[Пер. М.Петрова]
Почта и телеграф
Однажды, когда некий дальний-предальний наш родич выбился в министры,нам удалось по его протекции пристроить кучу членов семейства в почтовоеотделение на улице Серрано[370]. Продержались мы там недолго, врать не буду. Изтрех дней, что мы там проработали, в течение двух мы обслуживали народ стакой невероятной быстротой, что нас осчастливил визитом потрясенныйинспектор из Почтового управления и хвалебной заметкой — очередной номергазеты «Ла-Расон»[371]. На третий день мы удостоверились, что завоевалипопулярность, поскольку люди повалили к нам из других частей города, дабыотправить письма и прочее, в том числе почтовые переводы в Пурмамарку ипрочие столь же немыслимые места. Тут мой дядя (который старший) дал сигнал,и наше семейство приступило к обслуживанию в соответствии со своими вкусамии обычаями. В окошечке «Продажа марок» моя сестра (которая вторая) выдавалакаждому покупателю пестрый воздушный шарик. Первый шарик получила однапышная сеньора, она так и окаменела — в одной руке шарик, в другой марка,сеньора успела ее послюнить, и марка, постепенно скручиваясь, приклеиваласьк ее пальцу. Долгогривый парень от своего шарика категорически отказался, имоя сестра строго его отчитала, а в очереди, выстроившейся к ее окошечку,мнения высказывались противоречивые. Несколько провинциалов, которыепереминались у окошечка рядом, упорствуя в неразумном намерении перевестичасть своих заработков живущим вдали членам семей, не без изумленияпринимали стопочки виноградной водки — а кое-кто и пирожки с мясом — изрук моего отца, да еще он вдобавок выкрикивал во всю глотку лучшие советыстарика Вискачи[372]. Тем временем мои братья, трудившиеся в посылочномотделении, смазывали коробки с посылками дегтем, а затем опускали в ведро сперьями. После чего демонстрировали результаты потрясенному отправителю иубедительно ему разъясняли, какая радость получить такую посылочку.«Бечевочки не видно, — говорили они. — И сургуча не видно, сургуч — этотак вульгарно, а имя получателя, обратите внимание, — такое впечатление,что оно прячется у лебедя под крылышком». Сказать честно, в восторге былидалеко не все.
Когда в помещение ворвались полицейские и зеваки, моя мать завершиламероприятие самым эффектным образом, запустив в толпу великое множестворазноцветных самолетиков, сделанных из бланков для телеграмм и переводов, атакже конвертов для заказных писем. Исполнив хором государственный гимн, мыотступили стройными рядами; я заметил, что одна девчушка, стоявшая в очередик окошечку «Продажа марок», плакала: она была третья, но знала, что уже неуспеет получить шарик.
[Пер. А.Косс]
Утрата и обретение волоса
В борьбе с прагматизмом и пугающей тенденцией, направленной наприобретение полезных навыков, мой двоюродный брат (который старший)отстаивает законное право: вырвать из своей шевелюры волосок, завязать егопосредине узелком и изящным жестом бросить в отверстие раковины. Есливолосок застрянет в решетке, коими, как правило, закрыты вышеупомянутыеотверстия, достаточно пустить воду, и он благополучно исчезнет из полязрения.
И тут, не теряя попусту ни минуты, надо приниматься за работу поразысканию волоса. Перво-наперво необходимо развинтить колено трубы, идущейот раковины, — дабы удостовериться: не прилип ли волосок к какой-либонеровности внутри сей трубы. Если нет — приходится раковинную трубуотвинчивать от стояка. Разумеется, на этом этапе операции вашим глазампредстанет великое множество волосков и, чтобы рассмотреть их один за другимв поисках того, который с узелком, надобно призвать на помощь всех остальныхчленов семьи. Если таковой опять не обнаружится — во весь рост встаетпроблема: раскурочить водопровод вплоть до подвала; но это сопряжено снемалыми трудностями, ибо придется восемь, а то и десять лет проработать вкаком-либо министерстве или магазине, дабы скопить достаточно денег и купитьвсе четыре этажа, находящихся ниже того, на котором обитает мой двоюродныйбрат (который старший); и это только при том непременном условии, что завосемь тире десять лет волосок с узелком не ускользнет из водопроводной сетидома, а по чистой случайности застрянет в какой-либо ржавой трубе.
И вот наконец настает день, когда мы можем разобрать водопровод во всемдоме, и тогда в течение нескольких месяцев живем в окружении тазов и прочихрезервуаров, полных мокрых волос, а также в окружении помощников и нищих,которым мы щедрой рукой платим за то, чтобы они находили, разлепляли,сортировали и приносили нам всевозможные волосы, дабы мы могли отыскатьискомый. Если таковой опять не обнаружится — мы вступим в покрытый мракомнеизвестности и весьма запутанный этап операции, поскольку водопроводныетрубы приведут нас в городскую клоаку. Купив спецодежду, мы — с мощнымфонарем в руке и кислородной маской на лице — приучаемся ходить по ночамвнутри скользких труб и исследуем все водостоки, пользуясь, если возможно,помощью людей дна, с которыми мы вступаем в контакт и которым платим деньги— из тех, что зарабатываем днем в министерстве или в магазине. Теперь намзачастую кажется, что наши поиски наконец-то увенчались успехом, ибо мынаходим (или нам приносят) волосы, очень сильно напоминающие тот, что мыищем; но, поскольку в истории не известно ни одного случая, чтобы узелокпосредине волоска появился без участия руки человеческой, мы всякий разубеждаемся в том, что предполагаемый узелок — это просто утолщение волоса(хотя о таких случаях нам тоже ничего не известно), или вросшая песчинка,или последствие какого-либо окисления вследствие долгого соприкосновения свлажной поверхностью. Отнюдь не исключено, что, путешествуя по всевозможнымтрубам, в конце концов мы приблизимся к тому месту, дальше которого уженикто не решится пройти: главный водосток, ведущий к реке, бурный поток,несущий дерьмо, — ни за какие деньги и щедрые подношения ни один лодочникне согласится продолжать здесь поиски.
Но ведь может случиться и так, что до этого и, возможно, задолго доэтого — скажем, в нескольких сантиметрах от отверстия раковины, на уровневторого этажа или в подвале дома — мы найдем волосок с узелком. Толькопредставьте: какая радость охватит нас в таком случае при подсчетесэкономленных — по чистой случайности — сил и средств, потраченных дляобоснования, осмысления и практического исполнения подобной работы; так чтокаждый уважающий себя учитель должен бы с первого же урока наставлять своихучеников на нашем примере — вместо того, чтобы терзать их душу живузадачами с трехчленами или печалью Канчи-Райады[373].
[Пер. В.Андреева]
Тетушкины затруднения
Почему одна из наших тетушек так боится упасть на спину? Годы и годы мывсем семейством старались излечить ее от этого навязчивого страха, нонастало время признать наше бессилие. Что бы мы ни предпринимали, тетушкабоится упасть на спину, и ее невинная мания затрагивает всех нас, начиная сотца, который, как любящий брат, провожает ее, куда бы она ни шла, и смотритпри этом на пол, чтобы тетушка могла шагать беззаботно; мать тщательноподметает внутренний дворик несколько раз в день, сестры убирают теннисныемячики, коими в невинности души забавлялись на террасе, а кузены очищают всеповерхности от всякого рода следов, которые можно вменить в вину собакам,кошкам, черепахам и курам, а живности этой в доме полно. Но все напрасно,тетушка решается пройти по комнате лишь после долгих колебаний, бесконечноговизуального изучения местности и несдержанных речей, обращенных к детворе,попадающейся ей на глаза в этот момент. Затем тетушка пускается в путь,сначала ставит одну ногу и некоторое время притопывает ею, как боксер наразминке, затем ставит другую, перемещая таким образом свои телеса (вдетстве нам казалось — величаво); и ей требуется несколько минут, чтобыдобраться от одной двери до другой. Кошмар.
