Поэт стоял возле моста и смотрел на приближающуюся мо-лодую женщину. Едва он увидел ее большие темные глаза и изящно завитые каштановые волосы, окружающий мир пе- рестал для него существовать. 38 страница

Джулия покачала головой и осторожно закрыла коро­бочку:

— Я не могу их взять. Они принадлежали твоей матери. Ты должен хранить их.

— Нет.

— Тогда отдай их Рейчел или Скотту.

— Рейчел и Скотт получили достаточно материнских драгоценностей. А эти серьги Ричард отдал мне. — Габриель был близок к панике и постарался сфокусировать взгляд на черном бархате в обрамлении ее фарфоровой кожи. Глаза его сузились. — Если ты откажешься взять эти сережки, то сде­лаешь мне больно, — едва слышно прошептал Габриель, но его слова ударили по Джулии так, словно он пронзительно закричал.

Она нервно сглотнула и пару минут собиралась с силами, чтобы ответить.

— Габриель, пожалуйста, прости меня. Это удивительный подарок. А то, как настойчиво ты убеждаешь меня их взять... это вообще не выразить словами. И все-таки я чувствую, что не вправе их брать.

Если ее отказ задел Габриеля, то объяснение причин при­вело его в подавленное состояние. Видя это, Джулия упер­лась глазами в скатерть.

— Джулианна, ты не так поняла меня. Эти серьги не про­сто память о Грейс. Их я не поставлю в один ряд с шарфиком и жемчужным ожерельем.

Джулия снова терзала внутреннюю поверхность своего рта и с напряжением ждала дальнейших слов Габриеля. Он перегнулся через стол, приложив ладонь к ее щеке.

— Я дарю тебе серьги Грейс как зримое напоминание о моем сердце, которое я тебе уже отдал. Это... мой способ сказать тебе, Джулианна, что ты — любовь моей жизни. Грейс завещала эти серьги мне. Они теперь — частица меня. Я хочу, чтобы эта частица всегда была с тобою. Неужели ты не дога­далась? Эти бриллианты — символ моего сердца. Или ты ре­шишься отвергнуть мое сердце?

Тон Габриеля по-прежнему оставался серьезным. В его глазах за все это время не мелькнуло и тени улыбки. Если бы он преподнес ей кольцо в знак их помолвки, она бы тоже была шокирована, но подарок взяла бы. Тогда почему она колеблется сейчас? Ведь для нее не существует других муж­чин. Только он.

Может, она снова перепутала гордость и гордыню? Разве она не видит, как больно задели Габриеля ее слова, хотя ей самой они казались вполне аргументированными? Так мо­жет, хватит упражняться в благородстве, если видишь, что эти упражнения больно бьют по самому дорогому, самому любимому твоему человеку?

— Какие они красивые. После твоей любви это самый лучший подарок, который я когда-либо получала. Спасибо тебе, мой любимый.

Габриель облегченно вздохнул и поцеловал ей пальцы.

— Грейс была бы счастлива, что мы нашли друг друга. Я в этом не сомневаюсь. Я верю, что сейчас она смотрит на нас и шлет нам свое благословение. Она сияла бы от радости, зная, что я преподнес ее серьги своей любимой женщине. — Он улыбнулся и обнял Джулию. — Спасибо тебе, — про­шептал он. Габриель раскрыл коробочку и помог Джулии надеть серьги, после чего нежно поцеловал мочку каждого уха. — Meravigliosa. Чудесно.

— Снизу на нас все глазеют, — засмеялась Джулия.

— Не все. Поварам не до нас. Официантам тоже. — Пой­мав ее взгляд, Габриель прошептал: — «О, ты прекрасна, воз­любленная моя, ты прекрасна!»^[29]

Джулия покраснела, услышав из уст Габриеля библей­скую эротическую поэзию, но, прижавшись к его шее, отве­тила:

— «На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и не нашла его»^[30].

Габриель удивленно улыбнулся. Он целовал Джулию до тех пор, пока возле их столика не появился официант, пред- доживший десерт. От десерта Джулия отказалась. Счастли­вая пара покинула ресторан и отправилась в обратный путь к отелю.

