Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Книга должна быть возвращена не позднее указанного срока 7 страница



Он критиковал представления исторического материа­лизма о том, что идеология капитализма (дух капитализ­ма) возникает в результате надстроечного отражения ба­зисных экономических отношений. Первичный харак­тер, по Веберу, носят не экономические отношения, а религия, обусловливающая определенные поведенческие установки людей. Именно сформированная под влиянием религии нацеленность людей на специфический тип по­ведения в сфере прежде всего хозяйственных отношений и способствует, согласно Веберу, формированию и разви­тию капиталистической экономики. То значение, кото­рое Вебер придавал роли религии, видя в ней, по сути де­ла, основной движущий фактор общественного развития, говорит о монистическом характере его подхода к иссле­дованию закономерностей развития общества.

1 М. Вебер и методология истории (протестантская этика). М., 1985. С. 59.


Его нередко критиковали за преувеличение роли ре­лигии и протестантской «хозяйственной этики» в станов­лении западноевропейского капитализма. Однако нельзя не признать, что такой подход позволил Веберу по-сво­ему концептуально ответить на вопрос о роли религии как идеологического фактора в процессе становления и развития западного капиталистического общества.

Этот вопрос сохранил свое актуальное значение, и в условиях современной России он звучит следующим об­разом: «Почему, несмотря на все усилия, рациональные буржуазные отношения в современной России так и не сложились, а попытка их привнесения извне встречает непонимание?» Очевидно, что ответ следует искать не только в области экономики, но и в сфере духовной жиз­ни, в религиозной, нравственной и правовой культуре населения, его социальной психологии, стереотипах со­циального поведения и т. д.

Для современной отечественной социологии права, ис­следующей факторы, влияющие на формирование право­вой культуры и правового сознания населения, веберов-ский подход к анализу роли религии в развитии эконо­мических отношений и соответствующих им правовых и политических форм представляет значительный интерес.

Антипозитивизм М. Вебера проявился не только в ориентации на монистический подход к исследованию закономерностей эволюции общества и отказе от позити­вистской концепции множественности факторов общест­венного развития. Наиболее ярко свои антипозитивист­ские взгляды он изложил в концепции понимающей со­циологии и теории социального действия.



Понимающая социология, в трактовке Вебера, отри­цает познавательную ценность прямых аналогий между природой и обществом. Она исходит из того, что человек познает общество не как внешний наблюдатель (естество­испытатель), а через познание и понимание самого себя. Только познавая и понимая самого себя, человек может понять тот смысл, который вкладывают в свое поведение другие люди, познать социальную реальность.

Идеи понимающей социологии были сформулированы еще до Вебера, однако именно Вебер ввел в научный обо­рот термин «понимающая социология», связав ее с кон­цепцией социального действия. Понимающая социология изучает поведение индивидов, вкладывающих в свои дей­ствия определенный смысл, выявляет и понимает этот смысл. Такое действие индивида, в котором заложен оп­ределенный смысл, доступный пониманию других людей, Вебер называет социальным действием. При этом соци­альным он считал действие, смысл которого соотносится с поведением других людей, т. е. действие, учитывающее поведение других людей, их возможную реакцию, и в этом смысле поддающееся их пониманию.

С позиций социологии права особый интерес представ­ляет веберовская классификация типов человеческого действия, в рамках которой он выделяет:

— целерациональное действие (ему присущи ясность цели, рационально соотнесенной с осмысленными адек­ватными ей средствами и с возможными последствиями);

— ценностно-рациональное действие (основанное на вере в безусловную ценность самого действия как таково­го, когда человек видит в этом действии свой долг);

— аффективное действие (вызванное эмоциональным состоянием);

— традиционное действие (обычное, повседневное по­ведение, основанное на привычке).

В соответствии с веберовским пониманием социально­го действия как осмысленного, ориентированного на от­ветную реакцию со стороны других людей, к типу соци­ального действия относятся лишь целерациональный и ценностно-рациональный виды. Из них наиболее рацио­нальным является целерациональное действие, в кото­ром идея рациональности дана в чистом виде. В разных типах обществ преобладают различные виды социального действия. При этом рационализацию социального дейст­вия Вебер рассматривал в качестве основной тенденции исторического развития.

Заметное место в творчестве Вебера занимают исследо­вания по социологии политики, посвященные механиз­мам социального признания власти в качестве законной (т. е. механизмам легитимации власти). Многие аспекты этой тематики (вопросы легитимации государственной власти, особенности различных форм и способов органи­зации и деятельности государства и т. д.) относятся и к предметной сфере социологии права. Проблема легитим­ности — это ключевая проблема любой власти, в том чис­ле и власти в политической сфере. История утверждения и падения различных режимов власти убедительно пока­зывает, что кризис власти всегда начинается с кризиса ее легитимности. Утратив веру в легитимность власти, лю­ди теряют и мотивацию к подчинению ей.

Вебер выделил три типа легитимации власти и соот­ветственно три типа господства и подчинения: 1) рацио­нальный, 2) традиционный и 3) харизматический.

При рациональном типе легитимации власти люди подчиняются власти, исходя из собственных интересов. При этом речь идет о подчинении не личностям, а зако­нам, которые являются общими как для управляемых, так и для управляющих. Поэтому такой тип господства и под­чинения Вебер называл легальным. Формой легитимации власти здесь являются демократические выборы (власть легитимна в той мере, в какой выборы носят законный, де­мократический характер). Аппарат управления состоит из специально обученных чиновников-бюрократов. В соот­ветствии с веберовской концепцией рациональной бюро­кратии бюрократическая организация исторически при­шла на смену патриархальной средневековой админист­рации с ее произволом, коррупцией, протекционизмом и т. п. В системе рациональной бюрократии, которая в иде­альном варианте является своего рода машиной управле­ния, дела решаются компетентными, беспристрастными, бесстрастными исполнителями, невзирая на лица, строго в соответствии с законодательством и процедурами делопро­изводства. Здесь все равны перед единым порядком, закре­пленным в законе, все подчинено формально-правовому началу. Такая бюрократия одинаково эффективно служит любому политическому режиму. Данный тип легитима­ции власти, по смыслу веберовской концепции, в истори­ческом плане характерен для развитых капиталистиче­ских стран Западной Европы и США.

Традиционный тип легитимации власти обусловлен привычкой к подчинению, основанной на вере в священ­ность и незыблемость традиционного порядка жизни. Ле­гитимность власти здесь, как правило, основана на на­следственных правах. В чистом виде традиционный тип легитимации существует в патриархальном государстве, которое в значительной мере воспроизводит модель се­мьи. Другая форма традиционного господства — сослов­ная. При патриархальной форме подчинения подданные находятся в полной зависимости от господина, а к управ­лению могут привлекаться люди как из высших, так и из низших слоев общества по основанию личной предан­ности господину. При сословной форме доступ к власти определен главным образом местом в сословной иерар­хии. В рамках традиционной формы господства и подчи­нения отношения между властвующими и подвластными носят чисто личностный характер в том смысле, что гос­подство властвующих распространяется на личность под­властных им людей, а подвластные лично (непосредст­венно, без опосредования через правовую форму, через общий для властвующих и подвластных закон) подчине­ны властвующим, лишены личной независимости. Здесь отсутствует право как абстрактно-общая (безличностная, абстрагированная от конкретных личностей — возмож­ных субъектов права) форма общественных отношений, в том числе и в сфере организации и осуществления власти (властеотношений).

