Высшие корковые функции человека 13 страница

Как показал еще Хэд (1920), поражение теменной области коры приводит к невозможности воспринимать два одновременных тактиль­ных раздражения, адресованных к участку кожи, соответствующему мозговому очагу. В 1945 г. начались интенсивные исследования Бенде-ра и Тейбера (Бендер, 1952; Бендер и Тейбер, 1948; Семмес, Вейнштейн, Гент и Тейбер, 1960), которые показали, что раздражение, адресован* ное к пораженным (контралатеральным очагу) участкам, очень быст­ро перестает восприниматься. Ориентировочные рефлексы, вызывае­мые раздражениями контралатеральных очагу участков кожи, быстро угасают, и восприятие двух или нескольких одновременно предъявляе­мых кожных раздражений нарушается. Такое сужение восприятия на­поминает то «сужение внимания», которое выступало при явлениях симультанной агнозии. По мнению ряда авторов (Денни-Браун и др. 1952), оно и приводит к нарушению «пространственной суммации» воз­буждений, которое в конечном итоге вызывает уже знакомое нам, но на этот раз проявляющееся в тактильной сфере, явление «аморфосин-теза».

Невозможность узнать объект при его ощупывании, различить фи­гуру или цифру, которую врач вычерчивает на коже больного, может выступать, следовательно, не как результат некоего «символического расстройства», а как проявление нарушения тех же сензорных синте­зов, о которых мы говорили выше.

Мы не располагаем собственными исследованиями нарушения так­тильных синтезов и упомянули о них лишь потому, что введение этого раздела в программу дальнейшего изучения может выяснить некоторые общие вопросы структуры агностических расстройств, которые до сих пор оставались неясными.

д) Нарушение ориентировки в пространстве и конструктивная

апрактагнозия

До сих пор мы описывали те нарушения в зрительном и тактиль­ном восприятии, которые возникают при поражениях вторичных отде­лов зрительной и кожно-кинестетической коры головного мозга. Ана­лиз этих явлений привел нас к выделению в качестве общего фактора, обусловливающего данные расстройства, нарушение синтеза отдельных раздражений в симультанные структуры или «группы».

Сейчас мы обратимся к другим явлениям, которые могут возникать при поражениях затылочно-теменных отделов коры и которые непосред­ственно приводят нас к важным вопросам патологии пространственной ориентировки.

Задние отделы нижнетеменной области (поле 39-е Бродмана), не­посредственно переходящие в затылочные отделы мозга, представ­ляют собой одну из наиболее поздних корковых формаций, связываю­щих центральные аппараты 'кинестетического, вестибулярного и зри­тельного анализаторов. Они играют ведущую роль в синтезе всех этих разнообразных раздражений и поражение этих отделов мозговой коры неизбежно приводит к большему или меньшему нарушению наиболее сложных форм зрительно-пространственных синтезов, к распаду ориен­тации в пространстве и к тем явлениям пространственной апраксий, которые получили суммарное название апрактагнозии и которые были подробно описаны в литературе.

* * *

Восприятие пространственных отношений и ориентация в прост­ранстве являются одной из самых комплексных по своему составу форм отражения внешнего мира. Спиритуалистические попытки изобразить восприятие пространства как одну из форм «априорных синтетических суждений» (Кант) или подходить к нему с позиций «нативизма», пред­полагавших, что отражение пространства является одной из врож­денных форм познания, являются попытками, наиболее далекими от истины.

Восприятие пространства основывается на зрительной ориентиров­ке в предметах окружающего мира, точнее, на тех процессах зритель­ного анализа и синтеза, о которых мы только что говорили. Однако, как показывают генетические наблюдения, в частности проведенные та­кими авторами, как Пиаже (1935), зрительная ориентировка в прост­ранстве является лишь наиболее поздней и свернутой формой прост­ранственного восприятия. Как видно из этих генетических исследова­ний, на ранних этапах развития в состав пространственной ориентиров­ки входит практическая деятельность ребенка, возможность которой формируется в конце первого года жизни одновременно с укреплением совместной работы зрительного, кинестетического и вестибулярного анализаторов (Н. М. Щелованов, 1925; Н. Л. Фигурин и М. П. Дени­сова, 1949). Лишь при их совместной работе, осуществляющейся в про­цессе осматривания, ощупывания, поворота головы и движений глаз, возникают те комплексные формы отражения пространственных отно­шений, которые остаются неизменными даже при перемене положения тела. Поэтому такой значительный интерес представляют те случаи, при которых нарушение одного из этих компонентов, например вести­булярного аппарата, приводит к отчетливым изменениям пространст­венной ориентировки в целом (И. С. Беритов, 1959, 1961).

Восприятие пространственных отношений у человека не исчерпы­вается, однако, совместной работой трех только что упомянутых анали­заторов.

Существенной особенностью пространственного восприятия чело­века является тот факт, что оно всегда представляется несимметрич­ным, проявляющим отчетливую латерализацию. Мы различаем в воз­действующем на нас пространстве правую и левую стороны, отли­чаем то, что расположено спереди и сзади, сверху и снизу от нас, иначе говоря, воспринимаем пространство в системе основных геометрических

координат. Эти геометрические координаты не являются, однако, рав­ноценными. Ориентировка в пространстве всегда сводится к тому, что во внешнем пространстве выделяется то, что находится справа; отне­сенное к ведущей правой руке, оно отличается от того, что расположе­но слева; эти представления «правого» и «левого» в дальнейшем по­лучают и свое словесное обозначение. Субъект начинает опираться на целую систему признаков, позволяющих ему ориентироваться в про­странстве. В эту сложную систему включается комплекс «локальных знаков», часть которых связана с деятельностью вестибулярного ап­парата, часть — с мышечным чувством, часть — со зрением. Наконец, эти координаты, как правило, обозначаются словесно, организуясь, таким образом, системой языка. Ряд исследователей, начиная с Лотце (1852) и кончая Шильдером (1935), Ф. Н. Шемякиным (1940, 1954, 1959), Т. X. Короленком (1946), подробно описали тот сложный ком­плекс факторов, который лежит в основе ориентировки в пространстве.

Ориентировка в пространстве может нарушаться при поражении различных факторов и наиболее отчетливые формы нарушения прост­ранственной ориентировки возникают в тех случаях, когда поражаются те зоны коры головного мозга, которые обеспечивают совместную ра­боту всех перечисленных анализаторов.

Именно поэтому нарушения ориентировки в пространстве зани­мают такое большое место в патологии затылочно-теменных отделов мозга.

* * *

Нарушения восприятия пространственных отношений и ориенти­ровки в пространстве, возникающие при поражении теменно-затылоч-ных отделов коры, были описаны многими авторами: Г Холмсом (1919), Хэдом (1926), Кричли (1953), Зангвиллем и его сотрудниками (Патер­сон и Зангвилл, 1944, 1945; Эттлингер, Уоррингтон и Зангвилл, 195/ и др.) —в Англии; Цуккером (1934), Герстманном (1924), Петцлем (1926), Конрадом (1932), Клейстом (1934), Раншбургом и Шиллем (1932), Ланге (1936) и многими другими — в Германии; М. Б. Кролем (1933) —у нас, Лермиттом и др. (1941, 1942), Экаэном, Ажуриагерра и их сотрудниками (1956 и др.) —во Франции; Бендером и Тейбером (1947, 1948 и др.) — в Америке.

В этих случаях дефекты пространственного восприятия обычно объединялись с дефектами пространственно-организованной деятель­ности. Вот почему некоторые авторы предлагали говорить о них как о «пространственной апрактагнозии».

Явления «пространственной апрактагнозии» не обязательно связа­ны с грубыми нарушениями в зрительном или тактильном узнавании предметов; лишь в тех случаях, когда патологический очаг нарушает нормальную работу переднезатылочных отделов коры, они могут преи­мущественно распространяться на зрительную сферу и осложняются явлениями оптической агнозии на предметы; в тех же случаях, когда в патологический процесс вовлекаются постцентральные отделы коры, эти же явления начинают носить выраженный тактильно-кинестетический характер и комбинируются с астереогнозом. Это показывает, что внут­ри класса «пространственных апрактагнозии» могут быть различные варианты, еще подлежащие тщательному изучению.

Признаки нарушения ориентировки в пространстве проявляются у этих больных уже в их обычном поведении. Такие больные часто не могут найти путь в свою палату, неправильно ориентируются в направ-

9 А. Р. Лурия

лении (идут, например, направо там, где нужно идти налево), не могут правильно выполнять бытовые операции, требующие учета простран­ственных соотношений, не могут самостоятельно одеваться, правильно застелить постель и т. д.

Рис. 46. Оптико^пространственные нарушения в письме под диктовку и при списывания

у больных о поражением теменно-затылочных отделов коры: а — б-ной Бул. (двустороннее ранение затылочной области); б — б-ной Ерох. (ранение левой теменно-затылочной области); в — б-ной М. (ранение левой теменно-затылочной

области)

Заметные затруднения выступают у них и в специальных опытах, например, когда им предлагается придать руке известное положение в пространстве; они смешивают вертикальное и горизонтальное поло­жения, фронтальное и сагиттальное направления, не могут правильно выкладывать требуемую геометрическую фигуру из спичек и т. д.

Эти нарушения принимают особенно выраженную форму, когда больные ставятся перед задачей, требующей мысленного перемещения известных пространственных отношений, например, когда врач, сидя­щий напротив больного, предлагает ему воспроизвести соответствую­щее пространственное расположение его рук, мысленно перевернув

зрительно воспринимаемые отношения, или соответственно переместить отношения элементов в фигуре, выложенной из спичек.

Аналогичные трудности возникают, когда подобные больные пы­таются копировать геометрические фигуры с асимметрично ориентиро­ванными элементами, в особенности, если эти элементы отличаются от привычных положений. Характерно, что у больных с оптико-простран­ственными расстройствами наблюдаются не только явления типа «апрактагнозии» или «конструктивной апраксии». Они затрудняются также в воспроизведении букв, обнаруживая признаки зеркального письма (оптико-пространственная аграфия). На рис. 46 приводятся примеры таких нарушений.

У больных с описываемым синдромом нарушения выходят, однако, далеко за пределы ориентировки в наглядном, непосредственно воспри­нимаемом пространстве. Пожалуй, с наибольшей резкостью эти дефек­ты выступают в пространственных представлениях, сохранность кото­рых является основным условием для осуществления ряда операций.

Две пробы выявляют этот дефект с предельной отчетливостью. Одна из них свя­зана с оценкой положения стрелок на часах, другая — с анализом координат геогра­фической карты.

Обе эти операции адресуются к тем процессам, которые в наибольшей степени нарушены у больных с поражением затылочно-теменных отделов коры. Обе они проте­кают в условиях внешне симметричного поля, анализ которого, однако, требует учета условных асимметричных координат. Симметричные геометрические пункты циферблата

Рис. 47. Нарушение ориентировки в географической карте у больных с пораже­нием теменно-затылочных отделов коры: а — б-ной Г. (ранение левой теменно-затылочной области); б — б-ной М. (ране­ние правой затылочной области)

обозначают 3 и 9, 12 и 6; на эту основную систему координаты накладываются услов­ные схемы, придающие внешне симметричным точкам различное значение. Если при­бавить, что все эти координаты имеют значения, выражающиеся в условных речевых формулах (например, 6 часов 10 минут и без 10 минут 6 часов; 20 минут 7-го и без 20 минут 7 и т. д.), сложность такой организации пространства в операции оценки по­ложения стрелок на часах будет достаточно понятна. Аналогичная этому сложность выступает и пространственной организации географической карты, где геометриче­ски симметричные ваправления (Восток и Запад) имеют совершенно различное зна­чение.

Обе данные операции предполагают перешифровку непосредственно восприни* маемого симметрического пространства при участии всей системы латерализованных афферентаций.

Наблюдения показывают, что нарушение ориентации в пространственных отноше­ниях на циферблате и -географической карте, взаимная замена пунктов симметричны­ми выступают как один из наиболее частых симптомов поражения теменно-затылоч­ных отделов коры. На рис. 47 мы приводим типичные примеры распада подобного ви­да пространственных операций у больных с поражением коры теменно-затылочной области.

9* 131

i

Аналогичные затруднения возникают у больных с данным синдро­мом, когда им предлагается назвать пальцы руки или указать назван­ный палец. Для таких больных типично ошибочное называние второго пальца четвертым или безымянного указательным (т. е. вторым с дру­гого конца), а также соответствующие ошибки в показе названных пальцев. Подобные симптомы составили такую существенную часть синдрома в целом, что получили после работ Герстмана (1924) назва­ние «пальцевой агнозии».

Все описанные симптомы могут встречаться при поражениях заты-лочно-теменных отделов как ведущего (левого), так и субдоминантно­го (правого) полушария. В последних случаях такие явления, как «пальцевая агнозия», нарушение правильной оценки положения стре­лок на часах и стран света на географической карте могут выявляться менее отчетливо, что, по всей вероятности, указывает на связь этих дефектов с теми специальными нарушениями речи, которые выступают лишь при поражениях ведущего (левого) полушария.

Однако различия в характере нарушений пространственных син­тезов при поражениях правого и левого полушарий должны еще быть подробно изучены, и эта работа, начатая Экаэном и Ажуриагерра и др. (1951_? 1956 и др.), Зангвиллом (1951) и его сотрудниками (Эттлингер, Уоррингтон и Зангвилл, 1957) и др., заслуживает самого пристального внимания.

Серьезного внимания заслуживают и описанные этими авторами явления односторонней пространственной агнозии («Agnosie Spatiale Unilaterale»), при которой пространственные нарушения выступают лишь с одной (чаще всего с левой) стороны. Эти нарушения, обычно сопровождающие поражения правого полушария и протекающие неза­висимо от сложных речевых расстройств, требуют специальной оценки.

Своеобразием случаев с нарушением пространственных синтезов, и в первую очередь тех из них, которые сопровождают поражения ве­дущего (левого) полушария, является их связь со специальными рече­выми расстройствами.

Мы видели, насколько сохранными у больных с предметной (оп­тической) агнозией оставались системы смысловых связей языка и на­сколько решающую роль они играли в попытках расшифровать значе­ние зрительно воспринимаемого предмета.

В случаях пространственной апрактагнозии мы встречаемся с со­вершенно иным положением.

Больные с поражением теменно-затылочных (или, точнее, теменно-височно-затылочных) отделов левого полушария проявляют признаки нарушения пространственных синтезов и ориентировки в пространстве не только в наглядном восприятии и действии. Те же самые нарушения могут возникать у них и в более сложных формах деятельности, проте­кающих на уровне речевых процессов.

Мы имеем в виду те своеобразные затруднения в логико-граммати­ческих операциях и в операциях счета, которые по своей психологиче­ской структуре тесно связаны с операциями пространственными отно­шениями. Они входят в состав синдрома нарушения высших корковых функций, возникающего при поражениях теменно-затылочных отделов мозга, и заслуживают специального рассмотрения.

е) Нарушение логико-грамматических операций и синдром так называемой семантической афазии

Мысль о том, что поражения теменно-затылочной (точнее, 'темен-тю-височно-затылочной) области левого полушария могут привести к значительным нарушениям речевой деятельности, была высказана в неврологической клинике на самых первых этапах развития учения о нарушении высших корковых функций при локальных поражениях мозга.

Еще на ранних этапах развития учения о корковой патологии было отмечено, что поражения этой области могут приводить к забываниям слов и к затруднениям в сложных логических и грамматических опера­циях.

Однако, как уже было указано выше (см. I, 1, а), психологические представления того времени не давали возможности точнее квалифици­ровать эти нарушения и. заставляли авторов либо сводить их к частным дефектам памяти, либо же предполагать, что при поражении коры теменно-височно-затылочной области левого полушария страдает «центр», где «откладываются» сложные понятия (Бродбент, 1879), вследствие чего и возникают «асимболии» (Финкельбург, 1870) или «асемии» (Куссмауль, 1885).

Близкие к этому положения оставались в клинической неврологии в течение длительного времени, и еще Хэд (1926), наблюдая случаи поражения этой области, считал возможным охарактеризовать возни­кающие при них расстройства как «семантическую афазию». В даль­нейшем представители так называемой ноэтической школы (Бауман и Грюнбаум, 1925; Ван-Верком, 1925 и особенно Гольдштейн, 1927, 1934, 1948) многократно описывали у таких больных глубокие нарушения ре­чевого мышления.

Тот факт, что больные с поражением теменно-затылочных отделов мозговой коры действительно проявляют серьезные нарушения в слож­ных формах речевой деятельности, не подлежит никакому сомнению.

Как правило, такие больные не проявляют признаков нарушения артикуляций или дефектов фонематического слуха, свойственных боль­ным с поражением височных отделов левого полушария (А. Р. Лурия, 1940 *, 1945, 1947 и др.). У них не наблюдается «отчуждение смысла слов», описанное нами в предыдущем разделе, и понимание как от­дельных слов, так и простых высказываний остается достаточно сох­ранным. Существенные нарушения выступают у них, как только мы переходим к исследованию более сложных форм речевой деятельности.

Первый и наиболее отчетливо выступающий симптом, наблюдав­шийся у этих больных многими авторами (Лотмар, 1919, 1935; Гольд­штейн, 1926, 1948 и др.), состоит в резких затруднениях, которые они испытывают в тех случаях, когда им нужно вспомнить название предъ­явленного предмета. Именно это затруднение и дало основание упомя­нутым авторам относить эти случаи к синдрому «амнестической афазии».

¹ Мы ссылаемся здесь на данные неопубликованного исследования, посвященного психологическому анализу так называемой «семантической афазии».

Однако тщательное исследование показывает, что нарушение сло­весной памяти у данных больных носит совсем иной характер, чем то_г которое имеет место при поражении височных отделов коры и в основе которого лежит нестойкость звуковых образов слова. В то время как больным с поражением височных отделов коры даже достаточно раз­вернутая подсказка не помогает и они не могут вспомнить искомое слово, у больных разбираемой группы дело обстоит иначе, и достаточ­но назвать первый звук «забытого» слова, чтобы оно сравнительно легко ими воспроизводилось. Этот факт, как нам кажется, позволяет отвести предположение о том, что в основе нарушения называния пред­метов у больных этой группы лежит нестойкость звуковых образов •слова.

Представители ноэтического направления, на которьих мы уже ссылались, считали, что за этим частным явлением скрывается гораз­до более общий дефект и что забывание слов у подобных больных мож­но расценивать как проявление общего интеллектуального расстрой­ства.

Эти представления, казалось бы, получали свое подтверждение в ряде клинических фактов.

Еще Хэд (1926) установил, что те больные, которые проявляют трудности в нахождении нужных слов, одновременно испытывают зна­чительные затруднения в понимании сложно построенной речи. Переда­ча относительно сложного рассказа превращается у них в воспроизве­дение изолированных и плохо связанных друг с другом фрагментов. Они плохо понимают переносный смысл и испытывают значительные затруднения каждый раз, когда им нужно оперировать определенными логическими отношениями. Некоторые авторы, как, например, Гольд­штейн и Гельб (1924), считают, что затруднения, испытываемые этими больными, выходят за пределы чисто речевых дефектов, так что боль­ной с амнезией на цвета не в состоянии, например, осуществлять и «категориальные операции». По данным этих авторов, вместо класси­фикации цветов на обобщенные группы такой больной просто выклады­вает гаммы непрерывно изменяющихся оттенков. Аналогичные наруше­ния интеллектуальных операций у подобных больных были описаны Вейглем (1927), Конрадом (1932), Цуккером (1933) и др.

Попытки рассматривать нарушения высших корковых функций при теменно-затылочных поражениях мозга как проявление «общих интеллектуальных дефектов», примыкавшие к психо-морфологическим представлениям о «центре понятий», локализованном в этой области, были не только теоретически порочными, но вступали в противоречие с клиническими данными.

Уже в исследованиях тех же авторов, которых мы упоминали выше (Ван-Верком, 1925; Хэд, 1926; Конрад, 1932; Цуккер, 1933 и др.), были отмечены факты, говорившие о том, что «семантические» нарушения, наблюдаемые у данной группы больных, вовсе не являются генераль­ными и что возникающие у них симптомы носят своеобразный характер, сближающий их с теми дефектами «симультанных синтезов» и «ориен­тировки в пространстве», которые мы разбирали в предыдущих разде­лах этой главы.

Как было показано этими авторами и подтверждено некоторыми нашими наблюдениями (А. Р Лурия, 1940, 1947 и др.), больные дан­ной группы обнаруживают достаточную сохранность в понимании от­дельных слов (в том числе и отвлеченных). Некоторыми исследовате­лями (В. М. Коган, 1947) отмечается лишь известное сужение объема значений слов. Данные больные не проявляют трудностей в усвоении сложных понятий типа «причинность», «развитие», «капитализм», «ко­операция» и т. п.; отвлеченные темы также доступны их пониманию. Трудности возникают тогда, когда им предъявляются сложные логико-грамматические конструкции, для понимания которых, по выражению Хэда, нужно «координировать детали в одно общее целое» или «мыс­ленно уложить детали в одну формулу» (Хэд, 1926, стр. 257—262).

Именно в силу этих нарушений логических операций определен­ного рода, а вовсе не в результате первоначального распада некоей «аб­страктной установки», существенно затруднено понимание определен­ных смысловых структур.

Важно отметить тот факт, что нарушение понимания некоторых речевых конструкций у данных больных не связано с длиной предъяв­ляемых им отрывков. Еще Хэд (1926) отметил тот факт, что сущест­вуют некоторые специальные речевые конструкции, понимание которых резко затрудняет больных этой группы, хотя они могут быть очень крат­кими и иногда состоять из двух или трех элементов.

К числу таких структур, анализ которых был дан нами в ряде спе­циальных работ (А. Р. Лурия, 1940, 1945, 1947, 1948; В. К. Бубнова, 1946 и др.)» относятся прежде всего логико-грамматические структуры, выражающие пространственные отношения (предлоги: «под» и «над», «перед» и «после» и др., наречия: «справа от...» и «слева от...» и т. д.). Больные с поражением теменно-затылочных отделов мозга хорошо по­нимают даже длинные фразы, передающие простое событие, однако с трудом выполняют такие задания, как нарисовать «треугольник под кругом», «треугольник справа от креста» и т. п. Они не могут разоб­раться в различии словесных конструкций типа «треугольник под кру­гом» и «круг под треугольником»; в таких случаях больные обычно ри­суют соответствующие фигуры в том порядке, в каком они были упомя­нуты в инструкции, а затем, после длительных проб, заявляют: «я пони­маю, «треугольник» и «круг», но вот как они вместе друг с другом?!.. Нет, не могу...» и т. д.

Возможность объединить детали в одно целое,и понять, что кон­струкция, включающая одни и те же элементы, может выражать раз­ные отношения предметов, грубо страдает у этих больных. Способом компенсировать этот дефект в восстановительном обучении может быть специальное изучение значений предлогов и конструкции с использо­ванием внешних опор и грамматических правил, благодаря чему их понимание превращается в серию развернутых последовательных опе­раций (В. К. Бубнова, 1946; А. Р. Лурия, 1948). Нарушение «мыслен­ного совмещения деталей в одно целое» оказывается, однако, довольно стойким. Нам приходилось наблюдать (на ряде детально изученных случаев) как даже после многолетнего обучения эта способность не восстанавливалась и больной, который овладевал развернутыми прие­мами анализа подобных конструкций, заявлял, что он все-таки не по­нимает их значения и не может «схватить» его мысленно.

Нарушения понимания логико-грамматических конструкций, наблюдаемых у боль­ных с теменно-затылочными поражениями мозга, не ограничиваются, однако, теми ре­чевыми выражениями пространственных отношений, о которых только что шла речь. Сходные затруднения возникают у таких больных и в понимании сравнительных от­ношений (например, «Катя светлее Сони» и «Соня светлее Кати») или таких времен­ных отношений, 'которые включают пространственную компонент у (типа «весна перед летом», «зима после осени» и т. д.). Трудности понимания подобных конструкций осо­бенно велики при переходе к трем сравниваемым -компонентам (как, например!, в из­вестной пробе Берта «Оля светлее Сони, но темнее Кати»). Требующая известного на­пряжения и от здорового испытуемого, эта проба оказывается полностью недоступной для больного с поражением теменно-затылочных отделов мозга. Выделяя отдельные элементы, обозначенные в этой конструкции, они даже после очень длительной рабо­ты остаются бессильными ясно представить себе выраженную в ней систему отно­шений.

К грамматическим конструкциям, мало доступным для больных этой группы, от­носятся также и конструкции с глаголами, обозначающими действие, переходящее с одного объекта на другой (например, «одолжил кому-то» или «одолжил у кого-то» и др.).

Во всех только что перечисленных логико-грамматических конструкциях отчет­ливо выступает один общий фактор: все они в той или иной мере являются словес­ным выражением пространственных отношений; в одних из них (типа конструкций с предлогами «под», «над» и др.) это выступает в простом и открытом виде, в других (типа сравнительных или переходных конструкций) — в более сложном и скрытом.

Существуют такие логико-грамматические конструкции, в которых эти простран­ственные отношения еще более завуалированы. Речь идет о некоторых формах флек­тивных отношений, поздно появившихся в истории языка.

К таким конструкциям относятся, например, конструкции атрибутивного роди­тельного падежа (типа «брат отца» или «отец брата», «хозяин собаки» или «собака хозяина»). Эти конструкции, состоящие из двух существительных, из которых одно стоит в родительном падеже, обозначают не два, а только один объект, к тому же в некоторых случаях (как, например, в конструкции «брат отца» = дядя) вовсе не упомянутый в данном выражении. Для понимания подобных выражений также не­обходим логический синтез элементов в одно целое.

На значительном числе случаев (А. Р. Лурия, 1940, 1945, 1947) мы могли убе­диться, что больные с поражением теменно-затылочных долей мозга легко восприни­мают отдельные компоненты подобных выражений, но плохо понимают содержащиеся в них отношения, и после безуспешных попыток усвоить их смысл заявляют: «ну вот... я знаю... брат — в отец... отец — в брат, ню как это вместе... нет... не могу!..».

Часто конструкции с симметричным расположением составляющих элементов (например, «брат отца» и «отец брата») воспринимаются такими больными как оди­наковые по смыслу.

Сходные затруднения можно наблюдать, если предложить больным этой группы сочетания слов, где отношения выражаются с помощью страдательного залога. Так, например, такие больные не могут ответить, какая из двух конструкций «солнце осве­щается землей» или «земля освещается солнцем» является правильной.

Наконец, существенные затруднения возникают у разбираемых нами больных, если им предлагаются грамматические конструкции с непривычным инвертированным расположением элементов (сюда кроме уже упомянутых выражений со страдательным залогом относятся такие, как «Колю ударил Петя. Кто драчун?» и т. п.), где порядок слов противоположен порядку обозначаемого действия.

Для понимания этой конструкции необходимо мысленно перевернуть отношения, а именно такая операция оказывается недоступной больному с поражением теменно-затылочной коры.

Еще большие затруднения вызывает у этих больных задача понять сложные дистантные конструкции (например, фразу, где элементы, стоящие друг к другу в из­вестных отношениях, разделены вводными словами или вводным предложением), для понимания которых нужен синтез элементов, расположенных далеко друг от друга (подробнее об этом см. ниже, III, 7, д).

Мы остановились на всех этих фактах потому, что они, по-види­мому, открывают дополнительные возможности для квалификации тех нарушений, которые возникают при поражении теменно-затылочных отделов мозга.

Мы не имеем никаких фактических оснований считать, что пора­жения этой области приводят к общим нарушениям интеллекта или общим «семантическим» расстройствам. Монаков (1914) был глубоко прав, когда считал «асемию» глобальным нарушением, которое может возникнуть лишь при разлитых поражениях всей мозговой коры и ког­да говорил, что элементы ее могут появляться при самых различных по локализации очаговых поражениях мозга.

Дата добавления: 2015-10-21