— Как твои ноги? — спросил Габриель, глядя на ее соблазнительно красивые ноги в соблазнительно красивых туфлях.

— Я их не чувствую. Я сейчас вообще ничего не чувст­вую, кроме счастья.

— Моя дорогая девочка, — улыбнулся Габриель. — На­деюсь, твои ноги не будут возражать, если мы сделаем неболь­шой крюк, — сказал он, дотрагиваясь до ее локона. — Купол Флорентийского собора сейчас просто бесподобен. И потом, я еще ни разу не целовал тебя в его тени.

Джулия кивнула, и они пошли к собору, чтобы насладить­ся искусно подсвеченным шедевром Бруннелески. Это было настоящее чудо архитектуры Ренессанса: над прекрасным со­бором парил яйцеобразный купол, покрытый черепицей. Они встали напротив баптистерия, любуясь фасадом и по­степенно поднимая глаза к куполу. Вечером Флорентийский собор был так же красив, как и при свете дня.

Габриель выбрал наиболее темный уголок, крепко обнял Джулию и стал целовать, наматывая ее локоны себе на паль­цы. Она тихо стонала, а он целовал ей уши, осторожно забираясь кончиком языка в ушные раковины.

— Ты даже не представляешь, как радостно мне видеть эти серьги в твоих ушах. — Он потерся носом о каждую сережку. — Пусть те, кто посмотрит на тебя, увидят знаки моей любви.

Джулия отвечала ему не менее страстными поцелуями.

Сплетя пальцы, они побрели к Понте Санта-Тринита, где Данте встретил Беатриче. Встав на середине моста, они любовались темной водой Арно, в которой отражалась за­тейливая палитра береговых огней.

— Моя Джулианна, — прошептал он, сжимая ее в объя­тиях и глядя на глянец речной воды.

— Мой Габриель, — тоже шепотом ответила она, под­ставляя лицо для поцелуя.

Как часто бывало, их поцелуи, такие невинные поначалу, быстро наполнились жаром и страстью. Вскоре на влюблен­ную пару уже с любопытством поглядывали местные жители и туристы, и Габриелю пришлось отстраниться от Джулии.

— Я так рад, что снова обрел тебя. Я еще никогда не был настолько счастливым.

Забыв о зрителях, Габриель вновь поцеловал Джулию в лоб. И вдруг она, схватив его за шелковый галстук, поры­висто притянула к себе. Их лица почти соприкасались.

— Я хочу тебя, — прошептала она, сопроводив свои сло­ва поцелуем.

Это был не просто очередной поцелуй. Робкий котенок, каким она до сих пор виделась ему, вдруг превратился в тиг­рицу. Она больше не стеснялась говорить о своих желаниях, и лучше слов о них говорили ее руки. Они уже не покоились на плечах Габриеля и не прятались у него в волосах. Они за­метались по его груди, потом по спине. Джулия крепко при­жала любимого к себе, наслаждаясь ощущением его тугих мышц даже через одежду.

Габриеля восхищала ее напористость. Он был готов отве­тить тем же, но до его ушей уже долетали соленые шуточки местных юнцов. Пришлось ретироваться под мост. Они по­чти побежали туда и теперь ловили ртом воздух.

— Сделай меня своей. Прямо здесь, — прошептала Джу­лия.

— Ты уверена? — спросил Габриель, гладя ей спину и бедра.

— Всем сердцем.

— Только если ты готова, — сказал он, проводя большим пальцем по ее распухшей нижней губе.

— Габриель, я всегда тебя хотела. Пожалуйста, не застав­ляй меня ждать.

— И все-таки тебе придется подождать еще немного. Совсем чуть-чуть. Мы же не будем заниматься этим прямо под мостом, — со смехом добавил он.

Поцеловав Джулию, Габриель сказал, что ему нужно по­звонить, и отошел на пару шагов. Последовал короткий раз­говор по-итальянски. Кажется, он говорил с Паоло, но о чем — этого Джулия не поняла. Габриель намеренно стоял к ней спиной и говорил очень тихо. Когда она полюбопытст­вовала о звонке, Габриель ответил улыбкой и двумя словами:

— Скоро увидишь.

Путь до отеля занял несколько больше времени, и причи­на была вовсе не в уставших от каблуков ногах Джулии. Пройдя несколько шагов, влюбленная пара останавливалась, и начинались страстные поцелуи, ласки, тихий смех и слова обольщения. В полутемных переулках, у старых стен их язы­ки снова и снова танцевали «танго любви».

Близилась запоздавшая кульминация того, к чему Джулия была готова еще шесть лет назад, лежа с Габриелем в старом яблоневом саду.

К тому времени, когда они добрались до своего номера и вышли на террасу, обоих переполняло страстное желание. И этому желанию были подчинены все их мысли. Джулия не сразу заметила, насколько преобразилась терраса. Повсюду горели высокие свечи, и теплые язычки их пламени уравно­вешивали холодное мерцание звезд. В воздухе пахло жасми­ном. Гора подушек и кашемировое одеяло манили поскорее переместиться на футон, которого днем здесь не было. На столике в ведерке со льдом дремала бутылка шампанского. Рядом стояло блюдо клубники, покрытой шоколадной гла­зурью, и тирамису. Из невидимых колонок негромко лился голос Дайаны Кролл.

Габриель встал у Джулии за спиной.

— Тебе нравится? — шепотом спросил он, обнимая ее за талию.

— Потрясающе.

— Любовь моя, у меня для тебя есть обширный план на остаток вечера и часть ночи. Пока я его не выполню, боюсь, что спать тебе не придется.

Джулия вздрогнула, но не от страха. В каждом его слове, в каждой интонации ощущалась глубокая страсть.

— Никак я встревожил тебя? — спросил Габриель, об­нимая ее еще крепче.

Джулия покачала головой.

Он стал нежно целовать ей шею, водя губами по ее фар­форовой коже.

— До сих пор я лишь говорил о своем желании. Сегодня я осуществлю его. В постели, когда сольюсь с тобой и пода­рю тебе то, что не мог подарить до сих пор.

Джулия снова вздрогнула. Габриель обнял ее, прижал к себе.

— Дорогая, тебе совершенно нечего опасаться. Сегодня все у нас подчинено наслаждению. Твоему наслаждению. И я сделаю так, чтобы ты насладилась сполна. — Габриель поцеловал ее в щеку, потом медленно повернул лицом к се­бе. — Поскольку это твой первый раз, нам никак не обойтись без прелюдии. Мы оба вступаем в неизведанное. А прежде чем пускаться в путь, мне хотелось бы... кое-что сделать. — Габриель ждал ее реакции.

— Я и так целиком принадлежу тебе.

— Я хочу проверить твои чувства. Не твои чувства ко мне, — поспешно добавил он, — а твой отклик на звук, вкус, реакцию на зрительные образы и осязание. Я не пожалею времени на то, чтобы разогреть и возбудить тебя... Но прежде всего мне хочется научить твое тело по одному моему при­косновению узнавать мужчину, который поклоняется тебе.

— Габриель, мне кажется, я давно уже научилась узна­вать тебя по твоим прикосновениям. Только ты был спосо­бен подарить мне такие ласки.

Габриель поцеловал ее и умолк, будто чего-то ждал. Вскоре в спальне зазвучали первые аккорды «Besame Mucho».

— Потанцуешь со мной?

— Конечно.

«Он еще спрашивает! Разве я упущу шанс подарить ему свои объятия?»

Они обнялись.

— Теперь это будет нашей песней? — спросила Джулия, водя пальцами по его подбородку.

— А почему бы и нет? Я до мельчайших подробностей помню тот вечер. Твои волосы, твое платье. Ты была боже­ственным видением, а я — грубым болваном. Как вспомню, чего я тогда тебе наговорил... — Он поморщился и покачал головой. — И как только тебе хватило великодушия меня простить?

Джулия с упреком посмотрела на него:

— Габриель, ты даришь мне сказку. Я и надеяться не мог­ла, что в моей жизни когда-нибудь наступит такой изуми­тельный вечер. Пожалуйста, не порти его.

Габриель осыпал ее покаянными поцелуями и еще креп­че прижал к себе.

Они танцевали. Габриель подпевал исполнителю, немно­го меняя испанские слова. Эта песня была его клятвой вер­ности; клятвой в том, что он никогда ее не оставит. Он отда­вал ей всего себя, и никакие силы ада не смогут заставить его нарушить эту клятву. Мысленно он уже не раз произносил эти слова, но произнести их вслух решился лишь сегодня.

Джулия смотрела на его движущиеся губы, запоминая их рисунок и изгиб. Потом приникла к ним, по привычке запу­стив пальцы в его волосы. В человеке, танцевавшем с нею, соединялись добро и душевная щедрость, нескрываемое сек­суальное желание и страсть, любовь и преданность. Его по­целуи проникали до самых глубин ее души. Все ее тело, вплоть до кончиков пальцев ног, ощущало его восхищенное обожание.

Это был танец двоих влюбленных, предвкушавших глав­ное наслаждение, которое ждало их впереди.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Футон оказался очень удобным. Джулия улеглась на спину и теперь смотрела на сверкающие глаза Габриеля. Он снял пиджак, но галстук снимать не стал, только ослабил узел. Оказывается, галстук может быть очень возбуждающим предметом, когда за него тебя тянет к себе любимая женщи­на. На Понте Санта-Тринита Габриель испытал это в полной мере.

Что же касалось Джулии, ее сегодня возбуждало в Габ­риеле все: нос, скулы, квадратная челюсть, пронзительность синих глаз под темными бровями и даже волосы на груди, торчавшие из-под расстегнутого воротника.

Габриель лежал на боку, подперев голову ладонью. Дру­гой рукой он разлил шампанское по бокалам. Это был его любимый «Дом Периньон». Они выпили за любовь, после чего Габриель наклонился к ее губам.

— Я хочу тебя покормить, — тихо признался он.

— С удовольствием.

— Тогда закрой глаза и наслаждайся вкусом.

Джулия доверчиво закрыла глаза и почувствовала, как что-то шоколадное и сочное просится в ее рот. Она прогло­тила клубничину в шоколадной глазури. Но помимо изуми­тельного вкуса она испытала и изумительные ощущения от большого пальца, которым Габриель водил по ее разгорячен­ному телу. Открыв глаза, Джулия схватила его палец и не­спешно засунула себе в рот.

Такого Габриель не ожидал. Он застонал от наслаждения. Теперь ее язык легко скользил по пальцу, слизывая мельчай­шие крупицы глазури. Они показались ей особенно вкусны­ми. Габриель снова застонал. Приоткрыв глаза, Джулия уви­

дела, что он взирает на нее со смешанным чувством страсти и удивления.

Она освободила его палец и, отвернувшись, сказала:

— Не хочу, чтобы у тебя появились неосуществимые надежды. Одно дело — пальцы. Но когда... что-то другое, там я...

Немедленным поцелуем Габриель остановил этот поток самоуничижения. Он принялся водить пальцем по ее шее, продолжая целовать. Джулия увидела, что он ничуть не ра­зочарован. Наоборот, его глаза были полны огня.

— Дорогая, не унижай себя даже словесно. Я ничего не хочу слышать. Давай не будем тащить опыт прошлого в нашу совместную жизнь. У нас с тобой все по-другому. И не надо заранее судить, что может и чего не может каждый из нас. — Почувствовав менторский привкус своих слов, Габриель тут же улыбнулся и слегка клюнул ее носом в щеку. — Я уверен: в том деле ты тоже великолепна. Такой чувственный рот, как твой, просто не может разочаровать, — добавил он и игриво ей подмигнул.

Джулия густо покраснела, но ничего не сказала.

Он угощал ее клубникой в шоколаде и несколько раз под­носил к ее губам бокал с шампанским. Наконец Джулия за­явила, что вполне сыта и теперь настал ее черед накормить своего любимого.

— Закрой глаза, — попросила она, поддевай вилкой ку­сочек тирамису.

Габриель послушно закрыл глаза и был вознагражден вкусным десертом. Он слегка заурчал от удовольствия. Лю­бимая женщина кормила его итальянским лакомством. Джу­лия уже собиралась отправить ему в рот и вторую порцию, когда он открыл глаза.

— По-моему, мисс Митчелл, вы кое-что забыли, — про­изнес он и облизал себе нижнюю губу.

Потом он, взяв Джулию за руку, запустил два ее пальца в тирамису и неторопливо поднес к своему рту. Он заглотнул лакомство, после чего медленно облизал пальцы Джулии и слегка их пососал.

Джулию захлестнула волна неистового желания. Она уже представляла, как искусный в таких делах язык Габриеля коснется ее пупка и опустится ниже. Туда, где еще не быва­ли ничьи уста...

— Ты счастлива, любовь моя?

— Да, — дрожащим, не своим голосом ответила Джулия.

— Тогда поцелуй меня.

Как он и надеялся, Джулия потянула его за галстук. Габ­риель с охотой подчинился, оказавшись почти на ней и об­хватив коленями ее бедра. Он награждал ее жаркими, влаж­ными поцелуями, а его руки двигались вверх и вниз по ее телу. От его груди тоже исходил жар. Даже сквозь ткань брюк Джулия чувствовала напрягшийся член Габриеля. Чего он медлит? Сколько еще можно продолжать эту игру? Они оба хотят друг друга. Так что мешает им наконец осуществить то, о чем они давно мечтали? Они решили сделать это во Фло­ренции. Вот она, Флоренция, вокруг них.

Габриель вдруг отстранился, взял ее руку и поцеловал тыльную сторону.

— Идем в постель, — тихо сказал он.

— Я готова и здесь.

Он наморщил лоб, потом улыбнулся и поцеловал ее в нос:

— Нет, дорогая. Я хочу, чтобы это произошло у нас в по­стели. К тому же на террасе холодно. Так и воспаление легких недолго подхватить. — Джулия выглядела слегка раздосадо­ванной, и Габриель поспешил успокоить ее: — Если у тебя не пропадет желание предаваться любви на террасе, мы мо­жем сделать это завтра. Но сегодня все должно происходить в тепле и за закрытыми дверями. Я подожду здесь, а потом приду. Пожалуйста, не торопись. У тебя есть столько време­ни, сколько тебе понадобится.

Габриель сдержанно поцеловал Джулию и посмотрел ей вслед, любуясь совершенной формой ее ягодиц. Сам он от­кинулся на подушку и был вынужден несколько раз залезть себе в трусы, поскольку между разумом и телесными потреб­ностями наступил заметный разлад. Ожидание было мучи­тельным и губительным для его физиологии. Никогда еще он не был так возбужден, никогда еще ему не хотелось разло­жить Джулию прямо на кашемировом одеяле и, забыв обо всем, войти в нее. Но как раз этого он себе и не мог позво­лить. По крайней мере, сегодня.

А ведь раньше у него были совсем иные наслаждения, и они ему нравились. В «Лобби» всегда хватало женщин, на­ходящихся на последней стадии возбуждения и готовых от­даться, даже не спросив имени мужчины. Он тоже не спра­шивал их имен. Как он мог думать, что оттрахать такую жен­щину прямо в туалетной кабинке — это верх наслаждения? Неужели он верил, что безымянные оргазмы способны по- настоящему его удовлетворить? Он потратил столько лет, будучи жрецом некоего молчаливого, отсутствующего бога, обещавшего все... кроме чего-то мимолетного, и это что-то всякий раз ускользало, заставляя искать новые приключе­ния. Получается, Габриель служил божку похоти, принимая его за Эроса. Он был похож на заблудившегося путника, упрямо продолжавшего идти не по той дороге.

«Суета сует... всё суета»^[31].

Но все изменилось, когда он вновь встретил Джулию и в особенности когда понял, что любит ее. Она вошла в не­го и лишила его эмоциональной невинности, сделав это на редкость мягко и деликатно. И он просто не имел права обойтись с нею, как с теми женщинами из «Лобби».

Пока Габриель раздумывал, как лучше провести ритуал поклонения своему кареглазому ангелу, Джулия склонилась над умывальником, пытаясь успокоить дыхание и бешено колотящееся сердце. Чувственная прелюдия, устроенная Габриелем, была сродни сжиганию мостов для них обоих. Обратного пути не было. Ничто не могло ослабить или за­медлить неодолимую силу, влекущую их друг к другу.

«Боже мой, как я его хочу».

Джулия осмотрела себя в зеркало, поправила прическу и макияж, после чего вычистила зубы. Теперь ее рот благо­ухал мятой. Оставалось надеть ночную рубашку и халат, и здесь обнаружилось, что она... ошиблась дверью. Ее белье осталось в другой ванной.

«Merda»^[32], — подумала Джулия.

Конечно, можно было бы раздеться и облачиться в один из халатов, висящих за дверью. Но тогда зачем она покупала нижнее белье? Можно отправиться в другую ванную, да толь­ко путь идет через всю спальню, а Габриель уже наверняка вернулся с террасы и теперь ждет ее на ложе... как царь Со­ломон во всей своей славе.

Мысль о том, что у них должно произойти, причем до­вольно скоро, вновь привела Джулию в душевный и телесный трепет. Может, принять душ и выйти к нему, завернувшись в полотенце? А что под полотенцем? Оставить лифчик и тру­сики?

Тем временем Габриель перенес все, что нужно, с террасы в спальню. Он расставил зажженные свечи в разных частях спальни, а несколько — возле кровати. Музыку для этого со­бытия он выбрал заранее, и свой плей-лист он гордо озагла­вил «Любовное приношение Джулии». Положив на ночной столик все необходимое, он выключил свет.

Габриель ждал.

Габриель ждал очень терпеливо. Джулия не появлялась. Ожидание сменилось тревогой.

Он подошел к ванной и приложил ухо к двери. Никаких звуков: ни шума текущей воды, ни шуршания одежды. У Габ­риеля замерло сердце. Вдруг она испугалась? Или чем-то обижена?

«Вдруг она вообще не хочет меня видеть?»

Габриель набрал в легкие воздуха и осторожно постучался.

— Входи.

Приглашение его удивило. Открыв дверь, он заглянул внутрь. Джулия смотрелась в зеркало.

— Что с тобой?

— Все нормально.

— Подозреваю, что нет, — нахмурился он.

— Габриель, все в порядке. Понимаешь... я столько меч­тала о нашей первой ночи. А вот пришла сюда, застыла и... — Она бросилась к нему.

— Любовь моя, чего ты боишься? — спросил он, сам проникаясь непонятной тревогой. — Здесь никого нет. Толь­ко мы с тобой. Возможно, я переусердствовал.

Джулия покачала головой и прижалась лицом к его груди.

— Нет, это я, как обычно, напридумывала сама не знаю что.

— Девочка моя, радость моя, тогда подумай о том, как я тебя люблю. И сегодня я тебе это не только скажу, но и по­кажу.

Габриель нежно поцеловал Джулию. Она улыбнулась и кивнула. Тогда он поднял ее на руки и понес. Джулия не боялась, хотя прежде ей казалось, что испугается. Но каждый его шаг сопровождался поцелуем, и она успокоилась. Она любила этого человека. Она хотела его и знала, что он тоже ее хочет. Очень хочет.

Габриель опустил Джулию на кровать и с любовью по­смотрел на нее. В его взгляде не было ничего, кроме искрен­ней доброты. У Джулии перехватило дыхание. Она помнила этот взгляд. Со времен ночи в яблоневом саду. Но сейчас она хотела Габриеля намного сильнее, чем тогда.

— Зачем ты погасил свет?

— У тебя такая красивая кожа. При свечах она удивитель­но мерцает, — ответил Габриель, целуя ее в лоб. — Если бы во времена пещерных людей были женщины такой красо­ты, их увековечили бы в наскальных росписях. — Габриель опустился на колени.

— Ты что, хочешь снять туфли? — шепотом спросила Джулия.

— Только если они тебе мешают, любовь моя.

— Я могла бы остаться в них, — кокетливо улыбнулась Джулия.

Предложение взбудоражило его. Первая ночь, и она в туфлях на высоком каблуке! Но следом он подумал о том,

чтобы ей было комфортно. У них будут и другие ночи, когда туфли окажутся очень кстати.

— Напрасно я повел тебя по флорентийским мостовым в этих туфлях. Представляю, какую нагрузку выдержали твои прекрасные ноги. Поэтому сегодня — никаких туфель.

Габриель принялся ласкать ей ноги, водя большим паль­цем по стопам. Эти движения одновременно успокаивали и возбуждали. Джулия тихонько застонала от наслаждения. Интересно, какими будут ощущения, когда его большой па­лец коснется других частей тела? От этой мысли ее охватила дрожь.

— Ты вся дрожишь, — насторожился Габриель. — На­верное, мы поторопились.

— Это приятная дрожь, — едва слышно возразила Джу­лия.

Габриель еще несколько минут ласкал ей ступни, после чего его руки поднялись к лодыжкам и выше — к внутренней стороне коленей. Его волшебные пальцы касались скрытых эрогенных зон, заставляя Джулию вскрикивать. Ее дыхание участилось. Глаза сами собой закрылись.

«Он в совершенстве знает женское тело и владеет наукой обольщения».

Джулия с грустью была вынуждена признаться себе, что Габриель знает ее тело лучше, чем она сама. И все же она с трепетом думала о том, что будет, когда его руки поднимут­ся выше.

Словно прочитав ее мысли, Габриель положил руки ей на бедра и слегка их раздвинул. Там, где кончались чулки, нахо­дилась еще одна эрогенная зона. Габриель старался не торо­питься. Кареглазый ангел должен получать удовольствие от каждого движения. Главное — не обойти ни один квадрат­ный дюйм ее тела.

— Габриель, прошу тебя, не сиди на полу. — Джулия про­тянула руку, которую он тут же поцеловал.

— Не беспокойся, дорогая. Сегодняшний вечер — мой подарок тебе. Просто прими его. — Улыбка тронула его кра­

сивые губы. — Даже святой Франциск Ассизский одобрил бы наши ласки.

— Я хочу, чтобы и ты был счастлив.

— Ты уже сделала меня счастливым и даже не подозре­ваешь насколько. Может, тебе будет легче, если я сознаюсь, что и сам нервничаю.

— А ты почему нервничаешь?

— Хочу доставить тебе максимум наслаждений. Но я не оказывался в постели с девственницей... с тех самых пор, как сам лишился невинности. Но это было очень давно. Тогда я торопился. Мы же торопиться не будем. Расслабься и на­стройся на удовольствие. Если ты ощутишь хотя бы малей­ший дискомфорт, ни в коем случае не таись и сразу же мне скажи. Обещаешь?

— Обещаю.

— Ты мне очень дорога. У тебя множество драгоценных качеств, и среди них — твой голос. Как я люблю его слушать. Скажи мне, чего ты хочешь, каковы твои потребности и же­лания... — Последнее слово он произнес со страстной хри­потцой, и Джулия невольно задрожала.

— Я желаю, чтобы ты не стоял передо мной на коленях. Габриель, мужское рыцарство проявляется не только в этом. Немедленно вставай. — Эти слова она попыталась произнес­ти серьезным и даже свирепым голосом, но Габриель только улыбался.

«Здравствуй, тигрица!»

— Я отлучусь на минутку и сразу же вернусь.

Габриель исчез за дверью ванной, и оттуда донесся не­громкий шум воды. Буквально через пару минут он вернул­ся. Джулия стояла возле кровати и уже собиралась снять платье.

— Дорогая, позволь мне, — знакомым тоном обольстите­ля произнес Габриель.

Не сводя с нее глаз, он медленно расстегнул молнию, потом осторожно спустил с ее плеч почти невесомое платье. С легким шорохом оно опустилось на пол, будто и зеленый шелк поддался чарам Габриеля.

Джулия осталась в комбинации цвета слоновой кости, ко­торая едва доходила до подвязок ее черных чулок. Габриель едва не вскрикнул: сейчас Джулия действительно была похо­жа на ангела. Кареглазого ангела с темными, немного вскло­коченными волосами, ниспадавшими на кремово-белые пле­чи, в белой комбинации, черных чулках с черными подвяз­ками. Целомудрие и эрос.

— Этого я не ожидал, — сказал Габриель, осторожно до­трагиваясь до подвязки.

Джулия покраснела:

— Я знаю, ты не хотел видеть на мне черное. Я собира­лась переодеться, но...

— Но переодевание не состоялось, — засмеялся Габриель и провел рукой по ее пылающим щекам. — Знаешь, ты об­ворожительна даже в этом одеянии. И потом, я не говорил, что не люблю черное. Если хочешь переодеться, я подо­жду. — Габриель вопросительно посмотрел на нее.

Джулия покачала головой: слишком долго она ждала. Она провела руками по его сильной груди, а потом притянула к себе. За галстук. Подражая Габриелю, она старалась не торо­питься. Развязав галстук, Джулия бесцеремонно бросила его на пол. Потом быстрее, чем хотелось бы, расстегнула пугови­цы рубашки, сняла ее, а потом и футболку, бросив их поверх галстука. Джулия прижалась губами к его груди, обняла за спину, наслаждаясь ощущением упругих мышц.

— Я чувствую биение твоего сердца, — прошептала она.

— Оно бьется для тебя, — обдавая ее огнем глаз, отве­тил он.

Джулия с улыбкой коснулась его живота и поясницы. Кожа была теплой; намного теплее ее собственной. Теплой и зовущей. Сложнее было с брюками. Эта часть его одежды требовала не только сноровки, но и определенной смелости. Габриель помог ей справиться с брюками. Теперь он стоял перед нею в одних трусах; носки и ботинки он успел снять раньше. Джулия глубоко вздохнула, ожидая его кивка, после чего сняла с него трусы.

Желая полюбоваться им, она отошла на пару шагов. Она улыбалась и облизывала губы. Широко улыбалась. Габриель был восхитителен.

Возможно, его совершенное тело было результатом на­следственности, или даром богов, или того и другого вместе, а также следствием правильного питания и занятий спортом. Она любовалась его мускулами, плоским рельефным живо­том и чувствовала, как у нее внутри что-то тает. Теплая вол­на достигла ее лона и ушла глубже; особенно когда восхи­щенные глаза Джулии разглядывали его божественно краси­вые гениталии. Перед нею стояла современная живая копия микеланджеловского Давида, но не такого кряжистого и с бо­лее выразительными руками. Возможно, в Джулии сейчас го­ворил дурной вкус, но она испытала странное удовлетворе­ние, подумав, что даже по «мужской снасти» Саймон значи­тельно проигрывал Габриелю.

Возможно, у нее такая карма, но жизнь достаточно рано показала Джулии мужские гениталии. Правда, то было при­нудительное созерцание, без особого любопытства с ее сто­роны. Она закусила губу, но не от стыда, а чтобы не захихи­кать, как школьница, случайно увидевшая мужской член.

Габриель заметил ее странную реакцию, но промолчал. Он подавил усмешку, мысленно сказав себе, что сейчас не время отпускать шуточки по поводу размеров его члена. Он вовсе не стремился ошеломить свою любимую, однако знал, как выглядит, когда стоит перед женщиной совершенно го­лым.

— А теперь можно мне? — прошептал он, осторожно ка­саясь ее волос.

Джулия молча кивнула, и он начал аккуратно вынимать заколки, высвобождая ее локоны. Она закрыла глаза, упива­ясь ощущением его пальцев, порхающих в ее волосах. Ей сразу вспомнилось, как в доме Ричарда Габриель решил по­играть в парикмахера и расчесывал ей волосы.

Он не пропустил ни одной заколки, и теперь волосы сви­сали с ее плеч, словно плотный темный занавес. Потом Габ­риель осторожно снял с нее комбинацию, и Джулия осталась в черном кружевном лифчике, черных кружевных трусиках и черных тонких чулках с подвязками.

Дата добавления: 2015-11-04