Поэт стоял возле моста и смотрел на приближающуюся мо-лодую женщину. Едва он увидел ее большие темные глаза и изящно завитые каштановые волосы, окружающий мир пе- рестал для него существовать. 27 страница

Но их губы не встретились.

Ее лицо чувствовало теплое дыхание Габриеля. Джулия высунула кончик языка и медленно провела по верхней губе, предвкушая поцелуй. Как уже не раз бывало, по ее спине пронеслась жаркая волна.

— Ты вся дрожишь, — прошептал Габриель, окутывая ее новым теплым облаком. — Я чувствую: ты покраснела. Ты отзываешься всем телом. Оно сразу же расцветает.

Габриель погладил ей веки. Джулия открыла глаза и увидела перед собой два синих омута.

— Как у тебя расширились зрачки, — улыбнулся он, едва касаясь ее губ. — Дыхание участилось. Ты знаешь, о чем все это говорит?

— А он назвал меня фригидной, — вдруг призналась она, хотя ей было стыдно произносить эти слова. — Холодной как лед. И это его злило.

— Да он просто щенок, не имеющий никакого представ­ления о женщинах, слепой и смешной. Джулианна, ты име­ешь полное право плюнуть в физиономию каждому, кто назовет тебя фригидной. — На его губах появилась улыбка обольстителя. — Я сразу чувствую, когда ты возбуждена... как сейчас. Это видно по твоим глазам. Об этом говорит твоя ко­жа. От тебя исходит аромат возбуждения. — Габриель осто­рожно провел пальцем по ее лбу. — Пожалуйста, не стыдись этого состояния. Я его ничуть не стыжусь. Оно очень эротич­ное и... зовущее.

Джулия, закрыв глаза, вдыхала его запах: «Арамис», пе­речная мята и благословенный Габриель.

— Чувствую, тебе очень нравится мой одеколон, — ус мехнулся Габриель. Он наклонился к ней, и теперь ее нос почти соприкасался с его шеей. Здесь запах «Арамиса» был сильнее.

— Габриель, что ты делаешь?

— Я, моя дорогая Джулианна, строю желание. А теперь скажи мне, чего ты желаешь? Ты покраснела, у тебя учащенно бьется сердце. Твое дыхание тоже участилось. Скажи, чего ты желаешь? — Он опять взял ее лицо в свои ладони, и опять их губы разделял всего какой-то дюйм.

— Я хочу целоваться, — выдохнула Джулия.

— И я тоже хочу целоваться, — улыбнулся Габриель.

Она ждала. Он оставался неподвижным.

— Джулианна, — прошептал он, обдувая теплым возду­хом ее губы.

Она открыла глаза.

«Возьми то, что ты хочешь», — мысленно взмолился Габ­риель.

Джулия шумно вздохнула.

— Если ты сейчас не проявишь свою волю, это будет означать, что ты меня не хочешь. Или что я слишком многого требую от тебя. А после такого вечера, как сегодня, единст­венный из нас двоих, кто вправе требовать, — это ты.

Его глаза вновь поменяли цвет на темно-синий. Габриель пристально смотрел на нее и ждал.

Второго приглашения Джулии не понадобилось. Удивив

Габриеля и себя, она обняла его за шею и притянула к себе. Когда их губы встретились, его руки скользнули по ее спине вниз, к пояснице. Габриель представлял, что сейчас он ласка­ет ее обнаженное тело. Зажав его нижнюю губу зубами, Джу­лия всасывала ее в себя, подражая его движениям. Ее неопыт­ность в подобных ласках лишь сильнее возбудила Габриеля.

Движения Джулии не были торопливыми, и этим она ра­зительно отличалась от прежних его женщин. Ему стало жар­ко, у него тоже забилось сердце. Ему захотелось раздвинуть ей колени, а потом подхватит на руки и отнести в спальню и... перевести их отношения в еще более неформальную фазу...

Он отстранился. Его руки замерли у нее на запястьях.

— Здесь я должен остановиться, — шумно выдохнул он.

— Извини.

Габриель поцеловал ее в лоб.

— Когда проявляешь желание, не нужно извиняться. Ты прекрасна и чувственна. Твой огонь разгорается не сразу, зато потом его не погасить. Он требует продолжения, кото­рое... увы... нам сейчас недоступно. Поэтому я не вправе его раздувать.

Они замерли в объятиях друг друга, стоя с закрытыми глазами... Первым опомнился Габриель. Он погладил ей ще­ку и сказал:

— Приказывай, Джулианна. Сегодня я целиком в твоей власта. Любое желание исполню беспрекословно. Хочешь вернуться домой? Или остаться?

— Хочу остаться, — призналась Джулия, утыкаясь носом и его подбородок.

— Тогда нам пора ложиться спать.

— А тебе не странно лежать со мной в одной постели и просто спать?

— Я хотел бы каждую ночь засыпать, обнимая тебя.

Джулия задумалась.

— Это тебя настораживает? — спросил Габриель.

— Нет, хотя... должно бы.

— Я всю неделю скучал по тебе.

— И я тоже.

— Когда ты со мной, мне лучше спится, — признался Габриель. — Но я уважаю твой выбор. Сегодня ты будешь спать там, где захочешь.

— Я хочу в твою постель, — покраснев, призналась Джу­лия. — Конечно, если ты меня туда пустишь.

— Еще не было случая, чтобы я тебя туда не пустил, — усмехнулся Габриель.

Они пришли в спальню. Джулия присела на краешек кровати. Габриель взял с комода фотографию в рамке.

— Ты держишь под подушкой мою старую фотографию. Я подумал, что должен сделать то же самое.

Он заговорщически улыбнулся, подавая ей снимок.

Где он мог наткнуться на тот снимок?

— Откуда у тебя это? — спросила она.

— Я бы тоже хотел знать, откуда у тебя мой снимок вре­мен Принстонского гребного клуба?

Габриель вытащил рубашку из брюк и расстегнул пуго­вицы. Под рубашкой оказалась облегающая футболка.

Джулия смутилась и даже отвернулась, мысленно про клиная день, когда мужчины начали носить майки и фут болки. Габриель, снимавший рубашку, возбуждал ее даже сильнее, чем Габриель, завернувшийся в фиолетовое поло тенце.

— И все-таки откуда у тебя мое фото?

— Если помнишь, в комнате Рейчел была доска для вся- кой всячины. Она пришпиливала туда снимки, открытки, вырезки, напоминания сделать то-то и то-то. Твой снимок оттуда. Едва я его увидела, я...

— Ты выпросила его у Рейчел?

Джулия покачала головой.

— Значит, попросту стянула?

— Да. Я все понимаю: красть нехорошо. Но ты на том снимке так потрясающе улыбаешься. Габриель, мне было всего семнадцать. Глупая девчонка.

— Глупая или без памяти влюбившаяся?

— Думаю, ты знаешь, — ответила она, упираясь глазами в пол.

— У Рейчел в мобильнике неплохая камера. Вот она и на­щелкала, когда была в Торонто. Этот снимок — мой самый любимый.

— Ты на нем... очень красивый.

Габриель вернул фото на комод.

— О чем ты задумалась? Расскажи.

— О том, как ты смотрел на меня, когда мы танцевали... Мне это непонятно.

— Чего же тут непонятного? Ты красивая женщина. Как еще на тебя смотреть? Кстати, я всегда на тебя так смотрю. Даже сейчас. — Он откинул ей волосы со лба. — Покидаю тебя на несколько минут.

Он ушел в ванную, быстро переоделся и лег, ожидая Джулию. Она сделала то же самое. Увидев ее на пороге две­ри, Габриель приподнялся на локте.

— Стой, где стоишь. Дай полюбоваться.

Джулия критически осмотрела свой ночной наряд. Честно говоря, она не знала, что надеть. Все ее пижамы были не только старыми, но и слишком детскими. Ночных рубашек у нее не было. Да ей бы и не хватило смелости улечься с Габ­риелем в таком наряде. Сейчас на ней была синяя футболка, довольно просторная и напрочь скрывавшая все округлости груди, а также спортивные трусы с эмблемой Университета Святого Иосифа.

— Налюбовался?

— Ты бесподобна.

Джулия скорчила ему рожу и потянулась к выключателю.

— Подожди еще немного. В ореоле света ты похожа на ангела.

Она молча кивнула, потом все-таки погасила свет и легла рядом с Габриелем.

Они обнялись. Габриель тоже был в футболке и спортив­ных трусах. «Ну мы и парочка!»

Когда они вдоволь наобнимались и Джулия улеглась ему на грудь, Габриель вдруг сказал:

— Меня огорчает твое одиночество.

— Где ты его увидел? — засмеялась Джулия.

— Помнишь, мы говорили по телефону? Ты сказала, что тебе одиноко в чужом городе, где у тебя совсем нет друзей.

Она помнила тот разговор и считала тему исчерпанной.

— Хочешь, я куплю тебе котенка или кролика? Все-таки живое существо.

— Габриель, я благодарна тебе за заботу, но зачем попу­сту тратить деньги?

— Это не попусту. Мне не жалко никаких денег. Только бы ты улыбалась, — сказал он, целуя ей волосы.

— Доброта стоит больше всех сокровищ мира.

— Доброта — само собой. Ты ее получишь, и в избытке.

— О большем я не прошу.

— Джулианна, оставайся на все выходные. Со мной.

— Вот возьму и останусь, — почти не раздумывая, отве­тила Джулия.

— Слушай, а может, лучше аквариум с рыбками?

— Побереги деньги. Я иногда цветы поливать забываю, а тут — живность. Представляешь, что за жизнь будет у ко тенка, которому целыми днями придется ждать хозяйку?

— Тогда позволь мне просто заботиться о тебе, — про шептал Габриель.

— Габриель, а я действительно тебе так нужна?

— Мне нужна только ты. — (Она положила голову ему на грудь и улыбнулась.) — А если серьезно, жизнь без тебя это долгая беззвездная ночь.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Они лежали, тесно прижавшись друг к другу и переплетя но­ги, словно любовники, на широкой кровати под шелковым одеялом цвета голубого льда и белоснежными простынями. Женщина беспокойно ворочалась и что-то бормотала во сне, тогда как мужчина лежал молча и наслаждался тем, что она рядом.

А ведь минувшим вечером он мог потерять ее. Он пони­мал: у него был один шанс из тысячи. Джулия могла не про­стить его и отвергнуть его темную сторону. А она простила и не отвергла. Значит, надежда все-таки есть...

— Габриель?

Он не ответил, думая, что это она во сне. Было три часа ночи, и сейчас спальню освещало лишь городское зарево, пробивавшееся сквозь шторы.

— Габриель? — повторила Джулия, переворачиваясь на живот. — Ты что, не спишь?

— Да. Все хорошо, милая. Ты спи, еще совсем рано. — Он поцеловал ее и провел рукой по ее волосам.

— По-моему, я уже выспалась, — сказала Джулия, приподнимаясь на локте.

— Похоже, и я.

— Давай поговорим.

— Давай, — согласился он и тоже перевернулся на живот. — Тебя что-то тревожит?

— Нет. Я просто хотела тебя спросить: ты сейчас счастливее, чем раньше?

Габриель легонько щелкнул ее по носу:

Ну кто же задает посреди ночи такие серьезные во­просы?

— Помнишь, ты говорил, что весь прошлый год тебе было плохо? Вот я и спросила: а теперь ты счастлив?

— Я слишком мало знаю о счастье. А что ты скажешь про себя?

— Я пытаюсь быть счастливой, — сказала Джулия, теребя пальцами край простыни. — Пытаюсь радоваться мелочам, собирать счастье по крупицам. Твой пирог подарил мне мно­го крупиц счастья.

— Если бы я это знал, то давно угостил бы тебя яблочным пирогом. И не раз.

— А ты сейчас можешь назвать себя счастливым?

— Трудно быть счастливым тому, кто продал свое пер вородство за чечевичную похлебку.

— Вот уж не ожидала услышать от тебя цитату из Биб­лии, —: призналась Джулия.

— Что тебя удивляет? Джулианна, я же не язычник. Ме­ня растили добропорядочным христианином. Ричард и Грейс были очень верующими людьми. Ты этого не знала?

Она кивнула. Знала, но забыла.

— И за эти годы я не потерял веру, — без тени иронии продолжал Габриель. — Но я не живу по заповедям, хотя на семинарах постоянно говорю об их значимости. Типичное поведение лицемера.

— Все верующие в какой-то степени лицемеры. Ведь ни кто из нас не живет по заповедям. У меня та же история: ве ру не потеряла, но особой набожности нет. К мессе хожу, только если мне совсем плохо или по праздникам: на Рожде­ство, на Пасху. — Джулия нашла его руку и крепко сжала. Если ты продолжаешь верить, у тебя должна оставаться на дежда. Надежда на счастье.

Габриель осторожно разжал ее пальцы, снова перевернул­ся на спину и, глядя в потолок, сказал:

— Должна. Но я потерял свою душу.

— Габриель, не пугай меня. Как можно потерять душу?

— Рядом с тобой лежит один из немногих, кто совершил настоящий смертный грех.

— О чем ты говоришь?

— Не знаю, кто решил назвать меня Габриелем, — вздох­нул он. — Какая горькая ирония: меня назвали именем ангела, а я ближе к дьяволу. Я перешел черту и едва ли могу просить об отпущении грехов. Я делал непростительные вещи.

— Ты говоришь про те... с Энн Сингер?

— Эх, если бы они были моими единственными грехами! Нет, Джулианна, я делал кое-что похуже. Я не преувеличи­ваю. Хотя бы здесь поверь мне на слово.

Джулия подвинулась к нему. Даже в густых сумерках спальни Габриель видел, как она расстроена услышан­ным. Она молчала:, обдумывая его слова, а он нежно гладил ей руку.

— Я знаю: мои тайны мешают нашим отношениям. Я не смогу хранить их постоянно. Когда-нибудь я расскажу тебе все. Но не сейчас. Пожалуйста, дай мне немного времени. — Он медленно выдохнул и уже тише добавил: — Обещаю: ин­тимной близости у нас не будет до тех пор, пока я не расска­жу тебе все. Ты должна знать, кому отдаешься.

— А ты не думаешь, что говорить об интимной близо­сти... рановато?

— В самом деле?

— Габриель, мы только начинаем узнавать друг друга.

И уже... сюрпризы.

Он вздрогнул, но ответил:

— Джулианна, ты должна знать мои намерения. Я не со­бираюсь соблазнить тебя и исчезнуть. И я не хочу сначала достичь близости с тобой и лишь тогда вывернуть себя наиз­нанку. Я стараюсь быть добрым к тебе. Во всем.

Слова Габриеля были похожи на клятву, принесенную ос­мысленно и в согласии с собой. Ему было мало поцелуев, объятий и этих «ночевок» в одной постели. Но сейчас он яс- нee, чем когда-либо, понимал: он не вправе взять ее девствен­ность раньше, чем расскажет о себе все. То, что Джулия не бросила его, узнав о его отношениях с Энн, вселяло надежду. И все же Габриель боялся, что дальнейшая исповедь отпугнет ее. Она могла бы найти себе и более достойного мужчину. Но одна только мысль, что его Джулианна может быть с кем-то другим, заставляла его сердце биться в рваном, прерывистом ритме.

— Габриель, у тебя есть совесть?

— Как прикажешь понимать твой вопрос? — насторо жился он.

— Ты веришь, что существует разница между хорошим и плохим? Между добром и злом?

— Естественно.

— И ты понимаешь эту разницу?

Он обхватил лицо руками:

— Джулианна, я же не социопат. Знать — не проблема. Проблема в том, чтобы поступать сообразно знанию.

— Значит, ты не потерял душу. Только тот, у кого есть душа, понимает разницу между добром и злом. Пусть ты на­делал много ошибок, но ты стыдишься их. Ощущаешь свою вину. Они вызывают у тебя раскаяние. А если ты не потерял душу, значит не потерял и своего шанса на искупление.

Габриель грустно улыбнулся и поцеловал ее:

— Ты сейчас говоришь как Грейс.

— Грейс была очень мудрой женщиной.

— Мисс Митчелл, ты унаследовала ее мудрость.

— Возможно. А может, мне открылось что-то из мудро сти Фомы Аквинского. С вашей помощью, профессор.

Он слегка задрал ей футболку. Не столько чтобы посмот реть, сколько чтобы приложиться губами к ее голому телу.

— Габриель! Так нечестно! — захихикала Джулия, пыта­ясь вывернуться.

Габриель еще несколько секунд продолжал целовать ее, наслаждаясь звучавшим в темноте смехом Джулии, и лишь потом отпустил.

— Спасибо, Джулианна. — Он нежно погладил ее по ще ке. — Ты почти убедила меня.

Джулия обвила руками его талию и прижалась к нему.

— Мне нравится твой запах, — вдруг призналась она. - Ты часто меняешь одеколоны?

— Нет. Спасибо Ричарду и Грейс. Это они впервые купи­ли мне одеколон «Арамис». А потом я привык к этому запа­ху. А ты считаешь, что стоит попробовать другую марку?

— Нет. Не надо менять то, что тебе досталось от Грейс.

Улыбка Габриеля увяла, но он все-таки поцеловал ее в лоб.

— Хорошо еще, что она не выбрала одеколон «Брут».

Джулия засмеялась.

Прошло еще несколько минут.

— Габриель, хочу сказать тебе одну вещь.

Он кивнул, думая, что она продолжит разговор об иску­плении.

— Тогда, в яблоневом саду... ты мог бы получить от меня все. Я была готова тебе отдаться.

— Знаю, — сказал он, проводя большим пальцем по ее щеке.

— Откуда ты знаешь?

— Просто мне знаком язык женского тела. В ту ночь ты была очень... восприимчивой.

— Так ты знал, что я...

— Знал.

— И не стал...

— Нет.

— Почему?

— Потому что тобой тогда управляла не душа, а тело. Я был так счастлив, что встретил тебя, что лежу и обнимаю тебя... Мне этого было достаточно.

— Удивительная была ночь, — вздохнула Джулия и по­целовала его в шею.

— Когда мы приедем с Селинсгроув, мне хотелось бы побывать в том саду. Пойдешь со мной? -

— Обязательно.

— Поцелуй меня, — попросил он.

Джулия целовала его до головокружения. До знакомого уже пламени. До тех пор, пока он со вздохом не отстранил­ся. Для нее это было похоже на внезапное расставание. Вну­три зашевелились прежние тревоги. Габриель это почувст­вовал.

— Джулианна, мое желание не стало меньше. Просто оно... слишком велико. Но я не могу говорить тебе одно, а че­рез полчаса делать совсем другое. — Он зарылся в ее волосы.

Джулии хотелось признаться ему, что с ним ей спится крепче и спокойнее, чем одной. Она была бы счастлива спать с ним каждую ночь. И еще... она искренне хотела его.

Но она ничего не сказала.

❖ ❖ ♦>

Проснувшись, Джулия увидела, что лежит одна. Старо­модные часы на ночном столике показывали почти полдень. Неужели она столько проспала?

Рядом с часами ее ждал легкий завтрак: шоколадная бу­лочка и стакан апельсинового сока. К бокалу была присло­нена записка. Лист был вырван из блокнота Габриеля.

Дорогая!

Ты слишком прекрасно спала, и я не решился тебя будить.

Мне нужно ненадолго отлучиться.

Когда проснешься позвони мне. Я очень благодарен за ночь, которую провел, обнимая тебя, и за твои слова...

Если у меня и есть душа, она - твоя.

Габриель

Джулия улыбнулась и взялась за булочку. Она никуда не торопилась. Судя по тону записки, Габриель был счастлив. Его счастье передалось и ей. Покончив с завтраком, Джулия отправилась в ванную. Проходя через спальню, она чуть не споткнулась обо что-то. Глянув под ноги, Джулия увидела три белые бумажные сумки с эмблемой «Холт ренфрю». Она сердито пнула их ногой и отправилась на кухню.

К ее удивлению, Габриель уже был там. Он сидел за бар ной стойкой, пил кофе и, нацепив очки, просматривал газе­ту. В бледно-голубой рубашке, подчеркивающей синеву его глаз, и простых черных штанах он выглядел, как всегда, ужас­но красивым. Джулия невольно застыдилась своей футболки и шорт.

— Доброе утро, Джулианна. — Габриель отложил газету, отставил чашку и раскрыл руки, подзывая ее. Джулия успела соскучиться по его рукам, и долго упрашивать ее не при­шлось. — Как ты спала? — шепотом спросил он.

— Замечательно.

— Ты, наверное, устала. Как ты себя чувствуешь?

— Великолепно.

— Завтрак съела?

— Кто же откажется от такого завтрака?

— Я его оставлял на случай, если ты проснешься раньше. Хочешь, я приготовлю что-нибудь посытнее?

— А ты сам ел?

— Такую же булочку. С первой чашкой кофе. Я ждал те­бя. — Он снова поцеловал ее, теперь уже крепче.

Джулия робко спрятала руки в его волосах. Габриель ла­сково втянул ее нижнюю губу и подмигнул:

— Я, когда выходил, честно говоря, опасался: вдруг ты уйдешь.

— Я никуда не уйду, даже если бы и хотела. У меня до сих пор ноги болят от вчерашнего хождения на каблуках. Чест­ное слово, кроссовки лучше.

— Хочешь, я помогу твоим ногам? Сделаю горячую ван­ну, потом массаж.

Джулия покраснела.

— Ты действительно хочешь, чтобы я осталась на все вы­ходные? — спросила она, меняя тему.

— Я хочу, чтобы ты осталась навсегда.

— Габриель, я серьезно спрашиваю.

— Ну, во всяком случае, до утра понедельника.

— У меня не та одежда. Я не могу почти два дня ходить в этом платье. Все равно нужно кое-что взять из дома.

— Если это так нужно, я свожу тебя домой. Или дам клю- чи от внедорожника, и ты съездишь сама. Впрочем, может, тебе и не понадобится ехать домой. Ты видела пакеты в спаль­не? — спросил он, снова подмигивая ей.

— Что в них?

— То немногое, что может тебе понадобиться, когда оста­ешься в доме друга.

— И откуда это «то немногое»?

— Из магазина, где Рейчел покупала тебе сумку.

— Ты опять потратил на меня кучу денег? — нахмури ­лась Джулия.

— Во-первых, ты моя гостья. Правила гостеприимства требуют, чтобы я удовлетворил все твои потребности.

Они оба почувствовали подтекст этой фразы. Габриель, дразня ее, слегка высунул язык, и Джулии стоило немалых усилий, чтобы не прыгнуть ему на колени.

— Мне неудобно... Ты покупаешь мне одежду.

— Насчет «неудобно» ты скажешь, если что-то не подой­дет тебе по размеру, — заявил Габриель, пытаясь превратить ее слова в шутку.

— Как будто я...

— Джулия! Прекрати! — почти крикнул он, и его лицо сразу помрачнело.

Она сжалась, чувствуя, что опять все испортила.

— Джулианна, почему ты так бешено противишься моей щедрости?

— Я не противлюсь.

— Противишься. Неужели ты думаешь, что я пытаюсь тебя задобрить... с известной целью? — (Джулия вспыхну­ла.) — Я никогда не покупал женщин. Случалось, помогал, но ничего не требовал взамен.

— Знаю.

— Тогда в чем проблема?

— Не хочу оказаться у тебя в долгу.

— У меня? В долгу? Я что, похож на ростовщика, кото­рый заставляет своих должниц расплачиваться натурой?

— Я так не думаю, — шепотом ответила она.

— А как ты думаешь?

— Я хочу крепко встать на ноги. Возможно, когда-нибудь я буду зарабатывать столько же, сколько сейчас зарабатыва­ешь ты. А пока ты профессор, я аспирантка, поэтому...

— Мы с тобой не впервые говорим на эту тему. Хочу еще раз тебе объяснить: подарок друга никоим образом не пося­гает на твою свободу и не ставит тебя в зависимое положе-

ние. — Габриель пытался говорить спокойно, но в его тоне все равно прорывалось раздражение. — А теперь я расскажу тебе, что двигало мною. Будь любезна, выслушай мою точку зрения... Я очень ценю время, когда мы вместе. Каждую ми­нуту. Эти два дня пролетят незаметно. И я решил уберечь те­бя от напрасной траты времени на поездку домой и обратно. Для меня это было очень просто. «Холт ренфрю» находится в двух шагах от моего дома... Я хотел порадовать тебя. Но если ты видишь в этом угрозу своей независимости, я ото­шлю все покупки обратно. — Габриель встал и, не сказав больше ни слова, ушел в свой кабинет.

«Опять мы ссоримся на ровном месте».

Пытаясь найти выход, Джулия кусала не только губы, но и ногти. С одной стороны, ей действительно хотелось быть независимой, а не изображать из себя эдакую несчастную птичку со сломанным крылом. С другой... только что она показала себя настоящей лицемеркой. Красивые слова о доб­роте она говорить умеет. Но в реальности, оказывается, она готова не только отвергнуть чужую доброту, но и побольнее ударить другого. Она видела, как на нее смотрел Габриель. Конечно, он был рассержен. Однако в его глазах был не только гнев, но и боль. Она очень сильно ударила по нему.

«Но ведь я совсем не хотела делать ему больно...»

Габриель казался ей таким сильным и волевым. Ей и в го­лову не приходило, что у него может быть чувствительное, ранимое нутро. Когда он шел в «Холт ренфрю», когда выби­рал там что-то для нее, он и подумать нё мог, чем обернутся его подарки. Быть может, она единственная, кто видел его уязвимость. От этого ей стало еще тошнее.

Джулия налила себе стакан минеральной воды и стала пить медленными глотками, обдумывая выход из тупика. Ничего лучше, чем пойти к нему и извиниться, она не при­думала.

Она открыла дверь кабинета, осторожно просунула голо­ву. В это время зазвонил телефон. Габриель взглянул на определитель номера и прошептал:

— Ричард.

Джулия кивнула, но из кабинета не ушла. Она на цыпоч­ках подошла к письменному столу, взяла самую простую шариковую ручку и на чистом листке написала:

Прости меня.

Габриель посмотрел на ее записку и сухо кивнул.

душ. Мы сможем потом поговорить?

Он прочитал и снова кивнул.

Спасибо за заботу. И, пожалуйста, прости меня.

Габриель протянул руку и взял Джулию за запястье, по­том он прижался губами к ее ладони.

Джулия вернулась в спальню, закрыла за собой дверь и бросилась к сумкам. Она положила их на кровать и наугад открыла первую из них.

В сумке оказалась женская одежда, причем вся ее разме­ра. Габриель купил классическую черную юбку-карандаш, черные расклешенные брюки, белую женскую рубашку для делового костюма и синюю шелковую блузку. Но этим со­держимое сумки не исчерпывалось. Джулия извлекла оттуда пару чулок с красивым ромбическим рисунком, несколько пар носков под брюки и черные полусапожки с заостренным носом. Похоже, все это разрабатывалось одним модельером. Неплохой ансамбль на все случаи жизни. Джулия понимала: такая коллекция стоит изрядных денег. Наверное, ее мысли показались бы Габриелю верхом неблагодарности, но ей сей­час вполне хватило бы джинсов, футболки с длинным рука­вом и кроссовок.

Содержимое второй сумки несколько шокировало ее. Габриель купил ей элегантный и, несомненно, дорогой фи­олетовый шелковый банный халат и такую же ночную ру­башку: длинную, почти по щиколотки, и с весьма скромным вырезом, окаймленным кружевами. Этой паре Джулия ис­кренне обрадовалась. Халат и рубашка были куда более под­ходящей одеждой для их совместных «ночевок» и этой ста­
дии отношений. На самом дне сумки Джулия обнаружила пару фиолетовых атласных шлепанцев на низком каблуке.

«У него явный пунктик насчет женских каблуков. Даже шлепанцы с каблуками!»

Она уже догадывалась, что ждет ее в третьей сумке, и не ошиблась. Щеки Джулии густо покраснели, когда она доста­ла оттуда три кружевных лифчика и в тон им кружевные тру­сики. Явно французские. Один набор был цвета шампанско­го, второй — голубого, как лед, а третий — бледно-розового. Джулия густо покраснела, когда представила Габриеля ходя­щим среди стеллажей с дорогим женским бельем. Подумать только: он разбирается в таких тонкостях, о которых она имеет весьма смутное представление. Должно быть, и сам процесс выбора доставлял ему утонченное эротическое на­слаждение.

«Боги щедрых друзей! Спасибо вам, что ограничили его выбор и удержали от покупки чего-нибудь более откровенно­го и провоцирующего...»

Естественно, Джулия испытывала немалое смущение. У нее даже немного закружилась голова. Она не была изба­лована обилием одежды, не говоря уже о нарядном нижнем белье. «Я могу сомневаться, любит ли он меня. Но он ис­кренне хочет сделать меня счастливой».

Она выбрала пару цвета шампанского, белую рубашку и черные брюки. Все это она отнесла в ванную и встала под душ. Кроме губки лавандового цвета, ее ждал и полный набор косметики для душа: все марки ее любимых шампуней, кон­диционеров, гелей. Габриель предусмотрел все!

Когда Джулия, стоя в новом халате, вытирала волосы, Габриель осторожно постучал в дверь.

— Входи.

Он приоткрыл дверь, просунул голову и спросил:

— Ты уверена, что готова меня впустить?

Он посмотрел на ее влажные волосы, а затем его взгляд скользнул по фиолетовому халату, босым ступням и замер на ее шее.

— Я выгляжу вполне пристойно.

Габриель подошел к ней. Глаза у него были голодными.

— Ты-то выглядишь пристойно, чего я не могу сказать

о себе.

Они обменялись улыбками. Габриель прислонился к ко­моду, продолжая смотреть на нее.

— Прости меня, Джулианна. Я погорячился.

— Я тоже была хороша.

— Наговорил тебе лишнего.

— И я в долгу не осталась.

— Значит, мир?

— Мир, — сказала она.

Габриель крепко обнял ее.

— Тебе нравится этот халат? — осторожно спросил он, забирая у нее полотенце и откидывая с ее лба все еще влаж­ные волосы.

— Очень.

— Думаю, ты права. Получается, я навязал тебе одежду. Лишил свободы выбора. Я отошлю остальное назад.

— Нет. Я повела себя как капризный подросток. Мне понравилось все, что ты купил. Спасибо за твой выбор.

Габриель мог бы ограничиться легким, почти дружеским поцелуем, каким мальчишка целует понравившуюся ему дев­чонку. Но его поцелуй был долгим и жарким. Джулия отве­тила ему таким же.

— Я честно хотел купить тебе джинсы. Но Хилари, мой персональный консультант по покупкам, отговорила меня. Она сказала, что джинсы обязательно требуют примерки. Так что, если хочешь дополнить свой гардероб одеждой по­проще, нам придется еще раз навестить «Холт ренфрю».

— Мне не нужна вторая пара джинсов.

— Между прочим, я выбирал не все. Нижнее белье — вы­бор Хилари. Я в эту сумку даже не заглядывал. Не хотел тебя смущать, — поспешно добавил Габриель.

— Слишком поздно, — вырвалось у нее. Джулия сама не понимала, почему ее расстроило его признание.

— Джулианна, я хочу тебе кое-что объяснить. — Глаза Габриеля приобрели знакомый ей холодный блеск. Он пере­минался с ноги на ногу, будто не знал, с чего начать обещан­ное объяснение. — Когда моей отец стал встречаться с мате­рью, он уже был женат и имел семью. Он ее соблазнил, не­которое время развлекался с нею, как со шлюхой, а потом бросил. Не рискну утверждать, что это сделало ее алкоголич­кой и сломало ей жизнь., Я упомянул своего отца как пример распространенного мужского отношения к женщине. Мне очень больно, если ты думаешь, что и я отношусь к тебе по­добным образом. Хотя... у тебя есть все основания так ду­мать. Опытный обольститель, столько побед...

Дата добавления: 2015-11-04