Харизматический тип легитимации власти основан на харизме носителя власти. Харизма (от греч. charisma — божественный дар) — чрезвычайная способность, прису­щая определенному индивиду и выделяющая его среди других (магическая сила, дар пророчества, сила ума, во­ли и т. п.). Харизматики, по Веберу, — это герои, осно­ватели мировых религий, великие завоеватели, основате­ли государств, выдающиеся политики. При всех очевид­ных отличиях между традиционным и харизматическим типами господства им присущи и некоторые существен­ные общие черты, отличающие их от рационального типа легитимации власти. И в том и в другом случае речь идет об авторитарном типе власти, а отношения между власт­вующими и подвластными носят личный характер (лич­ная преданность подчиненных, их личная зависимость и т. п.). Правда, если при традиционном типе власти от­ношения господства и подчинения опираются на привыч­ку и традиции, то власть харизматика основана на вере в его харизму, преданность власти здесь носит эмоцио­нально окрашенный характер.

Если исходить из критериев веберовской классифика­ции, то можно сказать, что в политической (государст­венной) истории России отчетливо выделяются два типа легитимации власти: традиционный (дореволюционная Россия) и харизматический (большевистская Россия во главе с коммунистическими вождями). Характеризуя постсоветскую Россию середины 90-х гг. XX в., совре­менные исследователи отмечают, что ситуация в стране «демонстрирует переплетение традиционных и харизма­тических способов легитимации власти при крайней не­развитости рациональных обоснований»1.

В начале XXI в. можно с определенным оптимистиче­ским преувеличением сказать, что постсоциалистическое развитие России, судя по основным положениям либе­рально-демократической Конституции РФ, ориентирова­но на достижение рационального типа легитимации вла­сти, хотя реальный процесс рационализации все еще на­ходится в зачаточном состоянии.

1 Здравомыслов А. Г. Власть и общество // Социологический журнал. 1994. № 2. С. 11.

2 См.: Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. М., 1999. С. 241—245, 452—454.


Веберовская типология легитимации власти значима не только для социологии политики, но и для социоло­гии права и государства. Вместе с тем специфика юриди-ко-социологических исследований требует более конкре­тизированных и профилированных в юридическом плане типологий права и соответствующих правовых форм ор­ганизации и деятельности государства, функционирова­ния государственной власти. В этом отношении для со­циологии права непосредственный интерес представляет разработанная в рамках либертарно-юридической общей теории права и государства типология права и государст­ва2. В основе этой типологии лежит критерий уровня правовой развитости различных (прошлых и современ­ных) систем позитивного права и государства как специ­фически развивающихся социальных явлений (норма­тивно-регулятивных и властно-организационных инсти­тутов) с определенными ступенями роста, выражающими реально достигнутую меру свободы, равенства и справед­ливости в тех или иных обществах. Данная типология позволяет на основе единой шкалы показателей развития права как принципа формального равенства определить степень правовой и соответствующей государственно-пра­вовой развитости отдельных обществ, классифицировать их по однотипным группам с позиций сравнительных юридико-социологических исследований, проанализиро­вать состояние и тенденции развития права и государст­ва не только в отдельных странах и регионах, но и в ми­ре в целом.

 

§ 6. Евгений Эрлих

Евгений Эрлих (1862—1922) — австрийский юрист. Его монография «Основы социологии права», изданная в 1913 г., обозначила важную веху — появление социоло­гии права как отдельной дисциплины. Главная мысль этой работы выражена в предисловии к ней в следующем программном положении: «В наше время, как и во все времена, центр тяжести развития права не в законода­тельстве, не в науке права, не в судебной практике, а в самом обществе»1. Наряду с разработкой теоретико-мето­дологических проблем социологии права он одним из первых среди юристов стал проводить исследования (оп­росы населения, изучение роли суда, судебной практики и т. д.), близкие к тем, которые сейчас называются кон­кретно-социологическими.

1 Ehrlich Е. Grundlegung der Soziologie des Rechts. Munchen; Leipzig, 1913.


Опросы населения Буковины (Австро-Венгрия) дали ему основание утверждать, что там реально действовало лишь около трети статей Австрийского гражданского


уложения. Реально действующее право он называл «жи­вым правом». Именно «живое право», согласно Эрлиху, и составляет предмет социологии права. «Живое право», считал он, является результатом спонтанного процесса правообразования в обществе, а также деятельности от­дельных представителей государственной власти (судей, администрации, чиновников). Это «живое право» нахо­дится не в статьях закона, а в практических (фактиче­ских) отношениях. Оно, говорил Эрлих, отличается от сухих иероглифов закона так же, как стремительный водный поток от застойного пруда.

«Живое право» в трактовке Эрлиха — это внутренний порядок человеческих союзов (государства, семьи, корпо­рации и т. п.). Чтобы понять истоки, развитие и сущ­ность права, отмечал он, нужно прежде всего изучить по­рядок, существующий в названных человеческих союзах. В этой связи большое внимание Эрлих уделял исследова­нию разного рода юридически значимых документов, циркулирующих в обществе и отражающих внутренний порядок различных общностей и союзов, — договоров аренды, брачных и ипотечных договоров, уставов торго­вых компаний, завещаний и т. д.

Концепция «живого права» Эрлиха получила также название концепции «свободного права», или судейского усмотрения, поскольку судьи, по мнению Эрлиха, долж­ны в своих решениях ориентироваться не на писаное за­конодательство, а на «живое право», берущее свое нача­ло в самом обществе, в фактических общественных отно­шениях.

Противники концепции «свободного права» и свободы судейского усмотрения критиковали Эрлиха за размыв законности, недооценку роли государства и его законо­творческой деятельности, преувеличение роли фактиче­ских общественных отношений. И эта критика во многом была справедливой. Ведь отвергая сведение права к зако­ну, Эрлих и его последователи, по сути дела, отвергали и сам закон, подменяя его фактическими социальными нормами. Очевидно, что такое вольное правопонимание несовместимо с общим для всех законом и единой закон­ностью. С трудов Эрлиха и других сторонников «живого права» берет свое начало такое направление в социологии права, которое взяло слишком крайнюю, неоправданно резкую ноту в критике юридического позитивизма. Тео­ретическое размежевание с легизмом у них перерастает в отрицание закона как источника права. Нигилистическое отношение к закону и другим актам государственного правотворчества является существенным недостатком данной концепции права.

Свою социологию права, разработанную в рамках юри­дической науки, Эрлих считал не юридической дисцип­линой, а одним из направлений прикладной социологии. Правда, и вся наука о праве должна быть, по его мнению, не чем иным, как частью социологии. Отрицание само­стоятельности юриспруденции он весьма неубедительно обосновывал ссылкой на то, что право представляет со­бой определенный аспект общественного бытия. Очевид­но, что при таком подходе социология, по сути дела, должна была бы включать в себя все общественные нау­ки, утрачивая свое собственное предметное своеобразие.

 

§ 7. Лев Петражицкий

Лев Иосифович Петражицкий (1867—1931) — выхо­дец из России, из дворянской семьи польского происхож­дения. Окончил юридический факультет Киевского уни­верситета, затем продолжил образование в Германии. После возвращения в Россию преподавал в Киевском университете, затем возглавил кафедру энциклопедии права Санкт-Петербургского университета, сменив на этом посту Н. М. Коркунова. Целый ряд его учеников стали впоследствии известными учеными в области со­циологии и социологии права (П. Сорокин, Н. Тимашев, Ж. Гурвич, Н. Кондратьев и др.). Как и другие предста­вители социологического направления в теории права, Петражицкий принимал самое активное участие в поли­тической жизни страны, будучи сторонником конститу­ционной монархии. По своим политическим взглядам он был умеренным кадетом; входил в Центральный комитет


партии кадетов и был избран от этой партии депутатом первой Государственной думы. После разгона Думы Пет­ражицкий в числе других депутатов, подписавших «Вы­боргское воззвание», был осужден на три месяца тюрем­ного заключения и лишен политических прав. В 1921 г. он переехал в Польшу, где возглавил кафедру социоло­гии Варшавского университета. Его основной труд — «Теория права и государства в связи с теорией нравст­венности».

По своим философско-методологическим установкам Петражицкий оставался в целом в рамках позитивизма. Однако он существенно раздвинул традиционные рамки позитивистской методологии, привнеся в нее идеи и ме­тоды психологического анализа явлений общественной жизни, а именно такого социального явления, как право.

В работе «Теория права и государства в связи с теори­ей нравственности» Петражицкий трактовал право как особое психическое явление, понимая под правом пере­живание императивно-атрибутивного (т. е. обязывающе-предоставительного) характера. «То, к чему мы себя счи­таем обязанными, — писал он, — представляется нам причитающимся другому как нечто ему должное, сле­дующее ему от нас, так что он может притязать на соот­ветствующее исполнение с нашей стороны»1. Например, если один человек выполнил для другого какую-то рабо­ту, предварительно договорившись об оплате, то их отно­шения приобретают императивно-атрибутивный харак­тер: один из них чувствует себя обязанным уплатить в соответствии с предварительной договоренностью, а вто­рой притязает на эту оплату как на нечто ему должное. Подобного рода правовые эмоции Петражицкий называл интуитивным правом.

1 Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности: В 2 т. СПб., 1910—1911. Т. 1. С. 49.


Анализируя соотношение интуитивного права с пози­тивным правом, Петражицкий отмечал, что в ситуациях расхождения между интуитивным и позитивным правом интуитивное право фактически доминирует при решении того или иного вопроса. В тех случаях, когда интуитив­но-правовые мнения сторон относительно их взаимных обязанностей и прав совпадают по содержанию, стороны обычно действуют согласно указанию их интуитивно-правовой совести (даже если им известно, что по пози­тивному праву получилось бы другое решение). Там же, где дело с самого начала обсуждается и решается по по­зитивному праву или вследствие разногласия сторон оно доходит до обращения к позитивному праву, последнее приобретает решающее значение. Но и в этом случае, считал Петражицкий, интуитивное право влияет на ход и исход дела, поскольку оказывает давление на толкова­ние и применение позитивного права с позиций достиже­ния решений, согласующихся с указаниями интуитивно-правовой совести. Здесь речь идет о влиянии интуитив­ного права на правоприменителя (например, на судью, который на основе своего правового чувства, т. е. своего интуитивного права, решает, можно ли применять в том или ином случае аналогию закона и т. п.). Кроме того, интуитивное право, по мнению Петражицкого, влияет и на законотворческий процесс через правосознание зако­нодателя.

Однако и позитивное право влияет на формирование и развитие интуитивного права человека через его воспита­ние (в семье, школе) и его последующую социализацию (т. е. усвоение им норм и требований общества, необхо­димых для жизни в социуме). Петражицкий уделял большое внимание воспитательной и социализирующей роли права. В данной связи он, в частности, писал: «Иг­рая свой сложный психический концерт на разных стру­нах человеческой эмоциональной души, заставляя дейст­вовать и упражняя одни эмоциональные склонности, не допуская или подавляя действие других, например, звер­ских, злостных, вообще антисоциальных, право неизбеж­но ведет к развитию и укреплению одних социальных склонностей, к ослаблению и разрушению других и т. д. Разумное право представляет собой сложную и могучую школу социализации народного характера, приспособле­ния его к разумному общежитию. Неудачное право мо-


жет распространять деморализацию, отравлять народную душу или, во всяком случае, противодействовать здоро­вому психическому прогрессу»1.

В этой связи Петражицкий считал, что в своей «пра­вовой политике» законодатель должен изучать и учиты­вать в ходе законотворческой деятельности различные формы сложившегося и действующего в обществе интуи­тивного права и с помощью официально устанавливаемо­го (позитивного) права поддерживать прогрессивные и противодействовать отсталым, консервативным формам и проявлениям интуитивного права.

 

§ 8. Жорж Гурвич

Жорж (Георгий Давидович) Гурвич (1894—1965) — выходец из России, эмигрировавший на Запад после ре­волюции 1917 г. и получивший там мировую известность как философ, социолог, специалист в области теории и один из основателей социологии права. Ж. Гурвич — юрист по образованию, ученик Л. Петражицкого. Его ос­новные работы по социологии права: «Идея социального права», «Социология права», «Юридический опыт и плюралистская философия права», в которых изложена его концепция «социального права» как права, создавае­мого самим обществом2.

1 Петражицкий Л. И. Указ. соч. С. 286.

2 Подробнее см.: Гурвич Г. Д. Мой интеллектуальный днев­ник //Гурвич Г. Д. Философия и социология права. Избранные сочинения. СПб., 2004. С. 835—841; Антонов М. В. Мир права Г. Д. Гурвича // Гурвич Г. Д. Указ. соч. С. 10—40.


Гурвич — уникальный исследователь, объединивший в своих работах российскую философско-правовую тради­цию с опытом немецкой, французской и американской философской и юридико-социологической мысли. По своим философско-методологическим установкам он от­носится к числу сторонников позитивистского подхода. Единственным источником знания, по его мнению, явля­ется опыт. Однако эмпиризм социального познания он понимал шире, чем приверженцы традиционного позити­визма. Наряду с поверхностным уровнем опытного эмпи­рического познания он выделял глубинный интуитивный уровень, который выходит за рамки непосредственного чувственного опыта и простирается в сферу идеального, в мир «духовных значений». В этом аспекте его социаль­ная философия близка феноменологическому направле­нию социально-философской мысли. В своей трактовке права как специфической формы общения Гурвич явился предтечей коммуникативной философии права.

Он рассматривал социальную реальность как непре­рывно изменяющуюся систему коллективной человече­ской деятельности, элементами которой являются раз­ные формы коллективности: макро- (социальные группы, классы, глобальные общества) и микро- (общности, об­щины) социальные единства. В творчестве Гурвича боль­шое внимание уделяется проблемам социологии позна­ния, идеологии, морали, права. Характерной чертой гно­сеологии Гурвича является синтез различных отраслей социального знания.

В основе юридико-социологической теории Гурвича ле­жит концепция «социального права» как права, создавае­мого самим обществом. Отрицая монополию государства на создание права, Гурвич исходил из множественности, плюралистичности источников права. Он рассматривал право не как продукт государства, а как результат жизне­деятельности общества (отдельных коллективных сооб­ществ, общества в целом). В правовой жизни, говорил он, государство подобно маленькому, но глубокому озер­цу, затерянному посреди безбрежного моря права. Этот подход к пониманию права находится в русле научных традиций институционального правового плюрализма.

Важное место в концепции Гурвича занимает понятие нормативного факта, под которым он понимал социаль­ные институты (т. е. относительно устойчивые типы и формы социальной практики); их жизнедеятельность регламентирована в результате спонтанной, стихийной саморегуляции. Именно эти нормативные факты и стано­вятся, согласно Гурвичу, центрами, вырабатывающими право (к ним, например, относятся международные сооб­щества, церковь, профсоюзы, кооперативы и иные эконо­мические сообщества и т. д.). Задача государства сводит­ся лишь к констатации уже сложившегося в обществе права, в обнаружении нормативных фактов и легализа­ции лежащих в их основе нормативных регуляторов1.

Особенностью концепции «социального права» Гурви-ча является различение им «социального права», носи­телями которого выступают коллективные субъекты (социальные группы), и традиционного права, или «инди­видуалистического права» (субъектами такого права яв­ляются физические и юридические лица). Социальное право, в отличие от индивидуалистического, говорил он, нацелено на социальное партнерство, на обеспечение ин­теграции людей, а индивидуалистическое право — на су­бординацию и координацию субъектов права и их поведе­ния. Именно на основе социального права развиваются, на его взгляд, современные представления о международ­ной справедливости и международном праве, обеспечи­вающие сотрудничество и мир в сверхгосударственном со­обществе. Большое внимание Гурвич уделял поиску пу­тей примирения индивидуального и коллективного начал на основе принципов соборности и социального плюра­лизма.

1 Подробнее см.: Луковская Д. И. Социологическое направ­ление во французской теории права. Л., 1972. С. 97—98.


В работе «Идея социального права» он дал следующее определение общего понятия права, распространяющее­ся и на индивидуалистическое, и на социальное право: «Право, — писал он, — есть позитивный порядок, пред­ставляющий собой попытку реализации справедливо­сти... в определенной социальной среде посредством сис­темы обладающих императивно-атрибутивным характе­ром многосторонних правил, которые устанавливают строго определенную взаимозависимость между коррели­рующими обязанностями и притязаниями, обретают свою обязывающую силу в «нормативных фактах» и ко­торые в определенных случаях допускают возможность своей реализации путем принуждения, не требуя такого принуждения как необходимого условия»1. Главное до­стоинство этого определения автор видел в том, что оно четко разграничивает право и нравственность. Возражая против трактовки права как «минимума нравственно­сти», он подчеркивал, что «право столь же мало являет­ся разновидностью нравственности, как и ее миниму­мом... Право неразрывно связано с нравственностью, но по природе своей оно отлично от нравственности; их от­ношение аналогично отношению между справедливостью и моральным идеалом»2.

Трактуя справедливость как «единственный консти­тутивный принцип права», Гурвич подчеркивал, что «право представляет собой попытку осуществить в дан­ных социальных условиях идею справедливости... путем многостороннего императивно-атрибутивного регулиро­вания, основанного на неразрывной связи между право-притязаниями и обязанностями»3. Однако лежащее в ос­нове права понятие справедливости наполняется разным смыслом в зависимости от того, о каком праве — инди­видуалистическом или социальном — идет речь.

1 Гурвич Г. Д. Указ. соч. С. 139.

2 Там же. С. 141.

3 Там же. С. 33.

4 Там же. С. 289.


По мнению Гурвича, развиваемая Дж. Локком, Ж.-Ж. Рус­со и И. Кантом традиция индивидуалистического пони­мания права исходит из трактовки сущности справедли­вости как синтеза свободы и равенства, как «внешней свободы каждого, ограниченной свободой всех осталь­ных». Подобная справедливость, которая рассматривает­ся как внешний сдерживающий фактор, подчеркивал он в работе «Юридический опыт и плюралистическая фило­софия права», заставляет избегать конфликтов, но от­нюдь не организовывать действия сообща. А поскольку такой внешний ограничитель может быть навязан лишь доминирующей над всеми волей, то «индивидуалистиче­ская теория справедливости автоматически становится этатистской»4.

Иное понимание справедливости, отмечал он, лежит в основе концепции социального права, которая развивает традиции Г. Гроция, Г. Лейбница и их последователей, считавших справедливым то, что «разумно совершенст­вует общество». Данный подход к трактовке справедли­вости, пишет Гурвич, «кладет конец конфликту между индивидуальным и всеобщим... и образует синтез Целого и его частей»1. Такая справедливость, заслуживающая, по его мнению, названия социальной, позволяет «рас­сматривать каждую социальную общность и группу как сферу осуществления справедливости, не приписывая го­сударству никакой особой в этом заслуги»2.

В онтологическом плане право у Гурвича представля­ет собой единство различных элементов, которые обычно противопоставляются друг другу как взаимоисключаю­щие, а именно — единство нормативных фактов, право­отношения, правосознания, правовых ценностей, соци­альной «фактичности» и обеспечиваемой организованной силой принудительности, выступающей в качестве до­полнительного признака права. В рамках одного понятия эти разные аспекты права объединяет идея справедливо­сти, которая трактуется Гурвичем как доминирующая правовая ценность. Таким образом, аксеологический ас­пект учения Гурвича, связанный с представлением о справедливости как о базовой правовой ценности, позво­ляет объединить различные онтологические проявления права в рамках единого понятия.


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.016 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>