|
Произвольные движения и действия являются специфической особенностью человека. Они, как правило, вызываются речевой инструкцией или замыслом, который формулируется при ближайшем участии речи; последняя является той системой афферентации, которая отличает произвольные движения и действия человека от так называемых произвольных движений животных К
Как это было показано в ряде советских психологических исследований, формирование произвольных движений, как и формирование действий (под которыми мы будем понимать систему движений, направленных на выполнение определенной задачи), проходит ряд этапов. Оно начинается с выработки координированных двигательных актов, с помощью которых осуществляется действие с предметом и которые предполагают взаимодействие целого комплекса афферентных систем (зрительной, тактильно-кинестетической, слуховой, двигательной). Этот комплекс афферентных систем формируется к концу первого года жизни (Н. Л. Фигурин и М. П. Денисова, 1949; М. М. Кольцова, 1958 и др.). На следующей стадии наглядно-образной регуляции движений и действий (А. В. Запорожец, 1960 и др.) последние начинают направляться следами прежних восприятий и выработанными в прежнем опыте двигательными связями. В построение произвольного движения и действия на первых же этапах начинает включаться речевая система, сначала в виде приказов взрослого, затем в виде собственной речи ребенка, выделяющей объект, на который направлено действие, формулирующей определенный замысел и нужный способ действия (Л. С. Выготский, 1956, 1960; А. Р. Лурия, 1956, 1958, 1959 и др.). Благодаря речи, согласно выражению И. М. Сеченова, «чувствование переходит в повод и цель, а движение — в действие» 2. Лишь на поздних этапах развития произвольные движения и действия автоматизируют-
1 В дальнейшем мы вслед за рядом авторов (Бернштейн, 1947; Запорожец, 1960 и др.) будем рассматривать развитие и нарушение произвольных движений и действий вместе.
% 2 И. М. Сеченов. Физиология нервных центров. 1891, цит. по изд. 1952, стр. 42.
ся и сложный двигательный акт начинает протекать без тех развернутых опор, которыми он пользовался раньше.
Характерной чертой для каждого произвольного движения и действия является тот факт, что его осуществление всегда определяется тем, что Н. А. Бернштейн (1947, 1960) назвал «двигательной задачей». Именно эта двигательная задача (наглядная или сформулированная словесно) определяет требуемый комплекс движений и делает двигательный акт направленным и избирательным.
Наконец, произвольные движения и действия, согласно современным психологическим представлениям, требуют постоянного сличения спланированных актов с реально достигнутым эффектом. Это означает, что от выполняемого движения должны поступать непрерывные обратные сигналы («сигналы выполнения»), которые составляют содержание обратной афферентации и которые должны постоянно сличаться с планом действия. Именно это и позволяет осуществлять постоянную коррекцию действий, если они отклоняются от заданного плана. Характерные черты таких коррекций, сначала следующих за уже выполненным движением (так называемые «вторичные коррекции»), а затем совершаемых по ходу действия («первичные коррекции»), были подробно описаны Н. А. Бернштейном (1947). Этот механизм «сличения» плана действия и его реального эффекта, который П. К. Анохин (1949, 1955) называет «акцептором действия», можно, по-видимому, рассматривать как общий механизм саморегулирующихся систем. В построении произвольного движения и действия он выступает с особенной отчетливостью. Как мы увидим ниже, каждое нарушение этого механизма может лишить произвольное движение и действие его направленного и избирательного характера и привести к замене его неадекватными побочными двигательными актами.
Таким образом, создание предшествующей действию «двигательной задачи» или «образа действия» и наличие обратной афферентации, направленной на его сличение с реально выполняемым эффектом, составляют два взаимно связанных важнейших условия осуществления произвольного двигательного акта.
Произвольное движение и действие являются процессами, опирающимися на сложную систему афферентации, соотношение которых, однако, меняется на последовательных этапах онтогенеза и при различных формах патологии.
Как показали советские психологические исследования (А. В. Запорожец, 1960 и др.), на ранних этапах развития решающую роль играет кинестетическая и зрительная афферентация, под влиянием которых впервые формируются движения и действия ребенка. По мере дальнейшего развития все большую роль в формировании произвольных движений и действий начинают играть речевые инструкции взрослого; под их влиянием создается замысел движения и формулируется та «двигательная задача», которая и направляет полностью сформированное произвольное действие; кинестетическая и зрительная афферентация движения может сохранять здесь подсобную роль, выступая в одних задачах на передний план и сводясь в других задачах к минимуму (Н. А. Бернштейн, 1947). Поэтому естественно, что нарушение речевой афферентации произвольных движений и действий у взрослого человека должно рассматриваться как существенная форма патологии.
По-видимому, преимущественно эту форму патологии мы и встречаем в случаях поражения лобных долей мозга, при которых система речевых афферентации движения и действия существенно страдает, в то время как другие, более элементарные формы экстероцептивной афферентации сохраняются в большей степени К
Этим патология произвольных движений и действий при поражении лобных долей мозга отличается от разобранных выше случаев апраксии, при которых система речевых афферентации движения и действия (определяющих «двигательную задачу») сохранялась, в то время как страдали различные формы непосредственной (проприо- и экстероцептивной) афферентации движений.
Произвольные движения и действия могут быть различными по своему составу. В одних случаях они исчерпываются единичным двигательным актом, в других они предполагают серию отдельных движений, сменяющих друг друга. Задача подчинить свое действие этим следам, организованным в целую серию, оказывается гораздо сложнее, чем задача непосредственно выполнить единичную инструкцию.
Прослеживая симптоматику, возникающую при поражениях лобных долей мозга, которые еще Джексон (1884) считал высшим уровнем регуляции произвольных движений, мы остановимся на описании нарушений в выполнении единичных и серийных действий и подвергнем специальному анализу как те случаи, при которых действия выполняются только по словесной инструкции, так и те случаи, при которых выполняемое действие опирается на дополнительную, кинестетическую и зрительную афферентацию.
Мы начнем наше изложение с описания изменения структуры произвольных движений и действий, наблюдаемых в случаях наиболее массивных поражений лобных долей мозга, осложненных дополнительными «общемозговыми факторами», и лишь затем перейдем к анализу тех нарушений движений и действий, которые характеризуют относительно более легкие формы «лобного синдрома».
Больные с массивными поражениями лобных долей мозга (двусторонние опухоли лобных долей с явлениями мозговой гипертензии, массивные кровоизлияния в лобные области мозга, воспалительные или атрофические процессы) часто характеризуются акинетико-абуличе-ским синдромом, о котором мы уже упоминали выше.
Однако внимательное исследование позволяет установить, что у подобных больных движения и действия распадаются не полностью и что даже в тяжелом состоянии можно уловить известную закономерность этого распада.
У таких тяжелых больных часто можно наблюдать сохранные двигательные и речевые реакции в ответ на побочные раздражители. Они, например, непроизвольно поворачивают глаза, а иногда и голову в ответ на скрип двери, включаются в разговор, который сестра начинает вести с соседним по палате больным и т. п. Существенным является тот факт, что эти же больные никак не реагируют на вопросы, обращенные прямо к ним, обычно ограничиваясь простыми эхолалиями. Они не реагируют и на простые инструкции типа: смотреть в указанном направлении, повернуть голову или поднять руку и т. п. Этот факт трактовался Джексоном как сохранность движений на низшем «непроиз-
1 Сохранность интеро- и проприоцептивной афферентации у больных с поражениями лобных долей мозга остается еще недостаточно изученным вопросом и нуждается в специальных исследованиях.
вольном» уровне организации при выпадении произвольных движений и действий.
Примером подобных «непроизвольных» действий может служить следующее: достаточно вложить палец в ладонь такого больного, чтобы вызвать у него тоничное хватательное движение в виде длительного насильственного схватывания. В других случаях такое же схватывание можно вызвать у больного, если предложить ему сжать руку экспериментатора. Однако если рука больного лежит на одеяле (или тем более под одеялом) и ему нужно сделать ряд предварительных движений, чтобы выполнить инструкцию, произвольное действие оказывается недоступным. Таким образом, инструкция может быть выполнена только тогда, когда рука больного находится в исходном положении, удобном для выполнения действия.
Не только самый пуск в ход нужного действия, но и попытки ограничить, затормозить начавшееся действие связаны у таких больных с большими трудностями. Так, если у больного с массивным поражением лобных долей мозга вызвать движение сжимания кисти, то его не всегда можно сменить произвольным расслаблением кисти. Столь же легко сжимание кисти экспериментатора превращается у такого больного в насильственное тоническое схватывание, или же продолжается много раз подряд, превращаясь в цепь неконтролируемых движений, выходящих за пределы инструкции. В таких случаях подкрепление речевой инструкции наглядным показом обычно мало помогает, и больной, повторяя: «да, три раза сжать!», продолжает сжимать руку много раз подряд. В подобном нарушении движений выступает другой фактор — фактор патологической инертности нервных процессов, который является существенным признаком патологии двигательного анализатора при поражении лобных долей мозга и с которым мы будем еще встречаться ниже.
Не менее отчетливые нарушения возникают у больных с массивными поражениями лобных долей мозга в действиях с предметами.
Как хорошо известно в клинике, больные этой группы не предъявляют самостоятельно «икаких требований; даже испытывая голод, они не просят пищу и самостоятельно не протягивают к ней руку. Нужно вложить им в руку хлеб или дать ложку, чтобы «пустить в ход» акт еды.
Действие с предметами требует ряда последовательных звеньев, которые надо осуществить в известном порядке. Именно эта последовательность актов нарушается у больных с поражением лобных долей мозга, и хорошо упроченное в прежнем опыте действие распадается на ряд изолированных фрагментов. Так, например, больные с массивным поражением лобных долей мозга, детально прослеженные Н. А. Филип-пычевой (1952), легко могли потушить спичку или раскурить вставленную в рот папиросу. Однако если им предлагалось зажечь спичку, они много раз подряд продолжали чиркать уже горящей спичкой о коробок, не тормозя начавшееся действие. При выполнении действий, состоящих из нескольких последовательных звеньев (например, зажигание папиросы спичкой), такие больные нередко заменяли нужное составное действие отдельными фрагментами или же сливали отдельные звенья в один недифференцированный акт (например, зажигали спичку и сразу же тушили ее или зажигали спичку и тянули ее в рот и т. д.). Затруднения еще больше возрастали, когда больному предлагалось выполнить какое-нибудь относительно менее привычное действие (например, зажечь свечу), имеющее общие элементы с другим, более привычным действием (например, зажиганием папиросы). В этих случаях больной не удерживал план требуемого действия и легко соскальзывал на более упроченный двигательный стереотип: зажигая свечу, он подносил ее ко рту или выполнял привычные движения раскуривания папиросы, или же ломал и бросал ее (как он это обычно делал со спичкой) и т. п. Не лучше выполнялось действие, показанное больному наглядно. Характерно, что подобный грубый распад действий с предметами не вызывал у таких больных сколько-нибудь заметных признаков неудовлетворенности или попыток коррекций. Самый план действия, вызванный инструкцией, легко распадался и уступал свое место отдельным фрагментарным актам; вместе с тем выпадало и сличение эффекта выполняемого действия с замыслом.
Значительное большинство тех явлений «лобной апраксии», которые описываются в клинике, имеет именно такую структуру и связано^.
по-видимому, с грубым распадом «предварительного синтеза» выполняемые действий и нарушением процесса сличения замысла и эффекта.
Все описанные явления можно наблюдать не только у больных с массивным поражением лобных долей мозга, но, если перейти к более сложным задачам, и при относительно менее глубоких нарушениях функций тех же отделов мозга. Такими задачами, отчетливо вскрывающими основные дефекты выполнения действия, могут быть пробы на рисование отдельных фигур по наглядному показу или по словесной инструкции.
Если больному с тяжелым поражением лобных долей мозга (особенно распространяющимся на подкорковые узлы) предложить нарисовать треугольник или круг, он, как правило, начнет выполнять это задание, однако вследствие инертности нервных процессов в корковых отделах двигательного анализатора раз начавшееся движение будет многократно повторяться; возникнут широко известные в клинике двигательные персеверации, и дальнейшее выполнение задания окажется невозможным. Это явление может отчетливо выступить и в тех случаях, когда больному предлагается написать какую-нибудь букву или цифру. Примеры такого нарушения произвольного действия мы даем на рис 65. От приведенных в предыдущей главе нарушений двигательных заданий у больных с премоторно-подкорковыми поражениями эта форма патологии движений отличается тем, что начатое действие вообще we удерживается, заменяясь двигательными персеверациями.
Наиболее типичными, однако, для поражения лобных долей мозга являются более сложные нарушения, касающиеся не отдельных движений, а целых действий.
Для больных описываемой группы характерным оказывается тот факт, что они, хорошо выполняя первое задание (например, нарисовать круг), не могут переключиться на выполнение второго задания (например, нарисовать треугольник), упорно продолжая воспроизводить первую фигуру. При этом не происходит ни сличения результатов действия с заданием, ни коррекции ошибок. На рис. 66 мы приводим соответствующие примеры.
Характерно, что в подобных случаях нарушение действия вовсе не оказывается генеральным. Если изменить речевую афферентацию на зрительную и предложить больному срисовывать единичные фигуры, сделав тем самым операцию более наглядной и сличимой с заданным действием, задача в течение некоторого времени может выполняться пра-
Рис. 66. Нарушение выполнения единичных заданий в результате патологической инертноста действия у больных с массивным поражением лобных
долей мозга
вильно. Лишь после истечения некоторого срока начинают появляться типичные персевераторные ошибки. Аналогичный эффект может быть достигнут, если наглядность выполняемых рисунков будет усилена конкретными зрительными образами и вместо задания рисовать отвлеченные геометрические фигуры (круг, квадрат, треугольник) больному будет предложено рисовать конкретные изображения (солнце, дом, человека, луну и т. д.). На рис. 67 приводятся соответствующие примеры.
Если включение наглядной афферентации часто оказывается фактором, облегчающим выполнение единичных заданий, то обратную роль может сыграть переход на выполнение серийных заданий, т. е. действий, составленных из нескольких последовательных звеньев. В подобных заданиях серия требуемых действий должна быть выполнена по следам наглядной или словесной инструкции. Практика показывает, что при выполнении таких серийных заданий можно получить отчетливые нарушения действий даже у тех больных с «лобным синдромом», которые в выполнении единичных заданий не обнаруживают никаких дефектов.
Рис. 67 Нарушение выполнения единичных заданий при изменении афферентации движений у больных с массивным поражением лобных долей мозга. Следует отметить, что конкретизация инструкции устраняет инертный стереотип
Для таких больных часто даже рисование серии фигур по предложенному (и затем убранному) зрительному образцу оказывается недоступным, и они не могут воспроизвести по памяти уже первую серию рисунков (инертно повторяя отдельные элементы ряда) или же, выполнив первую серию, оказываются не в состоянии переключиться на последующую.
В еще более резкой форме это же явление выступает, если от рисования серии фигур по следам наглядно продемонстрированного образца мы переходим к выполнению аналогичных рисунков по словесной инструкции. Удержание избирательных следов словесной инструкции оказывается в подобных заданиях настолько трудным, а влияние инертных действий, вызванных предшествующей инструкцией, настолько сильным, что правильное выполнение заданий заменяется фрагментами прежних действий. Характерно, что с первых же этапов больной с вы-
Рис. 68. Нарушение выполнения серийных инструкций у больных с массивным поражением лобных долей мозга
раженным «лобным синдромом», правильно повторяя данную ему инструкцию, начинает регулировать действие не ею, а инертно воспроизводимыми следами прежних действий. На последующих этапах выполнения задания и сама словесная инструкция начинает подпадать под влияние инертных стереотипов и больной, повторяя задание, начинает «вплетать» в него отдельные звенья прежней инструкции, не контролируя своих ошибок. Рис. 68 приводит примеры подобного нарушения в выполнении серийно-построенных заданий.
Психофизиологические механизмы этих нарушений остаются еще неясными. Очень вероятно, что существенную роль в распаде избирательного действия инструкции играет патологическая застойность возбуждения в корковых отделах двигательного анализатора; возможно, что к этому присоединяется и тот факт, что корковые отделы лобной области находятся в фазовом состоянии, в результате чего действие прежних следов оказывается более сильным, чем действие актуальных раздражителей.
Безусловно то, что нарушение избирательности действий, выполняемых по наглядной и особенно по словесной инструкции, выступает у больных с данной локализацией поражения особенно отчетливо.
Факты, на которых мы уже останавливались выше, показывают, что поражение лобных долей мозга вызывает не столько инертность отдельных двигательных элементов, сколько инертность произвольных движений и иелых действий, и, таким образом, носит значительно более сложный и обобщенный характер, чем это имеет место при поражениях премоторных отделов мозга.
Наблюдения, проведенные над больными с массивными поражениями лобных долей мозга, подтверждают это положение; они показывают, что патологическая инертность нервных процессов, возникающая в этих случаях, может выходить далеко за пределы простых двигательных персевераций и принимать характер инертности целых систем.
Мы приведем несколько примеров, иллюстрирующих это положение. Если, как это показано на рис. 69, больному с массивным поражением лобных долей мозга предлагается поставить на листе бумаги свою подпись, после этого больной не может сразу переключиться на рисование фигур. На предложение нарисовать круг или крест он продолжает писать какие-то слова. Если, как это показано на рис. 70, больному с массивным поражением лобных долей мозга предлагается написать цифру «3», он в дальнейшем пишет число «122» как «333», сохраняя трехзначность заданного числа, но заполняя его персеверацией раз написанной цифры. Если, наконец, подобный больной один раз рисует несколько черточек, то при последующем задании нарисовать точки он изображает их как уменьшенные черточки, или же, нарисовав один раз замкнутую фигуру (треугольник или круг), он,в дальнейшем 'начинает '.изображать крест iB виде замкнутой фигуры.
Следы прежнего действия у данных больных иногда оказываются настолько сильными, что действие, не выполняемое по прямой инструкции, начинает выполняться им в порядке персеверации. Типичные образцы этого можно видеть на только что приведенном рисунке.
Иногда патологическая инертность прежних связей настолько велика, что любой раздражитель может вызвать неконтролируемые больным •побочные ев;язи; в результате избирательный характер действия больного полностью нарушается.
Мы можем показать этот распад избирательности действий у больных с массивным поражением лобных долей мозга на нескольких примерах.
Больному (тяжелая травма обеих лобньпх долей с последующим развитием кисты, которая заместила мозговую ткань лобной области) предлагается нарисовать квадрат. Он рисуег (см. рис. 71) три квадрата, занимающие всю верхнюю строку бумаги. На предложение нарисовать один квадрат он обводит всю бумагу по краям. В это время врачи в стороне беседуют между собой. Больной, слыша в беседе слово «пакт», -сейчас же пишет «Акт №», а когда врач вполголоса говорит своему сотруднику: «Это напоминает опыты с животными после экстирпации лобных долей», больной, схватывая слово «животное», пишет «о животноводстве». Когда врач шепотом спрашивает сестру о фамилии больного, он сразу же пишет «Ермолов». Таким образом, все поведение больного определяется не специальными избирательными системами связей, а побочными раздражителями, которые воспринимаются им вне всякого контроля и немедленно вызывают двигательную реакцию.
Другому больному с опухолью лобной доли, по профессии шоферу, предлагается нарисовать два треугольника и минус. Как показано на рис. 72, он выполняет это без труда. Однако он изображает минус в виде замкнутого прямоугольника (персеверация прежнего действия). Когда дальше ему предлагается нарисовать круг, он помещает в середине его ту же фигуру и затем, явно под влиянием всплывшего привычного образа уличного знака, запрещающего движение, подписывает рисунок: «въезд воспрещается категорически».
Нередко влияние побочных связей у больных с массивным поражением лобных отделов мозга оказывается настолько значительным, что четкие границы, отделяющие
одну деятельность от другой, нарушаются и у больного возникает своеобразная «контаминация деятельностей».
Мы можем иллюстрировать это на одном примере, протокол которого дается, на рис. 73.
Больному с массивной опухолью правой лобной доли мозга предлагается нарисовать ряд фигур, называемых экспериментатором (круг, треугольник, крест и т. п.). Сначала больной легко выполняет это задание. Однако, когда ему было дано задание нарисовать крест, он, нарисовав его, стал затем без всякой инструкции рисовать целую серию фигур, говоря при этом: «крест — окно — зерно...» -и т. д. Это действие стало понятным, когда было установлено, что за два дня до этого сеанса с больным проводился опыт на запоминание слов, где также фигурировало слово «крест», после которого следовали 'слова «окно», «зерно» (и т. д. Достаточно было одного общего звена между двумя совершенно различными деятельностями, чтобы выполнение одной из них подменилось другой.
Все приведенные факты показывают, что протекание целенаправленного действия, опирающегося на избирательную систему смысловых связей, оказывается глубоко нарушенным у больных с поражением лобных долей мозга. Это нарушение избирательного характера действий, направляемых наглядной или словесной инструкцией, связано, по-видимому, с доминирующим влиянием старых связей, раз возникших в
14 А. Р. Лурия
(объяснения в тексте)
(объяснения в тексте)
(объяснения в
прежнем опыте, инертность которых оказывается настолько значительной, что они нарушают сформированное инструкцией новое действие. В одних случаях это влияние прежних инертных стереотипов принимает форму персевераций только что выполнявшихся двигательных актов, в других — оно носит характер бесконтрольного в^плывания побочных смысловых связей, укрепленных в прошлом опыте больного.
Мы описываем нарушение избирательности действий при поражениях лобных долей мозга в самом общем виде. Дальнейшие исследования должны подробно изучить основные закономерности распада избирательного характера действий и установить, по каким основаниям могут возникать эти смешения и какие виды действий могут наиболее легко замещать друг друга.
Рассмотренные примеры нарушения произвольных движений и действий, характерные для массивных поражений лобных долей мозга, показывают, что речевая афферентация двигательных актов оказывается тем звеном, которое нарушается в наибольшей степени. Речевая инструкция при подобных поражениях может лишь пустить в ход привычные движения, но не может вызвать новые системы двигательных актов и сформировать устойчивые системы произвольных действий.
До сих пор мы останавливались на симптомах нарушения произвольных движений и действий при массивных (чаще всего — двусторонних) поражениях лобных долей мозга, нередко сопровождающихся дополнительными общемозговыми изменениями, связанными с гидроце-фально-гипертензионными или токсическими факторами.
Однако близкие по типу нарушения могут наблюдаться и при менее тяжелых поражениях лобных долей мозга, не осложненных дополнительными факторами. В этих случаях симптомы нарушения произвольных движений и действий могут носить стертый характер, и для их обнаружения следует обратиться к специальным опытам.
Выполнение простых единичных движений и действий по зрительному образцу или по речевой инструкции обычно не вызывает у таких больных сколько-нибудь заметных затруднений. Нарушения, как правило, выступают лишь при усложнении задания, например, когда непосредственно воспринимаемый образец действия противоречит словесной инструкции.
Примером таких задач может служить известная проба Хэда, которая состоит в том, что испытуемый по словесной инструкции воспроизводит положение рук сидящего перед ним врача; в этих случаях наглядный образец провоцирует больного на зеркальное воспроизведение позы, в то время как инструкция требует перекрестных движений одноименной руки. Для правильного выполнения этой пробы наглядные сигналы должны быть «перешифрованы», а тенденция отвечать зеркальными движениями заторможена.
Выше (см. Ы, 3, д) мы уже указывали на затруднения, которые возникают при выполнении этой задачи у больных с нарушениями зрительно-пространственных синтезов. Трудности, которые испытывает-в этих случаях больной с «лобным синдромом», оказываются совсем иными. Чаще всего -у таких больных задача предварительного анализа задания и «перешифровка» наглядного образца вообще выпадает, и больные начинают воспроизводить образец, зеркально повторяя заданное движение. Такое «эхопраксичное» воспроизведение образца оказы-
14*
вается настолько устойчивым, что даже подробное разъяснение ошибок не приводит к нужным результатам.
В относительно легких случаях поражения лобных долей мозга этот дефект может быть компенсирован, если заменить акт внутренней «перешифровки» задачи ее развернутым словесным анализом (например, «Ваша правая рука находится наперекрест моей правой руке» и т. д.). Иногда даже такое обращение к внешней речевой опоре не помогает, и, правильно повторяя словесную инструкцию, больные продолжают воспроизводить позы рук зеркально.
Нарушение произвольных движений и действий у больных с относительно легко выраженным «лобным синдромом» можно вызвать также и другим путем. Для этого достаточно перейти к опытам на выполнение серий движений или действий по наглядному образцу или по речевой инструкции.
Так, если больному предлагается последовательно сменять положения руки (прикасаясь к столу кулаком, ребром кисти и ладонью или последовательно нажимать 1—2-м, 1—5-м пальцами, все время повторяя этот порядок, и т. д.), то длительное выполнение таких заданий сопряжено для больного с «лобным синдромом» с большими трудностями. Они сводятся не только к трудностям автоматизации движений (как это имело место, например, у больных с «премоторным синдромом»), но и к тому, что избирательная серия движений часто заменяется персеве-раторным повторением более простых двигательных актов (например, простым сжиманием и разжиманием кисти или перебиранием пальцев без соблюдения нужного порядка и т. п.).
Аналогичные факты можно видеть, предлагая таким больным последовательно отстукивать ритмические структуры; на этих Опытах мы еще остановимся ниже (см. II, 5, г и III, 4, б).
Близкие результаты мы получаем, наконец, и в описанных выше пробах с рисованием серий фигур: и здесь действие больного легко перестает подчиняться заданной инструкции и подпадает под влияние инертных стереотипов прежних действий.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |