— Отец! – Том бросился в ноги родителю, но тот поднял его всё ещё крепкими руками и прижал к себе.
— Том, мой мальчик, как же давно я тебя не видел! – чуть отстранившись, старый герцог провёл шершавыми ладонями по лицу Тома, а потом засмеялся, прикоснувшись к его косичкам, — Что за причудливая причёска, сынок? Да ты же промок насквозь! Иди переодеваться!
— Да так, отец, ты же знаешь, я люблю заморские веяния. Не волнуйся, сейчас переоденусь. Ты лучше расскажи, как твои дни проходят, ссоришься ли всё с Генри, аль почил он уже?
Генри Дадли был старшим братом отца Тома, и хотя у него было своё приличное состояние и много земель, он любил жить именно у своего брата. А это означало, что двое стариков непрестанно ругались, поскольку старший считал себя вправе поучать младшего, а младший, находясь в собственных владениях, не собирался уступать.
— Ах нет! Небеса даровали Генри долгие годы, специально для того, чтобы не дать мне умереть в покое, — засмеялся герцог.
Отец и сын ушли трапезную, откуда Том направился в свои покои, сохранившиеся ещё с его юных лет, и вышел через несколько минут, присоединяясь к отцу за обедом.
***
Пробыв у отца пять дней и посмотрев на свою невесту, Том испросил его позволения отбыть обратно в Ноттингем. Отец Тома действительно был добрым человеком и сильно любил сына, хоть и воспитывал его не с самого рождения. Старый герцог Суффолк не стал возражать, услышав просьбу Тома отложить его свадьбу на год. Хотя и сетовал всё время, что с такими темпами, вряд ли будет иметь счастье увидеть внуков. Но аргументы, приведенные Дадли-младшим, убедили родителя в правильности отсрочки. Том сказал, что пообещал небольшой поход принцу, а это означало несколько месяцев вдали от дома.
Повернув коня в сторону Ноттингема, Том испытал облегчение, и погрузился в счастливые мысли, предвкушая встречу с возлюбленным. Все эти дни он жил лишь воспоминаниями, а также написал ещё два письма, которые отправлял с гонцами, которым строго настрого запретил говорить, откуда они.
«Любовь моя, наверное, ты уже устал читать мои письма. Прости меня за слова, написанные в прошлый раз, ведь я люблю тебя, и это естественно, что в моих воспоминаниях о тебе, всплывают те мгновения, когда мы были ближе всего. Мне плохо и холодно без тебя. Ты, как воздух, которым я дышу. Вода, которую я пью, жизнь, которой живу. Всё это – ты один. Моё сокровище. И я не могу понять, за какие благочестивые деяния, Небом, мне был ниспослан ангел? Всё, чего я сейчас хочу, это заключить тебя в объятия, и взглянуть в твои чистые глаза. Я так хочу услышать твой голос, упасть в тебя, утонуть в тебе, раствориться в тебе. Коснуться твоих губ, и тихо произнести…
Я люблю тебя, Вильгельм.
Твой вечный слуга Т.Д.»
***
Горячие слёзы капали, размывая чернила. Молодой маг разрыдался, опустившись прямо на мозаичный пол, рядом с альковом. Его сердце сжимал раскалённый железный обруч, не давая вдохнуть. Содрогаясь всем телом, он целовал размякающий от слёз лист бумаги, прося кого-то на небе сжалиться, и не забирать это — любовь, без которой он точно так же не мог прожить и дня, не говоря о столь долгой разлуке.
В тот вечер, на балу, Джаред не отходил больше ни на шаг от Вильгельма. Эндрю старался всё время быть рядом, понимая, что в его присутствии Джаред не будет позволять себе вольностей или откровенных разговоров с Каулитцем, но и сам Джаред это понимал, поэтому старался как можно чаще отсылать Форестера куда-нибудь, чтобы хоть на несколько минут оказаться с магом без посторонних ушей. Он весь вечер делал ему комплименты, беседовал на тему книг, нравившихся им обоим, и непрестанно смотрел Вильгельму в глаза, когда тот говорил. Этот приём вызвал массу обсуждений при дворе, так как всё внимание принца было приковано к чужестранцу. Больше всего негодовали пажи и фрейлины. В том числе известная уже Рамона, а также Марджари и Софи. Эти три придворные дамы были возмущены тем, что никогда не обходивший их Джаред, сегодня открыто высказывал своё предпочтение Биллу, на них даже не взглянув. У Рамоны был ещё один повод его ненавидеть – после того, как молодой человек появился в доме Дадли, тот стал никаким. Да, они встречались два раза, но только в её собственном доме, и, что ещё обиднее, Томас находился у неё недолго и совсем не разговаривал с ней. Она считала себя интеллектуалкой, и Том, иной раз, сам не прочь был с ней завести беседу, так как собеседницей она умела быть, когда хотела. Однако с появлением молодого мага, Дадли стал резко ощущать пустоту в её заученных фразах и старался побыстрее окончить разговор. К тому же, Рамона действительно не понимала многого из того, что он говорил, порой прямо заявляя, что он излишне ментальный. И теперь, когда у Томаса появился тот, кто понимал абсолютно всё, даже без слов, то всё, на что могла сгодиться Рамона и ей подобные - это лишь пару часов постельных утех, и не более.
Итак, провожаемый недобрыми взглядами дворцовых теней, и самим принцем на коне, Билл покинул дворец в тот злополучный вечер, который, как ему стало казаться, никогда не кончится. Джаред вызвался провожать Вильгельма, оставив Эндрю во дворце - составлять компанию тем, кто был ещё трезв. Чтобы немного расслабиться, он предложил Биллу прокатиться по Ноттингему, на что тот согласился, понимая, что даже на безлюдных улицах, ему сейчас куда безопаснее находиться, чем зала собственного дома, где чуть захмелевший принц может позволить себе куда больше.
Закончив конную прогулку, молодой Стюарт проводил мага до двери, даже подав ему руку, когда тот спускался с лошади. Билл поднял на него глаза, а принц, так и не выпустивший руки, стянул с неё перчатку и мягко прикоснулся губами к кончикам пальцев в мгновение побледневшего юноши.
— Вы прекрасны, Вильгельм. Вы сводите меня с ума.
Сказав это, Джаред ловко запрыгнул в седло и ускакал, пришпорив коня так, что животное громко заржало и сорвалось с места. А Билл так и стоял, глядя ему вслед и пытаясь успокоить частый пульс.
На следующий день Вильгельм сказался больным, и строго настрого приказал Сэдрику никого не пускать. И он сделал это не зря. Уже вечером паренёк постучался к нему с тем, чтобы сообщить о визите принца, который настаивал на том, чтобы войти в покои, чтобы лично осведомиться о состоянии мага. Пришлось повиноваться и впустить Джареда, который, без капли смущения, быстро вошёл и приложил руку ко лбу Вильгельма. Но юноша настолько разнервничался в тот момент, что его лицо по-настоящему пылало, а глаза болезненно блестели.
— Я с дальней дороги, налейте мне воды! – приказал принц Сэдрику.
Конечно же, он сделал это для того, чтобы отослать его. Оказавшись наедине с объектом своей страсти, Джаред осторожно присел на край кровати, заставляя юношу трепетать от страха, благо, это выглядело очень органично, если учесть, что он был болен.
— Не стоит волноваться, Ваше Высочество, я… — Билл осёкся, помня, что Джаред просил называть его по имени, и добавил, — Джаред.
— Я приду завтра, — Джаред взял горячую руку Билла и поцеловал ладонь.
— Ваше Высочество, Джаред, — произнёс маг умоляюще, — ещё неизвестно, чем я болен. Не стоит. Вам ещё королевством править, не рискуйте.
Принц последовал его словам, потому что решил дать Вильгельму время. Но он ежедневно присылал слугу справляться о здоровье юноши. Что же до писем, которые Билл писал и отправлял Тому, то они пропадали вместе с гонцами, но ни Билл, ни Том об этом не догадывались. Джаред приказал своим доверенным людям отслеживать и забирать все письма, которые отправляет чужестранец.
Вот и сейчас, перечитывая строки писем своего возлюбленного, Вильгельм не мог понять, откуда у Тома такая меланхолия, будто бы тот не получал его писем, в которых он выплёскивал столько любви. Терзаясь мыслями о благополучии Тома, Билл проводил дни и ночи за картами и астрологией. К тому же, он обещал принцу кое-какие расчёты. Все расклады говорили об одном – он попал в западню, он не имеет права выбора и чем дальше, тем хуже.
Маг не надеялся на лучшее. Он хорошо помнил, как в первом раскладе, после отъезда Тома, он имел несчастье увидеть карту Звезда XVII в перевёрнутом положении. В прямом положении эта карта означает Ангела-хранителя, духовно просвещённую личность, мечту, талант, веру, надежду, любовь. В перевёрнутом, она говорила лишь о разочаровании, несбывшихся мечтах и недальновидности. Негативные значения перевёрнутой Звезды также усиливаются присутствием в раскладе карт с Мечами. А в них, в последнее время, Вильгельм недостатка не испытывал.
Он уже не удивлялся и не расстраивался, видя, во что складываются древние расклады. Поэтому, получив в очередной раз новые неутешительные прогнозы, он просто взял в руки перо и снова стал писать Тому. Вильгельм сидел на ковре, его волосы были убраны в пучок сзади, и две свечи, стоявшие на столике, освещали рождающиеся строки.
«Том, душа моя, почему ты не отвечаешь? Ты писал мне, совсем не читая моих писем? Что с тобой, любимый? Карты говорят недобрые вещи, все расклады и прогнозы указывают на несчастья. Я схожу с ума, я умираю, внутри всё сгорает от боли. Приди и спаси меня, спаси нас…
— Вильгельм!
Маг обернулся, пытаясь всмотреться в темноту. По телу пробежала дрожь…
Глава 10. «Карта XIX Солнце»
POV Tom:
Захожу в опочивальню без стука. Слишком, слишком хочу увидеть своего мальчика. Я не могу больше терпеть, я схожу с ума. Он нужен мне, как воздух, как вода. Изящный силуэт на фоне окна, рассыпавшийся по плечам каскад волос, аромат вербены, окутывающий его покои, его аромат, самый сладкий, одурманивающий. Хрупкие плечики, худенькие ручки, сейчас он повернётся и посмотрит на меня этими огромными, печальными глазами. Иногда они, словно глаза маленького ребёнка - испуганные и широко раскрытые, а иногда они становятся почти чёрными, взгляд их - нечитаемым, сосредоточенным, и проникающим в самое сердце. Будто выжигающий в что-то на этом обезумевшем трепыхающемся комке, что бездумно гоняет кровь в теле и любовь в крови. Когда Билл смотрит таким взором, то кажется, что он достигает самых глубин сердца. Затягивающий, околдовывающий взгляд, в котором я вижу звездное небо, бескрайний океан и всепожирающий огонь. Сейчас я утону в нём, растворюсь, исчезну в глубоком омуте. Он совершенный, он нематериальный. Он. Мой Билл.
— Любовь моя…
— Том!
Его тонкие руки сомкнулись у меня на шее, и он прижимается ко мне так сильно, будто боится, что я уйду, или снюсь ему. Трётся носом о мою шею, щекоча волосами мои щёки. Что-то шепчет так тихо, чего я не могу разобрать. Счастье. Я снова с ним, я снова свободен, пусть с отсрочкой, но я теперь весь для него. Полупрозрачное тело вздрагивает в моих руках, а я только медленно пересчитываю позвонки пальцами. Целую его лоб, виски, упиваясь ароматом, исходящим от его волос, перехожу губами на переносицу, потом брови. Нежными поцелуями иду к векам, потом чуть ниже. Мокрые реснички дрогнули под губами… что это?!
— Билли, мой мальчик, что с тобой? – едва почувствовав влагу, отрываюсь от его лица и вижу слёзы. И они, почему-то, не напоминают мне слёз счастья.
— Мне плохо, Том, слышишь? Очень плохо… — и снова всхлипывает, пытаясь спрятать лицо в моей накидке.
— Ну что ты, перестань, я же здесь, с тобой, всё хорошо, — проведя рукой по волосам, я приподнял его заплаканное личико, мягко взяв за подбородок, — я люблю тебя, Билл, очень люблю, — выдыхаю эти слова прямо в губы, еле сдерживаясь, чтобы не впиться в них страстным поцелуем. Не сейчас.
— Нет, ты не понимаешь, всё плохо, я не должен быть тут, не должен…Том… — при этом его глаза такие, будто бы он ждёт, что я смогу успокоить его. Но я не знаю как. Я не знаю, как именно мыслят такие люди, на что они опираются? Дрожащие розоватые губы, такие влажные и манящие. Из них вырывается такое горячее дыхание… Мне не до слёз сейчас, Билл, ох как не до слёз. Зачем ты придумываешь трудности, когда их нет? – Я же не притворяюсь, Том, я чувствую всё, я знаю… — будто читая мои мысли, прошептал он. Опять.
Не медля больше не минуты, я подхватываю его податливое тело на руки и отношу на ложе, аккуратно укладывая на спину. Он лежит с закрытыми глазами, не двигаясь, только грудь иногда вздрагивает от всхлипываний. Как лебедь. Да-да, он самый, чёрный лебедь. Я видел их в королевском пруду. Мигом срываю с себя накидку и остальную одежду, и накрываю собой это желанное тело, сразу распахивая его рубашку, припадая горячими устами к его белоснежной коже.
— Когда же ты позволишь мне, Вильгельм…? – тихо шепчу, покусывая мочку холодного ушка, не узнавая собственный голос.
— Том, — он вздрогнул, распахнув глаза, и прижался ко мне сильнее, — не сейчас, любимый, подожди, прошу тебя. Нельзя нам, нельзя сейчас, — шепчет мне в ответ, так горячо, так сладко.
— Я не могу больше, я хочу, чтобы ты был моим, полностью.
— Я и так твой, полностью. Я же твой, Том, ведь так? – он повернулся, чтобы встретиться со мной взглядом, в глазах читался целый букет эмоций. Этот мальчик ещё умеет чувствовать. Не как я, — Не оставляй меня, любимый, только не оставляй, я всё вытерплю.
Договаривал он это уже с закрытыми глазами, из которых снова хлынули слёзы, он не смог больше смотреть мне в глаза. Я принялся легонько собирать губами хрустальные капельки с бархатных щёк, дорожки от которых уходили к вискам, куда я не замедлил снова пройти поцелуями. Билл лежал, не шевелясь, и сквозь прерывистое дыхание пробивались частые всхлипы. Своими изящными руками он крепко обхватил меня, будто бы действительно боялся выпустить и потерять. Взглянув на его ушко, покрытое пушком, как на цветке крокуса, я увидел, что туда затекло несколько слезинок. Мягко обведя ушную раковину, я вырвал тихий стон из груди волшебного мальчика, скользнув языком чуть глубже. Вкус слёз напоминал морскую воду, голова стала кружиться, а тело требовало разрядки. Встретившись взглядами, я увидел в глазах Билла такой же огонь. Неужели всё ещё не время?
Одним движением он перевернул нас, нависнув надо мной, и во всём его облике сейчас читалось столько дикого желания! Заплаканные глаза блестели уже не теми искрами отчаяния, наоборот, их блеск стал тяжёлым, а приоткрытые губы освобождали дыхание, жарко обжигающее мою шею. Я протянул руку к его напряжённому паху, вызвав громкий стон, и всего два слова: «Нет, Том!» Но я не послушался, и пока он ласкал мои губы укусами, я быстро освободил его от пояса и приспустил одежду, немедля касаясь горячего ствола. Билл на секунду замер, оторвавшись от моих губ, и вскрикнул, когда я провёл пальцем прямо по кончику влажной головки. Нужно постараться заставить его захотеть.
— Ты хочешь? – я посмотрел на него, но он лишь непонимающе покачал головой.
— Что..? — так вымученно, и снова громкий стон – я нежно ущипнул его сосок.
— Может быть… мой рот? – я посмотрел на него тем своим взглядом, от которого – я знаю – сердце начинает биться в три раза чаще.
— Том! – не успел он ответить что-либо, как я вновь уложил его под себя одним рывком, и сразу взял в рот его изнывающий член, теряя остатки рассудка от его возбуждающего вкуса. Его тело стала бить крупная дрожь, и он потянул меня за косы. Выделив языком все венки, и нежно покусывая упругую плоть, я принялся посасывать головку, мягко массируя пальцами вход в его тело. Билл начал неуверенно подаваться бёдрами навстречу мне, мучая каждым движением нас обоих. Я понял, что попросту схожу с ума от его криков. Он выгибался и рвано хватал воздух, а я, тем временем, перешёл с подрагивающего ствола на яички, обсасывая их, и аккуратно разводя в стороны влажные бёдра Билли. Непривыкшее к ласкам тело моего мальчика так быстро и резко реагировало на все прикосновения. А такое лишает рассудка, я сам забываю, где и когда нахожусь. Знаю одно – я с ним. Медленные скользящие движения губами вдоль его члена дают ощутить его вкус. Такой… чистый? Несравнимый ни с чем. Почувствовав, что Билл вот-вот достигнет высшей точки, я взял его член на всю дину, давая свободу движениям. Крик, сдавленный, но такой томный, состоящий из моего имени, резанул слух, и мой мальчик утонул в удовольствии. Моё многодневное воздержание дало о себе знать – глядя на то, как он кончает, ощущая вкус его семени, и сжимая руками дёргающееся в экстазе тело, я кончил следом за ним, просто от одного вкуса, вида, запаха и звука. Приняв его сок до последней капли, я поднялся к губам Билла, давая почувствовать собственный вкус, а он, еле переводя дыхание, стал жадно вылизывать мой рот, пытаясь нащупать рукой моё достоинство.
— Ты…? – ощутив мой мокрый пах, произнёс Билл, не открывая глаз.
— Да. Если бы ты видел себя сейчас, то понял бы, что от этого можно… — я не успел договорить, как он прижал указательный палец к моим губам, заставляя замолчать, но я заметил, что на его щеках вспыхнул пунцовый румянец. Капельки испарины над верхней губой и на лбу, всё ещё мокрые ресницы, частое дыхание. Он вызывает только самые нежные чувства, самое трепетное отношение, которое только возможно испытывать. Обхватив его тонкий пальчик губами, я пощекотал его языком, отчего на губах моего мальчика засияла улыбка – наконец-то.
— Ты так сделал это, Том.… Зачем? Ведь это я должен был, — в глазах столько ласки и удивления одновременно.
— Потому что хотел. Я не хочу только брать, использовать тебя. Я хочу давать.
— У тебя много опыта, — он опустил глаза, — Мне теперь … Я не умею так, — и снова эта смущённая улыбка.
— Дело за малым, — приподняв бровь, я посмотрел ему в глаза, а он отзеркалил это так, что на мгновение мне показалось, что я смотрю на своё отражение.
Через полчаса я уже принимал горячую ванну, а Вильгельм сидел рядом, растирая мои плечи каким-то новым маслом, которое привёз Мустафа, мой давний друг-купец. Дело в том, что мой мальчик захотел сразу начать свою практику по совершенствованию любовных умений, но я был только что с дороги, и не мог позволить себе быть нечистым для него. Остаток дня мы провели в постели, я даже не спускался к трапезе, да мне и не хотелось. Я не мог оторваться от него, а он — от меня.
Сейчас моего Билла унёс Морфей в своё царство, но меня туда забирать он не спешит. Бесконечные вопросы не перестают пестрить в уме: Почему плакал мой любимый, когда я вернулся? Почему он, всё-таки, не решается? Что он имел в виду той фразой – «Не оставляй, я всё вытерплю»? Почему сказал, что всё плохо? Почему же ему плохо?
***
Вот и начался долгожданный март. Весна. Хмурый, зимний Ноттингем скоро превратится в зелёный город. А ещё через полтора месяца зацветут вишни, яблони. Я возьму Вильгельма, мы сядем на лучших коней, и я покажу ему холмы. Там леса, где будет полно цветущих деревьев. Может быть… может быть, когда весна раскроет свои объятия, тогда и Билл раскроется до конца?
Да, он до сих пор не позволил мне. Но я знаю, что ему нужно время. Он по-прежнему отказывается от удовольствия, что, впрочем, не мешает мне его получать. Однако я не могу быть до конца счастлив лишь собственным физическим удовлетворением. Я хочу, чтобы он получал удовольствие, от меня, чтобы хотел меня так же, как и я его. Но почему-то ещё не время.
Я с удовольствием слушаю то, что Вильгельм рассказывает мне о методиках предсказания и медитации. Остаток зимы мы провели за книгами, большинство которых я никогда не видел и не слышал о них. У него были редкие переплёты. Те же греки и римляне, персы. Но больше всего меня тянуло к французу, который пожелал остаться неузнанным, но написал чудесную книгу с толкованием Таро. Нет, я не могу сказать, что увлёкся самим гаданием. Меня привлекала философия, которая в графической форме была запечатлена в карте, а писатель уже растолковал символы на страницах книги. Таро – это не просто карты, которые можно разложить, сложить, спросить у них цвет ткани для платья. Таро – это философия. Эта философия неподвластна каким-то рамкам.
Я понял, за что сгорали на кострах инквизиции все эти люди, которых, как я привык с детства, все называли нечистой силой, ведьмами, колдунами. Они были образованны, они были умны. Но самое главное – они были целеустремлёнными. Их идеи утопичны, они живут не тут, а подобное сразу бросается в глаза. В феврале нас навестил знакомый Билла, приятный молодой человек нашего возраста, из Фландрии. Он не такой авторитетный маг, как мой Вильгельм, но такой же погружённый. В нём я увидел то же, что и в своём мальчике – желание свободы. Но увлекаясь поисками свободы мысленной, они порой забывают, что есть ещё и физическая. Но они так жаждут другой жизни, что начинает казаться, будто счастливы будут уйти из этой, ради достижения своих идеалов.
POV Author:
Его Высочество находился в Австрии. Это был полуофициальный визит, так как итога переговоров не знал ни Австрийский кронпринц, ни Джаред, ни совет, правивший тогда Фландрией. Он покинул Ноттингем в начале января, добившись, всё-таки, аудиенции молодого мага. Именно аудиенции, именно так думал про себя Джаред.
Что и говорить, принц до безумия влюбился в Билла. Он не переставал думать о нём ни на миг, особенно после того самого балла, на котором Вильгельм присутствовал в качестве его близкого друга. Прежде, чем отправится в столь дальний путь, принц решил добиться встречи с Каулитцем, и направился к нему. Когда он постучался в дверь покоев Вильгельма, он ожидал увидеть больного юношу, который не станет возражать ни против чего. Собственно, ничего дурного Джаред не замышлял. Он хорошо видел, кто стоит перед ним, и не собирался унижать достоинство этого красавца. Однако, он рассчитывал на …
Итак, оказавшись рядом с альковом, Джаред приподнял занавеску и увидел мага, который сидел на тёмно-синих шёлковых простынях с книгой в руках. На нём была только длинная ночная сорочка, кремового цвета и ни капли сурьмы на прекрасных глазах. Это очаровательное создание приковало взор Принца, и он вышел из забытья лишь тогда, когда услышал голос, похожий на звон серебряного колокольчика.
— Ваше Высочество, я к Вашим услугам! – Вильгельм встал с кровати, сразу накидывая накидку с капюшоном на плечи.
— Я же просил тебя… Билл… — томно произнёс Джаред, подходя ближе к магу.
Глаза предсказателя широко раскрылись и заблестели искрами испуга, он попытался было отойти, но помешала колонна, на которой крепился балдахин, и Билл оказался зажатым между ней и Джаредом, который, не церемонясь, взял его за руку, и поднёс её к своим губам. Вильгельм только ошарашенными глазами следил за тем, как принц неспешно покрывает его запястье и ладонь короткими поцелуями. Он стоял, прижавшись спиной к злосчастной колонне, перебирая в мозгу способы воздействия на Джареда, если тот вздумает им овладеть. Юноша уже представил, что если принц перейдёт к более активным действиям, то он упадёт ему в ноги и будет молить о сострадании, взывая к его человечности. Но, к счастью, этого не понадобилось. Джаред чувствовал, как похолодела и задрожала тонкая кисть в его руках, как повлажнели глаза, которые стали для него источником жизни.
— Я отбываю во Фландрию, — произнёс он глухим голосом, — Я не мог уехать, не повидав вас, Вильгельм.
Последнее слово, а точнее имя Вильгельма, Джаред произнёс так сладко, с такой нежностью, что у объекта обожания невольно вырвался глухой стон. Конечно же, до наслаждения было очень далеко, поскольку маг находился в полном смятении - перед ним стоял принц, который мог в любую минуту не просто лишить его жизни, но разрушить их с Томом счастье, которое Билл считал куда более ценной вещью, чем собственное существование. К тому же, маг прекрасно видел, что Джаред горит отнюдь не желанием одной единственной ночи, это было более чем симпатия или отношение к распутнице. И, в конце концов, Джаред был не просто красивым, он был очень обаятельным, обладал изысканными манерами, и маг вынужден был признаться самому себе, что венценосный гость ему нравится. Тем не менее, мысли о том, чтобы дать волю этим отношениям он не допускал. Может быть, совсем неискушённый, неопытный и одинокий, Вильгельм хорошо разбирался в таких вопросах, как любовь и дружба, любовь и похоть.
Когда принц ушёл, ещё раз взглянув на него самым красноречивым взглядом, молодой прорицатель опустился на постель, отмечая, что тонкая сорочка неприятно липнет к спине, и вызвал Сэдрика, который сразу же подготовил для него расслабляющую ванну с лавандой. Немного придя в себя, после водных процедур, Билл облачился в новые одежды, которые принёс от портного Сэдрик, и стал разглядывать себя в зеркало. Налюбовавшись новым костюмом, он спустился вниз и велел запрячь коня. Когда конюх приготовил всё, Билл оседлал чёрного скакуна и погнал его к городским воротам. Галопом домчавшись до переправы через ров, Вильгельм увидел, что из города выезжают несколько всадников из охраны Стюарта. Тогда он заехал за густой кустарник, который даже зимой мог скрыть в своих ветках кого угодно, и стал думать о том, не стоит ли сейчас подъехать к принцу и попытаться поговорить с ним. Вильгельм, пребывая в изумлённом состоянии, так и не успел спросить у принца, зачем он отправляется в путь в такое неблагоприятное время – ведь Вильгельм предупреждал его о плохих днях, построил столько расчетов, а теперь получалось, что всё было зря. Маг был уверен в плохом исходе дела, если начать его в неподходящий момент.
Поэтому, когда фигура принца на коне замелькала среди остальных всадников, Вильгельм пустил лошадь быстрым шагом по направлению к ним. Заметив приближающегося всадника, алебардисты сразу насторожились, но Дажред сразу узнал силуэт, который не выходил из его ума уже столько времени, и который он узнал бы под самой громоздкой шубой и накидкой. Остановив охрану поднятием руки, принц подъехал к прелестному всаднику, сам про себя усмехнувшись тому, как недолго заставила себя ждать реакция на его невинные поцелуи.
Но маг быстро рассеял его мысли. Пряча глаза и слегка краснея под откровенным взглядом Джареда, Вильгельм постарался объяснить ему мягко и почтительно, что опрометчиво было бы затевать то, что собрался делать Джаред. На что Его Высочество ответил, что не сам решал и назначал дату, это решили союзники и сторона, с которой наладилось временное перемирие. Билл лишь ответил, что можно сослаться на любые обстоятельства и начать путешествие хотя бы послезавтра утром. Мысленно Джаред с этим согласился, но ответил, что не может этого сделать, ведь уже пообещал быть на месте не позднее, чем через две недели.
— Ты волнуешься за меня? Ведь так? – улыбаясь одними уголками рта, тихо произнёс Джаред, когда маг, извинившись, собрался было повернуть лошадь назад.
Но Вильгельм посмотрел на него совершенно серьёзным взглядом, и, ничего не ответив, пришпорил лошадь. Всего через пару мгновений была видна только чёрная точка посреди заснеженной степи, а Джаред начал своё путешествие, прекрасно понимая, что маг прав, предвидя, что успешного итога ждать не стоит.
***
Когда Том вернулся от своего отца, Вильгельм уже несколько дней ничего не ел. Сэдрик приносил поднос в покои, и через два часа относил еду обратно нетронутой. Вильгельм мучился головными болями и совсем перестал интересоваться происходящим вокруг. В тот день, когда он расстался с Джаредом, он ещё долго носился на своём коне по степи, утирая слёзы, которые на лету превращались в холодные льдинки. Он знал, что Джаред вернётся с плохими новостями. Он знал, что это означало возможное сражение. Он знал, что Дадли придётся ехать на эту войну, и знал, что произойдёт тогда. Сердце сжимали холодные тиски, а любимого не было рядом. Он вспоминал слова своей тёти: «Сынок, если ты занимаешься практикой Таро, ты не должен связываться со смертными, помни это». А Томас таким и был. Он был уникальным, благородным, честным, сильным и отважным. Но он был человеком, который всё равно никогда не принял бы этой философии до конца. Привыкший полагаться только на собственное решение, Том никогда не станет таким, каким всегда будет оставаться он, Билл.
Страшнее всего жить в том, что так или иначе, однажды закончится. Закончится страшно и безвозвратно. И самое страшное – знать об этом заранее.
Однако возвращение Дадли принесло с собой радость и облегчение. Том старался делать всё, чтобы его мальчик не чувствовал себя несчастным. После их бурной ночи наступило солнечное утро, и первое, что сделал Томас, когда проснулся и увидел на себе восхищённый взгляд – это схватил Билла, замотанного в простыню, и стал кружиться с ним по комнате. Солнце весело освещало комнату через окно, которое вчера забыли зашторить, заставляя искриться мозаичный пол. Звонкий, заливистый смех маленького волшебника заполнил комнату и сердце Тома, который упивался каждым моментом нахождения со своим таинственным мальчиком.
Продолжили они утро снова очень нестандартно – наспех перекусив, они оседлали своих лошадей и поскакали к дому Эндрю Форестера, который наносил ненавязчивые визиты магу, пока Дадли был в отлучке. В итоге трое молодых людей поскакали в степь наперегонки, наслаждаясь солнечной погодой, весёлыми разговорами, и в итоге решили отобедать у Форестера. Правда, обедали только сам хозяин и Томас, а Вильгельм, по своему обыкновению, взял только несколько кусочков хлеба и, довольный, принялся за леденцы, которые Форестер недавно привёз из Франции.
Когда влюблённая пара уходила, Эндрю терзался одной лишь мыслью – должен ли он рассказать Тому о том, что за время его отсутствия Джаред не терял времени и усиленно добивался внимания Вильгельма? Граф Форестер никогда не делал чего-то опрометчивого и такого, что могло бы привести к конфликту, и, глядя на счастливые лица этих двоих, понимал, что подобными словами лишь посеет в сердце Тома ненужные сомнения относительно верности и честности Билла. А вот в последнем он не сомневался ни на йоту. Единственное, о чём он не знал - это то, что перед отъездом Джаред умудрился зайти к Биллу. Также он не знал, как повёл себя юноша, оставшись с ним наедине, а также не догадывался, что они встретились позже за пределами города.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |