Поэт стоял возле моста и смотрел на приближающуюся мо-лодую женщину. Едва он увидел ее большие темные глаза и изящно завитые каштановые волосы, окружающий мир пе- рестал для него существовать. 24 страница

— Как раз об этом я и собирался с тобой поговорить. Мы будем делать вид, что на моем прошлом семинаре ничего особенного не произошло. Не удивляйся, если я практически не буду обращать на тебя внимание. Говорю тебе это заранее, чтобы ты не огорчалась... — Он помолчал. — Конечно, сей­час я больше всего хочу тебя обнять, но мы вынуждены со­блюдать правила игры.

— Понимаю.

— Джулианна... — Он понизил голос до шепота. — Мне самому осточертели эти правила. Потому я и хочу провести сегодняшний вечер с тобой. Мы тихо посидим у камина, на­слаждаясь обществом друг друга. А потом — в постель.

Щеки Джулии вспыхнули.

— Я бы рада, но я собиралась весь вечер заниматься пла­ном диссертации. Я еще не все поправки внесла, а мне завтра с Кэтрин встречаться. Сам знаешь, какая она требователь­ная. — (Габриель бормотал что-то себе под нос.) — Габриель, прости, но мне хочется, чтобы Кэтрин была довольна.

— А чтобы я был доволен, тебе не хочется?

— Я...—Джулия растерялась.

— Хорошо. Но ты обещаешь, что в пятницу мы увидим­ся? — с легким раздражением спросил Габриель.

— После твоей лекции?

— Потом будет обед с факультетской братией. Давай встретимся после обеда у меня.

— А это не слишком поздно?

— Для того, что у нас будет потом, — в самый раз. Ты мне обещала.

Джулия улыбнулась. Ей уже успели понравиться эти «ве­черинки с ночевкой».

— Так, значит, в пятницу вечером? — шепотом оболь­стителя спросил Габриель.

— Да. Мне только надо будет придумать объяснение для Пола. Мы собирались вместе пойти на твою лекцию.

Ответом ей было полное молчание. Думая, что ослаб сиг­нал — такое в коридоре случалось, — Джулия подошла к окну:

— Габриель? Ты меня слышишь?

— Слышу, — ледяным тоном ответил он.

«Scheisse!» — подумала Джулия.

Он заговорил не сразу. От тона обольстителя не осталось и следа.

— Кажется, мы с тобой договаривались: никакой «друж­бы втроем». Помнишь? Что ты молчишь? Мы договарива­лись или нет?

«Дважды scheisse!»

— Договаривались.

— Я эту договоренность соблюдаю.

— Габриель, прошу тебя...

— Скажи, что я не так понял твою фразу, — потребовал он

— Габриель, мы с Полом друзья. И что плохого, если я согласилась пойти вместе с ним на твою лекцию? Или я те перь и сидеть с ним рядом не могу?

— А тебе понравится, если где-то ты увидишь меня с дру гими женщинами и я тебе скажу, что это мои приятельницы? Что особенного, если я схожу с ними, скажем, на выставку?

— Нет, — прошептала Джулия.

— Тогда ты понимаешь, каково мне это слышать.

— Пожалуйста, не сердись на меня.

Ответом ей было молчание.

— Пол с первого дня отнесся ко мне по-доброму. Мне очень помогла его дружеская поддержка. Ты только пред­ставь: одна в совершенно чужом городе. Мне было так оди­ноко.

— Я думал, твой друг — я.

— Да, конечно. Но нужен кто-то, с кем я могла бы пого­ворить об университетских делах.

— Об университетских делах ты можешь поговорить со мной.

— Габриель, я не хочу ссориться с человеком, который не сделал мне ничего плохого. В таком случае я на самом деле окажусь в полном вакууме, поскольку пока не могу про­водить с тобой все время.

— Ты ему уже сказала, что с кем-то встречаешься?

— Нет. Я думала, это наш с тобой секрет.

— Хорошо, что ты ему не проболталась. — Габриель гром­ко вздохнул. — Ладно, согласен. Ты не можешь находиться в вакууме. Но Пол должен уразуметь, что... уровень ваших от­ношений поменялся. Он слишком к тебе... привязался. Нам с тобой это может только мешать.

— Я ему скажу, что у меня появился... новый друг. Мы на днях хотели сходить в музей.

— С ним ты никуда не пойдешь, — отрезал Габриель. — Я сам свожу тебя на любую выставку.

— Но нас там могут увидеть.

— Предоставь мне беспокоиться об этом. А Пол, надо думать, опять понесет твой рюкзак? — язвительно спросил

Габриель.

— Габриель, ну что ты как мальчишка?

Он шумно выдохнул:

— Хорошо, забудем об этом. Но я все равно не перестану»а ним следить. Теперь насчет пятницы. Я дам тебе ключи или предупрежу консьержа, чтобы впустил тебя.

— Договорились.

— До встречи через несколько минут.

Профессор Эмерсон мельком взглянул на вошедших в аудиторию Джулию и Пола и снова уткнулся в свои записи. Профессор досадливо нахмурился. Радовало лишь то, что Джулия сегодня пришла не с рюкзаком, а с подаренной им сумкой. От этого на душе Габриеля потеплело.

Аспиранты, в том числе и Криста, поглядывали то на Джулию, то на профессора так, словно следили за полетом мяча в Уимблдоне.

Джулия, как всегда, села на заднем ряду рядом с Полом, но сразу же застыла в позе внимательной аспирантки.

— Да ты не нервничай, — успокоил ее Пол. — Я за ним наблюдаю всю неделю. Давно не видел его в таком хорошем настроении. Сегодня он к тебе не прицепится. — Наклонив шись к самому ее уху, он добавил, усмехаясь: — Наверное, кто-то хорошо ублажил его в постели. И явно не один раз.

Профессор Эмерсон кашлянул. Потом еще и еще... пока Пол не отодвинулся от Джулии.

Естественно, Джулия от этих слов мгновенно покраснела и уткнулась в тетрадь. Она без конца писала дату и тему се­минара, чтобы отвлечься от воспоминаний о субботнем утре. И от мыслей. А думала она... даже стыдно себе признаться... как выглядел бы Габриель, если бы ее фиолетовое полотенце вдруг упало с его тела...

За весь семинар профессор и не взглянул в ее сторону. Он задавал вопросы, но адресовал их другим аспирантам. Все, кто ждал продолжения шоу, были весьма разочарованы. Се минар проходил в скучных академических рамках. Кристу, наоборот, это только радовало, потому что все шло как обыч но или почти как обычно.

— Хочу всех вас пригласить на лекцию, которую в пят ницу буду читать в Виктория-колледже. Речь пойдет об ото бражении плотских страстей в кругах Дантова «Ада». Начало в три часа дня, — объявил профессор Эмерсон. Он торопли во собрал портфель и покинул аудиторию, даже не обернув­шись.

— Можно, я тебя провожу? — спросил Пол, когда они с Джулией шли по коридору. — По пути зашли бы в тайский ресторан.

— Я бы с удовольствием, но ненадолго. С меня уже тре­буют оформленный план диссертации. И мне нужно кое- что тебе сказать...

❖ ♦> ❖

Утро пятницы Джулия провела перед своим небольшим гардеробом, решая, что лучше надеть. Она знала: Габриелю не понравится, что и на лекции она будет сидеть рядом с Полом. Но потом их с Габриелем ждет прекрасный вечер и не менее прекрасная ночь. Она заблаговременно уложила в сумку все необходимое для визита в профессорскую квар­тиру.

Ей хотелось понравиться Габриелю, хотелось, чтобы он заметил ее среди всех женщин, которые придут на его лек­цию. Она выбрала черное платье, черные плотные колготки и черные сапоги до колена на высоком каблуке, купленные несколько лет назад по совету Рейчел. Этот наряд она реши­ла дополнить жемчужными сережками, доставшимися ей от бабушки с отцовской стороны. Платье имело весьма скром-

ное декольте, но поскольку Джулия шла на дневную лекцию, то накинула на плечи темно-фиолетовую шаль.

В большой аудитории, где должна была состояться лекция, Джулия и Пол появились одними из первых. Они быстро прошли в конец аудитории, сев ближе к проходу. Места были не самыми удобными, но по незыблемым, хотя и нигде не записанным правилам передние ряды отводились для про­фессоров, преподавателей и именитых гостей.

С первых же секунд Джулия ощутила присутствие Габ­риеля. Их взаимное притяжение действовало и здесь. Она шала: он тоже почувствовал ее появление и сейчас смотрит на нее. Джулия почти угадала. Профессор Эмерсон смотрел на нее, но успел заметить, что рука Пола лежит у нее на спи­не. Обычный дружеский жест, от которого по профессорско­му лицу пробежала гримаса неудовольствия.

Джулию Габриель приветствовал полуулыбкой. Взгляд его быстро скользнул по ее платью и излишне долго задержался на каблуках сапожек. Не без сожаления отвернувшись, про фессор Эмерсон продолжил прерванный разговор с кем-то из коллег.

Габриель был сегодня просто неотразим. Элегантный чер­ный костюм от Армани, ослепительно-белая рубашка и чер­ный шелковый галстук. Туфли тоже были черными, но на сей раз не слишком остроносыми. Но больше всего Джулию уди вило, что под расстегнутым пиджаком оказалась жилетка, со средней пуговицы которой свисала золотая цепочка, скры вавшаяся в боковом кармашке.

— Ты только посмотри на него. Жилетка и карманные часы, — шепнул ей Пол, качая головой. — Так одевались лет сто назад. А вдруг он из той эпохи? Прячет где-нибудь на чердаке портрет, который берет на себя все бремя возраста.

Джулия улыбнулась, но промолчала.

— Знала бы ты, о чем он меня вчера попросил!

— И о чем же?

— У него целая коллекция перьевых авторучек, и одна, надо понимать, скопытилась. Так вот, мне пришлось упако вать ее в специальный футляр, застраховать и отправить в лазарет.

— В какой еще лазарет?

— В мастерскую, где чинят такие ручки те, у кого слиш ком много денег... Мобильник выключить не забудь, — шеп нул ей Пол.

♦♦♦ ♦♦♦ ♦♦♦

Лекция началась не сразу. Вначале слушателей, которых собралось около сотни, приветствовал выздоровевший после свиного гриппа профессор Джереми Мартин, заведующий кафедрой итальянского языка и литературы. Не жалея эпи тетов в превосходной степени, декан говорил о блестящей научной карьере и исследовательских достижениях профес­сора Эмерсона. Джулия видела, что Габриеля вовсе не раду ет этот панегирик. Поток хвалебных слов заставлял его ерзаи.

на стуле. Его глаза явно искали Джулию. Она это почувство­вала и ободряюще улыбнулась. Улыбка подействовала.

А профессор Мартин продолжал рассказывать, как он гор­дится своим коллегой и не собирается это скрывать. Из его слов следовало, что Габриель едва ли не самый многообеща­ющий факультетский преподаватель, работающий на кон­трактной основе. Вскоре в издательстве Оксфордского уни­верситета выйдет новая монография профессора Эмерсона, после чего его зачисление в штат факультета можно будет считать делом решенным. Профессор Мартин выразил на­дежду, что со временем Габриель обязательно достигнет уров­ня Кэтрин Пиктон.

После весьма скромных аплодисментов Габриель под­нялся на трибуну, аккуратно разложил бумаги с тезисами лекции и тщательно проверил демонстрационный компью­тер. У него хватило времени обвести глазами зал. С передне­го ряда ему благосклонно улыбался профессор Мартин. Мисс Петерсон сидела, слегка наклонившись, и украдкой теребила вырез платья. Коллеги Габриеля вели себя довольно сдержанно, не рассчитывая услышать что-то ошеломляюще новое.

Почти рядом с профессором Мартином сидела ученая да­ма, которую Габриель предпочел бы не видеть у себя не толь­ко на лекции, но и никогда вообще. Как и он, дама имела звание профессора, но сегодня пришла сюда отнюдь не ради академического интереса или соблюдения корпоративной этики. Ее весьма мало интересовали плотские страсти греш­ников со страниц Дантова «Ада», а вот те же страсти в реаль­ном мире и с лектором... Она была старше и опытнее глупо­ватой Кристы и умела нагнетать чувственность, пользуясь самыми, казалось бы, невинными жестами и движениями. Сейчас она элегантно высовывала розовый язычок, чтобы облизать ярко-красные губы. У нее было красивое тело хищники. Габриелю стало очень неуютно под взглядом ее непо­движных змеиных глаз. Еще больший душевный диском­форт приносила ему мысль, что эта сластолюбивая блондин­ка находится в одном зале с Джулией. Блондинка была его прошлым, и боже упаси, если прошлое вдруг пересечется с настоящим!

Усилием воли Габриель заставил себя забыть о хищнице и улыбнулся слушателям. Потом он еще раз посмотрел на Джулию и, ободренный ее теплой улыбкой, начал говорить:

— Тема моей сегодняшней лекции — «Плотская страсть в „Божественной комедии“ Данте. Смертный грех и лич­ность». Естественно, речь пойдет об «Аде». Возможно, такое название у кого-то сразу же вызовет недоумение. Можно ли считать плотскую страсть грехом, направленным на личность самого грешащего? Ведь подобная страсть всегда направлена на другого. Другой человек низводится грешником до уровня предмета для удовлетворения плотской страсти.

С первого ряда послышался сдавленный смешок. Габри­ель даже не взглянул в ту сторону, однако его лицо заметно напряглось.

— Представления Данте о грехе были в основном сфор­мированы сочинениями святого Фомы Аквинского. В своем знаменитом трактате «Сумма теологии» этот средневековый богослов утверждал, что любое злодеяние и грех являются формой саморазрушения. Фома Аквинский полагал, что че­ловек замышлен и сотворен Богом как существо доброе и ра­зумное, стремящееся к добрым делам. Иными словами, стрем­ление к добродетели присутствует в человеке изначально. Но когда человек сворачивает с предначертанного пути, он при­чиняет себе вред, ибо делает то, что противоречит его приро­де. Можно сказать, человек затевает войну со своей природой.

Мисс Петерсон наклонилась вперед, изображая предель­ное внимание.

— Почему же Фома Аквинский придерживался столь не­обычных взглядов на грех? — продолжал Габриель. — Отча­сти это можно объяснить его согласием с постулатом Боэция, полагавшего, что бытие пронизано добром. То есть все сущее несет в себе частицу добра, поскольку является Божьим тво­рением. И каким бы грешным, сломленным и отягощенным злодеяниями ни был человек, покуда он живет, в нем все рав­но сохраняется хотя бы малая крупица добродетели. — Габ­риель нажал кнопку, и программа исправно выдала на экран первый слайд. Джулия узнала Люцифера, изображенного Боттичелли. — Согласно воззрению Фомы Аквинского, ни­какой злодей не является полностью злым и порочным. Даже Люцифер, которого Данте поместил на самое дно Ада, вмо­розив в глыбу льда. Однако зло, словно паразит, способно присасываться к добру и жить за его счет. И если злу удается высосать из кого-то все добро до последней капли, такой че­ловек перестает существовать.

Габриель почувствовал на себе насмешливый взгляд все тех же глаз. «Вы из какого века, профессор Эмерсон? — спрашивали они. — Наверное, из девятнадцатого. Тогда еще любили рассуждать о добре и зле. Но двадцатый век со всей безжалостностью показал, насколько все это относительно».

Он откашлялся и продолжил:

— Многим из нас, живущим в начале двадцать первого века, подобные утверждения кажутся дремучим анахрониз­мом. Мы не верим, что даже падший ангел, обреченный на вечное заточение в Аду, сохраняет в свой душе крупицу доброты. — Он вновь посмотрел туда, где сидела Джулия. Он нуждался в ее поддержке. — И эта крупица молит о том, чтобы ее увидели и признали. Признали, невзирая на всю неодоли­мую тягу к греху, от которой не может избавиться падший ангел.

На экране появился слайд с другой иллюстрацией Ботти­челли: Данте и Беатриче под неподвижными звездами Рая. Старинную копию этой иллюстрации Джулия видела в тай­ной коллекции Габриеля.

— А теперь я предлагаю вам, взяв фоном только что прозвучавшие рассуждения о добре и зле, обратиться к характе­рам Данте и Беатриче. Их отношения развиваются в русле возвышенной, романтической любви. Дружеские отношения связывают Беатриче с Вергилием, и она просит Вергилия

спуститься в Ад и вывести оттуда ее возлюбленного Данте.

Сама Беатриче не может покинуть пределы Рая. Показывая отношения Беатриче и Вергилия, Данте тем самым подчер­кивает: возвышенная любовь в большей степени подчиняется разуму, нежели страсти.

При упоминании о Беатриче Джулия заерзала на стуле и опустила голову, чтобы никто не видел ее вспыхнувших щек. Пол расценил это по-своему и осторожно сжал ей руку, К счастью, их места находились слишком далеко от сцены и Габриель всего этого не видел. Но он сразу заметил, как Пол повернулся к Джулии, опустив руку в непосредственной бли­зости от ее коленей. На мгновение профессор Эмерсон поза­был о лекции.

Габриель кашлянул. Джулия сразу подняла голову и по­спешно убрала руку.

— Но что же такое плотская страсть, именуемая также похотью? Если любовь сравнить с кроликом, то похоть — это волк. Данте весьма красноречиво говорит об этом, сравнивая плотскую страсть с волчьей ненасытностью, когда страсть подминает под себя разум. Как известно, в «Божественнои комедии» представлена и другая пара — Паоло и Франческа. Их Данте помещает в крут прелюбодеев. Но что удивительно: история их падения связана с традицией романтической любви. Когда они оба предавались плотским страстям, им случилось прочитать о прелюбодеянии между Ланселотом и

королевой Гиневрой. — Здесь Габриель лукаво улыбнулся.

Говоря современным языком, Паоло и Франческа решили «подразогреться», «подзавести» себя с помощью «порно литературы».

В зале послышались вежливые смешки.

— И у Паоло, и у Франчески страсть затмила разум. А ра­зум с самого начала твердил каждому из них: «Одумайся! Не давай волю рукам, ибо твоими руками движет грех».

Габриель выразительно посмотрел на Пола, но тот в про стодушии своем решил, что профессорский взгляд обращен не к нему, а к Джулии или к кому-то из женщин в первом ря ду. Синие глаза Габриеля сделались зелеными, как у дракона. Не хватало лишь языков пламени.

— Когда мужчина и женщина начинают встречаться и между ними складываются и развиваются отношения... даже если эти отношения чисто романтические, они налагают на пару определенные обязательства. Возникает нечто вроде «права собственности» друг на друга, хотя термин этот от­нюдь не самый удачный. Вокруг пары возникают невидимые границы. Человек наблюдательный их чувствует и не пыта­ется нарушать. Если же человек лишен наблюдательности и пытается завести параллельные отношения с одной полови­ной пары, вторая половина непременно будет злиться и рев­новать. — Голос Габриеля звучал все резче. Джулия вздрогну­ла и отодвинулась от Пола. — Данте усматривает в поведении Ланселота и Гиневры, а также Паоло и Франчески подрыв традиции возвышенной романтической любви, и это пока­зывает, насколько отчетливо он сознает, что те же опасности грозят и его отношениям с Беатриче. Если бы страсть затми­ла Данте разум, это вызвало бы грандиозный скандал и раз­рушило жизнь им обоим. Поэтому участь Паоло и Франчески является для Данте личным предостережением, призывающим оставаться целомудренным в его любви к Беатриче. А это очень непросто, учитывая необыкновенную красоту Беатри­че, а также силу и глубину испытываемого им желания.

Джулия покраснела.

— Хочу напомнить: время и расстояние ничуть не умень-

шили любовь Данте. Он продолжает любить Беатриче. Он желает ее. Всю. Целиком. И как ни странно, сила желания Данте и отчаяние, вызванное невозможностью это желание осуществить, делают его все более целомудренным.

Змеиные глазки проследили, в какую часть, зала бросает взгляды профессор Эмерсон, и дали ему понять, что его тай­на раскрыта. Он вспыхнул и не без некоторых усилий вер­нулся к прерванной лекции:

— Согласно философии Данте, похоть — это извращен­ный вид любви. То есть Данте не отказывает этому состоя­нию, каким бы низменным и отвратительным оно ни было, в праве называться любовью. Любострастие считается самым меньшим из семи смертных грехов. И потому Данте помеща­ет прелюбодеев во второй круг Ада, располагающийся сразу $а так называемым Лимбом, где обитают души добродетель-

ных язычников и некрещеных младенцев. Нравится нам или пет, но мы должны признать: плотская страсть — одно из величайших земных наслаждений. — Габриель снова посмот­рел в сторону Джулии. Та находилась словно в трансе, ловя каждое его слово. — Для правильного понимания секса нужно брать во внимание не только его физическую, но и духовную составляющую. Тогда секс видится экстатическим союзом двух тел и двух душ, подражанием радости и экстазу райского союза с божественным. Два тела, соединенные в наслажде­нии. Две души, связанные единением тел. Это и есть искрен­няя, радостная и бескорыстная отдача себя другому.

Джулия едва удержалась, чтобы не заерзать на стуле. Ей вспомнилось, как Габриель слизывал с ее пальцев крупицы шоколада. В зале становилось жарко. Не только Джулия, но и другие слушатели ерзали на своих стульях.

— Не боясь прослыть педантом, добавлю: если во время любовного слияния кто-то из двоих жадничает и не отдает себя целиком, оргазма не произойдет. Напряженность, по­давленность, разочарованность партнера — вот к чему при водит такая «экономия». Момент оргазма — это предвкуше­ние абсолютного взаимопроникновения и искреннего, воз­вышенного наслаждения. Наслаждения, удовлетворяющего все потребности, включая самые сокровенные, о которых ка­ждому из двоих так долго мечталось.

Габриель сделал паузу, чтобы глотком воды промочить горло. Он едва заметно улыбался, следя за Джулией и пред ставляя, что сейчас происходит у нее в душе... и между ног.

— Совместный оргазм — это совместное таинство телес ного и духовного союза. Души ликуют, что не мешает телам извиваться, потеть, переплетаться, делать множество стран ных движений под не менее странные звуки, вылетающие из обоих уст... пока не наступит заветное мгновение. — Габри ель умолк. Ему очень хотелось взглянуть на Джулию, но он удержался, зная, что это сразу же привлечет нежелательное внимание к ее раскрасневшемуся лицу и опущенным гла­зам. — Надеюсь, мои слова ни у кого не вызвали обморо ка? — спросил он, пытаясь разрядить обстановку.

Аудитория отозвалась искренним, хотя и не слишком громким смехом. Криста обмахивалась экземпляром книги Габриеля.