Мы всем семейством несколько раз пытались добиться от тетушки, чтобыобъяснила более или менее связно, почему она так боится упасть на спину.Один раз она отмолчалась, причем молчание было такое непроницаемое — хотьруби топором; но как-то вечером, после обычного стаканчика целебногобальзама, тетушка снизошла до объяснения: если она упадет на спину, топодняться не сможет. В ответ на естественное замечание, что все тридцать двачлена семейства не преминут поспешить ей на помощь, тетушка ограничиласьтомным взглядом и двумя словами: «Все равно». Несколько дней спустя мой брат(который старший) повел меня ночью в кухню и показал таракана, лежавшего наспине под раковиной. Мы долго и совершенно безмолвно наблюдали за тщетнымиего попытками перевернуться, а прочие тараканы тем временем, преодолевсветобоязнь, сновали по полу, причем задевали на бегу собрата, покоившегосяв лежачей позе на спине. Мы вернулись к себе в спальню, глубоко опечаленные;по сей или по иной причине, но никто больше не приставал к тетушке срасспросами; мы ограничились тем, что старались по мере возможностиоблегчить ее страх, провожали, куда бы ни шла, водили под руку и покупали вбольших количествах обувь с рифленой подошвой и прочие предметы, помогающиесохранять равновесие. Жизнь, таким образом, продолжалась и была не хуже, чему других.
[Пер. А.Косс]
Тетушка истолкована (или наоборот)
Кто больше, кто меньше, четыре моих двоюродных брата увлекаютсяфилософией. Читают книги, спорят друг с другом, а прочие члены семействавосхищаются ими на расстоянии, храня верность семейному правилу: не соватьсяв чужие увлечения и даже, по мере возможности, поощрять их. Эти ребята,вызывающие у меня великое уважение, не раз задавались вопросом о природе исути тетушкиных страхов и пришли к выводам туманным, но, возможно, достойнымвнимания. Как обычно бывает в подобных случаях, тетушка знать не знала обэтих внутренних смутах, но с того времени заботливость семейства поотношению к ней существенно возросла. Долгие годы мы сопровождали тетушку,когда она нетвердым шагом перемещалась из гостиной в переднюю, из спальни вванную, из кухни в кладовую. Нам отнюдь не казалась пустой прихотью еепривычка спать только на боку (по четным дням на правом, по нечетным — налевом) и соблюдать в течение всей ночи полнейшую неподвижность. На стульях,будь то в столовой или во внутреннем дворике, тетушка сидит очень прямо; низа что не согласилась бы насладиться комфортом кресла-качалки или глубокогокожаного кресла в американском стиле.
В ночь, когда над нами должен был пролететь спутник, все семействоразлеглось во внутреннем дворике прямо на плиточном полу, чтобы не упуститьзрелища, но тетушка осталась на стуле и на следующий день ужасно мучиласьиз-за ревматических болей в шее. Постепенно мы убедились, что ничего неподелаешь, и теперь смирились. Очень помогают нам двоюродные братья:обмениваются понимающими взглядами и произносят фразы вроде нижеследующей:«Она права». Но почему? Мы не знаем, они же не хотят объяснять. Что касаетсяменя, например, то, на мой взгляд, лежать на спине замечательно удобно. Теловсей своей поверхностью соприкасается с матрацем (или с плитками пола, когдалежишь во внутреннем дворике); чувствуешь, как вся его тяжесть,распределяясь, уходит в пятки, щиколотки, ляжки, ягодицы, хребет, лопатки изатылок, а оттуда — в землю, так надежно и естественно перетекая в еенедра, которые с жадностью втягивают нас и, кажется, хотят поглотить.Любопытная вещь: для меня лежать на спине — самое естественное положение;иной раз подозреваю, что именно по этой причине оно так ненавистно тетушке.А по-моему, положение идеальное и, по сути, самое удобное. Да-да, именнотак, по сути, по самой сути: на спине. Мне даже страшновато становится, авот отчего — никак не объяснить. Хотелось бы мне быть как она, а не могу.Никак.
[Пер. А.Косс]
Материал для ваяния
Кабинетная работа
Моя верная секретарша — из числа тех, кто воспринимает своиобязанности буквалистически, и само собой понятно, что сие означает:вмешиваться в не свое дело, вторгаться на чужую территорию, совать все пятьпальцев в чашку молока, чтобы выловить несчастный волосок.
Моя верная секретарша ведает или хотела бы ведать всем у меня вкабинете. Целый день мы только и делаем, что сердечнейшим образом оспариваемсферы влияния и с милыми улыбками ставим мины и противотанковые заграждения,совершаем вылазки и контрвылазки, захватываем пленных и обмениваемсязаложниками. Но у нее на все хватает времени, она не только стараетсязавладеть кабинетом, но и выполняет скрупулезно свои обязанности. Взять хотьслова: каждый день драит их щеткой, наводит лоск, размещает по полочкам,полирует и приводит в готовность для исполнения повседневных обязанностей.Если сорвется у меня с языка избыточное прилагательное — избыточное, потомучто родилось за пределами мирка моей секретарши и в каком-то смысле родитель— я, — она тут как тут: возьмет его на карандаш и прикончит, не давбедняжке времени припаяться к фразе и выжить (по недосмотру либо изпопустительства). Дать ей волю — вот сейчас, в этот самый миг, дать ейволю, — она бы в ярости швырнула эти листки в корзину для бумаг. Она тактвердо решила вывести меня на стезю упорядоченной жизни, что стоит мнешевельнуться незапланированным образом, как она делает стойку, наставив ушии задрав хвост, причем вся вибрирует, точно провода на ветру. Мне приходитсязатаиваться; и, делая вид, что составляю докладную, я заполняю зеленые ирозовые листки словами, которые мне нравятся, их играми, их резвостью, ихожесточенными перепалками. Моя верная секретарша тем временем приводит впорядок кабинет, с виду в рассеянности, на самом же деле — готовая кпрыжку. На половине стихотворной строчки — она рождалась в такой радости,бедняжка, — слышу жуткий визг осуждения, и тут мой карандаш во всю прытьвозвращается к запретным словам, вычеркивает их поспешно, упорядочиваетбеспорядочность, вычищает, выявляет, высвечивает — и то, что осталось,может, и очень хорошо, но до чего же мне грустно, и во рту привкуспредательства, а выражение лица — как у начальника, распекающего своюсекретаршу.
[Пер. А.Косс]
Чудесные занятия
Какое чудесное занятие: оторвать пауку лапу, положить ее в конверт,надписать: господину Министру иностранных дел, добавить адрес, спуститься,припрыгивая, по лестнице и бросить письмо в почтовый ящик на углу.
Какое чудесное занятие: идти по бульвару Араго[374] и считать деревья, и укаждого пятого каштана задерживаться на мгновение, стоя на одной ноге, покакто-нибудь на тебя не посмотрит, и тогда издать короткий боевой клич икрутануться волчком, расставив руки широко, словно птица какуйо крылья,где-нибудь на севере Аргентины.
Какое чудесное занятие: зайти в кафе и попросить сахарного песку, и ещераз сахарного песку, и еще… три-четыре раза… сахарного песку; соорудитьиз него маленькую горку прямо в центре столика… и, пока нарастаетраздражение за стойкой и под белыми передниками, прицельно плюнуть… прямов центр сахарной горки… и наблюдать, как оседает махонький айсберг отслюны, и слышать, как кошки скребут на душе у пяти оказавшихся при этомзавсегдатаев и у хозяина, человека почтенного в служебное время.
Какое чудесное занятие: сесть в автобус, сойти у Министерства, пробитьсебе дорогу, размахивая пакетами, миновать всех секретарей и войти, строго исерьезно, в большой кабинет с зеркалами как раз в тот момент, когда одетый вголубое служитель вручает министру письмо… увидеть, как тот разрезаетконверт прямо-таки историческим ножом и тонкими пальцами достает… лапкупаука и смотрит на нее… и в этот момент зажужжать, точно муха, и увидеть,как бледнеет лицо министра, который пытается стряхнуть паучью лапку и неможет этого сделать, потому что она… вцепилась в его руку…
Повернуться и выйти из кабинета, и, насвистывая, возвестить в коридорахоб отставке министра, и знать, что на следующий день в город войдутнеприятельские войска, и все полетит к черту, и будет пятница, тринадцатоечисло, да еще и високосный год.
[Пер. Ю.Шашкова]
«Вход с велосипедом воспрещен»
На всем белом свете в банках и магазинах никому нет никакого дела —войдете ли вы туда с кочаном капусты под мышкой, с крючконосым туканом[375], илинасвистывая песенки, которым вас в детстве учила мать, или ведя за лапушимпанзе в полосатых штанах. Но если человек входит туда с велосипедом,поднимается настоящий переполох и служители вышвыривают машину на улицу, аее владельцу всыпают по первое число.
Велосипед, этот скромный трудяга, чувствует себя униженным иоскорбленным постоянными напоминаниями, высокомерно красующимися настеклянных входных дверях. Известно, что велосипеды изо всех сил старалисьизменить свое жалкое социальное положение. Но абсолютно во всех странах«вход с велосипедом воспрещен». А иногда добавляется — «и с собаками», чтоеще сильнее заставляет велосипеды и собак ощущать комплекс неполноценности.И кошки, и заяц, и черепаха в принципе могут войти в роскошный универмагБунхе-Борн или в адвокатские конторы на улице Сан-Мартин, вызвав всего лишьудивление или великий восторг жадных до сенсаций телефонисток или, в крайнемслучае, распоряжение швейцара об удалении вышеупомянутых животных. Да,последнее может иметь место, но это не унизительно, во-первых, потому, чтодопускается как мера возможная, но не единственная, и, во-вторых, потому,что является реакцией на нечто непредвиденное, а не следствием заведомыхантипатий, которые устрашающе выражены в бронзе или эмали, или непререкаемыхскрижалей закона, который вдребезги разбивает простодушные порывывелосипедов, этих наивных существ.
Но смотрите берегитесь, власть имущие! Розы тоже несведущи и приятны,однако вы, вероятно, знаете, что в войне двух роз[376] умирали принцы — черныезмии, ослепленные кровавыми лепестками. Не случится ли так, что однаждывелосипеды будут угрожать вам, покрывшись шипами, что рога рулей вырастут иповернут на вас, что, защищенные броней ярости, они — легион числом —устремятся к зеркальным дверям страховых компаний и что печальный деньзавершится всеобщим падением акций, двадцатичетырехчасовым трауром ипочтовыми уведомлениями о похоронах.
[Пер. М.Былинкиной]
Поведение зеркал на острове Пасхи
Когда зеркало находится на западе острова Пасхи — оно показываетпрошлое. А когда на востоке — будущее. Долгим опытным путем можно отыскатьна острове точку, где ваше зеркало будет показывать настоящее, но это отнюдьне означает, что другое зеркало в этой точке тоже будет показыватьнастоящее, поскольку все зеркала разные и ведут они себя в зависимости отсобственных капризов.
Однажды Соломон Лемос — антрополог, стипендиат Фонда Гуггенхейма[377], —бреясь, увидел себя в зеркале умершим от тифа; было это на востоке островаПасхи. В это же самое время зеркальце, которое он оставил на западе острова,показывало (для никого; оно лежало среди камней) Соломона Лемоса идущим вшколу в коротеньких штанишках; затем — Соломона Лемоса голенького, вванночке, а папа с мамой радостно купают его; и затем, как утверждаетСоломон Лемос, зеркало померкло, к немалому удивлению тетушки Ремедитос,живущей в округе Тренке-Лаукен[378].
[Пер. В.Андреева]
Возможности абстрагирования
Многолетняя работа в ЮНЕСКО[379] и других международных организациях помогламне сохранить чувство юмора и, что особенно важно, выработать способностьабстрагироваться, иными словами — убирать с глаз долой любого неприятногомне типа одним лишь собственным внутренним решением: он бубнит, бубнит, а япогружаюсь в Мелвила[380]; бедняга же думает, что я его слушаю. Аналогичнымобразом, когда мне нравится какая-нибудь девица, я могу, едва она предстаетпредо мной, абстрагироваться от ее одежды, и, пока она болтает о том, какоесегодня холодное утро, я скрашиваю себе нудные минуты обозрением ее пупка.
Иногда эта способность к абстрагированию переходит в нездоровую манию.В прошлый понедельник объектом моего внимания стали уши. Удивительно,сколько ушей металось в вестибюле за минуту до начала работы. В своемкабинете я обнаружил шесть ушей, около полудня в столовой их было болеепятисот, симметрично расположенных двойными рядами. Забавно смотреть, как тои дело два уха, висевшие в воздухе, выпархивали из рядов и уносились. Ониказались крылышками.
Во вторник я избрал предмет, на первый взгляд менее банальный: наручныечасы. Я обманулся, ибо во время обеда насчитал их около двухсот, мельтешащихнад столами: туда-сюда, вверх-вниз — точь-в-точь как при еде. В среду япредпочел (после некоторого колебания) нечто более спокойное и выбралпуговицы. Какое там! В коридорах словно полным-полно темных глаз, шныряющихв горизонтальном направлении, а по бокам каждого такого горизонтальногопостроения пляшут и качаются две, три, четыре пуговки. В лифте, где теснотанеописуемая, — сотни неподвижных или чуть шевелящихся пуговиц в диковинномзеркальном кубе. Больше всего мне запомнился один вид из окна, вечером: нафоне синего неба восемь красных пуговиц спускаются по гибкой вертикали вниз,а в других местах плавно колышутся крохотные перламутрово-светлые незримыепуговки. Эта женщина была, должно быть, очень хороша собой.
Среда выдалась препаскудной, и в этот день процессы пищеварения мнепоказались иллюстрацией, наиболее подходящей к обстановке. Посему в девять споловиной утра я стал унылым зрителем нашествия сотен полных желудков,распираемых мутной кашицей — мешаниной из корнфлекса[381], кофе с молоком ихлеба. В столовой я увидел, как один апельсин разодрался на многочисленныедольки, которые в надлежащий момент утрачивали свою форму и прыгали вниз —до определенного уровня, — где слипались в белесую кучку. В этом состоянииапельсин пошел по коридору, спустился с четвертого этажа на первый, попал водин из кабинетов и замер там в неподвижности между двумя ручками кресла.Напротив в таком же спокойном состоянии уже пребывало четверть литракрепкого чая. В качестве забавных скобок (моя способность к абстрагированиюпроявляется по-всякому) все это окружалось струйками дыма, которые затемвозвращались вверх, дробились на светлые пузыри, поднимались по канальцу ещевыше и наконец в игривом порыве разлетались крутыми завитками по воздуху.Позже (я был уже в другом кабинете) под каким-то предлогом мне удалосьвыйти, чтобы снова взглянуть на апельсин, чай и дым. Но дым исчез, а вместоапельсина и чая были только две противные пустые кишки. Даже абстрагированиеимеет свои неприятные стороны; я распрощался с кишками и вернулся в своюкомнату. Моя секретарша плакала, читая приказ о моем увольнении. Чтобыутешиться, я решил абстрагироваться от ее слез и несколько секунднаслаждался зрелищем хрустальных шустрых ручейков, которые рождались ввоздухе и разбивались вдребезги о справочники, пресс-папье и официальныебюллетени. Жизнь полна и таких красот.
[Пер. М.Былинкиной]
День ежедневной газеты
Некий сеньор, купив газету и сунув ее под мышку, садится в трамвай.Спустя полчаса сеньор выходит из трамвая с той же самой газетой под той жесамой мышкой.
Но нет, это уже не та же самая газета, теперь это просто трубочка изгазетных листов, которую сеньор оставляет на скамейке на площади.
Оставшись одна, трубочка газетных листов тотчас превращается снова вгазету, и тут какой-то парень видит ее, прочитывает, а затем оставляетгазету на скамейке в виде трубочки из газетных листов.
Оставшись одна, трубочка газетных листов тотчас превращается снова вгазету, и тут какая-то старушка видит ее, прочитывает, а затем газета вновьпревращается в трубочку из газетных листов. Эти трубочковидные листыстарушка забирает с собою; по дороге домой она покупает полкило свеклы икупленное кладет в пакет, в который превратились газетные листы, —закономерный конец ежедневной газеты, претерпевшей за день столькометаморфоз.
[Пер. В.Андреева]
Преставление светопреставления
Поскольку писаки писать не прекратят, то те немногие «читаки», что ещеостались на земле, переменят занятия и тоже подадутся в писаки. И мир всебольше будет становиться миром писак и чернильно-бумажных фабрик, дневныхписак и ночных станков, чтобы успеть напечатать все, что они написали.Сначала книги хлынут из домов на улицы, и тогда муниципалитеты решатпожертвовать детскими площадками ради расширения библиотек. Потом ониотдадут театры, родильные дома, бойни, закусочные, больницы. Бедняки станутиспользовать книги вместо кирпичей, скреплять их раствором, возводитькнижные стены и жить в книжных хижинах.
И вот уже книги выходят за город и устремляются в поля, сминая на своемпути подсолнухи и пшеницу, и дорожному управлению чудом удается сохранить отоползней трассы, пролегающие между высоченными стенами из книг. Но порою тота, то другая стена обваливается, и происходят чудовищные автомобильныекатастрофы. А писаки трудятся без передышки — ведь творчество нынче впочете, и печатная продукция, заполонив сушу, доходит до моря. Президентодной республики говорит по телефону с президентами других республик ипредлагает мудрый выход: сбросить в море излишки книг. Это предложениенезамедлительно принимается на всех побережьях. Сибирские писаки видят, каких продукция сбрасывается в Северный Ледовитый океан, а индонезийские —соответственно, в близлежащий. Это позволяет писакам увеличить выпускпродукции, ведь на суше снова появилось свободное место! Они не задумываютсяо том, что у моря есть дно и что на этом дне начинает отлагаться макулатура:сначала в виде клейкого месива, потом — как более твердое напластование, апод конец — в виде крепкого, хоть и вязкого образования, которое каждыйдень вырастает на несколько метров и в результате достигает поверхностиводы. И вот многие воды затапливают многие земли, происходитперераспределение материков и океанов, и президентов некоторых республиксмещают озера и полуострова, а перед президентами других открываютсябескрайние просторы для честолюбивых замыслов и проч., и проч. Но морскаявода, так свирепо вышедшая из берегов, испаряется быстрее, чем раньше, илиже, наоборот, застаивается в книжной продукции, смешиваясь с ней и образуяклейкую массу; и вот в один прекрасный день капитаны дальнего плаваниязамечают, что их корабли замедлили ход с тридцати узлов до пятнадцати имашины задыхаются, а винты погнулись.
В конце концов все корабли останавливаются в морях, увязнув в месиве, аписаки мира строчат день и ночь, объясняя сей феномен и бурно радуясь.Президенты и капитаны решают превратить корабли в острова и казино, гдетипично народные ансамбли создают колорит и уют и все пляшут до самогорассвета. Новая продукция громоздится по берегам бывших морей, но смешать еес основной массой невозможно, и в результате на берегах вырастают стены игоры макулатуры. Тут писаки смекают, что чер-нильно-бумажные фабрики скоропрогорят, и принимаются писать все более мелкими буковками, не оставляя налисте ни малейшего просвета. Когда кончаются чернила, они пишут карандашом ипроч., и проч., а кончается бумага — используют доски, брусчатку и проч., ипроч. Входит в обычай вписывать один текст в другой, чтобы занять просветымежду строками, а также писаки подтирают бритвой старые записи, дабыиспользовать бумагу еще раз. Они работают не торопясь, но их такоеколичество, что продукция уже окончательно отгородила сушу от бывших морей.На земле доживает свой век раса писак, обреченная на вымирание, а в моряхторчат острова и казино, а точнее, корабли дальнего плавания, на которыхукрываются и устраивают грандиозные банкеты президенты республик и откудаостров шлет послание острову, президент — президенту, а капитан —капитану.
[Пер. Т.Шишовой]
Без головы
Одному сеньору отрубили голову, но, так как в это время началасьвсеобщая забастовка, его не смогли похоронить, и ему волей-неволей пришлосьостаться среди живых и самому выкручиваться из столь щекотливого положения.
С самого начала он понял: из пяти четыре чувства остались при нем.Тогда, с врожденным чувством меры и вместе с тем с удовольствием, сеньор селна скамью на площади Лавалье[382] и стал ощупывать листья деревьев — один задругим, — пытаясь узнать их и назвать. Через несколько дней он был ужеуверен, что у него на коленях лежат: лист эвкалипта, лист платана, листмагнолии и камешек зеленого цвета.
Когда сеньор осознал, что этот последний был не лист, а камень зеленогоцвета, то пару-тройку дней он пробыл в сильном смятении. Конечно же каменьбыл возможен, но — не зеленого цвета. Тогда сеньор представил, что камень— красного цвета, и тотчас же почувствовал, что все в нем отторгает,отвергает подобную беспардонную ложь, мысль о том, что камень — красногоцвета, была абсолютно беспочвенной, поскольку камень целиком и полностью былзеленым, круглым, словно пластинка, и на ощупь мягким.
Когда сеньор понял, что, помимо всего прочего, камень — мягкий, тонекоторое время он пробыл в большом удивлении. Затем его охватила радость —а это всегда предпочтительнее, — и это значит, что он, подобно некоторымнасекомым, способным регенерировать утраченные члены, был способен наразличные чувства. В сильном возбуждении от сделанного открытия он поднялсясо скамейки и по улице Свободы вышел к Майской улице[383], где, как известно, виспанских ресторанах размножаются мясные жареные кушанья. Оставшийсяравнодушным к этому, что оказалось для него новым чувством, сеньор пошел назапад, а может быть, и на восток — в направлении он не был уверен — и шелбез устали, надеясь, что вот-вот что-либо как-либо он да услышит, как-либо,ибо слух — это единственное, что у него отсутствовало. Да, он видел небо —бледное, словно рассветное, трогал свои руки с влажными пальцами и ногтями,впившимися в кожу, от него пахло потом, во рту был привкус металла иликоньяка. И только слух у него отсутствовал, но все-таки он услышал, и этобыло словно бы воспоминание, поскольку он снова услышал слова тюремногосвященника, слова, дарующие утешение и надежду, очень красивые сами по себе,только вот жаль: ими столько раз пользовались, их столько раз произносили,что они истерлись — звук за звуком.
[Пер. В.Андреева]
Набросок сновидения[384]
Внезапно: неодолимое желание увидать дядюшку, и он бежит к родовомугнезду по кривым улочкам, ведущим вверх и, кажется, уводящим от цели.Наконец, после долгого пути (но вместе с тем он стоял как вкопанный), онвидит дверь дядюшкиного дома и слышит лай собаки — если это, конечно,собака. Он перепрыгивает через четыре ступеньки крыльца и тянет руку кдверному молотку, который представляет собой руку, сжимающую бронзовый шар,— пальцы этой руки оживают: сначала мизинец, затем другие — бронзовый шарпадает. Он падает долго-предолго, словно перышко; беззвучно отскакивает отпорога, подпрыгивает на высоту груди и превращается в жирного толстогопаука. Он — едва ли успешно — отмахивается от паука, и в это мгновениедверь открывается: перед ним дядюшка, он улыбается, словно давно стоял задверью. Они обмениваются приветствиями, заранее заготовленными, — все этонапоминает шахматную партию. «Я должен ответить ему, что…» — «Он мнескажет, что…» Все именно так и происходит. Вот они уже в ярко освещеннойгостиной; дядюшка достает сигарную коробку в серебристой бумаге, протягиваетему. Он долго ищет спички, но в доме нет ни спичек, ни какого-либо огня;закурить им так и не удается; дядюшке, кажется, уже не терпится, когдаплемянник уйдет; наконец неловкое прощание в прихожей, полной полуоткрытыхящиков — так, что и повернуться негде.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 17 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |