Книга должна быть возвращена не позднее указанного срока 20 страница

Показательны в этом плане высказывания известного бразильского социолога и политолога С. Аморима. Возра­жая Ф. Фукуяме — автору нашумевшей в свое время статьи «Конец истории» (в которой современное капита­листическое общество рассматривается как вершина и в этом смысле как конец исторического прогресса), — С. Аморим приводит следующий эпизод из рассказа А. Франса «Прокуратор Иудеи»: постаревший прокура­тор на вопрос, помнит ли он о молодом чудотворце по имени Иисус из Назарета, отвечает: «Не помню». Ком­ментируя этот эпизод, С. Аморим замечает, что подобно тому, как для этого римлянина история делается в Риме, а то, что происходит в его отдаленных провинциях, не имеет ни малейшего значения, так и для нынешних «фи­лософов развитых стран История окончена лишь потому, что в этих странах не происходит ничего «особенного»; процессы же, идущие в остальном мире, они расценива­ют как не заслуживающие внимания... Между тем имен­но эти процессы способны вдохнуть новое дыхание в Ис­торию, придать ей новое качество...»^[50].

Верно, конечно, что современное капиталистическое общество — это не конец истории, но весьма существенно, чтобы «новое качество» истории (т. е. ее продолжение) представляло собой прогрессивное развитие уже имею­щихся общецивилизационных достижений, а не отказ от них во имя некоего регионального, национального и про­чего своеобразия.

Постмодернистский плюралистический подход к трак­товке исторического развития гораздо более уместен на Западе, где он отражает озабоченность либеральной ин­теллигенции современными тенденциями унификации общественной жизни, выражает ее стремление к такому состоянию, «где растет внутренняя свобода человека, преодолевается отчуждение и снижается его зависимость от хозяйственных и политических институтов»^[51]. Там этот подход направлен прежде всего против высокомер­ного европоцентризма, трактующего нынешнее западное общество как венец и конец Истории. И было бы пра­вильно, если бы эта мировоззренческая позиция сохра­нила свою нишу в западной культуре. Однако широкое распространение постмодернистского релятивизма несет в себе серьезную угрозу для Запада. Как справедливо за­мечает в этой связи известный российский философ Г. С. Померанц, характерный для культуры постмодер­низма отказ европейцев от европоцентризма одновремен­но означает отказ «от всякого центра, от всякого фокуса, в котором собирается множественность мира». В этих ус­ловиях для интеллектуалов «третьего мира» подобная «деконструкция вчерашних кумиров становится теорети­ческой деконструкцией западной цивилизации в целом. Возникает соблазн утверждения своей антизападной культуроцентричности, своей национальной и конфес­сиональной спеси»^[52]. Таким образом, европейская культу­ра сама дает импульс к эскалации того антизападногомультикультурализма, который уже ставит на повестку дня вопрос о выживании западной цивилизации^[53].

Не менее опасна (хотя и по другим причинам) такая позиция и для России. Конечно, уютно и удобно считать, что идущие в мире трансформационные процессы не име­ют четкого вектора развития, а поэтому и нет смысла спорить — свой путь у России или она должна следовать универсальным путем развития цивилизации по западно­му образцу, — поскольку «нет такой универсальности»^[54]. Однако если мы как нация всерьез поддадимся этим ус­покаивающим иллюзиям и сойдем со своего трудного пу­ти догоняющей модернизации, то окажемся на обочине главного вектора движения истории. Подобная потеря исторических ориентиров по существу означает примире­ние с неизбежностью экономической и политической от­сталости своих народов и, как следствие этого, усиление идеологии национальной и конфессиональной автаркии. Поиск места России в глобализирующемся мире вне век­тора движения западной цивилизации по сути дела озна­чает признание ее исторического фиаско. В этом смысле для судеб нашей страны принципиально важно, чтобы в своем постсоциалистическом развитии Россия — при всей ее самобытности и с учетом этой самобытности — сумела воспользоваться результатами достижений чело­вечества и нашла надлежащее место в основном русле глобализационного процесса, а не оказалась на его обо­чине.

Поэтому для нас так важно сейчас понять, в чем со­стоит основной вектор развития западной цивилизации, частью которой следует считать и Россию. Очевидно, что основная нагрузка в решении данного вопроса, относя­щегося к фундаментальным принципам человеческого бытия, ложится на социальную философию. При этом различные обществоведческие дисциплины, уточняющие и развивающие общефилософское видение, должны под­ходить к анализу данной проблемы с точки зрения своего предмета исследования.

