Книга должна быть возвращена не позднее указанного срока 16 страница

¹ См.: Варламова Н. В. Эффективность правового регулиро­вания: переосмысление концепции // Правоведение. 2008. № 2.

Проблематика эффективности действия права (законо­дательства) привлекла внимание отечественной юридиче­ской науки и практики еще в начале 70-х гг. XX в. Ис­следования в этой области не только заняли заметное ме­сто в рамках правоведения, но и получили достаточно серьезное институциональное оформление. Так, в струк­туре ВНИИ советского законодательства при Министер­

стве юстиции СССР (ВНИИСЗ)¹ была создана лаборато­рия по изучению эффективности действия законодатель­ства, функционировавшая до конца 1980-х гг. Силами лаборатории совместно с другими учеными Института разрабатывались теоретические аспекты данной пробле­матики, а также проводились эмпирические юридико-со-циологические исследования эффективности конкретных правовых норм.

Активная научная разработка проблем эффективно­сти действия законодательства в годы «застоя» в значи­тельной мере была обусловлена пониманием того, что законодательство не обеспечивает нормального функ­ционирования общественных отношений, что в общест­ве усиливаются процессы стагнации общественной жиз­ни и деформации социальных структур и связей, кото­рые впоследствии были охарактеризованы как застойные явления. Все это было естественным следствием ослабле­ния тоталитарных рычагов управления обществом при сохранении (хотя и без былой эффективности) прежнего административно-командного стиля.

¹ В настоящее время — Институт законодательства и срав­нительного правоведения при Правительстве РФ.

² В качестве примера можно сослаться на два исследования, проведенных во ВНИИ советского законодательства (ВНИИСЗ) в 1970—1971 и 1980—1981 гг. по типу повторных трендовых

То обстоятельство, что социальная система все более выходила из-под упорядочивавшего и сдерживавшего ее когда-то от распада административно-командного контро­ля, особенно рельефно проявлялось в сфере экономики с ее все разраставшимися теневыми структурами, усили­вавшейся коррупцией, стремлением предприятий к зани­жению плановых заданий, сокрытию ресурсов и т. п. Ис­следователи, занимавшиеся конкретно-социологическим изучением эффективности норм хозяйственного законо­дательства, нередко приходили к выводу о необходимости ослабления административно-командного прессинга, при­внесения в хозяйственную жизнь элементов собственно правового начала². Понимание целесообразности такой перестановки акцентов в управленческой политике было характерно и для специалистов, занимавшихся изучени­ем эффективности норм других отраслей законодательст­ва¹. Однако подобные установки на расширение экономи­ческих методов управления отнюдь не означали общего признания необходимости перехода от силового, команд­ного управления, при котором законодательство исполь­зовалось в качестве одного из рычагов властного воздей­ствия, к правовому регулированию, направленному на расширение и укрепление свободы в общественных отно­шениях.

исследований. Они были посвящены изучению эффективности законодательства об имущественной ответственности за нару­шение планово-договорных обязательств. При сопоставлении результатов обоих исследований было выявлено наличие в данной области тенденции к существенному превалированию административных методов руководства над так называемыми экономическими методами, являвшимися социалистическим аналогом рыночных инструментов регулирования экономиче­ских отношений. С учетом этого разработанные в результате последнего исследования практические рекомендации были на­правлены в первую очередь не на изменение системы имущест­венных санкций, а на поиски тех правовых форм, которые поз­волили бы преодолеть тенденцию к преобладанию администра­тивных методов хозяйствования в данной области.

¹ См.: Эффективность правосудия и проблема устранения су­дебных ошибок: В 2 ч. / Отв. ред. В. Н. Кудрявцев. М., 1975; Эффективность гражданского законодательства / Отв. ред. В. П. Грибанов. М., 1984; Эффективность правовых средств обеспечения качества продукции / Отв. ред. В. П. Грибанов. М., 1987; Эффективность природоохранительной деятельности. Алма-Ата, 1988; и др.

Предпосылки для такой ориентации эмпирических ис­следований отсутствовали и в теории эффективности законо­дательства. Советская теория эффективности находилась в целом в русле инструменталистского подхода к праву как к «средству руководства обществом», инструменту до­стижения экономических, политических, идеологических целей социалистического строительства. В рамках этой теории (которая наиболее полно изложена в коллективной монографии «Эффективность правовых норм») эффектив­ность правовых норм определялась как «соотношение меж­ду фактическим результатом их действия и теми социаль­ными целями, для достижения которых эти нормы бы­ли приняты»¹. Само по себе такое определение еще не несет специфической правовой нагрузки, поскольку ни­чего не добавляет к общепринятому пониманию эффек­тивности как соотношению между целью и результатом того или иного действия. Правовое содержание данного понятия зависит от того, что понимается под целями пра­вовых норм. И в этом смысле показательно положение цитируемой монографии о том, что «цели, которым слу­жит право, не являются правовыми... Юридические цели всегда лишь одно из самых низших звеньев в той цепи не­посредственных целей, которым служат данные нормы и институты»². Эти непосредственные цели, которые авторы называли материальными (в отличие от юридических), могли иметь экономический, политический и иной харак­тер.

¹ Эффективность правовых норм / Отв. ред. В. И. Никитин­ский, В. В. Глазырин. М., 1980. С. 22.

² Там же. С. 37.

³ Чистое учение о праве Ганса Кельзена. Вып. 1. М., 1988. С. 21. Подробнее см.: Варламова Н. В. Эффективность правово­го регулирования: переосмысление концепции.

Следует отметить, что данная версия легистской трак­товки проблемы эффективности действия закона, доми­нировавшая в советской юридической литературе, отли­чается от подхода к этой проблеме в рамках последова­тельного легизма в духе кельзеновского «чистого учения о праве», который увязывает эффективность исключи­тельно с действенностью самой законодательной нормы, понимая под этим ее реальное соблюдение и применение (т. е. то, «что люди на самом деле действуют в соответст­вии с этой нормой»³). Согласно Г. Кельзену, «цель право­вого регулирования заключается в обеспечении опреде­ленного (желательного для государства) поведения людей и соотносится с реальным их поведением (результат) и государственно-властными ресурсами (мерами государст­венного принуждения), которые оказались необходимы­ми для приведения поведения людей в соответствие с предписаниями правовых норм (затраты). Об эффектив­ности правового регулирования свидетельствует соответ­ствие поведения адресатов правовой нормы требованиям, зафиксированным в ней, и выявляется эффективность через сопоставление количества актов правомерного и противоправного поведения и роли юридических санк­ций в минимизации последнего»¹. Таким образом, как справедливо отмечает Н. В. Варламова, советская версия легистского подхода к трактовке эффективности дейст­вия закона отличается от кельзеновского позитивизма ярко выраженной инструменталистской трактовкой пра­ва как средства решения внеправовых (т. е. экономиче­ских, политических, идеологических и т. д.) задач.

¹ Цит. по: Варламова Н. В. Эффективность правового регу­лирования: переосмысление концепции.

В последние годы проблематика эффективности дейст­вия законодательства привлекает все большее внимание юристов — теоретиков и практиков, что в значительной мере обусловлено существенными проблемами в сфере реализации принимаемого законодательства как на феде­ральном, так и на региональном уровнях. Определенные шаги по развитию исследований эффективности действия законов в настоящее время предпринимаются в рамках более широкой работы по правовому мониторингу. Под правовым мониторингом понимается система слежения за качеством и эффективностью правотворческой и право­применительной деятельности, включающая оценку, ана­лиз и прогноз как процессов этой деятельности, так и ее результатов. Инициативу по разработке методологии та­кого мониторинга и координации работы в этой области в масштабах страны взяла на себя Комиссия Совета Феде­рации по методологии реализации конституционных пол­номочий Совета Федерации Федерального Собрания Рос­сийской Федерации, под эгидой которой уже проведена серия всероссийских научно-практических конференций, посвященных проблемам правового мониторинга. Опрос среди участников конференции «Мониторинг правового пространства и правоприменительной практики: методо­логия и мировоззрение» в 2004 г.¹ показал, что большин­ство специалистов, профессионально занимающихся во­просами мониторинга, уверены в значимости и актуаль­ности работы в этом направлении, однако оценивают современное состояние мониторинга права как неудовле­творительное или удовлетворительное лишь отчасти.

Анализ материалов проведенных к настоящему време­ни научно-практических конференций по правовому мо­ниторингу позволяет сделать вывод, что основное внима­ние специалистов уделяется методологическим и органи­зационно-методическим проблемам мониторинга. Это относится и к проблематике изучения эффективности действия законодательства. Что же касается теоретиче­ских основ изучения эффективности законодательства, то в этом направлении делается очень мало. В результате теоретическую основу исследований эффективности дей­ствия права составляет теория эффективности законода­тельства, сложившаяся в рамках советского правоведения и основанная на легистском типе правопонимания. Меж­ду тем очевидно, что легистский подход к разработке дан­ной проблематики уже не адекватен новым социально-правовым реалиям. Поэтому перед теорией и социологией права стоит задача формирования новой концепции эф­фективности действия права, основанной на непозити­вистском типе правопонимания. Далее мы попытаемся сформулировать основные положения концепции эффек­тивности законодательства, исходя из либертарного типа правопонимания.

¹ См.: Актуальные проблемы мониторинга права: социоло­гический опрос. М., 2004.

С позиций положенного в основу настоящей работы либертарного правопонимания эффективность действия позитивного права следует измерять его вкладом в укреп­ление правовых начал государственной и общественной жизни, в формирование и развитие элементов свободы в общественных отношениях. То же самое можно сформу­лировать и в привычных терминах соотношения цели и результата, поскольку эффективность — это всегда мера целенаправленного воздействия. Только речь пойдет не о внешних по отношению к праву экономических, полити­ческих, идеологических и иных целях и даже не о внут­ренней цели отдельной правовой нормы, заключающейся в обеспечении предписанного этой нормой поведения, а об имманентной праву цели, которая состоит в обеспече­нии максимально возможной меры свободы для развития той или иной сферы общественной жизни. Исходя из то­го, что «свобода в обществе возможна только на основе ее взаимного признания участниками социального обще­ния, а значит, и ограничения свободы каждого свободой другого», следует сделать вывод, что правовое регулиро­вание будет эффективным, «если оно обеспечивает мак­симальные гарантии прав и свобод при минимальном их ограничении»¹. Если перевести эти рассуждения в плос­кость социологического подхода, поддающегося опера-ционализации, то можно сказать, что правовое регулиро­вание эффективно, если оно обеспечивает согласование социальных интересов на базе правообразующего инте­реса.

¹ Варламова Н. В. Эффективность правового регулирования: переосмысление концепции.

² См.: Эффективность правовых норм. С. 156.

Поясним разницу между легистским и либертарным подходами к эффективности законодательства на основе примеров, приводимых в монографии «Эффективность правовых норм». Так, рассматривая нормы о дисципли­нарной ответственности, авторы определяли цели этих норм как способствование укреплению трудовой дисцип­лины². Норма считалась эффективной в той мере, в ка­кой она обеспечивала укрепление дисциплины. Измерять эффективность предлагалось путем определения меры влияния соответствующей нормы на показатели уровня прогулов, опозданий, производства брака и иных кон­кретных индикаторов уровня трудовой дисциплины. С этой позиции в принципе не важно, произошло ли же­лаемое укрепление дисциплины за счет чрезмерно жест­ких санкций или оно явилось результатом свободного, сознательного выбора своего поведения работниками, взвесившими все «за» и «против». Такой подход к про­блеме эффективности данной группы норм был вполне естествен для ситуации всеобщего огосударствления про­изводства, когда отсутствовал свободный рынок труда, а следовательно, не могло быть и речи о действительно добровольном правовом договоре между работодателем и работником, обеспеченном наличием независимых проф­союзов, правом на забастовку, реальной возможностью той и другой стороны трудовых правоотношений влиять на позицию законодателя и т. п.

В новых условиях требуется иной подход к эффектив­ности норм дисциплинарной ответственности, ориентиро­ванный на выявление степени согласования с помощью данной нормы интересов работника, работодателя и об­щества в целом. Цель нормы здесь — найти и постоянно поддерживать такой баланс интересов работника и рабо­тодателя, при котором первый был бы согласен с мерой свободы и степенью жесткости требований, заложенных в норме, второй имел бы достаточную для себя меру сво­боды в управлении производством, а все вместе отвечало бы интересам общественного развития. В этом случае эм­пирически верифицируемым индикатором эффективно­сти норм законодательства мог бы служить такой право­вой по своей сути показатель, как мера конфликтности урегулированных данной нормой общественных отноше­ний.

Социальные конфликты представляют собой неотъем­лемую черту любого общества, построенного на демокра­тических началах. В демократических странах наиболее значимые конфликты гражданского общества (социаль­ные конфликты), преломляясь через политическую сфе­ру, разрешаются в правовой форме, т. е. путем принятия законов, ориентированных на согласование противобор­ствующих социальных интересов в рамках приемлемого для общества в целом общего интереса, выражающего об­щую волю. Очевидно, что именно праву принадлежит ключевая роль в системе социальных институтов, выра­ботанных обществом для введения в правовое русло, ре­гулирования и разрешения конфликтных ситуаций. Смысл социальных функций права «состоит как раз в ав­торитетном посредничестве, направленном на примире­ние, равновесие интересов сторон»¹. Действенность права в реализации этой посреднической функции и есть пока­затель его эффективности.

Возвращаясь к законодательству о дисциплинарной ответственности, можно сказать, что мера конфликтно­сти в регулируемых отношениях должна измеряться, с одной стороны, показателями пассивной конфликтно­сти (уровень нарушения трудовой дисциплины), а с дру­гой — различного рода показателями активной кон­фликтности, характеризующими меру активного несо­гласия работников или работодателей с положениями закона (забастовки работников, выступления профсою­зов, обращения работников или работодателей к законо­дателю с требованиями изменения положения закона, активность соответствующих лоббистских группировок в парламенте и т. п.). Целесообразно было бы выявить также уровень латентной и потенциальной конфликтно­сти, характеризующийся в данном случае состоянием психологического климата в трудовом коллективе, отно­шением работников к требованиям соответствующих норм, их оценкой как справедливых или несправедли­вых и т. п.

¹ Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, тех­нологии разрешения. М., 1991. С. 103—104. О праве как способе разрешения социальных конфликтов см. также: Юридический конфликт: процедуры разрешения. М., 1995. С. 50—58.

В качестве другого примера, демонстрирующего отли­чие предлагаемого нами подхода от способов изучения эффективности права, основанных на легистском право-понимании, можно сослаться на осуществленное во ВНИИ советского законодательства исследование эффек­тивности норм об управлении качеством продукции¹. Здесь сравнивались показатели качества продукции на предприятиях, внедривших комплексную систему управ­ления качеством продукции (экспериментальная группа) и не внедривших ее (контрольная группа). При этом предполагалось, что именно повышение качества продук­ции и является целью правового регулирования. Такой инструменталистский подход к праву принципиально от­личается от развиваемой нами трактовки права как фор­мы свободы в общественных отношениях, с позиций ко­торого повышение качества продукции, рост эффективно­сти производства, наполнение товарами потребительского рынка и т. д. — это не цель правового регулирования, а его результат, причем побочный по отношению к собст­венно правовым целям, заключающимся в обеспечении свободного развития общественных отношений. Свобода как высшая социальная ценность самодостаточна. И сво­бода в хозяйственных отношениях нужна уже потому, что это свобода, а не потому, что необходимо иметь много товаров хорошего качества.

¹ См.: Глазырин В. В., Лапаева В. В. Пути повышения эф­фективности норм о премировании за улучшение качества про­дукции // Труды ВНИИСЗ. 1977. № 10. С. 71—82.

Вместе с тем исторический опыт убедительно показал, что только свободное развитие человеческой активности может обеспечить нужное для общества качество и коли­чество товаров. В этом смысле мы можем и должны пользоваться такого рода показателями для оценки эф­фективности правового регулирования, поскольку повы­шение качества продукции является показателем того, что правовая регламентация данной сферы хозяйствен­ной жизни адекватно отражает ее объективные потреб­ности, что нормы нашли и поддерживают тот баланс ин­тересов участников регулируемых отношений, который обеспечивает нормальное развитие этих отношений. Мы называем эти показатели показателями пассивной кон­фликтности ситуации, поскольку их недостаточный уро­вень в косвенной форме свидетельствует о том, что дейст­вие нормы не обеспечивает нужного обществу баланса интересов и, следовательно, эти интересы находятся в конфликте. Такие показатели эффективности должны быть дополнены другими показателями, характеризую­щими меру активной, а также латентной и потенциаль­ной конфликтности исследуемых отношений. Ведь если в результате действия тех или иных норм законодательст­ва качество производимой продукции повышается, но большинство работников в той или иной форме заявляют свое несогласие с требованиями норм, последние не мо­гут считаться эффективными, поскольку они не обеспе­чивают согласования интересов.

В некоторых случаях можно использовать и более простые способы определения эффективности законода­тельного акта, сравнивая статистические данные, харак­теризующие показатели пассивной конфликтности до и после введения его в действие. Например, после ужесто­чения в 2006 г. ответственности за вождение автомобиля в нетрезвом виде «количество ДТП по вине пьяных води­телей сократилось на 13%, число погибших и раненых тоже уменьшилось соответственно на 15,7% и 12,3% В данном случае соответствие законодательства, направ­ленного на создание дополнительных гарантий права на жизнь, интересам всех участников дорожного движения (в том числе и самих «пьяных водителей») достаточно очевидно. Поэтому здесь вряд ли нужно искать кон­фликт социальных интересов. Хотя даже в этом случае для полноты анализа проблемы целесообразно обратить­ся, например, к представителям общественных организа­ций автомобилистов, у которых могут быть заслуживаю­щие внимания опасения по поводу использования кор­румпированными работниками ГИБДД в своих интересах ситуации, сложившейся после ужесточения ответствен­ности за вождение автомобиля в нетрезвом виде.

¹ Трофимов А. Интервью с Р. Г. Нургалиевым. Взяточнику руки не подам // Независимая газета. 2007. 27 марта.

Определение эффективности правовой нормы в каж­дом конкретном случае требует творческого подхода. Но в качестве общего для всех исследований методологиче­ского принципа можно предложить ориентацию на выяв­ление показателей конфликтности, характеризующих меру удовлетворения правомерных интересов участников регулируемых отношений. Было бы полезным дальней­шую разработку проблематики эффективности законода­тельства осуществлять в тесном взаимодействии с таким новым исследовательским направлением, как конфлик­тология, которая в настоящее время формируется на стыке отечественной социологии, политологии и социо­логии права.

Использование в процессе исследований такого пока­зателя эффективности действия законодательства, как степень конфликтности урегулированных данной нормой общественных отношений, предполагает знание о каком-то оптимальном для этой сферы уровне конфликтности на данный момент (с учетом общей социально-политиче­ской, экономической, нравственной ситуации). Ведь нельзя же критерием для оценки эффективности закона считать полное отсутствие каких-либо конфликтов. Оп­тимальная степень конфликтности ситуации означает, что существующее правовое регулирование обеспечивает необходимую и достаточную меру свободы в реализации правомерных интересов субъектов социального общения. В противном случае мы имеем дело либо со слишком жест­кой законодательной политикой, ущемляющей свободу людей в общественных отношениях, либо с недостаточ­ной правовой урегулированностью, ведущей к хаосу и произволу со стороны участников данных отношений. И в том и в другом случае законодательство, не выпол­няющее свою роль по упорядочиванию социальных кон­фликтов и закреплению нормативно-правовой модели их разрешения, является неэффективным.

Думается, что накопление в новых условиях опыта эмпирических исследований эффективности законода­тельства позволит применительно к каждой конкретной сфере определить тот допустимый предел конфликтно­сти, при котором норма может считаться эффективной. На первых же порах целесообразно обратиться к опыту и знаниям экспертов и использовать для этих целей мето­ды экспертных оценок¹.

С учетом сказанного под эффективностью закона сле­дует понимать степень соответствия уровня конфликтно­сти регулируемых законом отношений оптимальному уровню конфликтности в данной сфере. Такое определе­ние поддается эмпирической верификации, т. е. пони­маемая таким образом эффективность закона может быть измерена в процессе эмпирического социологического ис­следования или в ходе законодательного эксперимента.

Предметом исследования эффективности законода­тельства может быть эффективность действия: а) отдель­ной законодательной (правовой) нормы; б) законодатель­ного акта (нормативного правового акта); в) правового института; г) законодательного регулирования опреде­ленной сферы общественных отношений. Мы будем гово­рить далее об изучении эффективности действия законо­дательных актов как совокупности законодательных норм, связанных общей логикой правового регулирова­ния.

§ 2. Методология изучения эффективности действия законодательства

¹ Мысль о необходимости выработки с помощью экспертов подобного рода стандартов (эталонов) для измерения эффектив­ности уже высказывалась в литературе. См., например: Гаври-лов О. А. Математические методы в социально-правовых иссле­дованиях. М., 1980. С. 37.

Вопрос об эффективности действия законодательного акта следует решать исходя из анализа соотношения це­ли акта (достижение заданного Конституцией РФ уровня защиты прав и свобод человека и гражданина), достигну­того результата (реального уровня защиты прав и свобод) и используемых для этого ресурсов государственного принуждения (т. е. меры ограничения прав и свобод). Та­ким образом, в соответствии с общепринятым понимани­ем критерия эффективности того или иного действия как достижения желаемого результата при минимальных за­тратах можно сказать, что критерием оценки эффектив­ности действия законодательного акта является обеспече­ние в процессе его реализации гарантий содержащихся в нем прав и свобод для всех участников регулируемого круга отношений таким образом, чтобы обеспечение прав одних субъектов достигалось при наименьшем ограниче­нии прав других.

Об эффективности действия законодательного акта имеет смысл говорить лишь применительно к правовому законодательству, т. е. законодательству, направленному на обеспечение и защиту прав и свобод человека на осно­ве принципа формального равенства. В противном случае вопрос об эффективности законодательства лишается правового смысла. В этом случае задача исследователей состоит не в изучении эффективности законодательного акта, а в выработке предложений законодателю по введе­нию правового регулирования в предписанное Конститу­цией РФ правовое русло.

Поэтому в процессе изучения эффективности законо­дательства необходимо в первую очередь выяснить право­вой характер норм, входящих в рассматриваемый законо­дательный акт. После того как выявлена правовая при­рода этих норм, проблема изучения эффективности дей­ствия законодательного акта переводится в плоскость его реализации. Таким образом, процесс определения эффек­тивности действия законодательного акта разбивается на два этапа: 1) определение правовой природы норм, вхо­дящих в законодательный акт, и 2) изучение эффектив­ности реализации законодательного акта.

Определение правовой природы законодательной нор­мы. Правовая природа законодательной нормы, закреп­ляющей право человека (или, что то же самое, коррес­пондирующую праву человека обязанность физического или юридического лица, государственного или иного ор­гана), определяется способностью нормы обеспечить га­рантии реализации закрепленного в ней субъективного права или обязанности для всех участников регулируе­мого круга отношений на равных основаниях (т. е. без дискриминации одних субъектов и привилегий для дру­гих). Это качество законодательной нормы достигается путем надлежащей проработки в процессе правотворчест­ва ее социального содержания и выбора адекватной это­му содержанию юридической формы.

С точки зрения социального содержания правовая природа законодательной нормы характеризуется тем, что в ней найден правовой компромисс различных соци­альных интересов, основанный на правообразующем ин­тересе. Суть этого компромисса состоит в том, что всяко­му интересу, попадающему в сферу действия данной нор­мы, обеспечена равная с другими свобода реализации в той мере, в какой это не противоречит свободной реали­зации других интересов (таким образом, ни один соци­альный интерес не может осуществляться за счет подав­ления интересов других социальных групп и слоев обще­ства).

С формально-юридической точки зрения правовая природа законодательной нормы обеспечивается в тех случаях, когда:

— правильно определен предмет законодательного ре­гулирования, т. е. характер регулируемых отношений со­ответствует отраслевой принадлежности нормы;

— уровень нормативного акта, частью которого явля­ется рассматриваемая норма (федеральный конституци­онный закон, федеральный закон, закон субъекта Феде­рации, подзаконный нормативный правовой акт), соот­ветствует предмету регулирования;

— верно определен круг субъектов правового регули­рования;

— найден надлежащий баланс прав и обязанностей (т. е. координация прав и обязанностей соответствует требованиям правового принципа равенства между пра­вами и обязанностями субъектов регулирования, между правами человека и соответствующими обязанностями государственных органов и т. д.);

— требования нормы, с одной стороны, достаточны для обеспечения полноты регулирования, а с другой — не носят избыточного характера;

— предусмотренная нормой санкция адекватна (сораз­мерна) характеру правонарушения;

— содержащиеся в норме санкции или поощрения до­статочны, чтобы выполнять стимулирующую функцию;

— правильно выбран способ правового воздействия (обязывание, дозволение, запрет);

— отсутствуют двусмысленности в формулировках;

— нет внутренних противоречий в положениях дан­ной нормы;

— отсутствуют коллизии между данной нормой и ины­ми положениями соответствующего нормативного акта;

— обеспечена «вписанность» положений нормы в сис­тему действующего законодательства в целом и т. д.

Важно подчеркнуть, что и в том случае, когда мы гово­рим о качестве формально-юридических аспектов законо­дательства, речь идет в конечном счете (как и при анализе социального содержания законодательства) о соблюдении принципа формального равенства субъектов правового ре­гулирования. Ведь даже самые незначительные погреш­ности в юридической технике, ведущие к нечеткости за­конодательных формулировок, на стадии правопримене­ния могут стать причиной неоднозначного толкования законодательных положений и приводить к нарушению гарантированного Конституцией РФ (ч. 1 ст. 19) равенст­ва перед законом и судом.

Правовое качество социального содержания и юриди­ческой формы рассматриваемой законодательной нормы может быть выявлено путем комплексной правовой экс­пертизы, включающей при необходимости такие направ­ления, как: 1) ведомственная экспертиза; 2) научная экс­пертиза и 3) общественная экспертиза.

Дата добавления: 2015-10-21