— Полагаю, мои слова наглядно проиллюстрировали те­зис Данте, а именно: плотская страсть — это могущественная сила, способная затуманить мозг, заглушить голос разума, вынудив его сосредоточиться на телесных сторонах жизни. В такие моменты разум забывает о возвышенном, а душа не стремится к Богу. Не удивлюсь, если кто-то из вас предпочел бы не дослушивать до конца мою скучную лекцию, а поспе­шить в объятия любимых. — Габриель усмехнулся, совершен­но игнорируя ученую даму на первом раду, которая вытащи­ла из сумочки небольшой, но весьма неприличный предмет и теперь пыталась дразнить им профессора Эмерсона. — Ста­ло быть, плотские отношения без любви — это смертный грех, ибо слияние тел не сопровождается слиянием душ. Фома Ак­винский утверждал: при настоящей любви влюбленный че­ловек ощущает тело своей половины как часть себя. — Взгляд Габриеля потеплел, Улыбка тоже. — Радость и красота сек­суальной близости, проявляемые при телесном слиянии, — естественное следствие любви. Между сексом и похотью нель­зя ставить знак равенства. Современный лексикон делает различие между, простите за вульгарность, траханьем и занятием любовью. Однако секс не идентичен любви, что явствует из традиций романтической любви. Мужчина может любить свою подругу страстно, но целомудренно, не вступая с нею в сексуальные отношения. В Дантовом Раю телесная страсть преображается в милосердие — самое истинное и чистое проявление любви. Душа, достигшая Рая, свободна от тоски. Все ее желания удовлетворены, и она полна радости. Она уже не испытывает вину за прежние грехи, а наслаждается абсолют­ной свободой и завершенностью ее исканий. К сожалению, время не позволяет более подробно поговорить об этом... Итак, в «Божественной комедии» мы обнаруживаем проти­вопоставление телесной страсти и милосердия, а также гро­могласный гимн во славу романтической любви, представ­ленной отношениями Данте и Беатриче. Лучше всего идеал романтической, возвышенной любви выражается в словах Беатриче: «Apparuit iam beatitudo vestra». To есть: «Ныне явле­но блаженство ваше». Правдивее не скажешь... Благодарю за внимание. Моя лекция окончена.

Аплодисменты были искренними, но сдержанными. За­тем профессор начал отвечать на вопросы. В академических кругах было принято не только это. Многие университеты Нового Света, в том числе и Торонтский, словно унаследова­ли от средневековой Европы принцип иерархичности. Пер­выми вопросы лектору задавали профессора, преподаватели и работники факультетской администрации. Только потом наступал черед аспирантов и студентов.

Джулия затихла, стараясь уложить в мозгу все, о чем го­ворил Габриель. Она мысленно проговаривала наиболее за­помнившиеся фразы.

— Не пропусти интересный момент, — наклонившись к ней, шепнул Пол. — Эмерсон в упор не видит Кристу.

Поскольку они сидели сзади, от их глаз было скрыто де кольте мисс Петерсон. Джулия и Пол видели лишь ее согну­тую спину. Криста по-прежнему обмахивалась книгой, пы таясь привлечь внимание Габриеля. Он отвечал на вопросы других слушателей и словно не замечал не в меру ретивую аспирантку. Бедная Криста теперь уже вовсю тянула руку, но это не помогало. Потом профессор Мартин встал и извиня­ющимся тоном объявил, что время, отведенное для ответом на вопросы, истекло. Он поблагодарил слушателей за внима­ние и выразил надежду увидеть их на новых лекциях профес­сора Эмерсона. Только тогда помрачневшая Криста опусти ла руку.

Снова раздались аплодисменты. Габриель покинул сцену. К нему сразу же подошла какая-то брюнетка среднего роста, не отличавшаяся особой худобой. На вид ей можно было дать лет около сорока. Вероятно, тоже преподавательница с дру гого факультета. Они с Габриелем улыбнулись друг другу и пожали руки.

— Нет, ты видела? — спросил Пол, фыркая от смеха. — Он не позволил нашей красотке рта раскрыть.

— А почему? — удивилась Джулия. — Боялся, что она спросит какую-нибудь глупость?

— Наверное, боялся, что она швырнет в него свой лиф­чик или развернет плакат «Я люблю Эмерсона».

Джулия тоже засмеялась. Габриель к этому времени за­кончил разговор с брюнеткой и теперь говорил с кем-то из мужчин.

— Странно, что никто из факультетской публики не ука­зал Эмерсону на оговорку, — произнес Пол, задумчиво по­чесывая затылок.

— Какую оговорку?

— Слова «Ныне явлено блаженство ваше» произносит не Беатриче, а Данте. В «Божественной комедии» их вообще нет. Они из второй главы «Новой жизни», когда Данте впер­вые встречает Беатриче. — Джулия ничего не сказала. Пол все не мог успокоиться: — Странно. Конечно, оговориться мо­жет каждый. Но Эмерсон знает Данте назубок. Может цити­ровать целые главы и по-английски, и по-итальянски. Забав­нее всего, что наш поборник безупречности оговорился, а ни у кого не хватило смелости его поправить... Может, потому Криста так и дергалась?

Джулия кивнула. Конечно же, оговорка была намерен­ной, только Полу об этом знать необязательно.

— Слушай, ты сегодня потрясающе выглядишь, — ска­

зал Пол, меняя тему. — Ты всегда потрясающе выглядишь, по сегодня ты просто светишься. — Он перестал улыбать­ся. — Надеюсь, твой парень не рассердится на меня за такие слова. Кстати, напомни мне его имя.

— Оуэн.

— Точно. Наверное, ты рада, что у вас все наладилось. А то мне было больно на тебя смотреть. Целыми днями хо- дила понурая. Потом вообще сидела затворницей.

— Спасибо, — пробормотала Джулия.

— Это ты на лекцию так принарядилась?

— Я не знала, как здесь принято одеваться на такие лек- ции. Подумала: наверное, соберется вся профессура. Как-то не хотелось приходить в свитере и джинсах.

— Если ты о женской части профессуры, то эти дамы по­чти не следят за модой, — засмеялся Пол. Он тряхнул головой и осторожно коснулся руки Джулии: — Надеюсь, твой бывший теперь станет обращаться с тобой как с принцессой.

Иначе мне придется наведаться в Филадельфию и преподать ему урок хороших манер.

Джулия его почти не слушала, поскольку к Габриелю по­дошла миниатюрная блондинка и расцеловала его в обе ще­ки. Вот те на! «Так, профессор. Я помню твои недавние сло­ва. Или условия распространяются только на меня?»

Пол что-то бормотал себе под нос.

— Ты что? Еще оговорки нашел?

— Нет. Лекция была мастерски скомпонована и отлич­но прочитана. Теперь ты понимаешь, почему я терплю его капризы. Но ты посмотри на эту парочку! — Он кивнул в сто­рону Габриеля и блондинки.

Та, словно по сигналу, громко расхохоталась. Эмерсон на­тянуто улыбался. Женщина была совсем маленькая, не более пяти футов. Свои волосы соломенного цвета она гладко за­чесала назад и собрала в пучок, напоминавший не конский, а скорее змеиный хвост. На носу блондинки красовались оч­ки от Армани: красная оправа и почти квадратные стекла. На лекцию она пришла в дорогом черном костюме с юбкой-ка­рандашом, едва закрывавшей ей колени. Свой рост она ком пенсировала черными туфлями на очень высоком каблуке Джулию поразили ее ажурные колготки. Такие колготки боль ше годились для заведения типа «Лобби», чем для публичной лекции. Их обычно надевали женщины, мечтавшие быть пойманными в мужские сети.

Да, в «Лобби» или в ресторане эта дама смотрелась бы вполне нормально. Но в академической среде... Может, же- на кого-то из профессоров? И почему она держит себя столь напористо, если не сказать агрессивно?

— Можешь полюбоваться на профессора Сингер, — шеи нул Пол и поморщился.

— Ты про блондинку?

— Да. Темноволосая женщина слева от нее профессор Лиминг. Замечательная тетка. Тебе стоит с ней познакомить­ся. А вот от блондинки держись подальше. Настоящая дра конесса.

У Джулии противно заныло в животе, когда она увидела, как эта профессор Сингер взяла Габриеля под локоть и, встав на цыпочки, принялась что-то шептать ему на ухо. Ее пальцы с длинными красными ногтями вцепились в ткань профес­сорского пиджака. Правда, лицо Габриеля оставалось бес­страстным.

— Почему ты назвал ее драконессой?

— Ты видела сайт этой дамочки?

— Нет.

Дата добавления: 2015-11-04