Выйдя из дому, он ясно осознает, что не должен оборачиваться, потомучто… Он не знает почему, но знает, что оборачиваться не должен, и убегает,глядя только вперед. Понемногу он обретает спокойствие. А придя домой,чувствует себя таким усталым, что, почти не раздеваясь, валится на постель.Ему снится: он весь день милуется с невестой в гостинице «Ягуар» и поедаетчорисо[385] в кафешке «Молодой бык».
[Пер. А.Сыщикова]
Как дела, Лопес?[386]
Некий господин встречает своего друга и здоровается, протягивая емуруку и слегка наклоняя голову.
Он думает, что это он приветствует, но приветствия уже придуманы донего, и сей добрый господин всего лишь как бы примеривает на себя одно изних.
Идет дождь. Господин укрывается от него в аркаде. Почти никогда этигоспода не знают, что все кончится тем, что они поскользнутся на бетонномпандусе в первый же дождь и у первой же арки. На мокром пандусе, покрытомувядшей листвой.
А жесты, выражающие чувство любви? Это настоящий музей, галереяпризрачных фигур. Утешьтесь в своем тщеславии: рука Антония искала[387] то, чтоищет ваша рука, и ни та ни другая (рука) не искала ничего такого, что уже небыло бы найдено с давних-давних времен. Но невидимые вещи нуждаются вкаком-то воплощении, идеи падают на землю, словно птицы, сраженные влет.
То, что по-настоящему ново, вызывает страх или ощущение чуда. Эти дваощущения, на равном расстоянии от желудка, всегда сопровождают Прометея;остальное достаточно комфортно и всегда выходит более или менее хорошо;активные глаголы содержат полный набор подобных примеров.
Гамлет не сомневается: он ищет подлинное решение, а не двери дома и непройденные уже пути, каких бы перекрестков или дорожек поближе там ни было.Он ищет нечто, что разрушило бы тайну, ищет пятое колесо от телеги. Какаябескрайняя роза ветров — между да и нет! Принцы Датские — соколы, чтопредпочитают умереть голодной смертью, чем есть мертвечину.
Когда жмут ботинки — это хорошая примета. Что-то меняется, как быговорит нам: что-то происходит, что-то будет. Поэтому так популярны монстры,газеты захлебываются от восторга, описывая двухголовых телят. Какие чудеса!Какие возможности идти вперед гигантскими шагами!
Вон идет Лопес.
— Как дела, Лопес?
— Как дела, дружище?
И они думают, что это они приветствуют друг друга.
[Пер. Ю.Шашкова]
Землеописания
Совершенно очевидно, что подлинный венец творения — муравей (есличитателю сей факт кажется только гипотезой либо фантазией — то этоследствие закоренелого антропоцентризма), так что вот вам страничка измуравьиной географии.
(Стр. 84; в скобках даны для некоторых выражений возможныесоответствия, согласно классической интерпретации Гастона Лойба):
«…параллельные моря (реки?). Бескрайняя вода (море?) время от временивздымается как плющ-плющ-плющ (образ очень высокой стены, которая здесьозначает прилив?). Когда она идет-идет-идет (разливается?), то доходит доВеликой Зеленой Тьмы (засеянное поле? роща? лес?), где Всемогущий Господьвоздвиг неисчерпаемую житницу для Лучших из Своих Слуг. В этой области вомножестве водятся Ужасные Громадины (люди?), которые разрушают наши дороги.По ту сторону Великой Зеленой Тьмы начинается Твердь Небесная (гора?). И всесие есть наше владение, хотя и таит угрозу».
У этого отрывка имеется и другая интерпретация (Дик Фрай и НильсПетерсон-младший). Описание топографически соответствует описанию небольшогосада на улице Лаприда[388], 628, Буэнос-Айрес. Параллельные моря — это сточныеканавы, бескрайняя вода — утиный пруд, Великая Зеленая Тьма — салатныегрядки. Ужасные Громадины напоминают кур или уток, хотя и нельзя полностьюисключить, что речь все-таки идет о людях. Относительно Тверди Небеснойразгорелась полемика, которой вряд ли когда-либо будет положен конец. СФраем и Петерсоном, которые видят в ней кирпичную стену, вступил в спорГильермо Софович, предположивший, что это биде, брошенное среди салатныхгрядок.
[Пер. В.Андреева]
Прогресс и регресс
Изобрели такое стекло, сквозь которое могли пролетать мухи. Подлетитмуха к стеклу, упрется головкой — и вот она уже по ту сторону. Сколькорадости для мухи.
Но все испортил один венгерский ученый: влететь-то муха может, а вотвылететь — никак, и наоборот; все из-за какой-то чепуховины, связанной сэластичностью волокон этого самого стекла, оно было очень волокнистое. Тутже изобрели мухоловку с кусочком сахара внутри, и множество мух погибало вотчаянии. На том и кончилась попытка побрататься с этими представительницамиживотного мира, достойными лучшей участи.
[Пер. А.Косс]
Правдивая история
У одного сеньора падают на пол очки, слышно, как с ужасающим звономударились о плитки. Сеньор нагибается в величайшем огорчении, потому чтостекла стоят очень дорого, и в изумлении обнаруживает, что произошло чудо иочки не разбились.
Теперь этот сеньор испытывает глубочайшую благодарность и понимает, чтовсе происшедшее — дружеское предупреждение свыше; а потому отправляется вмагазин «Оптика» и немедленно приобретает футляр, кожаный, стеганый, сдвойной прокладкой, ибо береженого Бог бережет. Час спустя футляр падает,сеньор нагибается без малейшего волнения — и обнаруживает, что очки разбитывдребезги. И сеньору приходится раскинуть мозгами, чтобы осознать: замыслыПровидения неисповедимы и на самом деле чудо произошло не в тот раз, а вэтот.
[Пер. А.Косс]
Сюжет для гобелена
У генерала всего восемьдесят человек, у противника пять тысяч. Генералрыдает и богохульствует у себя в палатке. Пишет вдохновенное воззвание, ипочтовые голуби разбрасывают листки над лагерем противника. Двестипехотинцев переходят на сторону генерала. Стычка, генерал без трудаодерживает победу, два полка переходят на сторону генерала. Три дня спустя упротивника всего восемьдесят человек, у генерала пять тысяч. Тогда он пишетновое воззвание, семьдесят девять человек переходят на его сторону. Остаетсятолько один противник, окруженный генеральским войском; безмолвное ожидание.Ночь минула, противник не перешел на сторону генерала. У себя в палаткегенерал рыдает и богохульствует. На рассвете противник медленно обнажаетшпагу и шагает к генеральской палатке. Входит, смотрит на генерала.Генеральское войско обращается в беспорядочное бегство. Восходит солнце.
[Пер. А.Косс]
Несвойственное креслу свойство
В доме Хасинто есть кресло смерти.
Едва кто-либо из знакомых стареет, его приглашают сесть в это кресло:от прочих оно отличается только серебряной звездочкой в центре спинки.Приглашенный вздыхает, делает рукой какой-то неопределенный жест — словнобы желает отказаться от приглашения, — но затем садится в кресло и умирает.
Когда матери с отцом нет дома, дети — озорные, как и все дети, —развлекаются тем, что уговаривают кого-либо из знакомых сесть в кресло. Таккак о том, что означает подобное приглашение, говорить прямо не принято, товзрослые смотрят на детей сконфуженно и начинают разговаривать с ними так,как никогда не разговаривают ни с кем из детей, а те только пуще прежнеговеселятся. В конце концов взрослым под каким-нибудь предлогом удаетсяотговориться и не сесть в кресло; позже мать узнает о ребячьих проделках ивместо пожелания «спокойной ночи» задает детям хорошую взбучку. Но наказанияотнюдь не останавливают детей — они продолжают озоровать, и однажды имвсе-таки удается усадить в кресло какого-нибудь простака. В этом случаеродители тщательно скрывают случившееся — они боятся, что соседи прознаютпро кресло и придут просить его для какого-либо члена или друга семьи. Междутем, дети вырастают, и настает время, когда они, сами не понимая почему,перестают интересоваться креслом и не заходят в комнату с креслом, кудаприглашен кто-либо из стариков; они слоняются по двору, а родители, ставшиеуже старыми, закрывают комнату с креслом на ключ и пристально смотрят насвоих детей, словно пытаются прочесть: о-чем-они-думают. Дети отводят взглядв сторону и говорят, что пора обедать или ложиться спать. Утром отец встаетпервым и идет проверить, закрыта ли дверь в комнату с креслом на ключ, неоткрыта ли дверь в столовую и не спрятался ли там кто-нибудь из детей:серебряная звездочка на спинке кресла сверкает в темноте столь ярко, чтопрекрасно видна из любого угла столовой.
[Пер. В.Андреева]
Провал в памяти
Выдающийся ученый, автор двадцатитрехтомной римской истории, верныйкандидат на Нобелевскую премию, краса и гордость нации.
И — внезапное замешательство: в один прекрасный день сей книжный червьвыдает исторический опус, где пропущен император Каракалла[389]. Не Бог вестькакое, но все-таки упущение. Изумленные почитатели ученого роются вфолиантах: какой великий артист погибает… Квинтилий Вар, верни легионы…муж всех жен и жена всех мужей (бойся мартовских ид)… деньги не пахнут…сим победишь…[390] Нет сомнений: нет Каракаллы.
Замешательство. Телефон отключен, ученый не может принять шведскогокороля Густава[391], хотя тот и думать не думал звонить ему… однако кто-топонапрасну все набирает и набирает телефонный номер и ругается… на мертвомязыке.
[Пер. Ю.Шашкова]
Памятка для поэмы
Пусть будет Рим, город Фаустины[392], пусть ветер затачивает свинцовыепалочки сидящего писца[393] или пусть однажды утром, за вековыми вьюнкамипоявится эта неоспоримая надпись: Нет вековых вьюнков, ботаника — этонаука, к черту выдумщиков несуществующих образов. И Марат в своей ванне[394].
Затем я вижу сверчка на серебряном подносе, и рука сеньоры Делии,похожая на имя существительное, осторожно подбирается к нему, но не успеваетсхватить — сверчок уже в солонке (они прошли среди моря, а фараон проклиналих на берегу[395]) или вспрыгивает на хрупкий механизм пшеничного цветка, которыйпротягивает ему сухая рука поджаренного хлебца. Сеньора Делия, ах, сеньораДелия, оставьте сверчка в покое, пусть он бегает по тарелкам. Однажды онзапоет, и месть его будет столь ужасна, что ваши настенные часы задохнутся всвоих затихших гробах или служанка извлечет из белых одежд на свет Божийживую монограмму и та побежит по дому, непрестанно повторяя свои инициалы,будто бия в тамбурин.
Сеньора Делия, поскольку холодно, гости выказывают беспокойство. ИМарат в своей ванне.
Наконец, пусть будет Буэнос-Айрес в необычный суматошный день, стряпками, что сушатся на солнце, и с громкоговорителями на всех углах,одновременно кричащими о котировке цен на рынке подсолнухов. За одинсверхъестественный подсолнух в Линье заплатили аж восемьдесят восемь песо, иподсолнух дал репортеру Эссо интервью, полное брани, отчасти из-за усталостиот пересчета семечек, отчасти из-за того, что на ценнике ничего неговорилось о его дальнейшей участи.
К вечеру на Майской площади соберутся широкие массы общественности. Онипрошествуют по улицам и площади, стараясь продемонстрировать равенство передПирамидой[396], и станет очевидным, что живут они благодаря системе рефлексов,установленной муниципалитетом. Нет никакого сомнения в том, что все действобудет разыграно с надлежащим блеском, и все это вызвано, как можнопредположить, радужными надеждами. Все билеты проданы, прошествуют сеньоркардинал, люди добрейшей души, политические узники, трамвайщики, часовщики,дароносцы, сеньоры-толстушки. И Марат в своей ванне.
[Пер. В.Андреева]
Расплющивание капель
Ну и дождь, погляди, прямо ужас. Льет не переставая, на улице мутно исеро, по балкону так и барабанят огромные капли, плюх, плюх, звуки словно отоплеух, одна за другой, тоска. А вон на оконной раме, наверху, повислакапелька, дрожит, небо полнит ее притушенными бликами, капля становится всебольше, колышется, вот-вот упадет, а не падает, нет, не падает. Держится чтоесть силы, когтями вцепилась, не хочет падать, зубами впилась, вон, видно, абрюхо как разрастается, здоровенная каплища, свисает такая важная; и вдруграз — и все, плюх, ничего не осталось, ничегошеньки, лужица на мрамореподоконника.
А есть капли-самоубийцы, сдаются без боя, возникнут на раме и сразувниз, кажется, вижу, как дрожат в прыжке, как ножонки отрываются от рамы; ивопль слышу, они словно хмелеют, падая в небытие, самоуничтожаясь. Бедныекапельки, невинные, круглые капельки. Прощайте, капли. Прощайте.
[Пер. А.Косс]
Басня без морали
Один человек продавал выкрики и слова, и его дело продвигалось хорошо,хотя находилось немало желающих поторговаться и добиться скидок. Этотчеловек с готовностью всем уступал и потому сумел продать немало выкриковуличным торговцам, разных вздохов сеньорам финансистам, а также множествослов для лозунгов, призывов, прошений и льстивых изречений.
Наконец этот человек понял, что пришла пора испросить аудиенции уместного тиранчика — тиранчик как тиранчик, ничего особенного; тот принялпродавца слов в окружении генералов, секретарей и чашечек с кофе.
— Я хотел бы продать вам ваши последние слова, — сказал человек. —Без них, когда придет время, вам никак не обойтись, а они сами по себе врядли выйдут у вас как надо; а вам же, что ни говори, будет выгодно произнестиих в трудный, решающий момент, чтобы легко и непринужденно оставить свойслед в истории.
— Переведи, чего он там… — приказал тиранчик своему переводчику.
— Он говорит по-аргентински, ваше превосходительство.
— По-аргентински? А почему я ничего не понимаю?
— Да вы все прекрасно поняли, — сказал человек. — Повторяю, я хотелбы продать вам ваши последние слова.
Тиранчик вскочил, как и пристало вести себя тиранчикам в подобныхслучаях, и, еле сдерживая дрожь в голосе, приказал арестовать этого человекаи бросить в камеру, каковые непременно имеются в правительственных домах.
— Жаль, — произнес человек, когда его уводили. — Ведь так или иначепридет время и вы захотите произнести ваши последние слова, а вам во что быто ни стало нужно будет их произнести, ведь это все-таки след в истории. А якак раз собирался продать вам именно эти слова, ведь если вы их не выучитезаранее, то в нужный час вы, само собой, не сможете их произнести.
— Почему это я не смогу их произнести, раз мне захочется ихпроизнести? — спросил тиранчик, стоя уже напротив другой чашечки кофе.
— А потому, что вам станет страшно, — печально сказал человек. — Выбудете стоять с веревкой на шее, в одной рубашке и дрожать от ужаса ихолода, ваши зубы будут стучать, и потому вы не сможете выговорить ниединого слова. Палач и его подручные, среди которых будет кое-кто и из этихсеньоров, подождут ради приличия пару минут, и, когда они услышат в вашемисполнении лишь стон вперемежку с икотой и мольбами о прощении — а вот этоиз вас польется без всяких усилий, — терпение у них лопнет и они васповесят.
Возмутительно! Вся свита и особенно генералы обступили тиранчика стребованием немедленно расстрелять наглеца. Но тиранчик, которыйбыл-бледен-как-смерть, беспардонно выставил всех вон и остался наедине спродавцом слов — он решил все же выкупить свои последние слова.
А генералы и секретари, чрезвычайно униженные подобным обращением, темвременем подготовили мятеж и на следующее утро арестовали тиранчика, пока онвкушал виноград в своем маленьком райке. Чтобы тиранчик не произнес своипоследние слова, его по-быстрому расстреляли. Потом мятежники принялисьискать исчезнувшего из правительственного дома продавца слов; они нашли егобез особого труда, ведь он толкался на базаре, продавая рекламные репликилекарям-шарлатанам. Его запихнули в полицейский фургон, отвезли в тюрьму итам пытали, желая узнать, что же могло быть последними словами тиранчика.Так как никакого признания выбить из продавца слов не удалось, его забилиногами до смерти.
Уличные торговцы, купившие у того человека выкрики, продолжаливыкрикивать их на улицах, а один из этих выкриков потом послужил паролем иотзывом еще одного мятежа, который покончил с генералами и секретарями.Некоторые из них перед смертью пребывали в растерянности, полагая, что всеэто было на самом деле гнусной цепью беспорядков и что слова и выкрики,строго говоря, можно попытаться продать, но покупать их уж никак нельзя,хотя все это и кажется нелепым.
И все сгинули: и тиранчик, и продавец слов, и генералы с секретарями, авыкрики время от времени еще звучали на улицах.
[Пер. М.Петрова]
Приложение
Пьесы
Цари
Сцена I
На фоне лабиринта утром. Солнце уже высоко и паляще и упирается лучамиd каменную стену — круглую, как мелом побеленную.
Минос.[397] Корабль сюда придет, когда все тени в пламени полуденном растаютна этой будто бы улитке исполинской, что в белой раковине сжалась, дабы изтайны мрака созерцать бесстрастный мир вокруг себя. О раковина без названия,мрамор скорби, какая гибельная тишь царит в тебе, откуда нет пути наружу.
Там обитает твой жилец бессменный, видение кошмарное моих ночей, там —ненасытный Минотавр. Он строит козни, размышляет, как распахнуть в грядущееворота, размежить каменные веки коварства злого и повергнуть мой трон ицарство мое в прах. Все сны мои распороты его рогами. И в веслах вижу я егорога, а в трубном гласе слышу бычий рев. О Минотавр, ты сын царицы славной,но безрассудно согрешившей! Нет, не по силам никому измерить глубинуотчаяния и ужаса царя!
О Минотавр — безмолвный страж, опора моей власти над морями грозными,гирляндами лазурных островов. Свидетельство живое моей удали, ударов бешеныхсекиры обоюдоострой. Да, заточен ты, осужден навеки! Но сны мои влекутся влабиринт, там — я один и без оружия, порой — со скипетром, но он вдругкрошится в моих руках. А ты идешь ко мне, огромный и беззлобный, огромный исвободный. О сновидения мои, над ними боле я не властен!
Но сновидения — тоже царская забота. Ночь каждую встречаю я,вооруженный ненавистью лютой, когда за смерть твою готов отдать всю славу,раздобытую на дальних берегах. Власть над самим собой — вот высшая царязабота… и непосильный труд!
В это время медленно, не спуская неподвижных глаз со стен лабиринта,приближается Ариадна.
Ариадна. Корабль вовсе не украшен и паруса белы. Моряк сказал: «Естьпаруса и черные у нас, но они в трюме спрятаны — от злого колдовства — идегтем смазаны от крыс. Паллада не хотела, чтобы в обратный путь мы шли подними». Так мне моряк сказал.
Минос. Твои слова летят поверх меня. Мы тут с тобой вдвоем, но говоришьты не со мной.
Ариадна. Говорить — это значит говорить самой себе.
Минос. Тогда иди одна, куда идешь.
Ариадна. Нет, ты подобен бронзовой пластине: себя я лучше слышу,обращая свои слова к тебе. Когда пришла я, ты себе сам внимал в высокомзеркале небес.
Минос. Оно плотнее воздуха. Взгляни наверх, возвысь свой голос — и ктебе вернется он, стегнув сухою ветвью по лицу.
Ариадна. Тебя пугает эхо?
Минос. Там сзади кто-то есть. Как в каждом зеркале, там тот, кто ждет изнает.
Ариадна. Но почему его бояться надо? Ведь Минотавр мой брат.
Минос. Нет у чудовища ни братьев, ни сестер.
Ариадна. Мы оба зародились в чреве Пасифаи[398]. И нас обоих с криками и влужах крови она произвела на свет.
Минос. О матерях не стоит думать. Суть в семени горячем, котороенаходит их и прорастает. Ты — дочь царя, Ариадна кроткая, голубка золотая.А он — не наш, искусственное порождение. Ты знаешь, чей он брат? Да,Лабиринта. Своего узилища.
О раковина страшная! Он брат своей же клетки, каменной темницы. Дедалих воедино сочленил, умелец хитроумный.
Ариадна. Но она матерью моей была.
Минос. Уже разбилась амфора на тысячу осколков. Я породил тебя, кактерпкое вино рождает аромат. Ты — дочь царя, голубка золотая. Пришла тыраньше брата в мир, и Кноссос[399] обезумел, как жеребец встал на дыбы. И воттогда Дедал пустил в ход бронзовое чудо, свою машину, зло замыслил он. Япринимал послов, присутствовал при казнях. Я управлял и властвовал, аПасифая грезила о ласках похотливых и об измене мужу.
Ариадна. Не говори так. Что-то знать — совсем другое, чем про то жеслышать. Знать без слов — равно что слышать сердцем, которое, как щит, отпредставлений ложных заслоняет.
Минос. Меня никто не заставлял выслушивать слова чужие. Я сам хотел. Итеми же словами тебе я обо всем скажу, чтобы ты вырвала ее из сердца и сталатолько дочерью царя. Когда уже почти не мог он говорить, на третий деньчетвертования Акст пролил правду вместе с кровью. Бык с севера пришел,багровый и громадный, гулял он по лугам, как те египетские корабли, что поморю везут к нам ткани, благовония и послов. Она вдруг стала светлоюкоровою, дельфином золотым запрыгала на море трав и замычала жалобно и нежнои тихо и призывно.
Ариадна. Не говори так. Акст погиб в страшнейших муках, и его страданьяговорили за него, но ты ведь царь.
Минос. Бык бросился, как пламень, пожирающий посевы, на нее. Ноогненная золотая вспышка погасла тут же. И на расстоянии Акст услыхалстенание Пасифаи. Растерзанная, полная блаженства, она, как в забытье,кричала имена, какие-то названия, перечисляла ранги и чины. Потом раздалсявскрик услады, а за ним — то сладострастное царицы бормотанье, что для менядо сей поры — как шелест листьев лавра или шафрана запах. И это — все,Акст умер, не закончив слова. Я помню это слово: «улыбалась…»
Ариадна. Он вспоминал о ней.
Минос. Не знаю.
Ариадна. Бык с севера пришел, багровый и громадный. Я это говорю ибудто бы выплевываю косточки голубки жареной иль рыбью чешую. Я не желаю этиповторять слова, но ты мне набиваешь рот живым их мясом Я ощущаю, какпурпурная горячая слюна и сок лимонный жгут мне небо. О царь, отец мой,Минотавр жив, он здесь, но ты его наказываешь страшно!
Минос. Я тоже жив и тоже здесь, и он меня наказывает страшно в такойвот день, что год за годом ко мне приходит вместе с кораблем рыданий, и вэтот день мне надо быть царем.
Ариадна. Они, наверное, уже в пути.
Минос. А он, голодный, в ярости там мечется по галереям лабиринта,который солнцу не дает упасть на его блеклую без света морду. Ты слышишь?Какой шум! Как будто точит он о мрамор свой двойной кинжал!
Ариадна. Он был всегда так тих и молчалив.
Минос. Спроси об этом тени съеденных афинских граждан. И тени девушексветловолосых расспроси.
Ариадна. Но как же ему жить без пищи? Гнев зарождается в любом голодномчеловеке. Он во дворце бродил покорный и безмолвный и спал на ворохе сухойлиствы. Мне не велели с ним вести беседы, но, бывало, мы издали глядели другна друга, и он тогда так тихо голову свою багровую опустит и лишь его рогабелейшие повернуты ко мне, как два косящих глаза мраморных божков.
Минос. Он не кичился силою и вел свой тайный счет подавленным порывамгнева. Но надо было в камень его одеть, чтоб не сломал он скипетр в моихруках.
Ариадна. Я видела, как шел он в заточенье.
Минос. Женщина не может видеть. Она лишь видит сны.
Ариадна. Нет, царь, сны видеть наяву — удел героев и богов. Ведь самты видишь днем не день, а ночь и страхи и Минотавра, коего ты сам соткал изнитей черных бессонницы. Кто превратил его в чудовище? Они, сновидения твои.Кто дал ему тех первых девушек и юношей, что были вывезены силой из Афин? Он— твое тайное невольное творение, как тень, отброшенная древом, есть следночных древесных страхов.
Минос. Афиняне из лабиринта не вернулись.
Ариадна. Никто не знает, что там — мир многообразия иль многообразиесмерти. В тебе самом есть лабиринт, наполненный жестокими терзаниями. Народже видит в лабиринте сонм божеств земных, безбрежный путь в геенну. Мойлабиринт безоблачен и пуст, и там не греет солнце, а в тупиках глухих садовнемые птицы кружат над моим чудо-братом, спящим возле какой-нибудь колонны.
Минос. Ну и ступай к нему. Ты упрекать горазда. Ты мне близка и далека.Я должен был бы вместе вас в темницу заточить, ему тебя оставить насъедение. Я еще в силах это сделать, Ариадна.
Ариадна. Нет, ты же знаешь, что не в силах. Мы — по эту сторонукамней. Воздвигнута стена в груди, что отделяет сердце черное от утреннегосолнца; изгородь искусная, что пролегает между нашими мирами. Мне не даетступить ни шагу странный, коварный ужас. Могу я думать о садах, об узникедвурогом, но сердце вдруг слабеет перед тайной. Хочу узнать, увидеть сонсвой полуденный. Хочу соединиться с ним, увериться в себе! Но на краю мечтыя отступаю, как с берега волна, и соглашаюсь со своим неведением постыдным,где бьются вместе ужас сладостный и вечная надежда.
Минос. Они уже подходят к берегу.
Ариадна. Свобода! О, войти туда легко и просто. Сколько раз ядобиралась до развилки, где ход сбивает с толку, вводит в заблуждение.
Минос. Они придут, залитые слезами, как все былые годы. Юноши поддержатдевушек и их утешат и позабудут собственные страхи.
Ариадна. Там мне придется задержаться, со мной останутся лишьустремленность и вожделения тоска невольная. О брат единственный, о чудище,способное быть более одиноким, чем я сама, набросившее покрывало страха намою впервые пробудившуюся нежность! О лоб багровый и ужасный!
Минос. Теперь царица — ты.
Ариадна. Теперь не знаю, кто я.
Сцена II
Группа предназначенных Минотавру пленников стоит поодаль, они смотрятна лабиринт. Тезей приближается один и, прежде чем обратиться к царю,пристально глядит на Ариадну. Она отступает и прислоняется к стене. Солнцеуже в зените, небо слепит своею яркой синевою.
Минос. Верь мне, жертва эта меня не вдохновляет. Но на таблицахбронзовых, разъеденных священною водой, жрецы прочли его угрозу. Кноссос нерадуется смерти афинян. Однако он желает регулярной дани, он требует семьдевушек и семерых из вас. И только так.
Тезей. Конечно, он предпочитает афинян.
Минос. Кто ты таков, что в двух шагах от смерти в меня пускаешьядовитую стрелу?
Тезей. Один из них.
Минос. Тезей!
Тезей. Ты посмотри на них. Пролито море слез напрасных. Они излилисьплачем, будто в плаче себя увековечить можно. Неужто ты допустишь, чтобчеловек, земное средоточие мощи, в рыданиях исчерпал себя, стал солью, сталничем?
Минос. Тезей, ты — сын войны. Обличьем и суровыми словами ты в своегоотца[400]. И видно сразу, что чтишь ты только собственную волю, как прочие —свою красу иль каверзные мысли. Не знаю я, зачем ты здесь, какую греческуюхитрость тебе внушили твои боги, вкушающие мерзость диалектики.
Предпочитаю встретиться с тобой на поле боя, вражий сын! Сюда явился тыне смерть искать, твое присутствие нарушает священный распорядок, мешаетжертву принести, как происходит, когда вдруг телка взбесится или винопрольется. Здесь тебе не место.
Тезей. Ведать не ведаешь, как схожи твои речи с мыслями моими. Тыуспокойся, царь, тебе бы походить на ту вон деву, что у таинственной стеныстоит, чей взгляд, направленный на нас, так неуверен, робок и невидящ.Гляди, ее тунику поглотил лилейный цвет колонн блестящих. О, вот она,гармония и проявление живое природы вечных изменений! Воздух, его невидимыеструи помогают чему-то одному перетекать в другое. Их незаметное касание мнесердце радует. Ты успокойся, царь, и усмири бег темных мыслей, и созерцайвсе то, что пред тобою ясно, зримо в часы полуденные предстает.
Минос. Это — Ариадна.
Тезей. Другой там и не может быть. В ней наше с тобой сходство. ВАфинах много мне об Ариадне говорили. И мне она желанна стала, как ветер впарусе попутный, как очертания родимых островов на горизонте. Как на вершинегор, сойдутся в ней два царских рода.
Минос. Ты говоришь так, будто бы день сегодняшний прошел и ты ужепереступил его порог смертельный, оставив позади безмолвный мрамор. Оглупец, тебя ждет не дождется Минотавр!
Тезей. Сам знаешь — так не будет.
Минос. Ты, как и все, к нему пойдешь под стражей.
Тезей. Нет. Я к нему войду и первый, и один.
Минос. Умрешь, дрожа от страха.
Тезей. Ты знаешь сам, что так не будет. У меня есть лишь одна забота —как выйти мне потом из лабиринта. Мои учители пытались, но напрасно,проникнуть в тайны хитрого Дедалова сооружения! Иные думают, что галереи тамрасположены кругами, со множеством обманных выходов. Совет еще мне дали —там идти с закрытыми глазами, чтоб не поддаться ложным впечатлениям, мол,выведет инстинкт — он обостряется во тьме, когда не ждешь подмоги.
Минос. С закрытыми глазами! Ты не успеешь их открыть, как своим рогомярко-белым пронзит тебя бык-человек.
Тезей. Нет, ты не понял. Я сначала убью его и лишь затем примусь заостальное.
Минос. Россказни твои забавны. Продолжай.
Тезей. Одна неразрешимая задача родит другую. После его смертивластителем темницы стану я. Но если не вернусь, кто известит Афины, что этоя убил чудовище?
Минос. Ты все-таки его убить намерен?
Тезей. Да. Как раз за то, за что ты его запер. Тут, царь, пути у насрасходятся, но человек разумен и готов понять другого, даже если намеренияобоих разны.
Минос. Упрямо ищешь ты единство там, где надо видеть только случай.
Тезей. Но этот случай очень тонко вплетен в одну большую ткань изслучаев других, и Минотавр нам показывает это так же ясно, как дождик,метящий серебряным узором нити на ковре Арахны[401]. Вот мы — одни, и я —Тезей. Но также я и Минос. Вне наших царств и царственных имен мы таковы. Тытоже — Минос и Тезей. Крит и Афины ничего не значат. На этих бренных земляхмы, цари, порядок высший вводим и говорим лишь нам присущим хлестким языкомприказов.
Минос. Теперь я вижу, ты не лгал. Наш апогей не Ариадна, он — влабиринте, за стеной, и ждет нас.
Тезей. Царь, ты верно понял!
Минос. Я еще нечетко различаю дали лучезарные, которые мнеприоткрываешь. Не ведаю, зачем пришел ты, что замыслил. Но ощущаю я почтизловещую необходимость того, чтобы ты был здесь, чтобы мы свиделись здесь устены, перед очами Ариадны. Я словно знал об этом ранее, был о грядущихбедах и угрозах извещен.
Тезей. Есть что-то посильнее знания, оно звенит в бездонной мгле груди,где объяснениям нету места. Я разве знаю сам, как оказался здесь? Когдаучители мои старались просветить меня, я отвечал со смехом: «Смолкните,философы. Как только смыслом вы наполните мою отвагу, я задрожу от страха».Я — здесь, наверное, чтоб выполнить наказ, завещанный мне испокон веков. Он— не в словах или знамениях, он сама сила и движение.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |