Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

государственный гуманитарный университет 18 страница



Существует во всех училищах и своя специфическая лексика. В УВВИУС’е курсанты в зависимости от курса, на котором они обучаются, именуются: 1курс— «слоны», «приказано выжить»; II курс — «человек с ружьем», «ни рыба ни мясо»; III курс — «веселые ребята»; IV курс — «богатые женихи»; V курс — «господа офицеры, ноги на стол!» (Д.В.Тихонов). В УВВТУ I курс — «никто не хотел умирать»; II курс — «без вины виноватые»; III курс — «веселые ребята»; IV курс — «женатики»; V курс — «ноги на стол, господа офицеры!» (П.В.Бондяков).

Существуют свои расшифровки аббревиатур.

УВВТУ

КУРСАНТ — Квалифицированная Универсальная Рабочая Сила

Абсолютно Не желающая Трудиться


УСТАВ -

Учти

Сынок

Тебя

Армия

Воспитает

Мудрый

Умный

Дальновидный

Армейский

Командир

Физическое

Истощение

Здорового

Организма

Самый

Авторитетный

Человек

Особого

Качества

МУДАК -

ФИЗО-

УВАУГА

САЧОК-

 

Есть у курсантов свой «словарь».

УВВТУ

Баня — в мире животных.

Групповуха — групповое увольнение в город; групповая пьянка.

Дневальный — спящая красавица.

Дневальный свободной смены — ищи ветра в поле.

Кросс 3 км — никто не хотел умирать.

Кросс 5 км — их знали только в лицо.

Кросс 10 км — мертвые не потеют. '

Отбой — я люблю тебя жизнь.

Подъем — танец белых лебедей.

Санчасть — у Христа за пазухой.

Столовая — все люди — звери.

Утренняя зарядка — их повели на расстрел на рассвете.

УВАУГА

Альбатрос — самолет-амфибия АН-4.0 Баклажан — самолет ИЛ-86.

Барсуки — любители поспать, сони.

Большая Тушка — самолет ТУ-154.

Кукурузник — АН-2, самолет, который используют в сельском хозяйстве.

Курица — кокарда на фуражке в форме ромба.

Летуны — летчики.

Маленькая Тушка — самолет ТУ-134, так как имеет малый вес и меньше пассажир­ских мест.

Окурок — самолет ЯК-40, так как очень дымит.

Примус — самолет ЯК-40, так как «ест» очень много топлива.

Птичка — значок, обозначающий класс летчика.

Пчёлка — самолет Л-410.

Фантомас — самолет АН-14.

Хавчик — еда, любая пища.

Чебурашка — самолет АН-28.

Шняга — еда в столовой летного училища.

В публикации использованы записи собирателей: Т.Н.Семеновой (инф.

А.С.Масленцов, Д.Ю.Фирманов), ОАХардовой (инф. Д.В.Тихонов), Ю.Г.Шу- михиной (инф. П.В.Бондяков), Е.В.Брызгаловой (инф. А.С.Маханов), С.С.Бор- зых (инф. Д.Петрушенкин),Т.С.Бурдиной (инф. ААШадрин), Н.Ю.Трушкиной (инф. А.Н. Козлов).

В.В.Головин, М.Л.Лурье, Е.В.Кулешов



(Санкт-Петербург)

Субкультура солдат срочной службы

Субкультура солдат срочной службы в основных чертах оформилась, по-види­мому, в 60-е годы XX в., без значительных изменений просуществовала около сорока лет и существует в настоящее время, о чем свидетельствуют однородность и повторяемость данных, полученных от информантов, проходивших службу в разные периоды с 1970-х по 2000 г. Такая замечательная живучесть рассматри­ваемой культурной традиции, устоявшей в эпоху общественно-политических по­трясений (отчасти коснувшихся и армии) и пережившей смену общекультурной парадигмы, на наш взгляд, производна от внутренней структурной стабильности самого социального института, породившего эту традицию, — института сроч­ной службы в Вооруженных Силах.

При этом в общественном сознании устойчиво закрепилось мнение, в соот­ветствии с которым традиция неуставных отношений между солдатами разного срока службы, или дедовщина, — своего рода стержень, организующий всю сол­датскую субкультуру, — является прямым порождением духовного паралича, по­стигшего советское общество эпохи позднего социализма. Перемещаясь в об­ласть «бытовой антропологии», этот тезис приводит к выводу о зависимости ар­мейских нравов от тюремных — армия эпохи застоя предстает как повторение «зоны». Такая концепция служит, в частности, обоснованием вполне оправдан­ного негативизма по отношению к армейским нравам. И действительно, пред­ставленный материал порой способен произвести шокирующее впечатление.

Как возможный предмет для беспристрастного описания и антропологиче­ской рефлексии неофициальные традиции солдатского сообщества начали вос­приниматься сравнительно недавно. С середины 1990-х годов этот слой совре­менной народной культуры устойчиво привлекает внимание фольклористов и этнографов, что привело к появлению нескольких специальных научных публи­каций[4], посвященных солдатскому фольклору, социальной стратификации ка­зарменного сообщества, нормам обычного права, ритуалистике, семиотике по­ведения. Авторы настоящей статьи видят своей задачей комплексное описание современной солдатской субкультуры, охватывающее все перечисленные ее ком­поненты в их специфике и синкретическом единстве. Основным материалом для работы послужили тексты интервью и результаты анкетирования бывших сол- дат-срочников, солдатские и курсантские блокноты и дембельские альбомы. В силу приоритетной для нас обзорно-эмпирической (а не концептуальной) на­правленности статьи материал представлен в ней не только в форме суммарных обобщений, как в ряде существующих исследований, но и с большим количест­вом цитат. Принципиальный характер имеет включение в текст статьи, помимо произведений солдатского фольклора, и отрывков из интервью: на наш взгляд, наличие интроспективных фрагментов, различных по степени рефлективности и отчасти воспроизводящих лексику и риторику солдатской речи, позволит чи­тателю составить более объемное и более адекватное представление о нравах казармы, специфических чертах коллективной психологии и идеологии солдат­ской общины.

Предваряя конкретные наблюдения и выводы, в целом можно сказать, что картина мира, репрезентируемая армейским фольклором, бытовой семиотикой и неофициальной ритуалистикой, во многом организуется тремя базовыми идео- логемами. Это, во-первых, противопоставленность армейской службы и граж­данской жизни (причем первый из элементов этой основной оппозиции понима­ется как нарушение нормы, «зазеркалье», в котором трансформируются обыч­ные, «правильные», явления и отношения). Во-вторых, оппозиционность суб­культурной традиции солдатского сообщества по отношению к системе уставных положений. В-третьих, представление о срочной службе как о действующем ин­ституте социополовозрастной инициации. При этом надо отметить, что каждая из этих позиций находит соответствие в официальной армейской идеологии, что выражается в системе уставных запретов и предписаний, в пропагандистских текстах, в легитимных поведенческих и ритуальных практиках.

Что касается вопроса об истоках формирования армейских традиций, то он далеко не прост и ответ на него ни в коем случае не может быть сведен к идее преимущественного заимствования элементов уголовной культуры. Даже самое поверхностное рассмотрение предмета приводит к выводу о многообразии струк­турно-типологических связей армейской субкультуры, полигенетичности сол­датских ритуалов и солдатского фольклора. Так, очевидна связь между «духом армии» и атмосферой закрытых мужских учебных заведений, фольклор солдат и курсантов военных училищ перекликается со студенческим и школьным, актив­но взаимодействует с общенациональным фондом устных и письменных фольк­лорных форм (анекдоты, паремии, песни, альбомные тексты и пр.), а также с профессиональной массовой культурой.

Одной из первоочередных задач будущих исследований в данной области представляется расширение контекстов, в которых может быть рассмотрена суб­культура солдат-срочников и — одновременно — подключение диахронического материала. Перспективным видится и обращение к культуре профессиональных военных. Наконец, требуют всестороннего рассмотрения и внеармейские мифо­логемы, в рамках которых происходит осмысление армии и срочной службы гра­жданским человеком. И «державный» (армия — оплот государства), и «либераль­ный» (армия — вторая «зона») мифы имеют свою давнюю историю и своеобразно взаимодействуют со взглядом на армию «изнутри».

Первый раздел статьи («Время, пространство, быт») написан В.В.Голо­виным. В нем в очерковой форме обобщен, наряду с собранными позднее сведе­ниями, и личный биографический опыт автора, проходившего срочную службу в рядах Вооруженных Сил СССР в начале 1980-х годов. Второй раздел («Этикет, ритуалы, символика») написан М.Л.Лурье, третий («Фольклор») — Е.В.Куле­шовым.

Авторы считают своим долгом выразить признательность А.Ф.Белоусову, М.В.Калашниковой и В.Ф.Лурье, предоставившим ценные материалы, а также всем информантам, чьи сведения, рассказы и рукописные документы были ис­пользованы при написании работы.

Время, пространство, быт

Описание солдатской субкультуры требует некоего «физиологического очерка», который обобщенно представил бы типические черты армейского быта, очертил пространственно-временные параметры солдатской жизни в «золотой век» неус­тавных отношений —70-80-е годы прошлого столетия.

«Армия — школа жизни», «В армии становятся настоящими мужчинами». Данная идеология поддерживается как традиционно сложившимся в сельской и провинциальной среде (до 90-х годов XX в.) негативным отношением к неслу­жившему и «белобилетнику» (девушка за такого не пойдет замуж), так и город­ской фольклорной традицией («Я на Охте был стилягою, / А теперь зовут сала­гою. / Салага я, салага я...»). Это положение поддерживали и официальный ки­нематограф (например, фильмы «Максим Перепелица», «Я служу на границе», «Зона особого внимания» и воскресная передача «Служу Советскому Союзу»), и особенно «военно-патриотическая» литература для юношества (например, про­изведения Б.Никольского). Выбивающаяся из русла формульных произведений перестроечная повесть Ю.Полякова «Сто дней до приказа» (содержащая весьма ограниченную информацию о структуре и иерархии армейских взаимоотноше­ний) еще до публикации была осуждена на Всеармейском совещании и директи­вой Главного политического управления Министерства обороны Советского Союза; соответствующий номер «Юности» не допускался в военные библиотеки. Защита от угрозы дискредитации армии, даже в малых проявлениях, в глазах об­щественности велась крайне активно и агрессивно: новобранца, если он говорил: «Меня забрали в армию...», — офицеры (особенно политработники) резко одер­гивали, поправляя: «Вас не забрали, а при-зва-ли!».

Сборный пункт

В памятке к явочному предписанию военкомата строго определялся характер имущества новобранца и внешний вид: «Иметь при себе зубную щетку, мыло, бритвенные принадлежности... Быть коротко подстриженным. Иметь запас еды на столько-то дней».

От военкомата автобус отвозил парней на сборный пункт. Там работал па­рикмахер, который брал за стрижку «под ноль» один рубль, вместо девяти копеек по прейскуранту. На сборный пункт проникали личности в старой одежде, кото­рые предлагали обменять гражданскую одежду новобранцев: «Все равно дембеля отнимут». И хотя в сознании новобранцев уже были заложены стереотипы «на­чального» поведения и они взяли минимум денег и надели старую одежду, на сборном пункте, благодаря общению сотен новобранцев, безапелляционным действиям офицеров (например, построение новобранцев в одну шеренгу, ко­манды: «На первый-второй рассчитайсь. Вещи на пол. Первые! Два шага назад. Вторые! Два шага вперед. Вторые! Кругом!»; обыск личных вещей на предмет ал­коголя и «неармейских» предметов), происходит некая концентрация расска­зов об армейском быте, и сознание новичков уже подспудно готово к отказу от прежних гражданских представлений и включению в новый жизненный порядок.

Сборных пунктов может быть два. В первом «фасуют», во втором отдают представителям частей — офицерам или сержантам. Сержант рекомендует солда­там на вокзале купить последнее спиртное для себя, для него и для сослуживцев. Такой сержант сразу располагает к себе сообщением «сверхсекретной» информа­ции, куда везет служить, разрешает позвонить родным.

Прибытие в часть

Первое место, куда помещают новобранцев по прибытии в часть, — баня. Армей­ская солдатская баня — в большинстве случаев достаточно убогое помещение. Новобранцы раздеваются догола (для многих это первое посещение обществен­ной бани и публичное обнажение значительно подавляет личность), моются, и тут же им выдают военное обмундирование. Летом — хлопчатобумажные брюки и гимнастерку, трусы и майку, пилотку, портянки, сапоги; зимой — вместо тру­сов и майки теплое белье, зимние портянки, шинель, шапку. Гражданская одеж­да отсылается домой.

Обмундирование и форма одежды

Форменная одежда, в зависимости от региона службы, различается. Солдаты, проходившие службу в южных регионах, имели панамы вместо пилоток. Солдаты на Кубе носили шорты. На Севере часто основным обмундированием были ва­ленки и тулуп. В строительных батальонах основной одеждой была не шинель, а бушлат. Роты почетного караула имели специальную форму и в целом носили украшенную офицерскую форму с солдатскими знаками отличия (даже караку­левые солдатские ушанки). Внутри части также имелись отличия: водители ко­мандного состава одевались в «ПШ» — гимнастерку из добротного, плотного шерстяного материала.

Погоны, петлицы, нашивки родов войск, пуговицы, подворотнички тут же пришиваются новобранцами (крайне мучительная, из-за отсутствия опыта, многочисленности предметов пришивания и толщины и плотности материа­ла, процедура). Все, что пришито неаккуратно и неправильно, сержанты войско­вого приемника отпарывают и тут же заставляют перешивать. Процедура зани­мает несколько часов. На обратной стороне формы (на брюках, гимнастерке, шинели, сапогах, ремне) в установленном месте гашеной известью пишут (или с помощью резиновых литер отпечатывают чернилами) номер военного билета. В строго определенных местах прикручиваются знаки родов войск. За отворот пилотки, шапки-ушанки вставляется иголка, на которую наматываются нитки двух цветов. Шнурки шапки завязываются внизу, затем «уши» выворачиваются наверх. Во внутреннем кармане гимнастерки могут храниться только военный билет и расческа.

В течение службы постоянно устраиваются смотры, на которых иные коман­диры с линейкой в руках вымеряют правильность ношения формы и воинских знаков. На правой стороне солдаты в строгой последовательности вешали зна­ки гвардии, «Отличник СА», знаки классности, знак «Воин-спортсмен», знаки спортивных разрядов, знаки-«поплавки» об окончании высших учебных заведе­ний и знаки-«гробики» об окончании техникумов. Всякое отступление от правил ношения формы — свидетельство прохождения как минимум годового периода службы. В первые недели службы активно бытовала легенда о «стерилизации» солдата-новобранца: в компот или чай якобы добавляют бром для лишения по­ловой потенции («чтобы ни о чем “таком” не думал»).

Войсковой приемник

Время армейской жизни строго регламентируется. Сначала следует (до принятия присяги) «карантин» или войсковой приемник. Первые полгода могут проходить в «учебке» (учебном подразделении).

Месяц до принятия присяги новобранцы живут в отдельной казарме и ос­ваивают азы воинской службы под руководством сержантов, младших команди­ров, временно назначенного начальника войскового приемника. Первая фраза со стороны старослужащих о будущей службе в армии: «Веревка, вешайся». В дальнейшем эта фраза повторяется как обозначение будущей любой тяжелой работы и как рефрен к описанию прошлого тяжелого задания. За месяц солдат должен освоить обязанности дневального, научиться отдавать честь и правиль­но приветствовать, отвечать и реагировать на команды («Рота смирно!», «Раз­решите положить трубку?»). Обучают уборке и заправке постелей, тренируют ходить строем, петь, проходят физическую подготовку (полоса препятствий), изучают уставы (обязательно знание наизусть присяги и «Обязанностей солдата (матроса)».

Изучали имена главкомов, должности и состав Политбюро. Обращение к сержанту в первый месяц службы — только «на Вы». Сержанты афористически дразнят новобранцев, которые с гражданки не избавились от слова «можно», от­ветом: «Можно жену и тещу, а в армии — разрешите», афористически исправля­ют форму одежды: «У тебя пизда или пилотка?!». В приемнике запугивали сек­ретностью и ответственностью за разглашение военной тайны. Естественно, это — игра в секретность с подсознательной целью еще раз проявить оппозици­онность к «гражданке». Армия старательно выделяет себя из общества, имитируя сверхсекретность. На воротах частей пишут «ШМАС» (Школа младших автомо­бильных специалистов), хотя для окрестных деревень очевидны высотомеры, локаторы, ракетные позиции. Начальник особого отдела наставлял новобранцев: «Пишите домой, что в армии ломаете печенье, одну половину складываете в одну сторону, другую в другую». Предупреждают, что потеря секретной тетради уго­ловно наказуема. Иногда просят не записывать информацию. Пугают основа­тельно; у солдат возникает устойчивое поверье о перлюстрации писем.

Присяга

Присягу принимали после прохождения карантина в «войсковом приемнике — или на плацу части, или у памятника-мемориала. Нередко одновременно при­сягу принимали несколько частей гарнизона. Солдат выходил из строя с оружием (присягу принимали только с ним), громко зачитывал присягу и расписывался в ее принятии. Некоторые призывники из Средней Азии читали на русском языке безумно плохо и не понимали смысла читаемого. Солдаты строительных баталь­онов имели для присяги один карабин (автомат), который «арендовался» в бое­вой части на все подразделение, и выходили с ним по очереди. Принятие присяги завершалось торжественным маршем. На церемонии имели право присутство­вать родные, которых после этого могли даже пригласить в часть, где их корми­ли, по определению политработников, «доброй солдатской кашей». После при­сяги солдат распределяли по подразделениям (они уже знали, какие из них пло­хие, в смысле дедовщины, какие — так себе). Проблемы с принятием присяги были только у баптистов — отказывались присягать. Отказ от присяги баптистов не афишировался, поскольку они имели международную поддержку. В то же время служить без присяги невозможно. Баптистов держали на гауптвахте (хотя не присягнувшего по закону не могли отправлять на гауптвахту), грозили, на­травляли на них армейский коллектив, но чаще просто подделывали их подпись. В основном баптисты служили в военно-строительных войсках.

Армия — институт воинственно-атеистический. Армейская печать периоди­чески тиражировала рассказ о «перековке» армейским коллективом верующего в атеиста. Нательный крест просто запрещали носить (чаще всего он был у поляков из Прибалтики и солдат с Западной Украины). Солдат-мусульман, пока они бы­ли молодые, деды с радостью и удивлением заставляли пробовать свиное мясо. Политработники запрещали молодым солдатам из мусульманских республик со­бираться большими группами и разговаривать на родном языке. В целом после недели-другой солдаты не демонстрировали больше атрибутов веры и на два года скрывали свои религиозные чувства.

Распорядок дня

В регламентацию армейской жизни входит восьмичасовой (или четырехчасовой во время несения дневальной, дежурной или караульной службы) сон. Подъем, который, как правило, только в первый месяц службы должен проходить за 45 секунд (не успеешь — грозная команда сержанта «будем летать», «полетаем», из- за нескольких неуспевших несколько раз «летают», т. е. раздеваются, прыгают на кровать и затем вновь все одеваются); далее — изнуряющая зарядка, в которой участвуют только служащие до года.

Уборка солдатской постели строго регламентирована. Если что не так — сержант тут же ее переворачивает.

Содержимое солдатской тумбочки: в верхнем ящике письменные принад­лежности, в нижнем на верхней полке зубная паста (тюбик должен сворачивать­ся, а не выжиматься), зубная щетка, бритва. На нижней полке — пасты для чист­ки ремня и сапог. Всякая еда запрещена для хранения, тумбочку спокойно обы­скивают сержант, прапорщик, офицер.

Далее следует утренняя поверка; проверяют наличие солдат, их внешний вид. Затем — завтрак. В столовую на завтрак идут обходным путем. После завтра­ка — развод, вся часть приветствует командира (или его заместителя) и марширу­ет парадным строем. Затем боевая работа или учеба, два раза в неделю — полит­занятия. Обед. После обеда также боевая работа или учеба. Ужин. Вечерняя прогулка с песней. Поют в течение двух лет одну и ту же песню (максимум две) — «У солдата выходной», «Не плачь, девчонка», «Катюша» или по роду войск (на­пример, в ПВО: «Мы как летчики, как летчики крылаты, / Только не летаем в об­лаках. / Мы ракетчики, ракетчики-солдаты, / Мы стоим у неба на часах»). Лич­ное время (около часа). Вечерняя поверка. Отбой. На табуретку сначала кладут ремень, пряжка которого должна свешиваться на ширину ладони, затем брюки, сложенные в один изгиб, гимнастерку «конвертом», на нее — пилотку или сапо­ги. Перед тумбочкой ставят сапоги, на которые аккуратно кладут портянки. Пор­тянка — средство «лечения» храпящих солдат, которым во сне кладут пахнущие потом портянки на лицо. Деды не стесняются кидать в храпящих сапоги. После отбоя — шабаш дедов, колыбельные дедам, эротические рассказы — все это за­нимает около получаса. Старослужащие после отбоя засиживаются в каптерке, курят. Постоянное рассматривание фотографий любимых. В 80-х годах обяза­тельной для солдат был просмотр программы «Время» и передачи «Служу Совет­скому Союзу» (стандартный солдатский комментарий: неужели где-то есть такие части, о которых рассказывают в передаче). Главное политическое управление рекомендовало к просмотру передачи «Международная панорама» и «Девятая студия». Но особой популярностью у солдат пользовались утренние и вечерние передачи, где показывали аэробику.

Денежное довольствие солдата

В зависимости от звания, классности и должности денежное довольствие состав­ляло от 3 рублей 50 копеек до 20 рублей, в редчайших случаях (должность пра­порщика, первый класс, старшина или старший сержант) — 32 рубля в месяц. Десантники отдельно получали деньги за прыжки с парашютом. В строительных частях назначалась небольшая зарплата, которая поступала на личный счет сол­дата, но из нее вычитали деньги на обмундирование и питание. Деньги уходили в основном на папиросы (сигареты) и чайную. Продавались новые сапоги (выда­вались раз в год) — 10-15 рублей, самодельные дипломаты — до 20 рублей. Тор­говля среди солдат была развита слабо.

Борьба с дедовщиной

Части разделялись на показательные (гвардейские, орденоносные, имени...) и обычные. Из показательных частей в простые нередко командировали неради­вых солдат, чтобы не портить картину. Еженедельно в вышестоящую часть теле­фонировали таблицу нарушений, состоящую из аббревиатур «УГ и КС», «ДУ» — «НВ», «СО», «А» и соответствующих им цифр, что означало количество наруше­ний устава гарнизонной и караульной службы, нарушение дисциплинарного ус­тава (из них — число неуставных взаимоотношений и самовольных отлучек) и количество арестов. Офицеры смирялись с дедовщиной и хотя делали попытки пресечь ее собственными силами, в вышестоящий штаб и тем более в прокурату­ру не сообщали — это могло вызвать взыскание вплоть до «неполного служеб­ного соответствия» и задержать звание и должность. Особых действий, кроме карательных мер, по искоренению дедовщины не предпринимали.

Повсеместно бытовала легенда (впоследствии изложенная А. Покровским в его книге «Расстрелять!..») о пресечении дедовщины путем «расстрела» жесто­кого старослужащего. Вариант такой легенды: в Монголии, где стояли наши во­енные гарнизоны, офицер вызвал другого офицера, они сфальсифицировали приговор, начинающийся словами: «Согласно указу Министра обороны и Глав­ного военного прокурора номер такой-то, изменяющего статью такую-то дисци­плинарного устава, рядового такого-то за систематическое нарушение Воинской присяги и Уставов, выразившееся в издевательстве над сослуживцами, система­тические самовольные отлучки и нарушение устава гарнизонной службы рас­стрелять. Приказ привести в исполнение по месту дислокации подразделения. Родственникам расстрелянного сообщить в течение суток и разрешить захоро­нить на родине». Был подогнан грузовик, который поставили за казармой. Под­разделение построили, скомандовали «Смирно», затем приказали деду выйти из строя и зачитали приказ. Ошеломленного солдата завели за казарму, поднесли к носу кулак, заставили лечь в кузов лицом вниз — «иначе расстреляют на самом деле». Дважды выстрелили вверх из ПМ, затем сымитировали шум погрузки тела, закрыли борты и вырулили перед строем. Строй предупредили, что если еще кто- нибудь нарушит что-либо, расстреляют без проблем. Предложили посмотреть на «труп», но желающих не нашлось. Грузовик уехал, отвозя солдата в другое под­разделение, не имевшее сообщения с первым. Со следующего дня рота стала об­разцово-показательной, лучшей в дивизии, а ее командир через год получил серьезное повышение и уехал учиться в Академию (пересказал майор М.Л.Мед- ведюк, зам. нач. политотдела в/ч 22222, записано в 1982 г.)

Приезд начальства, проверки

Частота проверок, инспекций в 1970-1980-е годы превосходила все ожидания: плановые проверки после летнего и зимнего периодов обучения, внеплановые проверки и даже внезапные ночные проверки. Инспектировало начальство — генерал из округа и выше. Особо «опасными» считались проверки из Министер­ства обороны; приезд маршала, главкома или его заместителя для выборов в Вер­ховный Совет повергал дивизию, полк в состояние быстрейшей постройки «потемкинской деревни».

Подготовка к инспекции включала тщательную уборку части, перекраску и обновление наглядной агитации. Подметалась, надраивалась и вычищалась вся возможная территория, по которой мог даже случайно пройтись проверяющий. Любой пол — до блеска. Линолеум чистили даже с использованием бритвы. Драили туалеты, подметали лесные тропинки, ведущие к позициям. Перед шта­бом снег укладывали лесенкой, перед казармами — стеночкой. Перекрашивали все бордюры, естественно, новой краской по старой, т. е. ненадолго, на время инспекции. Особенно тщательно выкрашивали шлагбаум. Перекрашивали лест­ницу штаба, перила, сейфы, стены кабинетов. Сушили при помощи печек. Траву и елочки красили пульверизатором — похоже на легенду, но тем не менее есть сотни свидетелей и участников таких процедур. Рассказывают, что один умный командир части за две недели перед проверкой на всех газонах посеял овес, и проверяющие восторгались ровными, десятисантиметровыми ростками. Зато потом все это заколосилось.

Перед инспекцией приезжали проверяющие из полковников (иногда гене­ралы). Проверяющий устраивал смотр территории и позиций, неустанно приди­рался к любому «нарушению» — от расстегнутого воротничка и грязных сапог до щели на асфальте и лаза в заборе. Его замечания отличались действенностью: «Товарищ солдат, доложите вашему командиру, что я сделал Вам замечание». Нередко предварительный проверяющий собирал солдат из разных подразделе­ний, желая узнать о нарушениях. Офицеры прямым текстом предупреждали та­ких солдат, что те не должны говорить о каких-либо нарушениях, особенно о не­уставных отношениях.

Наконец, приезжал главный проверяющий. Солдатам наказывали «не мель­кать по полку», все передвижения осуществлялись строем и строевым шагом. В столовой на дни проверки меняли посуду. Вместо оловянных мисок давали пластмассовую, вполне приличную посуду. Пища отличалась более качествен­ным приготовлением. О генералах-проверяющих ходили легенды: рассказывали, что один из них, не обнаружив ручки на кране горячей воды на кухне, предложил начальнику тыла повернуть его зубами. Проверяющие имитировали образ забот­ливого «отца-командира».

Плановые проверки по окончании летнего или зимнего периода обучения, естественно, включали и проверку боевой работы, мобилизационной готовно­сти, чистоты и внешнего вида. Особое зрелище представляли строевые смотры офицеров, проверка их спортивной подготовки и стрельбы из личного оружия. Марширующий толстый капитан или майор, браво напевающий песню и сги­бающий турник при попытке подтянуться, вызывал неподдельное удовольствие тайно наблюдавших солдат, которые злорадно фиксировали его неумение, со­поставляя с его требовательностью.

Довольно часто во время проверок целые подразделения отправляли в лес для сбора грибов и ягод для проверяющих. Если чин проверяющего был невысок, командиры в части возмущались: «Дожили, для майоров грибы собираем». Во­обще, посылка солдата в корпус, в дивизию, в армию с грузом грибов, ягод, рыбы считалась делом традиционным.

Учения

Особое значение в Вооруженных Силах имеют учения (в 1980-е существовали разные градации — от учений Стран Варшавского договора до полковых стрельб). Крупномасштабные учения солдаты недолюбливают — в офицерских и солдат­ских разговорах всегда фиксируется печальная статистика, хотя она явно преуве­личена (обычно говорят о трехпроцентной смертности). Такие учения связаны с передислокацией, погрузкой в эшелоны, с тяжелой физической работой — пахо­той — в крайне неорганизованных условиях. Солдаты устают, не спят, получают травмы на различных погрузках. Но учения, какими бы они ни были, во многом показуха перед вышестоящим начальством, поэтому очевидна их театральность. Характерный пример — выезд на полигон. Стрельбы на полигоне — высочайший уровень театрализации, хотя здесь и присутствует реальная боевая работа.

Подготовка к стрельбам на полигоне. За полгода офицеры начинают скиды­ваться на откровенные взятки. Начальник службы ГСМ не выдает (хотя офицеры расписываются в получении) спирт ни на какие регламентные работы. Спирт нужен на полигоне. «Взятки» готовят все — от этого, как говорят, зависит со­стояние техники на полигоне и, естественно, благорасположение и оценка. Го­ворили, что некоторые части доставляли даже мебель. Солдаты-чертежники вез­ли на полигон фирменные карандаши для подарков солдатам полигона. И все же, если полк не сбил цель (например, в ПВО), никакая взятка не помогает, оценка — «двойка» и, как правило, за этим следует переведение командира на нижестоящую должность. Прапорщики рассказывали, что даже заготавливали специальные штыри и в случае промаха неслись на машине, находили упавшую ракету и делали штырями на ней множество отверстий, имитируя попадание.


Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.018 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>