Для социологии права, предметом исследования кото­рой является право в контексте его социальных связей, особый интерес представляет позиция философии права. Предлагаемая современной философией права трактовка права как приоритетной общечеловеческой ценности, вы­ражающей меру свободы в общественной жизни, исходит из представления о том, что основным вектором общеци-вилизационного развития человечества является движе­ние к свободе. В конечном счете речь идет о свободе каж­дого отдельного человека. С позиций такого подхода именно «свобода индивида (ее мера, характер, содержа­ние^[55] и т. п.) выступает в качестве критерия и основного итога достижений человеческой цивилизации на соответ­ствующей ступени ее развития»^[56].

Этот общий вектор нуждается в конкретизации при­менительно к ключевым проблемам современности, глав­ной из которых на данном этапе является, на наш взгляд, проблема социальной справедливости. Можно сказать, что осуществление на практике той или иной модели взаимосвязи двух фундаментальных составляю­щих общественной жизни — правовой свободы и соци­альной справедливости — в значительной мере определя­ет место страны в системе координат общечеловеческого развития.

Для осмысления в контексте такого подхода состоя­ния и перспектив социально-правового развития России социологии права необходимо опираться на определен­ную концепцию постсоциалистического развития россий­ского общества. От выбора искомой модели общественно­го устройства, которая станет для нас критерием оценки нынешнего состояния общественных отношений, тенден­ций их развития и перспектив утверждения России в глобализирующемся мире, в существенной мере зависит трактовка ключевых социально-правовых проблем, со­ставляющих предмет социологии права.

Обращаясь с этой целью к разработкам общей социоло­гии и философии, социологи права сталкиваются с тем обстоятельством, что отечественная социальная теория не сформулировала пока сколько-нибудь внятной целостной концепции постсоциалистического развития российского общества. В сложившихся условиях российская социоло­гия права вынуждена, не дожидаясь концептуального прорыва на общесоциологическом уровне, разрабатывать свои подходы к осмыслению особенностей современной социально-правовой ситуации и социально-правовых тен­денций постсоциалистического развития российского об­щества, исходя из достижений отечественной юриспру­денции и прежде всего — философии права.

Для социологии права, представленной в рамках на­стоящего учебного курса, теоретическим ориентиром в по­нимании закономерностей и перспектив развития страны в постсоветский период является либертарное правопони-мание, трактующее право как форму свободы, и выстроен­ная на его основе концепция цивилизма как постсоциали­стического общественного строя, в котором формальное правовое равенство дополняется новым (экономическим) содержанием, включающим формальное равенство в сфе­ре отношений собственности. Предлагаемая вниманию чи­тателя трактовка предмета, метода и основных направле­ний исследований российской социологии права, по сути дела, представляет собой попытку формирования теорети­ко-методологических основ анализа ключевых проблем современного российского общества с позиций либертар-ного правопонимания и концепции цивилизма как такой формы общественного устройства, которую может при­нять общество с социалистическим прошлым, стремящее­ся твердо встать на путь правового демократического раз­вития.

Как мы уже отмечали, в основу концепции цивилиз­ма, разработанной академиком В. С. Нерсесянцем^[57], поло­жен правовой принцип десоциализации социалистиче­ской собственности, при котором за каждым граждани­ном как правомерным наследником некогда общей (общенародной) собственности признается равное право на одинаковую долю от всей десоциализируемой собст­венности. Объективная возможность такого правового способа преобразования социалистической собственности обусловлена реальными итогами предшествующего со­циалистического развития, а концепция постсоциалисти­ческого цивилизма выражает исторически более высо­кую ступень правового равенства, свободы и справедли­вости в социальной жизни.

Конечно, время для реализации этой концепции в ее изначальном, теоретически чистом виде уже упущено. Однако ее научный потенциал позволяет и в сложивших­ся условиях найти приемлемые параметры возможного соглашения между обществом, властью и бизнесом, спо­собного обеспечить ту меру легитимации власти и собст­венности, без которой невозможно нормальное развитиевсей системы общественных отношений. Независимо от того, будет ли концепция цивилизма как новой формы общественного устройства востребована российской соци­альной практикой, в контексте нашего анализа важно прежде всего то обстоятельство, что благодаря этой кон­цепции российское обществоведение (в том числе — и теоретическая социология) получает научно обоснован­ный критерий для оценки складывающейся социальной практики и научные ориентиры для ее совершенствова­ния.

Весьма показательно, что идеи, созвучные концепции цивилизма, в настоящее время получают все большее рас­пространение на Западе. Так, в Германии широко обсуж­даются предложения ряда экономистов о выплате каждо­му гражданину страны ежемесячной суммы в размере около 1,5 тыс. евро (за счет отмены иных социальных вы­плат и изменения налогообложения). По замыслу сторон­ников такого подхода, эти так называемые цивильные деньги, или «деньги для всех», должны составить тот ба­зовый доход, который обеспечит всем гражданам (незави­симо от их трудового вклада) материальные гарантии до­стойной жизни, избавит людей от страха перед будущим, а общество от социальных конфликтов^[58]. По сути дела, речь идет о наполнении формального правового принципа равных стартовых возможностей новым социальным со­держанием, отвечающим реалиям постиндустриального общества, обеспечившего изобилие материальных благ. Разумеется, что подобные предложения в случае их реа­лизации не приведут к смене общественного устройства, они станут лишь очередным шагом на пути к социально­му государству в рамках буржуазной модели частной соб­ственности. На Западе, в отличие от России, проделавшей в результате колоссальных усилий и жертв черновую ра­боту по социализации частной собственности, не созданы предпосылки для цивилитарного преобразования частной собственности отдельных лиц в индивидуальную собствен­ность каждого гражданина. Поэтому там «цивильные деньги» — это всего лишь фиксированное денежное содер­жание, возможное как результат благотворительности собственников в пользу несобственников. У нас же граж­данская собственность — это имущество, приносящее до­ход, которое должно быть получено в результате возвра­та определенной части социалистического наследства тем, кому она правомерно принадлежит. Тем не менее движение западной общественно-политической мысли в сторону признания за каждым гражданином права на ба­зовый доход, не зависящий от его трудовых усилий, де­монстрирует всемирно-исторический потенциал концеп­ции цивилизма, открывающей перспективы общественно­го развития после капитализма, который вовсе не является «концом Истории».

Таким образом, на базе либертарного правопонимания выстроена теоретически завершенная концепция право­вого развития постсоциалистической России не к капита­лизму (путь к которому для общества с социалистиче­ским прошлым означает признание его исторического фиаско), а к цивилизму как к общественному строю, ос­нованному на новом (постсоциалистическом, но вместе с тем небуржуазном) типе индивидуальной собственности и соответствующему такой стадии правового развития, в рамках которой принцип формального равенства распро­страняется на сферу экономических отношений собствен­ности. Концепция цивилизма «освобождает общество с социалистическим прошлым от комплекса исторической неполноценности и демонстрирует, что социализм — это не впустую затраченное время, а самый тяжелый и жес­токий этап всемирной истории (этап негативный, время отрицания прошлого — для будущего) на пути к утверж­дению более высокой ступени человеческой свободы, ра­венства, справедливости и права»^[59]. Колесо всемирной ис­тории, по словам автора данной концепции, прошлось потем, кто оказался в социалистическом пространстве и времени. Отсюда — потери и трагедии, но здесь — и на­ша работа на будущее.

Успешное преодоление тех трудностей, с которыми страна сталкивается на пути от авторитаризма к право­вой свободе, невозможно без приемлемого для всего об­щества справедливого правового решения ключевых про­блем постсоциалистического развития, связанных с фор­мированием новых отношений собственности. Именно цивилитарный подход к решению этих проблем, при­знающий право каждого на изначально равную долю в социалистическом наследстве, может стать основой ут­верждения всех остальных прав и свобод личности и га­рантией от рецидивов социалистического бесправия. Ос­новные положения либертарного правопонимания и кон­цепции цивилизма, базирующиеся на трактовке права как формы свободы, равенства и справедливости в обще­ственной жизни, могут быть эффективно использованы в социологии права при разработке проблем, связанных с поиском правовых форм обеспечения общественного со­гласия на базе правообразующих интересов, социальной обусловленности права, факторов, влияющих на эффек­тивность действия законодательства, социальных функ­ций права, ценностно-правовых ориентации российского общества и т. д. В сложившихся условиях особенно важ­но использовать научный потенциал социологии права, наработанный ею теоретический и методологический ин­струментарий для поиска таких правовых решений соци­альных проблем, которые способствовали бы введению социальных конфликтов в правовое русло и их эффек­тивному разрешению на базе правового принципа общей воли.

Для успешного решения этих задач нужна принци­пиальная корректировка сформировавшейся в советский период научной парадигмы отечественной социологии права, переориентация исследовательского интереса с во­просов, связанных с реализацией уже принятого законода­тельства, на изучение генезиса права. Речь идет о необхо­димости включения в предмет исследований социологии

права (помимо ставшего уже традиционным изучения про­цессов реализации права) проблематики социальной обу­словленности права и легитимности законодательных ре­шений; сравнительного анализа права и других социаль­ных регуляторов в рамках складывающейся в обществе системы нормативной саморегуляции и выявления факти­ческих норм, которые по своей правовой природе и регу-лятивно-правовому значению нуждаются в законодатель­ном закреплении; поиска эффективных средств и форм разрешения социальных конфликтов на базе правового способа согласования различных интересов; ценностно-нормативной структуры общественной жизни, механиз­мов соционормативной саморегуляции и т. д. При этом, разумеется, не утрачивает своего научного и практическо­го значения и изучение эффективности действующего за­конодательства. Однако эффективность закона должна трактоваться уже не как степень достижения внешних по отношению к праву политических, экономических, идео­логических и т. п. целей, а прежде всего как его способ­ность быть всеобщей формой согласования социальных интересов, обеспечивающей снижение уровня социальных конфликтов и гарантирующей максимально возможную меру свободы людей в соответствующих сферах общест­венной жизни.

§ 2. Прикладная социология права как фактор совершенствования правотворческой и правоприменительной практики

Роль социологии права в совершенствовании право­творческой и правоприменительной практики может быть реализована путем прикладных исследований, т. е. иссле­дований, которые выполняются в целях использования их результатов для решения какой-либо социальной проб­лемы^[60]. Прикладная социология представляет собой свое­образную «социальную инженерию», ориентированнуюна решение практических проблем социального управле­ния по принципу «здесь и сейчас». В рамках социологии права в настоящее время можно выделить два формирую­щихся направления прикладных исследований: а) законо­дательную социологию (социологическое обеспечение за­конотворчества) и б) социологию правосудия (социологи­ческое обеспечение судебной деятельности).

С переходом от партийно-аппаратного нормотворчест­ва эпохи административно-командной системы к реаль­ной законодательной деятельности высших представи­тельных органов власти в рамках формирующейся систе­мы парламентаризма у социологов впервые появилась возможность конструктивно сотрудничать с законодате­лем в деле создания системы социологического обеспече­ния законотворчества. В настоящее время органы власти проявляют больший, чем прежде, интерес к социологиче­скому обоснованию своих законодательных решений. Од­нако, к сожалению, этот интерес зачастую связан не с же­ланием получить новое знание о социальных предпосыл­ках, социальных механизмах и социальных последствиях действия законодательства, а с потребностью использо­вать авторитет науки для легитимации позиции, обуслов­ленной соотношением политических сил в депутатском корпусе. Кроме того, законы нередко готовятся в такой спешке, что для их социологического обоснования нет ни времени, ни сил. В результате процесс обновления законо­дательства в значительной мере осуществляется методом проб и ошибок, усиливая нестабильность в обществе.

В сложившейся ситуации актуально звучат слова осно­вателя социологии Г. Спенсера о том, что из всех чудо­вищных заблуждений людей самое чудовищное заключа­ется в представлении о том, что для овладения каким-ни­будь несложным ремеслом необходимо долго учиться, а «единственное дело, которое не требует никакой подготов­ки, — это искусство создавать законы для целого наро­да»^[61]. Говоря о знаниях, необходимых законодателю,

Г. Спенсер особо выделял познание причинно-следствен­ной связи в отношениях между людьми, соединенными в обществе. «Причинная связь между людьми, — писал он, — настолько сложна, что, вероятно, полностью она еще долго останется непознанной. Тем не менее в наши дни ее существование стало достаточно очевидным, чтобы любой, кто способен думать, мог прийти к выводу: прежде чем вмешиваться в социальные процессы, их надо тща­тельно изучить»^[62]. Пренебрежение этой простой и здравой мыслью ведет к тому, что создаваемые законы отторгают­ся социальной практикой, которая с гибкостью, свойст­венной всякому живому организму, находит возможности сопротивления чужеродному для нее вмешательству. От­ветственный перед обществом законодатель не должен игнорировать накопленное социологическое знание, ос­тавлять без внимания рекомендации и экспертные оцен­ки социологической науки, поскольку мы имеем дело не с частным заказом, а с необходимым для нормального функционирования общества взаимодействием двух его важнейших институтов — науки и законодателя.

Главная задача, стоящая перед социологией права, заключается в разработке юридико-социологических тео­рий (теории социальной обусловленности права, правооб-разующего интереса, эффективности законодательства и т. д.), конкретизирующих фундаментальное правовое и социологическое знание применительно к эмпириче­ским исследованиям по социологическому обеспечению законодательной деятельности. На базе этих разработок предстоит сформировать законодательную социологию как комплекс теоретических и эмпирических исследова­ний юридико-социологического профиля, направленных на социологическое обеспечение законотворчества. Рас­смотрим основные этапы законотворческого процесса с точки зрения возможности их социологического обеспе­чения.

1. Исходным пунктом взаимодействия законодателя и социолога в процессе социологического обеспечения законо­творчества должна стать работа по прогнозированию по­требности в правовом регулировании. Здесь прежде всего следует обратить внимание на исследования эффективно­сти действующего законодательства, которые могли бы стать важным источником информации о необходимости изменения правового регулирования. Другое направление социологического подхода к прогнозированию потребно­сти в правовом регулировании — прогнозирование «юри­дически значимых социальных отклонений»^[63]. Но, пожа­луй, наибольший интерес для законодателя в настоящее время представляет изучение процессов фактической нор­мативной саморегуляции. В какой мере те или иные соци­альные потребности приобрели нормативную форму сво­его выражения, какова мера общезначимости, обществен­ная полезность и регулятивная роль этих фактически складывающихся норм, имеют ли они правовую природу, как они «вписываются» в принятую в обществе систему социальных ценностей, каковы их взаимоотношения с нормами действующего законодательства и т. п. — вот круг вопросов, значимых для данного этапа социологиче­ского обеспечения законотворчества.

2. Значение юридико-социологических исследований, направленных на прогнозирование потребности в право­вом регулировании, во многом зависит от того, насколько они сориентированы на те задачи, которые встают на сле­дующем этапе социологического обеспечения законотвор­чества — при разработке концепции правовой новеллы. Это наиболее важный этап законопроектной деятельно­сти, во многом определяющий эффективность будущего закона. Признание большой значимости работы по фор­мированию концепции правовой новеллы нашло отраже­ние в специальном постановлении Правительства РФ от 2 августа 2001 г. № 576, в котором содержатся основные требования к концепциям проектов федеральных зако­нов, разрабатываемых правительством. В соответствии с этими требованиями в концепции законопроекта должны быть определены: основная идея, цели и предмет право­вого регулирования; круг лиц, на которых распространя­ется действие законопроекта, их новые права и обязан­ности; место будущего закона в системе действующего за­конодательства, а также значение, которое будет иметь законопроект для правовой системы; общая характери­стика и оценка состояния правового регулирования соот­ветствующих общественных отношений, включая анализ российской и зарубежной правоприменительной практи­ки, а также результаты проведения статистических, со­циологических и политологических исследований; оцен­ка социально-экономических, политических, юридиче­ских и иных последствий реализации будущего закона.

Таким образом, формирование концепции правовой нормы предполагает решение сложного комплекса про­блем социального и правового характера. При этом зада­ча социологического обеспечения данного этапа законо­творчества отнюдь не ограничивается оценкой состояния правового регулирования соответствующих обществен­ных отношений и прогнозом социальных последствий реализации будущего закона. Гораздо важнее социологи­ческое обоснование основной идеи, целей и предмета пра­вового регулирования. С точки зрения законодательной социологии концепция правовой нормы, выраженная прежде всего в том или ином подходе к определению ос­новной идеи, целей и предмета правового регулирова­ния, это, по сути дела, правовая модель согласования различных социальных интересов на базе правообра-зующего интереса.

Основная задача законодателя на этом этапе работы над законом заключается в поиске такой модели согласо­вания социальных интересов, оказывающихся в сфере действия будущего закона, при которой свобода одних лиц в реализации своих интересов не ущемляла бы свобо­ду других. В общем виде можно сказать, что задача со­циологических исследований здесь заключается в том, чтобы на концептуальном уровне найти оптимальную стыковку социального и правового, вписать правовую норму в социальный контекст, обеспечить соответствие правовой формы существующим и формирующимся соци­альным реалиям. В конечном счете речь идет о необходи­мости заложить в закон предпосылки для его социальной легитимности, признания его обществом. Опыт показыва­ет, что наиболее принципиальные недостатки действую­щего законодательства обусловлены, как правило, теми искажениями правового начала (а в конечном счете нару­шениями принципа правового равенства), которые закла­дываются в концепции законопроектов. Каждый раз, ко­гда закон принимается в угоду каким-то интересам или представляет собой эклектичное, внутренне противоречи­вое сочетание различных плохо стыкуемых социальных позиций, мы имеем дело с правовыми дефектами концеп­ций нормативных актов.

Помощь, которую может оказать законодателю социо­логия права на стадии разработки концепции законопро­екта (идет ли речь о социологическом обосновании идеи, целей и предмета регулирования, об оценке состояния регулируемых общественных отношений или о прогнозе социальных последствий реализации будущего закона), связана прежде всего с изучением структуры социальных интересов, затрагиваемых данной правовой новеллой, с выявлением противоречий между ними и поиском моде­ли их согласования.

Наиболее эффективным инструментом изучения соци­альных интересов являются опросы общественного мне­ния. Несмотря на обилие проводимых в последние годы опросов общественного мнения, в том числе и по пробле­мам, связанным с обновлением и совершенствованием за­конодательства, до сих пор практически ничего не сдела­но для того, чтобы исследования общественного мнения заняли надлежащее место в системе научного обеспече­ния законотворчества. Эти исследования проводятся не по поручению или заказу законодательных органов, а по инициативе самих научно-исследовательских учрежде­ний и социологических центров либо по заказам заинте­ресованных организаций. Информация о проведенных исследованиях поступает к законодателю по случайным каналам. Не налажен контроль за ее качеством и досто­верностью. Основным источником получаемых депутата­ми социологических данных о состоянии общественного мнения являются средства массовой информации, зачас­тую игнорирующие самые элементарные требования, ко­торыми необходимо руководствоваться при обнародова­нии результатов опросов общественного мнения. Тенден­циозность и политизированность многих сообщений и публикаций такова, что у специалистов есть все основа­ния характеризовать подобную деятельность как социо­логическое лоббирование. Организация исследований общественного мнения в системе социологического обес­печения законотворчества позволит в какой-то мере огра­дить депутатов от информационного давления со стороны средств массовой информации, от социологического лоб­бирования и просто от ненадежной, недостоверной инфор­мации, полученной некомпетентными и недобросовестны­ми исследователями.

Другое направление использования социологического подхода на данном этапе законотворческой деятельности связано с применением методологии экспертного опроса, с помощью которой может быть проведена социологическая экспертиза законопроекта, направленная на изучение уров­ня конфликтности регулируемых социальных отношений.

В ряде случаев хорошие результаты может дать ис­пользование метода фокус-группы, позволяющего обсу­дить проблему и выработать подходы к ее решению в не­большой, но представительной группе людей, являющих­ся участниками регулируемых общественных отношений.

3. После того как проект закона готов, может быть це­лесообразно проведение его общественной экспертизы, направленной на выяснение отношения различных слоев населения к введению в действие данной правовой новел­лы. И здесь помимо использования опросов общественно­го мнения было бы полезно вспомнить предперестроеч-ную практику всенародных обсуждений законопроектов. В современных условиях всенародные обсуждения, про­водимые в качестве общественной экспертизы наиболее значимых законопроектов (и, соответственно, имеющие лишь рекомендательный характер), могли бы в сущест­венной степени способствовать социальной легитимации будущих законов. А подключение ведущих социологиче­ских центров к анализу хода таких обсуждений и подве­дению их итогов могло бы дать важную информацию о механизмах достижения общественного согласия по наи­более острым социальным проблемам.

Другая интересная и перспективная форма обществен­ной экспертизы законопроектов, складывающаяся в со­временной социально-политической практике, — это об­щественные слушания законопроектов, в которых при­нимают участие представители политических партий и общественных организаций, депутаты и другие заинтере­сованные субъекты^[64]. Такие общественные слушания обычно проводятся по инициативе независимых общест­венных фондов и институтов. Актуальность и социаль­ная значимость общественных слушаний обусловлена тем, что основная форма проведения общественной экс­пертизы законопроектов в рамках парламентской дея­тельности — парламентские слушания — недостаточна для надлежащего согласования различных социальных интересов современной России. Круг участников парла­ментских слушаний, как правило, ограничен лишь теми, кого счел необходимым пригласить головной комитет; далеко не все из приглашенных имеют возможность вы­ступить; слушания не всегда заканчиваются принятием рекомендаций; те рекомендации, которые приняты, как правило, не публикуются и т. д. К тому же в силу нераз­витости парламентаризма в нашей стране современная российская практика парламентской работы такова, что нередко социально значимые альтернативные позиции по обсуждаемым вопросам не бывают озвучены в ходе парламентских дискуссий.

Дата добавления: 2015-10-21