.
Робинзон. А ты, Пятница?
Пятница. Мое настоящее имя вовсе не Пятница, хоть ты никогда и неозаботился спросить это. Я предпочел бы, чтобы и меня звали Хуан Фернандес,как миллионы и миллионы островитян, которые сразу узнают друг друга, какузнали друг друга мы с Бананом, и уже идут по жизни общей дорогой.
Робинзон. Но куда, Пятница?
Пятница. Пока неясно куда, Робинзон. Ничего еще не ясно, поверь, ну,скажем, идут к земной тверди, скажем, что хотят навсегда покинуть островаРобинзонов, эти одинокие осколки твоего мира. Что до нас двоих (со смехом),мы полетим в Лондон на этом самолете, посадка заканчивается, и самолет небудет нас ждать. (Смеясь.) Скорее, скорее! Самолеты никого не ждут,Робинзон, самолеты не ждут!
[Пер. Э.Брагинской]
Краткий словарь аргентинизмов, встречающихся в произведениях Кортасара
АГУАРИБАЙ (агуарайба) — аргентинская разновидность терпентинногодерева.
АСАДО — специальным образом («по-креольски») жаренное мясо.
БАГУАЛА — музыкальный фольклорный жанр западных (андских) и северныхрайонов Аргентины.
БАТАТ (сладкий картофель) — корнеклубневое растение семействавьюнковых; древнейшее пищевое растение в Центральной и Южной Америке.
БОМБИЛЬЯ — трубочка для питья мате; так же иногда называют и самупосуду для питья мате.
ВИНЧУКА — ночное кровососущее насекомое, распространенное в Аргентине.
ВИРОЛА — специальная (обычно посеребренная) посуда с трубочкой дляпитья мате.
ВОСТОЧНЫЙ БЕРЕГ — так жители аргентинского побережья залива Ла-Платаназывают Уругвай. В колониальное время территория современного Уругваявходила в вице-королевство Ла-Плата в качестве Восточной провинции(Восточного берега).
ГАУЧО — пастухи и скотоводы в Аргентине и Уругвае; особая этническаягруппа Латинской Америки. Романтически идеализированные гаучо — героимногих произведений аргентинской литературы.
ГРАПА (граппа) — аргентинская виноградная водка.
ЙЕРБА-МАТЕ — невысокое дерево семейства падубовых. Растет в Аргентинеи других странах Ла-Платской зоны.
КАКУЙО — ночная птица отряда сов, обитающая в северных районахАргентины.
КАНЬЯ — вино (водка) из сахарного тростника.
КОКОЛИЧЕ — испано-итальянский жаргон (распространенный, в частности, вБуэнос-Айресе).
КОПИУЭ — лазящее растение семейства лилейных. Растет в западных(андских) районах Аргентины.
КРЕОЛ — в Аргентине креолами называют потомков иммигрантов, родившихсяуже на новой родине.
ЛИГА — мера длины, в Аргентине равная 5,2 км.
ЛУНФАРДО — буэнос-айресский жаргон (смесь языков на основеиспанского).
МАЛАМБО — народный танец, распространенный в среде гаучо; исполняетсямужчинами соло или вдвоем.
МАНИОКА — корнеклубневое растение семейства молочайных. Растет втропиках Южной Америки. Клубни маниоки по вкусу напоминают картофель.
МАТЕ (парагвайский чай) — тонизирующий напиток, популярный вюго-восточных странах Латинской Америки. Приготовляется из высушенных иизмельченных листьев и стеблей йербы-мате. Пьют мате из специальной посуды,которую чаще всего тоже называют мате.
МИЛОНГА — песенно-танцевальный жанр аргентинского городского фольклора(прежде всего Буэнос-Айреса); стихотворение, песня этого жанра.
МИСИЯ — сеньора, госпожа (аргентинское просторечие).
ОМБУ (умбу) — дерево семейства лаконосных. Растет в Аргентине и другихстранах Ла-Платской зоны.
ПАМПА — природная равнинная область в центральной и северной частиАргентины (а также аргентинская провинция — Ла-Пампа).
ПАРРИЛЬЯ (букв.: решетка) — жаренное на решетке мясо; ресторанчик,таверна, где такое мясо является основным блюдом.
ПЕЛОТА — игра в мяч, напоминающая бейсбол. Подобная игра былачрезвычайно популярна у индейцев еще доколумбовой Америки.
ПЕОН — наемный работник, батрак, поденщик.
ПОЛЕНТА — каша из кукурузной (маисовой) муки.
ПОРТЕНЬО (от исп. puerto — порт) — коренной житель Буэнос-Айреса.
РАНЧЕРА — песенно-танцевальный жанр фольклора в Аргентине и рядедругих латиноамериканских стран.
РЕКА — так в Аргентине обычно называют залив Ла-Плата (Рио-де-ла-Плата— букв.: Серебряная река), представляющий собой расширенный эстуарий(устье) рек Парана и Уругвай.
СЕВЕР — северные районы Буэнос-Айреса; северные провинции Аргентины.
СИНАСИН — колючий кустарник, растущий в Аргентине.
СЬЕЛИТО — жанр аргентинского песенно-танцевального фольклора.
ТАПИОКА — грубая крахмальная мука из клубней маниоки (дляприготовления каши, похлебки и т. п.).
ТЕРО (терутеру) — аргентинская разновидность трясогузки.
ТЕХУЭЛЬЧЕ — индейский народ, проживающий на юге Аргентины (вПатагонии).
ЧЕ — характерное аргентинское словечко: междометие и обращение ксобеседнику.
ЭСТАНСИЯ — в Аргентине: большое скотоводческое поместье.
ЮГ — южные районы аргентинской столицы; южная часть провинцииБуэнос-Айрес; южные провинции Аргентины.
ЮККА (юка) — корнеклубневое растение семейства молочайных рода маниок.
Постраничные сноски
*
Более подробно о проблеме «Достоевский и Кортасар» см. в книге И.Тертерян «Человек мифотворящий. О литературе Испании, Португалии и ЛатинскойАмерики» (М., 1988. С. 435—439). Здесь я напомню только, что один изроманов Достоевского называется «Игрок».
*
Кортасар X. Рассказы («Личная библиотека Борхеса»). СПб., 1999. С.5-6.
*
Здесь и далее цитаты из кортасаровских интервью даются по книге:Кортасар X. Преследователь. СПб., 1993. С. 3—16.
*
Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1979. Т 19. С. 88.
*
Кортасар X. Аксолотль. М., 2000. С. 342-343.
*
Замечу попутно: в русской литературе аргентинская столица (во всякомслучае, описанная весьма подробно) впервые появилась именно в фантастическомпроизведении. Я имею в виду роман Александра Беляева «Человек-амфибия»-(1928).
*
Отмечу: еще в 1938 году Кортасар — под псевдонимом Хулио Денис —выпустил небольшой сборник сонетов «Присутствие».
*
Теперь я ложусь спать (англ.).
*
«Твоя душа — та избранная даль…» (фр.)
*
«Море» (фр.).
*
Однако другой ключ — во внутренней природе трудностей, которыеобщество… (фр.).
*
Памяти Ч. П. (лат.).
*
О, слепи мою маску. Дилан Томас (англ.).
*
Виски со льдом (англ.).
*
Шесть месяцев назад (англ.).
*
Стиральная доска (англ.).
*
«Тише!» (фр.)
*
«Чудесным светлым майским днем…» (нем.)
*
Когда весь мир в цветенье (нем.).
*
«Пред закатом солнечным, тебе, Создатель…» — начальные строкигимнов комплектория, соответствующего повечерию в православном богослужении(лат.).
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |