Высшие корковые функции человека 22 страница

Как видно из описанных фактов, больные с относительно легки­ми формами патологии лобных долей мозга проявляют нарушения произвольных движений и действий, принципиально сходные с теми, ко­торые наблюдаются у больных с грубым «лобным синдромом».

Однако отличие между ними состоит в том, что у разбираемой на­ми группы больных можно вызвать выполнение отдельных (а иногда и серийных) движений не только по наглядной, но даже и по речевой инструкции. Патология речевой организации двигательных актов про­является здесь лишь в специальных, осложненных условиях, например в условиях конфликта, переделки одного задания на другое и т. д. Преимущественная патология системы речевых афферентации выступа­ет здесь также и в том, что внешние, внеречевые опоры могут в этих случаях привлекаться как компенсирующие приемы более успешно, чем речевые средства, хотя и эта форма компенсации дефектов остается здесь очень ограниченной. Специальный анализ данных явлений будет дан ниже (см. II, 5, г).

Мы еще не знаем тех физиологических условий, которые вызывают подобное нарушение регуляции произвольных движений и действий; однако описанный выше характер этих нарушений со снижением регу­лирующей роли следов предъявленной инструкции и повышением влия­ния инертных следов прежних действий остается, по-видимому, цент­ральным фактором, определяющим патологию произвольного движения и действия при поражениях лобных долей мозга.

Нарушения избирательных, направленных на известную цель дей­ствий, описанные выше в условиях специальных экспериментов, высту­пают уже в обычном поведении больного с поражением лобных долей мозга и нередко являются теми первыми симптомами, которые застав­ляют окружающих обратить внимание на состояние больного.

Значительное число наблюдений над поведением больных с «лоб­ным синдромом», описанных в литературе (Брикнер, 1936; Райлендер, 1939; С. Я. Рубинштейн, 1944; Б. В. Зейгарник, 1961 и мн. др.), а так­же наблюдения, собранные нами за ряд лет, показывают, что различ­ные нарушения поведения, выявляемые у больных с «лобным синдро­мом», как правило, возникают в силу тех же причин, которые приводят к нарушениям отдельных действий и описание которых было дано на предшествующих страницах.

Чаще всего нарушения поведения бывают связаны с тем, что план действий, сформулированный в виде намерений больного, быстро те­ряет свое регулирующее влияние на все поведение и уступает место пер­северациям какого-либо одного звена двигательного акта, или влиянию какой-нибудь связи, упроченной в прежнем опыте больного. Такое на­рушение системы направленных избирательных действий с заменой их инертными двигательными стереотипами или фрагментарными внеси­стемными связями может быть прослежено во многих случаях пораже­ния лобных отделов мозга.

К подобным наблюдениям относится, например, случай, когда больной с дву­сторонним ранением лобных долей мозга, начав работать в столярной мастерской госпиталя, упорно продолжал строгать доску, пока не состругивал ее до конца и не начинал строгать верстак.

Иллюстрацией такого нарушения поведения может также служить больной, ко­торый пассивно лежит в постели, но когда взгляд его падает на кнопку звонка, тянется к ней и нажимает на нее, а затем не знает, что сказать подошедшей к нему сестре.

Примером более грубых форм нарушения может быть поведение одной боль­ной с интрацеребральной опухолью лобных долей мозга, которая дебютировала тем, что, растапливая печь, стала мешать горячие угли... метлой и однажды вместо лапши долго разваривала в 'кастр-юле мочалку: внешний фрагмент сходства (метла-кочерга, лапша-мочалка) был здесь достаточен, чтобы вызвать стереотипную реакцию. Дру­гой аналогичный факт был описан Б. В. Зейгарник (личное сообщение), наблюдав­шей больного с тяжелым поражением лобных долей мозга, который потребовал от врача, чтобы ему дали выйти из здания больницы; когда же врач открыл настежь дверь, больной направился к ней, но вместо того, чтобы выйти, он, встретив на пути открытые двери шкафа, вошел в него.

Нарушение осмысленных действий у больных с поражениями лобных отделов мозга не ограничивается отдельными актами поведения. Оно определяет и строение зсей его трудовой деятельности, его отношение к жизненным целям и в конечном счете всю его биографию. Этот факт настолько отличает больных с «лобным синдро­мом» от всех остальных больных с очаговыми поражениями мозга, что заслуживает специального упоминания.

К сожалению, в литературе имеется сравнительно немного исследований, про­слеживающих, как изменяется характер трудовой деятельности и весь жизненный путь больного с поражением, лобных долей мозга; сюда относятся некоторые дли­тельные исследования поведения больного после резекции лобных долей (Брикнер, 1936; Рейлендер, 1937), ранения лобных долей (Клейет, 1934; С. Я. Рубинштейн, 1944), а также некоторые -исследования результатов префронтальной лоботомии или лейкотомии (Фриман и Уотте, 1950; Меттлер, 1949 и др.), ценность которых значи­тельно снижается тем, что эти операции проводились на глубоко психически дефект­ных больных.

Наблюдения, которыми мы располагаем, показывают, какое большое разрушаю­щее влияние оказывают только что описанные симптомы поражения лобных долей мозга на всю дальнейшую жизнь больных, перенесших огнестрельные ранения этой области и катамнестически прослеженные нами после их выписки из госпиталя (С. Я. Рубинштейн, 1944; А. Р. Лурия, 1947 и др.).

Характерные особенности поведения больных с поражениями лобных долей мозга можно было видеть уже в трудовы^. мастерских восстановительного госпиталя;.в отличие от остальных эта группа больных, не проявляя признаков парезов или апраксий, оставалась почти не обучаемой. Инструкция руководителя не превращалась у них в подлинный мотив деятельности, и работа никогда не выполнялась системати­чески; резко нарушались те формы трудовой деятельности, которые были связаны с выполнением сложного ряда последовательных, вытекающих друг из друга опера­ций: часто встречались случаи, когда вся сложная иерархия действий замещалась одной, инертно воспроизводимой операцией или рядом.импульсивных фрагментов. Не испытывая никаких субъективных трудностей в работе и не коррегируя ошибок, такие больные, как правило, не получали в мастерских никакой квалификации. В то время как больные с нелобной локализацией ранений в 41% случаев получили трудо­вую квалификацию, из группы больных с ранением лобной области такую квалифи­кацию могли получить только 9% обучавшихся больных (А. Р Лурия, 1948)

Все, что мы сказали на предыдущих страницах, показывает, на­сколько велико значение лобных долей мозга в организации сложных форм направленной избирательной деятельности человека и насколько массивными оказываются те изменения психических процессов, которые возникают при их поражениях.

г) Нарушение регулирующей функции речи при поражении лобных отделов мозга

В предыдущем разделе мы описали нарушения произвольных дви­жений и действий при поражениях лобных долей мозга и связали их с теми явлениями нарушения подвижности нервных процессов, которые возникают в корковых отделах двигательного анализатора.

Вместе с тем мы отмечали, что поражения лобных долей мозга при­водят к существенному ослаблению регулирующего влияния наглядной и особенно речевой инструкции, играющей решающую роль в организа­ции произвольного движения и действия.

На этом последнем факте следует остановиться подробнее, и мы попытаемся в настоящем разделе описать относящиеся сюда данные.

«Программирование» произвольных движений и действий человека связями второй сигнальной системы представляет собой специфику выс­ших психических процессов человека.

Исследования того, как формируется речевая регуляция произволь­ного движения, были предметом ряда специальных публикаций (А. Р Лурия, 1956, 1958, 1960, 1961 и др.; А. В. Запорожец, 1960; О. К. Тихомиров, 1958; Е. Д. Хомская, 1958 и др.).

В них было показано, что на ранних этапах развития речевая си­стема ребенка еще не включается на правах регулирующего средства в его поведение. Лишь к трехлетнему возрасту (в специальных лабора­торных условиях) можно было проследить участие собственной речи ребенка (сначала громкой, затем внутренней) в регуляции системы вы­рабатываемых у него движений. К 4^!/г годам этот процесс, в том виде, is каком он служил предметом нашего исследования, завершался, и у ребенка складывались дифференцированные произвольные движения, сформированные на основе системы речевых связей К

Каковы же те изменения регулирующей функции речи, которые возникают при очаговых поражениях мозга?

Материалы, которыми мы располагаем, показывают, что эта регу­лирующая функция речевых связей в отношении произвольных движе­ний и даже в отношении некоторых форм непроизвольных (вегетатив-

¹ Сводное изложение этих данных привело в книге A. R. L u г i a. «The role of speech in regulation of normal and abnormal behavior», содержащей текст лекций, про­читанных в Лондонском университете.

ных) реакций при поражениях лобных долей мозга нарушается особен­но отчетливо. Поэтому мы и обратимся к соответствующим материалам, опираясь прежде всего на те данные, которые были получены в нашей лаборатории Н. А. Филиппычевой (1952), Б. Г Спириным (1951), А. И. Мещеряковым (1953), М. П. Ивановой (1953), Е. Д. Хомской (1958, 1959, 1960, 1961)_VM. Марушевским (1959) и др.

Мы видели, что в наиболее тяжелых случаях поражения лобных долей мозга речевая инструкция оказывается недостаточной для того, чтобы побудить больного сделать самое простое движение, и больной, которому дается инструкция «поднимите руку!», ограничивается тем, что эхолалически повторяет «да, да... поднимите руку!», не делая при

Рис. 74. Двигательная реакция на приказ у больного с массивным поражением лобных долей мозга (по А. И. Мещерякову). Верхняя линия — механограмма движения руки;

нижняя линия — сигналы

этом никакого движения. Характер нарушений двигательных реакций таких больных становится яснее, если мы заменим поднятие руки дру­гим движением — нажимом на резиновый баллон (по приказу «на­жми!») с постоянной графической регистрацией получаемых реакций.

Как показывают наблюдения А. И. Мещерякова (1953), графиче­ский протокол которых дан на рис. 74, у больных с тяжелым пора­жением лобных долей мозга невозможно выработать прочные двига­тельные реакции даже на такие прямые приказы. В одних случаях боль­ные оказываются в состоянии нажать баллон только несколько раз, затем интенсивность нажимов постепенно уменьшается и больные на­чинают стереотипно повторять при каждом приказе: «да, нажать, на­жать!..», не производя при этом никаких движений. В других случаях раз вызванные двигательные реакции легко превращаются в серию неконтролируемых движений, и больные начинают безостановочно сжи­мать баллон. Затормозить излишние движения оказывается невозмож­ным, они заменяются тонической двигательной реакцией, для прекра­щения которой каждый раз требуется специальная инструкция.

Аналогичные факты можно получить, если предложить больному постучать три раза или три раза сжать руку врача (предварительно придав руке больного исходное положение). В этом случае можно ви­деть, как, удерживая словесную инструкцию и правильно повторяя ее, больной начинает постукивать много раз или же сжимает руку врача вместо трех пять-шесть раз и больше. Характерно, что на вопрос, пра­вильно ли больной выполняет инструкцию, можно получить ответ: «да, правильно, я стучал три раза» или «сжимал руку три раза» и т. п.

Эта диссоциация речевых и двигательных реакций, невозможность (или трудность) создания системы речевых связей, способных регули­ровать двигательные реакции, составляют одну из основных особенно­стей «лобного синдрома»; она может быть прослежена и в опытах с формированием условных двигательных реакций по речевой инст­рукции.

Как показали специальные исследования (О. К. Тихомиров, 1958; А. В. Запорожец, 1960 и др.), условная двигательная реакция, форми­руемая по инструкции типа «когда будет свет, надо нажимать», может быть образована уже у трехлетнего ребенка, а у детей 3^]/2—4 лет ока­зывается достаточно прочной. К этому времени ребенок уже в состоя­нии удержать словесную инструкцию и сформировать предварительную словесную связь между сигналом и движением, в результате чего он способен осуществлять нужное движение при появлении условного сиг­нала.

Эта возможность создания предварительных «предпусковых» (по П. К. Анохину) систем словесных связей, регулирующих дальней­шие двигательные реакции, нарушается у больных с поражениями лоб­ных долей мозга. Как показали специальные исследования (Н. А. Фи-липпычева, 1952; А. И. Мещеряков, 1953; М. П. Иванова, 1953; Е. Д. Хом-ская, 1959 и др.), больные с тяжелыми поражениями лобных долей мозга могут хорошо удерживать словесную инструкцию, повторяя ее даже через относительно длительный срок, однако они далеко не все­гда оказываются в состоянии выполнить ее. Предъявление сигнала не вызывает у них, как правило, никакой двигательной реакции; иногда они, увидев свет, говорят: «надо нажать», но не производят никаких попыток к движению. Из последующих вопросов («что нужно было сделать, когда будет свет?» или «когда нужно было нажимать на бал­лон?») чаще всего выясняется, что при отсутствии двигательных реак­ций словесная инструкция у данных больных сохраняется полностью.

Как и в предшествующих опытах, дефект, как правило, не отра­жается в речевом отчете больного. В наиболее тяжелых случаях пора­жения лобных отделов мозга условные двигательные реакции по пред­варительной словесной инструкции не формируются вообще. Двига­тельная условная реакция на сигнал может быть вызвана только пу­тем многократного повторения инструкции, но она сохраняется лишь 1—2 раза и затем угасает (А. И. Мещеряков, 1953 и др.).

Попытки укрепить сигнальное значение инструкции, предложив больному каждый раз при появлении сигнала говорить «надо нажать», не приводят у больных с тяжелым поражением лобных отделов мозга к какому-либо эффекту. Больные продолжают отвечать на сигнал сло­вами «надо нажать!», не делая, однако, при этом никаких попыток реа­гировать рукой (Е. Д. Хомская, 1959).

Словесная реакция в ответ на каждый сигнал не управляет у дан­ных больных двигательными реакциями и сама по себе оказывается нестойкой.

Единственная возможность вызвать у таких больных сколько-ни­будь стойкие условные двигательные реакции на сигналы, как это по­казал А. И. Мещеряков (1953), заключается в том, чтобы от опыта с предварительной словесной инструкцией перейти к опыту с речевым (и еще лучше с речевым и кинестетическим) подкреплением каждого сигнала (по методике А. Г Иванова-Смоленского). Только таким «ме­ханическим» способом удается на некоторое время вызвать условные двигательные реакции. Однако они легко угасают, когда подкрепление («нажми!» или «правильно!») устраняется, или же превращаются в не­зависимый от сигналов стереотип (рис. 75).

У других больных с иной, не лобной локализацией мозгового пора­жения этот синдром не встречается в столь отчетливых формах.

Больные с меньшей степенью тяжести «лобного синдрома» и без дополнительных дислокационно-гипертензионных явлений или интокси­кации хорошо справляются с задачей образования простых условных реакций по предварительной инструкции. Однако близкие к описанным нарушения наблюдаются у них при более сложных формах того же экс­перимента, например в опытах с формированием простой дифференци­ровки сигналов по предварительной словесной инструкции.

По данным М. П. Ивановой (1953), такие больные, как правило, хорошо повторяют и удерживают инструкцию типа: «когда будет крас­ный свет — нажмите правой рукой, когда будет зеленый свет — левой рукой». Несмотря на это, удержание нужной системы двигательных реакций оказывается для них недоступным. После одной-двух правиль­ных реакций они начинают нажимать на баллон, независимо от харак­тера сигнала, поочередно то правой, то левой рукой (рис. 76).

Как и в других опытах, переход к постоянному речевому подкреп­лению каждого сигнала может привести к некоторому улучшению. Од­нако, как показали исследования А.И.Мещерякова (1953) и М.П.Ива­новой (1953), выработанная таким способом система дифференцировок также остается непрочной. Достаточно прекратить подачу санкциони-рущих речевых подкреплений или ввести дополнительный посторонний р-аздражитель, или несколько раз повторить чередование положитель­ного и тормозного сигнала, или просто увеличить интервалы, чтобы пра­вильная система двигательных реакций распалась. Иногда при этом появляется стереотип чередования (нажимы на каждый второй сигнал).

Следует отметить, что даже после того, как у больного удавалось выработать нужную систему двигательных реакций, она часто не осоз­навалась самим больным. Даже правильно реагируя на предъявляемые цвета (или звонки), больные не могут сформулировать правило, соглас­но которому они действуют (М. П. Иванова, 1953).

«Механический» характер выработанной системы двигательных реакций проявлялся и в трудностях переделки этой системы. После не­большого перерыва в опыте переделанная система распадалась, и боль­ной возвращался к прежнему стереотипу реакций.

Этот синдром также является специфическим для больных с пора­жением лобных долей мозга и не встречается при других локализациях очага К

¹ Исключение могут представлять больные с очень тяжелой картиной общемозго­вой гипертензии, которые дают вторичный «лобный синдром». Однако в этих случаях вопрос об участии функции лобных долей в общей картине поражения не снимается.

Наконец, как было показано М. П. Ивановой (1953), у больных с поражением лобных долей мозга, у которых было трудно выработать систему условных двигательных реакций, относительно легко образова­лась прочная система речевых реакций. После того как световые сиг­налы (красный и зеленый) были заменены их словесными обозначения­ми («красный», «зеленый»), а двигательные ответы (нажим на красный и воздержание от нажима на зеленый цвет) — соответствующими сло-

йами «надо» или «не надо», система речевых ответов быстро сформиро­валась. Такие чисто речевые связи, не требующие «перешифровки» на движения, образуются у многих больных с поражением лобных долей мозга несравненно быстрее и оказываются значительно более прочны­ми, чем двигательные; однако и они не выполняли нужной регулирую-

Рис. 76. Нарушение «реакции выбора» у больных с поражением лобных

отделов мозга (по М. П. Ивановой): а — б-ная Т. (опухоль левой лобной доли). После 5-го сигнала правиль­ные реакции замещаются чередованиями реакций обеих рук; б — б-ная С. (опухоль левой лобной доли). После 4-.го сигнала правильные реакции заменяются стереотипными реакциями одной правой руки; в — б-ная Ян. (опухоль левой лобной доли). После -ряда сигналов — беспорядочные на­жимы в ответ на тормозные раздражители (см. сигналы — 3, 4)

щей роли, организуя движения больного, поэтому, когда в специальных опытах (Е. Д. Хомская, 1959; Е. Д. Хомская, Ю. В. Коновалов, А. Р. Лу­рия, 1961) пытались укрепить сигнальное значение раздражителей, пред­лагая больному сопровождать движения собственной речевой командой (словами «надо» или «не надо»), то оказывалось, что речевые реакции больного не нормал-изовали его движений. В отличие от больных с не­лобной локализацией очага поражения, у которых объединение речевых и двигательных реакций, т. е. введение дополнительной «аутокоманды» компенсирует нарушения условных двигательных реакций, у больных с выраженным поражением лобных долей мозга подобный эффект не возникает. Само объединение речевой и двигательной реакций в единую систему происходит у них с трудом. Часто обе реакции даются асин­хронно. Лишь в некоторых случаях при относительно менее выражен­ном поражении лобных долей мозга введение постоянной «аутокоманды» приводит к временному укреплению системы движений.

Речевая регуляция движений у больных с поражением лобных до­лей мозга особенно страдает в тех случаях, когда характер двигатель­ных реакций усложняется.

Так, при выработке «эффекторных дифференцировок» (Е. Д. Хом-ская, 1959, 1960), когда больному предлагалось в ответ на один сигнал реагировать одним нажимом, а в ответ на другой — двумя или, что сложнее, сильным и слабым нажимами, оказалось, что подобные си-етемы двигательных реакций у больных с поражением лобных долей формируются очень длительно и остаются непрочными. Правильно вос­производя словесную инструкцию, они ошибочно реагируют на несколь­ко сигналов подряд одним или двумя нажимами; часто возникают дви­гательные персеверации (больные вместо двух нажимов дают 3—4). Особенно неустойчивой оказывается «эффекторная дифференцировка» интенсивности нажима. Вместо требуемых «сильных» и «слабых» на­жимов больные, как правило, реагируют на сигналы нажимами одина­ковой интенсивности. Несмотря на многократное повторение инструк­ции, такая система двигательных реакций у больных с поражениями лобных долей мозга не делается прочной. Введение сопровождающих движения речевых ответов больного не компенсирует двигательные ошибки, как это наблюдается у больных с другой локализацией очага поражения. Диссоциация речи и движений проявляется в данных зада­ниях особенно резко, и больные, даже правильно диктуя себе «один» — «два» или «сильно» — «слабо», часто продолжают в обоих случаях реа­гировать одинаково, не осознавая своих ошибок и неправильно оцени­вая фактическую интенсивность, а иногда и количество своих нажимов. Больше того, речевые реакции даже способствуют уравниванию нажи­мов по интенсивности, а иногда и по количеству. Таким образом, допол­нительное укрепление сигнального значения раздражителей, восстанав­ливающее правильные двигательные реакции у больных с нелобными поражениями, не приводило к сколько-нибудь заметной компенсации движений у подавляющего большинства больных с поражением лобных долей мозга (рис. 77). Наконец, изучение двигательных реакций боль­ных с поражением лобных долей мозга в условиях конфликта нагляд­ного воздействия раздражителя с его сигнальным значением, придавае­мым инструкцией, показывает, что в таких условиях регулирующая роль словесной инструкции по отношению к произвольным движениям оказывается особенно нарушенной (М. Марушевский, 1959).

Трудности формирования двигательных реакций в «конфликтных» условиях можно наблюдать уже в простых клинических экспериментах. Если таким больным в ответ на стук карандашом предложить поднять руку, то часто они эхопраксически воспроизводят движения экспери­ментатора и вместо подъема стучат рукой по планшетке. Аналогичные результаты можно получить, если предложить им в ответ на один стук стучать два раза, а в ответ на два стука — один раз. Выполняя это за­дание, больные очень скоро начинают уподоблять свои движения сиг­налу, и при одном стуке эхопраксично стучат один раз, а при двух сту­ках— два раза; характерно, что речевое задание удерживается боль­ным, теряя, однако, свою ведущую роль.

С особенной отчетливостью это выступает в специальном экспе­рименте.

Как показали опыты Марушевского (1959), даже у больных с от­носительно легкой формой «лобного синдрома» инструкция отвечать на короткий сигнал длительным нажимом, а на длинный — коротким не приводит к нужным результатам. Больной, хорошо помня инструкцию, фактически начинает уподоблять длительность нажима времени дей-

ствия раздражителя, длительно нажимая на длинный и быстро на ко­роткие сигналы. Введение дополнительного речевого подкрепления в ви­де «аутокоманды» не приводит к компенсации движений. Как видно из рис. 78, и в этой форме опыта больные с поражением лобных долей мозга обнаруживают глубокое нарушение регулирующей функции речи, существенно отличаясь от больных с другой, нелобной локализацией поражения.

Типичные нарушения регуляции произвольных движений у боль­ных с поражением лобных долей мозга могут быть прослежены и в опы­тах с сериями двигательных реакций. Если предложить больному с мас­сивной формой поражения лобных долей согласно инструкции отстуки­вать заданный ритм (например, один сильный удар и два слабых —

Рис. 78. Нарушение речевой регуляции двигательных дифференцировок в условиях конфликта у больных с поражением лобных отделов мозга

(по М. Марушевскому) Инструкция: в ответ на короткий сигнал нажимать медленно, в ответ на длинный — быстро (стрелками обозначены ошибочные реакции)

|"/")> больной дает обычно одну-две правильные реакции, после чего отдельные звенья двигательной структуры начинают персеверировать; то же самое имеет место, если подкрепить инструкцию звуковым образ­цом заданного ритма или даже кинестетическим показом (рис. 79). Ха-

Рис. 79. Нарушение выполнения двигательных ритмов при массивном по­ражении лобных долей мозга (по В. Н. Княжеву) (■значительно уменьшено)

рактерно, что попытка укрепить правильное выполнение ритмической структуры с помощью собственной громкой речи больного также не приводит у данных больных к нужному эффекту, и они, правильно про­говаривая вслух заданную ритмическую структуру, продолжают сту­чать, независимо от своей собственной команды (рис. 80, а), или же,

начав с правильной речевой команды, постепенно деформируют за­данную инструкцию (рис. 80, б). В результате диссоциации речевых и двигательных ответов и инертности в самой речевой системе выполне­ние серийных двигательных реакций резко нарушается. Правда, в неко­торых случаях (чаще всего при неосложненных общемозговыми факто­рами ранениях или опухолях лобной доли) речь может в некоторых пределах компенсировать движения и больной, подающий себе гром­кую речевую команду, начинает выполнять серии движений правильно. Однако достаточно исключить громкое проговаривание требуемой рит­мической структуры, чтобы больной, восстановивший на короткое вре­мя правильный ритм, постепенно начинал его терять (рис. 81).

Рис. 81. Регулирующее влияние громкой речи на выполнение двигатель­ных ритмов у больного с легким «лобным синдромом» (по В. Н. Княжеву). Выполнение двигательного ритма молча ведет к нарушениям двигатель­ных реакций, 'и ip-итм быстро распадается. Включение громкого проговарч-вания «раз—два, раз—два—три» восстанавливает двигательный ритм

Таким образом, если при массивных поражениях лобных долей моз­га (осложненных общемозговым фактором) даже громкая речь боль­ного теряет свое регулирующее влияние на движения, то при менее вы­раженных формах «лобного синдрома» регулирующее влияние остается лишь за громкой речью, в то время как регулирующее влияние речевой инструкции, опирающейся на внутреннюю речь больного, исчезает. Лишь в случаях стертых форм «лобного синдрома» подобные наруше­ния регулирующей функции речи в отношении различных двигательных реакций могут не проявляться или выступают лишь при усложнении задания.

Приведенные факты показывают, что речевая регуляция произволь­ных движений у больных с поражением лобных долей мозга оказывает­ся глубоко нарушенной. Речевая инструкция не создает прочных пред­варительных связей, которые определяли бы протекание движений, при­чем в этом нарушении, по-видимому, избирательно сказывается какой-

то дефект анализа кинестетических сигналов, возникающих от движе­ния, что и делает произвольные движения трудно управляемыми.

Существенным является тот факт, что нарушение речевой регуля­ции тонких произвольных движений может наблюдаться даже у отно­сительно бедных по симптоматике больных, как один из наиболее ран­них симптомов поражения лобных долей мозга; оно же остается часто последним симптомом в случаях, когда другие, более грубые наруше­ния, возникающие при поражении лобных долей мозга, претерпевают обратное развитие.

Нарушение регулирующей функции речи у больных с поражением лобных долей мозга выступает не только по отношению к произволь­ным движениям. Аналогичные дефекты можно проследить и при изуче­нии других видов процессов. В частности, как это было показано в спе­циальных сериях опытов, поражение лобных долей мозга приводит к значительному нарушению регулирующей роли речи в отношении си­стемы непроизвольных (вегетативных) компонентов ориентировочных реакций.

Как показали исследования, проведенные за последнее время (Е. Н. Соколов, 1957, 1958, 1959 и др.; О. С. Виноградова, 1959 и др.), предъявление каждого раздражителя (зрительного, слухового или так­тильного) вызывает у субъекта ориентировочную реакцию, которая проявляется в целом комплексе рефлекторных изменений (поворот голо­вы и глаз, изменение дыхания, сужение периферических сосудов при расширении сосудов головы, кожно-гальванический рефлекс, депрессия альфа-ритма и т. д.). Эти компоненты ориентировочного рефлекса по­степенно, по мере привыкания к повторяющемуся раздражителю, уга­сают и оживляются вновь, когда в раздражитель вносится какое-либо изменение. Ориентировочные реакции можно сделать относительно ста­бильными, если придать соответствующим раздражителям сигнальное значение. В частности, сигнальное значение может быть придано раз­дражителям посредством речевой инструкции. Например, испытуемому может быть предложено в ответ на каждый сигнал нажимать баллон или считать число предъявляемых раздражителей и т. п. Пример такой стабилизации кожно-гальванического компонента ориентировочного рефлекса на звуковой раздражитель у нормального субъекта приводит­ся на рис. 82.

Дата добавления: 2015-10-21