Кое-как мне удалось опуститься вместе с Биллом на свой плащ, где я положил его на бок, а сам принялся рассматривать неземную красоту, которая всё ещё вздрагивала и прерывисто дышала. Поцеловав в острое плечико, я прижался к своему мальчику, позволяя глубокому и быстрому сну нас похитить.
***
Проснулись мы, когда солнце уже клонилось к западу. Первым завозился во сне Билл, а потом развернулся в моих руках, и почувствовав его губы на своей груди, я открыл глаза. Его улыбка, такая сонная и расслабленная, оживила меня, и я покрепче сжал его, осторожно целуя в лоб.
Через какое-то время мы нашли в себе силы одеться, и в этот момент к Биллу подлетела большая бабочка, он потянул к ней руку, и она села на кончик его тоненького безымянного пальца, на котором красовался подаренный мной перстень. Билл задумчиво глядел на неё, а она всё взмахивала своими лёгкими крыльями, но не улетала.
— Счастливое существо, - сказал Билл, когда бабочка, наконец, взлетела, и стала кружить вокруг него.
— И чем же? – я не мог насмотреться на эту чарующую картину, когда в лучах заходящего солнца, Билл подсвечивался сзади, а сам при этом мечтательно улыбался, следя глазами за полётом крылатой подружки. Как-то одновременно, словно по чьему-то приказу, стихли голоса птиц.
— А ты подумай, Том, она живёт всего несколько часов. Но как красиво! Она не думает о том, как мало ей осталось, она просто счастлива. Посмотри! – он кивнул в её сторону, а к ней в этот момент присоединилась другая, чуть крупнее, — Она любит, и она любима. И ей неважно, что через несколько часов, а может, уже и минут, её не станет, – его голос притих, — А главное, что когда придёт её час, она будет не одна. Они умрут вместе, и не будут мучиться от разлуки и боли разочарования.
— Билл?
Он поднял на меня свои печальные глаза, хотя при этом улыбался. Вымученно.
— Поехали домой.
***
Мы быстро нашли своих лошадей неподалёку, и поскакали назад в замок, чтобы добраться туда до темноты. Скакали на перегонки, и когда почти у самых ворот, я наконец-то нагнал Билла, то решил спросить, что же насчёт виконта? Что говорил его расклад? Прогулку не хотелось портить разговорами о неприятном, но теперь мне очень хотелось услышать, что думает Билл по поводу перевёрнутой карты Фортуна.
— Это забавно, Том, но мне сегодня утром Фортуна тоже выпадала, правда, в правильном положении! — улыбнулся мой мальчик, поглаживая по шее фыркающего вороного коня. Я посмотрел на его кисть, с восхищением отмечая, как красиво смотрятся бледные, тонкие пальцы на фоне чёрного, бархатного тела животного.
— А это значит?
— Не знаю. Для меня – что-то хорошее. – Билл хихикнул, и пришпорил коня, быстро оказываясь у ворот, где нам уже открывала стража.
Попав во двор, мы обнаружили, что лошадей француза уже нет, и я облегчённо вздохнул, ловя на себе умилённый взгляд Билла. Держась за руки, мы вошли в зал собраний, где нашли отца, который руководил ремонтом и давал какие-то указания мастерам, которые делали роспись на потолке.
— Дети мои! Куда же вы пропали?! — сразу бросился к нам седовласый родитель, — Я уже начал переживать!
— Не стоило, отец. Тем более, когда Билл идёт гулять со мной! – засмеялся я, похлопав по эфесу своей шпаги.
Ужин прошёл в весёлых разговорах, и я уже даже стал забывать, что этот поганый французишка вообще тут был, как вдруг отец стукнул себя ладонью по лбу, и запричитав о слабеющей памяти, достал из-за отворота кафтана письмо, протягивая мне. На письме красовалась тёмно-красная печать с гербом Стюартов. Развернув его, я пробежался глазами по строчкам, и тут же всё моё прекрасное настроение было погребено под этими строчками. Джаред писал, что я срочно нужен в Лондоне.
— Что там? – обеспокоенно спросил Билл, сжимая мою руку.
— Что-то Таро с тобой шутят. Вот это Фортуна… Мне нужно уехать.
— Томми…
***
Чуть позже мы молча лежали на шкуре бенгальского тигра в моей опочивальне. Вокруг были раскиданы бархатные подушки, но Билл устроился у меня под боком, положив голову мне на плечо, и обвил меня руками и ногами, словно лоза дикого винограда. Я взял его руку, и стал целовать его тонкие пальчики, горячую ладошку, запястье. Билл завозился и обнял меня крепче, шепча на ухо, что будет ждать меня. Безусловно, я собирался оставить его здесь, с отцом. Везти его в Ноттингем, и оставлять на попечение принца было бы безрассудством после всего, что я знал. А постоянно наблюдать за Джаредом не смог бы даже Эндрю. Теперь же новая разлука представлялась мне ещё более страшной. И подумать только – ещё утром я собирался уехать сам, но теперь мне хотелось этого меньше всего. А ещё, меня съедало тревожное предчувствие, ощущение того, что если я уеду, то совершу великую ошибку. Однако выбора у меня не было. В такое время, особенно когда Джаред и так не особо жалует меня, в виду последних событий, я не мог позволить себе не выполнять приказы, тем более, когда нужно было явиться при Дворе в Лондоне.
— Так в чём же наша Фортуна, Билл? – прижавшись губами к виску моего мальчика, я вдохнул любимый аромат вербены, исходивший от его волос. Этот вопрос был адресован, скорее, в никуда.
— Значит, это во благо, — грустно вздохнул Билл, — только мы ещё сами этого не понимаем. Но также колесо может указывать на поездку. Но вообще… часто происходящее с нами мы оцениваем слишком прямо, буквально, сиюминутно. А ведь есть вещи, которые приносят плоды лишь спустя какое-то время. Всегда надо уметь ждать, Том. Но даже если не дождёмся в этой жизни, то возможно, получим желаемое в следующей. А иногда… иногда стоит просто принять, что ради того, чтобы тебя не убило в сражении, не жаль лишиться руки или ноги. Понимаешь, о чём я говорю? Сколько раз такое было: приходил ко мне какой-нибудь воин, перед тем как идти на решающее сражение, я ему предсказывал удачу, но на следующий день он получал тяжёлое ранение. Прибегала либо его жена, либо мать, причитала, проклинала, а ещё через неделю выяснялось, что была кровавая бойня, в которой вырезали весь полк, и выжили оттуда лишь те, кого ранили несколькими днями до этого. Тогда они приходили и просили прощения, приносили что-то. Но я никогда не брал. Когда берёшь что-то у человека, часть его кармы переходит к тебе. Я не брал денег за предсказания. Только за астрологические расчеты, чисто как арифметическое действие. И за лекарственные смеси. Но за дар, который Всевышний послал тебе безвозмездно, ты не можешь брать плату.
Я слушал его внимательно и наслаждался его голосом. На самом деле, я не встречал никого, кого хотелось бы непрерывно слушать, как хочется его. Бархатный, невысокий, но и не низкий, иногда с хрипотцой, успокаивающий, когда нужно успокоить, и распаляющий неумолимое пламя, когда наступает ночь и желание обладать его телом становится невыносимым. А душой… разгадать или поймать его душу, кажется, не под силу никому.
— Спроси Таро, Билли, пожалуйста.
Улыбнувшись, он поцеловал меня в щёку, и пошёл в свою комнату, а вернувшись со своей деревянной шкатулкой, сел напротив. Расстелив перед собой тёмно-фиолетовую ткань, он задул две свечи, оставив гореть только одну.
— Ты – Рыцарь Жезлов, – сказал он, принимаясь тасовать карты
— Ты так уверен? Вообще-то, я думал, что мой знак Скорпион.
— Нет, ты не Стрелец, и не Скорпион, а Змееносец. Будь ты полностью Скорпионом, перевешивала бы твоя философская сторона, Том. Ты бы не думал эмоциями, а руководствовался холодным разумом. Однако, если бы уже и отдавался чувствам, то делал бы это полностью, а не тая внутри недоверие.
— Ты хочешь сказать, что я не умею любить?! – возмутился я, не понимая, как он так ловко вывел разговор к этой теме.
— Умеешь. Но ты порывистый и эмоциональный. Ты видишь яблоко на самой верхней ветке, и достанешь его, во что бы то ни стало, если ты его захотел. Но ты никогда не думаешь о том, каковы будут последствия.
— Я всегда продумываю последствия! — делая вид, что не замечаю проницательного взгляда Билла, я скрестил руки на груди и отвернулся.
— Нет. Ты не можешь пережить, если то, чего тебе сиюминутно хочется, не есть для тебя доступно. И я соглашусь, что ты думаешь о последствиях, но лишь в рамках того, как они могут сказаться на тебе. Но кроме тебя есть ещё целая вселенная, Том, а ты – не Бог.
— Так, ладно. Что там у нас выходит? – я решил перевести тему, потому что мы сейчас можем сильно поспорить.
— Смотри.
Глава 18. «Карта XI Справедливость. В перевёрнутом положении».
POV Tom:
И сколько раз уже так было, что я уезжал с камнем на сердце: оставляя возлюбленного, понимая, что могу больше его не увидеть? Несчитано. Сейчас в королевстве и за его пределами идёт страшная резня, междоусобица, в которой родственники убивают друг друга, братья братьев, даже сыновья отцов, и наоборот. Протестантов гонят из Англии, а французский кардинал, тем временем, тоже не дремлет. В Париже не перестают гореть костры, на которых сжигают и гугенотов, и язычников, и колдунов. На самом деле я изначально хотел увезти Билла из Ноттингема в провинцию, потому что казнь колдунов и ведьм была даже там частым явлением, хотя Джаред – следует заметить к его чести – всегда ходатайствовал и помогал им, как мог. Но поскольку основной капитал Англии находится у так называемых духовных лиц, и самого принца казнить не составит труда. Уличат в государственной измене, обвинят в паре безнравственностей, и будет готово всё для того, чтобы оставить Англию без очередного наследника на престол. А между прочим, если с Джаредом что-то случится, то останется только его брат-протестант, у которого до сих пор нет детей. А все остальные у Стюартов – женщины. Тогда власть перейдёт к Тюдорам. А они — те ещё разбойники. Оберут народ в два счёта. Тёмное время. За мужеложство также жестоко карают. Я не знаю, как все мы ещё живы? Наверное, потому, что епископ сам неравнодушен к молодым мальчикам. И это также не даёт мне покоя. Потому что, попав в его руки, больше не возвращаются…
Я так тоскую по своей драгоценности. Прошло всего десять дней, с тех пор как я уехал. Отец пообещал, что с моим любимым всё будет хорошо. И я знаю, что отец выполнит обещание. Он благоволит Вильгельму с самого их знакомства. Но сдаётся мне, что отец догадывается обо всём. Его грустные глаза подтверждают это. Да и несложно, я думаю, заметить. Поэтому правильно то, что я забрал Билла из Ноттингема. Нам лучше не маячить у всех перед глазами. Ведь когда я с ним, то постоянно слежу за тем, кто к нему подходит, разговаривает, кто ему улыбается, и это очень заметно. Ни один там так не волнуется за свою даму. А Билл тоже, находясь рядом со мной, всегда сначала смотрит на меня, и только потом отвечает, убедившись, что я не против. Мы не сможем жить вместе в обществе.
Прощаясь, он так долго целовал меня, обнимал, так долго не хотел отпускать, что я даже не смог сдержать слёз. Его глаза, его взгляд разрывал мне сердце, я не знаю, что с нами происходит. Ведь накануне моего отъезда, мы сделали расклад. И я видел, что Билл тихонечко подменил одну из карт. Зачем? Он никогда не обманывал, особенно, когда это касалось Таро. Значит, он просто увидел там то, чем не хотел огорчить меня. Но лучше бы сказал, лучше бы предупредил. Вся ночь была пропитана тем, что я сейчас смутно испытываю: тревога, страх, любовь, сладость и горечь одновременно. Вильгельм не хотел от меня отрываться, ласкал непрерывно, гладил, целовал, спрашивал – не забуду ли я его? Но зачем? Ведь он знает, что это невозможно. Он дарил мне себя так, как будто бы это было в последний раз. Я доставлял ему удовольствие всеми возможными способами, и он, как воск расплывался в моих руках, но всё равно в глазах его не высыхали слёзы. «Прошу тебя, запомни: что бы ни случилось, и как бы ужасно ни было оно, я всегда буду тебя любить, Том. Нет таких обстоятельств, которые бы нарушили это. Ты всегда будешь единственным в моей жизни» — эту записку я нашёл у себя за поясом, рядом с кошельком. Зачем он написал это? Что происходит с ним? Что с нами, Билл?
POV Author:
Пока Дадли убивался в дороге, тоскуя за своим волшебником, Его Высочество с нетерпением ожидал возвращения виконта де Монморанси в Ноттингем. Он должен был вернуться и рассказать о том, что видел там, и что слышал. Должен был втереться в доверие к Биллу любыми способами и заставить Дадли ревновать. Уговор Джареда с французом был гибким, ведь если бы не удавался один план, то тут же можно было пускать в ход следующий, и так далее. И письмо, задолго до этого написанное принцем для Тома, значилось в списке планов, как последний выход. Ведь по прибытии в Лондон Дадли сразу поймёт, что это было подставой. И тогда он придёт к Джареду, а тот уже должен будет сразу передать его самого епископу. Потому они условились, что как только виконт подкинет письмо Дадли, он тут же отправит гонца с сообщением для принца, чтобы он готовился к скорому аресту всей семьи Суффолков. Но Монморанси не был бы Монморанси, если бы не составил ещё одного запасного плана, который, на самом деле, являлся основным. Да только говорить о нём Джареду он не собирался. Потому зря принц ожидал его сейчас, изнемогая от желания увидеть Вильгельма - разве мог он забыть даже те немногие минуты, когда находился рядом с Биллом? Стюарт постоянно думал о нём, и днём и ночью, в чьих бы объятиях ни находился. Именно эти мечты не давали ему размышлять трезво, он был слишком поглощён собой и своим замком на песке, в то время как Эндрю Форестер уже стал подумывать о том, что неплохо бы навестить Дадли в их имении. Дорога была не из близких, но плохое предчувствие его не оставляло. Он понимал, что Джаред так просто его не отпустит, а потому решил заблаговременно подготовиться, сообщив ему, что в графстве Суссекс выходит замуж одна из его кузин, принадлежащая к мелкому дворянству, и он должен быть на церемонии.
***
Тем временем виконт начал приводить свой грязный план в действие: выехав из принадлежащего Дадли, Фрэмлингхэмского замка, и даже не покинув пределов Суффолка, он остановился в небольшой деревушке неподалёку, где снял этаж в небольшой гостинице. Наняв простых деревенских парней, которые за пару золотых были готовы весь мир сложить к его ногам, он приказал им следить за Фрэмлингхэмом и всеми, кто въезжает и выезжает оттуда, и уже через несколько дней узнал, что Дадли-младший покинул пределы герцогства, а это означало, что он может снова нанести туда визит. Планы на Вильгельма он имел самые обыкновенные – забрав его в Париж, представить Двору, и сделать из него то, что обычно делалось из таких красивых молодых людей. Всё равно он чужестранец, и кроме, как Дадли, которого, к тому времени уже четвертуют, его вряд ли, кто хватится. А возражать будет не в интересах мага, поскольку за его основное занятие ему давно полагается быть сожженным, как всем тем, за кем охотилась Инквизиция. Самого же старого герцога преступный Монморанси изучил сразу. Открытый и гостеприимный старик даже не спросит ничего, появись он снова у него на пороге. Поэтому со спокойным сердцем Франсуа направил коня к имению Дадли, по дороге обдумывая то, каким образом ему надлежит ухаживать за Биллом, чтобы привлечь его. А в том, что молодой маг отнёсся к нему с симпатией, виконт не сомневался. Всё его целомудрие он списывал только на Томаса, который славился своим диким нравом и жестокостью. Об этом и Джаред предупреждал его. А сам Вильгельм казался французу всего лишь несравненно красивым, душевнобольным юношей. Таких он видел много – они не могут ни постоять за себя, ни ответить, не боясь гнева старших, обладают женственной и привлекательной внешностью, однако их умственные способности оставляют желать лучшего. И так было понятно, что кроме своих магических штучек он ничего не умел, а к этому его просто приучили с детства. Иначе он бы давно оказался в каком-нибудь борделе, или, в лучшем случае, в пажах у кого-нибудь из вельмож. Безусловно, так оно не было бы никогда, однако Франсуа — распутник и негодяй — привык судить людей слишком просто. В магию он верил, однако все эти умные назидания, которые он услышал недавно, звучали для него смешно, исходя из уст мага – слишком сладкими были уста говорящего, а применение для них он видел совсем другое. Потому сейчас, когда значительная часть его плана уже удалась, он лишь посмеивался над тем, что ему выпало Колесо Фортуны в перевёрнутом положении. Покамест ему казалось, что Фортуна лишь сопутствует его планам. Так или иначе, он решил, что если даже не сложится у него с Вильгельмом, он поедет в Ноттингем и скажет Джареду, что маг поддался его очарованию и вступил с ним в связь. Принц, разумеется, разгневается, и когда казнят Дадли, и Билл поступит в его распоряжение, то он вряд ли будет беречь этого парня для одного себя. Ведь Франсуа понял, что уэльский принц бредит и боготворит прекрасного фламандца, но если честь последнего окажется сомнительной, тогда все смогут им пользоваться, и тогда он, виконт, просто выкупит его у Джареда.
***
— Вы грустны, дитя моё. Скучаете тут без друга? – снова увидев Билла, одиноко сидящего в садике с алым георгином в руках, старый герцог не удержался, чтобы не заговорить. Все дни, что Том отсутствовал, маг практически не спускался к трапезе, и был очень бледен.
— Ваша Милость, так и сеть. Ваш сын – единственный близкий человек для меня. Как брат.
Билл слабо улыбнулся, вставая со скамьи. Ему было очень неудобно перед Суффолком, и он боялся, что тот догадается, или начнёт задавать вопросы определённого характера. Но тот и не собирался. Справившись о самочувствии молодого человека, герцог не стал надоедать ему беседами, и быстро покинул сад, оставляя его наедине с мрачными мыслями.
Маг действительно спрятал одну из карт, когда делал древний египетский расклад «анх» для Тома. Это была одиннадцатая карта Старших Арканов – Справедливость, но в перевёрнутом положении.
С тех пор как они стали единым целым, глупо было бы полагать, что Таро будут показывать ход действий для кого-то одного. Любой расклад, который Билл делал для себя, обязательно отражал дела Тома, и наоборот. И в этот раз, он впервые не захотел, чтобы его возлюбленный увидел конечный итог таким, каким его представляла перевёрнутая карта. Хватило того, что на протяжении всего расклада кругом были карты Мечей и несчастливые Арканы, вроде Башни и Смерти. По отдельности их можно толковать весьма иносказательно, но выпадая вместе они предвещали неминуемое.
О неминуемом Билл знал, только теперь он ещё и видел, что подходит время. Уже и сентябрь подходил к концу. Единственное, о чём он жалел сейчас, это то, что не может быть рядом с Томом постоянно, каждое мгновение. И хотя это ровно ничего не изменило бы в его жизни, для его тела, душа была бы спокойна и счастлива. За всё приходится платить. Для того, чтобы навсегда избавить человека от мигрени, просящий у Бога должен оставить своеобразный залог. Никто и никогда не знал, что именно возьмут себе Высшие Силы взамен выздоровления от этой болезни. Когда-то, когда Дадли сильно мучился этим, в бреду очередного приступа, Билл умолял и Бога и дьявола забрать у него всё, что угодно, хоть жизнь, только бы этот кошмар кончился.
Иногда люди склонны давать такие серьёзные клятвы, обещания и разрешения, даже не вдумавшись в смысл сказанных слов. И Билл знал это, но поскольку благополучие Тома с некоторых пор беспокоило его больше всего на свете, он был готов забрать у него любую боль и любое горе, только бы любимый не страдал.
«La Justicia. Справедливость в перевернутом положении: Вас судят несправедливо.
Ключевые слова: Несправедливое обращение. Несостоявшееся правосудие. Двусмысленность. Отсутствие преданности. Неполучение того, что вы заслуживаете. Несбалансированность. Крайности. Потери. Ложные обвинения. Отказ принести извинения. Неправильное решение. Нечестность. Несправедливый результат. Фанатизм. Предубеждения. Предрассудки. Злоупотребления. Конфликты. Переход на чью-то сторону или использование чьих-то достоинств. Нежелание взвешивать все «за» и «против». Отсутствие равновесия. Выжидание. Пристрастность. Несправедливые обвинения. Мстительность. Преследование со стороны закона. Незаконные действия. Жестокое и необычное наказание. Желание взять закон в свои руки. Злоупотребление законодательной властью. Беззаконие. Излишняя самоуверенность. Грубые действия. Я никогда не признаю, что я был не прав!
Люди: Те, кто предъявляют несправедливые обвинения. Те, кто дискриминируют других или поступают по отношению к ним несправедливо. Те, кто не считают нужным извиниться за то, что были не правы. Манипуляторы».
***
— Вильгельм?
Билл дёрнулся. Знакомый голос заставил волну колючих мурашек пробежать по спине. Обернувшись, он увидел де Монморанси, который медленно заходил в его кабинет, даже не спросив на это позволения.
— Вы? Что вы здесь делаете? – он вскочил с места, выпрямившись, как струна.
— Что же так негостеприимно? – нахально ухмыляясь, прошептал Франсуа, подходя к магу настолько близко, что мог слышать испуганный стук его сердца, — Да ещё и в доме своего… — он делано кашлянул, — возлюбленного…
— Не смейте! – резко дёрнувшись в сторону, крикнул Билл, тут же оказываясь прижатым к холодной каменной стене.
— Не бойтесь меня, Вильгельм. Я не собирался причинять вам вреда, — вкрадчиво начал Монморанси, — я только хотел сказать вам, что вы были безумно правы. Мой визит в Ноттингем был бесполезен. Колесо Фортуны, так изменчиво перевернувшись, не ошиблось. И я должен отблагодарить вас.
— Тогда отпустите меня сейчас же, – твёрдо проговорил молодой маг, пытаясь выпутаться из цепких рук Франсуа.
Всё время, что виконт говорил, Билл не хотел даже смотреть в его сторону, стоя с закрытыми глазами. Но это лишь сильнее пьянило мерзавца, заставляя желать Билла ещё сильнее. Он рассматривал его с нескрываемым вожделением, еле удерживая себя, чтобы не впиться в чувственные губы, и не исцеловать так мило раскрасневшиеся от гнева щёки. Но усилием воли он сумел подавить этот порыв, и теперь с прищуром наблюдал за тем, как Билл пытается не отвести взгляд, упрямо гладя ему в глаза.
— Я хотел спросить вас об одной личной вещи. Позволите?
— Сперва отпустите.
— Как прикажете, – отпуская хрупкие плечи Билла, виконт отступил на один шаг,— Так вот, позвольте узнать, вы счастливы… с Дадли?
Воцарилось глубокое молчание, в котором были слышны только два дыхания – одно жаждущее и ненасытное, а другое гневное, но испуганное одновременно.
— Я имею право не отвечать вам, – пытаясь унять дрожь в голосе, произнёс маг, пятясь в сторону.
Франсуа хотел уже было запустить очередную хитрую речь, но в коридоре послышались шаги, а поскольку дверь была приоткрыта, Билл кинулся к секретеру, делая вид, что занят поисками пера и чернил.
— Господ… Господа! Ужин подан! – в дверях появился Сэдрик, который хорошо знал своего хозяина, и лишь одного взгляда на него сейчас было достаточно парню, чтобы понять, что с магом не всё хорошо. Он, однако, был удивлён увидеть в помещении француза, который не понравился ему с самого первого дня.
Вильгельм ухватился за Сэдрика, как утопающий за соломинку, тут же выскакивая за ним из кабинета. Внизу, за столом, его уже ждал старый герцог, с намерением сообщить, что «граф» останется у них на неделю. Старик даже не подозревал, что нарушив всякий этикет, Монморанси уже побывал у Билла. А маг в свою очередь, чуть чувств не лишился, когда узнал, что наглец останется у них так надолго. Кое-как поужинав в обществе Дадли-старшего и Франсуа, он поднялся к себе наверх, и запершись в опочивальне Тома, упал на до сих пор незаправленную после их последней ночи постель. Ажурные кружева подушек всё ещё хранили запах возлюбленного, и Билл каждый день приходил сюда, чтобы писать ему. Гонцов, которых Том специально нанял пятнадцать человек, в этих целях, он посылал раз в три-четыре дня, но писал ежедневно.
Родной запах немного успокоил Билла, и отчётливо видя перед собой лицо Тома, он сел за небольшой столик и начал писать. Исписав четыре больших листа, Вильгельм посмотрел за окно — осеннее небо уже светало. Кроны деревьев начинали окрашиваться в золотистый цвет, а воздух был холодным и пах приближающейся зимой. Потушив почти догоревшую свечу, Билл рухнул на ложе, отдаваясь поверхностному, беспокойному сну.
***
Все последующие десять дней — ровно столько и пробыл Монморанси в гостях у Суффолка, сославшись на то, что начались сильные дожди, и он просто не сможет выбраться из Англии в такую погоду — Билл продолжал тщательно избегать настырного мерзавца. Виконт, однако, вёл свою политику, каждый день являя собой одновременно образец добродетели, и проявляя особое внимание к персоне Вильгельма, придумывая самые разные способы завоевать его внимание. Один раз он услышал, что Биллу необходима была одна целебная трава, и сразу поспешил за ней в лес, хотя был сильный ливень и довольно холодно. А в другой раз он нарвал целую охапку астр, и принёс их магу, заставив того даже легонько улыбнуться. Каждый день, не обращая никакого внимания на то, что Билл недовольно хмурится, Франсуа заводил с ним умные беседы на тему алхимии и метафизики, всем своим видом показывая, что вовсе не намерен посягать на его свободу, и уж тем более, брать его силой. Постепенно Билл стал расслабляться. И если первое время он не оставался с французом наедине даже в трапезной, то теперь он был уже не так опаслив. Но дни шли, а Билл всё так же запирался на ночь в покоях Дадли, раз в четыре-пять дней из Фрамлингхэмского замка уезжал гонец, всё так же раз в неделю возвращался другой, уже от Дадли, а в отношениях Билла с виконтом не изменилось ровным счётом ничего. Вежливая холодность мага стала сильно злить Монморанси, а сроки также поджимали его – он должен был возвращаться во Францию. Там его уже давно ожидал герцог Анжуйский, который вечно был занят интригами против Лувра, и теперь его очередной мишенью была королева Элеонора, свергнуть которую он собирался посредством Франсуа, бывшего с ней на короткой ноге. Всё было тщетно — Билл упорно не хотел обращать на него внимания в той форме, о которой он мечтал. Так продолжалось до одного, на редкость солнечного вечера, пока виконт, набравшись смелости, не зашёл в покои Вильгельма в тот момент, когда тот принимал ванну.
POV Tom:
До сих пор сижу в этом проклятом городе. Лондон, Тауэр… как же я вас ненавижу. А когда-то любил. Любил так, что каждые полгода бывал тут, и с удовольствием разъезжал на гнедом коне по улицам, наслаждаясь завистливыми взглядами мужчин, и восхищёнными перешёптываниями дам. Тут я впервые узнал, что такое любовь, и не просто любовь, а любовь с принцем. Мы с Джаредом были счастливы, мне тогда было пятнадцать, и казалось, что весь мир у моих ног, если меня любит он.
Как я и предполагал, ничего срочного в Лондоне для меня не было, и сейчас я размышлял над тем, зачем Джаред меня сюда послал? Хотя следует отметить, что когда Его Величество король Англии узнал, что я прибыл в город, он велел мне быть на аудиенции в Виндзоре, в котором собирался оставаться вплоть до ноября, хотя это и была летняя резиденция. После аудиенции король вызвал меня к себе и долго справлялся о своём «непутёвом сыне», как он величал Джареда, а потом стал отчитывать за то, что я отлыниваю от воинских обязанностей, в то время как моё присутствие во Франции сейчас совершенно необходимо. Туда он и направил меня, разрешив, разумеется, по дороге заехать к отцу. Все мы понимали, что любой день может оказаться последним в жизни, а отправляясь в такое небезопасное путешествие, как поездка во вражеское государство, следовало бы проститься с отцом. Я несказанно этому обрадовался, понимая, что смогу выиграть немного времени, чтобы побыть со своим возлюбленным. А вот он, как раз, меня и беспокоил сейчас больше всего.
Мой мальчик писал мне очень часто, хотя, я думаю, что не все письма доходили до меня. И почти в каждом он писал о том, как плохо ему, и как он хочет быть со мной. Просил позволить ему приехать, но я всё говорил, что это дурная идея. Но когда он написал, что этот отвратительный тип снова, зачем-то, гостит у отца, в моей голове стали появляться мысли, которые я всё пытался отодвинуть, но они снова возвращались, приобретая самые немыслимые очертания.
Королевская спешка – это особый вид политики, в котором главное – всё сделать вовремя. И если у остальных людей вовремя — значит не позднее какого-то срока, то у венценосных особ это значит не ранее этого срока. А потому король потребовал моего присутствия в ряде торжеств, что он устраивал как в Виндзорском дворце, так и в Уайтхолле. Одним из неприятных моментов во всём этом было то, что Его Величество чрезвычайно озаботился моей судьбой, и вознамерившись во что бы то ни стало устроить её, сообщил, что собирается женить меня на Джейн Гилфорд, дочери сэра Эдварда, одного из членов Регентского совета. Он познакомил нас на одном из балов. Кстати сказать, она весьма недурна собой, а сэр Эдвард уже собирается писать моему отцу просьбу о встрече и отмене моей помолвки с Элизабет Сандерс. Разумеется, Биллу я ничего не стал об этом писать. Он и без того несчастен. Хватит того, что я уже сообщил ему, что наша мечта, когда я вернусь, продлится от силы неделю, а затем я снова уеду. По правде говоря, я сходил бы с ума от тоски, если бы не король с его увеселительными мероприятиями. После этого лондонского великолепия Джаред, с его развесёлой жизнью, кажется мне аскетом.
— Позволите войти? – знакомый голос развеял глубокую тишину библиотеки, где я перечитывал архив англо-франкской переписки, которую сегодня вручил мне Лорд Барнаби, председатель Тайного совета.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |