Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Курс государственной науки. Том III. 13 страница



являются светлыми эпохами в истории и заставляют иногда примиряться с печальными

сторонами управления предшественников или преемников. Но так как это зависит

от случайности рождения, изъятой из области человеческой воли, то для научного

исследования тут нет места. Для политика несравненно важнее те общие условия

народной жизни, которые дают перевес тем или другим сторонам правительственной

деятельности. Важнейшую роль играют в этом отношении те задачи государственного

быта, которые в разные эпохи выдвигаются на первый план. Когда приходится

создавать государство, умножать его силы, или переводить один порядок вещей

в другой, все выгоды неограниченной монархии выступают с особенною яркостью.

Напротив, когда жизнь пошла в нормальную колею и требуется упрочение внутреннего

благоустройства, ограждение права, развитие общественной самодеятельности,

невыгодные стороны этого образа правления чувствуются сильнее. Чем менее монархия

оказывается способною удовлетворить этим потребностям, чем более она опасается

общественных сил, тем более она возбуждает против себя оппозицию и тем скорее

она подрывает собственный основы. Этим объясняется главным образом общее падение

абсолютных монархий в Западной Европе в XIX-м веке. Не столько влияние новых

идей, сколько развитие новых общественных потребностей привело к этому результату.

Первые только там пускают прочные корни, где они находят подготовленную почву.

Здравая политика, направленная к тому, чтобы дать силу и прочность известному

образу правления, очевидно состоит в том, чтобы пользоваться его выгодами

и устранять, по возможности, его недостатки. Это относится, как к самому устройству

власти, так и к выбору ее орудий и способов действия.

Неограниченная монархия тогда только сильна и прочна, когда она опирается

на твердый порядок престолонаследия. Здесь сила власти зиждется на постоянном

законе, изъятом от человеческого произвола. Избирательная форма, которая ставить

монарха в зависимость от избирателей, несовместна с существом этого образа

правления. Избрание может иметь место по пресечении царствующей династии,

когда нет законных наследников, а потому приходится прибегать к всенародному

выбору. Так у нас, по пресечении династии Рюриковичей, избран был на царство

Годунов, затем Шуйский и, наконец, Михаил Федорович Романов. Но постоянно



повторяющийся выбор, как закон государства, неизбежно ведет к ограничению

монархической власти. Поэтому он уместен только в смешанных правлениях, да

и тут он имеет самые существенные недостатки, о которых мы будем говорить

впоследствии. При неограниченной власти, избирательная форма совместна только

с теократическим правлением, чему пример представляет прежняя Папская область.

Здесь избирался собственно глава церкви коллегией высших ее сановников, в

силу закона, устранявшего какое бы то ни было ограничение власти, признаваемой

установленною самим Богом; светское владычество было только придатком к духовному

сану. Чисто светские государи не имеют такого положения; для них источником

и опорою власти служит постоянный закон, определяющий порядок преемственности.

Чем тверже этот закон, чем продолжительнее его действие, тем больше обаяние

власти в глазах подданных. Старые династии срастаются со всею жизнью народа,

представляя высший, неизменный порядок, связывающий настоящее поколете с прошедшими

и будущими. Народ и династия вместе переживают эпохи величия и бедствий; отсюда

рождается чувство привязанности, которое составляет как бы самую душу народа

и которого не в состоянии поколебать временные неудовольствия. Личность даже

неспособного или недостойного монарха представляется не более как мимолетным

явлением в целом ряде исторических деятелей и народных вождей. Особенно в

глазах массы, которой чужды отвлеченные понятия, в лице монарха воплощается

идея отечества, связанная с ним неразрывно. Тот гнет, который она нередко

испытывает, приписывается подчиненным властям. а монарх, возвышаясь над всеми,

остается окруженным недосягаемым величием и блеском. Нужны продолжительные

периоды невыносимых притеснений и полное забвение своего призвания со стороны

облеченных властью для того, чтобы глубоко вкоренившееся в народы монархическое

чувство могло в нем иссякнуть, как это случилось, например, во Франции с династией

Бурбонов. Но раз оно исчезло, его невозможно уже восстановить. А с другой

стороны, ни личное обаяние, ни блеск побед не в состоянии упрочить власть,

не имеющую корней в народной жизни. Наполеон I постоянно жаловался на то,

что он беспрерывными внешними успехами принужден поддерживать положение, которое

старые династии сохраняют без труда, не смотря ни на какие невзгоды. В этой

глубокой связи с народною жизнью состоит истинное значение начала законной

монархии. Как юридический принцип, оно теряет смысл, как скоро действительная

власть перешла в другие руки, ибо, по публичному праву, верховная власть неразлучна

с действительным исполнением сопряженных с нею обязанностей; но как нравственный

устой государственной жизни, это начало имеет огромную важность. Исчезновение

его влечет за собою шаткость всего политического организма. Это мы и наблюдаем

во Франции.

Твердость законного порядка требует, чтобы власть переходила от одного

лица к другому по неизменному правилу, независимо от произвола. Этому противоречит

назначение преемника царствующим монархом. Петр Великий, как упомянуто выше,

установил этот последний способ. Он указывал на то, что наследственная монархия,

при всех своих преимуществах, имеет один существенный недостаток, именно то,

что недостойный преемник может уничтожить все великие дела отца. Петр находился

в этом случае в исключительном положении, и эту особенность он возвел в правило.

Но придуманное им лекарство хуже самого зла. Оно производить шаткость всех

отношений. Этим открывается поприще всяким козням, раздорам и междоусобиям.

При жизни государя около каждого из возможных наследников образуется придворная

партия, которая старается интригами действовать на монарха. В самой царской

семье возбуждается взаимная ненависть и затаенная вражда. Энергический государь

может этому противодействовать; но при слабом правителе эти отношения становятся

общественным бедствием. Судьба государства зависит от придворных интриг. Раздоры

продолжаются и после смерти монарха; устраненный наследник остается соперником,

а потому опасен для правителя. Соперничество может дойти до междоусобной войны,

или же оно устраняется братоубийством, явление нередкое в восточных деспотиях.

Наконец, если государь не успел назначить преемника, то все предоставляется

случаю. Это и имело место в России после смерти Петра.

Все эти невыгоды устраняются единственно твердым законом о престолонаследии,

который, не допуская никакого сомнения, установляет непрерывный переход власти

от одного лица к другому. В этом отношении всемирный опыт утвердил порядок

естественный, то есть, наследование старшего в старшей линии. Наследование

брата вместо сына есть порядок родовой, а не государственный. Престол является

здесь достоянием всего рода, в котором старший летами заступает место отца.

В государственном праве спорным является только вопрос о наследовании женщин.

Как уже было объяснено в Учении об Обществе, женщина, вообще, менее способна

к государственным делам, нежели мужчина. Ум ее менее склонен к общим вопросам,

характер ее более подвержен человеческим слабостям и чужому влиянию. Настоящее

ее призвание относится к области семейной и общественной, а не политической.

Однако история представляет нам примеры великих правительниц: Елисавета Английская,

Екатерина Вторая, Мария-Терезия. Поэтому, совершенное устранение женщин от

престола не может быть признано общим политическим правилом. Там, где оно

существует, оно основывается более на исторических преданиях страны,, нежели

на здравых политических началах. В случае недостатка других наследников, устранение

женщин может даже иметь весьма невыгодные последствия, ибо тогда все предоставляется

случаю. Но предпочтение мужского пола женскому составляет требование здравой

политики. Оно подтверждается и тем, что женщина, выходя замуж, вступает в

чужое семейство, с иным духом и иными преданиями, нежели те, которые господствуют

на родине. Вследствие этого, при вступлении на престол ее самой или ее потомства,

государство подчиняется управлению иностранной династии, вовсе не связанной

со страной и имеющей совершенно чуждые ей интересы. Достаточно вспомнить те

осложнения, которым подвергалась английская политика вследствие связи Англии

с Ганновером, а в нашей истории намерение Петра III-го начать войну с Данией

из-за притязаний Гольштинского дома.

С законом о престолонаследии тесно связан и вопрос о браке государей.

Политические соображения допускают только наследование детей, рожденных от

равных браков, то есть, от браков с лицами, принадлежащими к царствующим династиям.

Причина этого ограничения заключается в желании устранить родственные связи

государя с подданными. Как представитель государства, монарх должен одинаково

возвышаться над всеми. Отношения к подданным должны быть не частные, а политические.

Между тем, при браке с подданною, родственники последней естественно выделяются

из остальных и получают привилегированное положение, не в силу общего закона

и не по способностям или заслугам, а вследствие частных отношений к царствующему

государю. Этим открывается дверь господству временщиков и всякому непотизму.

Законы о неравных браках имеют в виду устранить все эти частные связи и сохранить

одни отношения политические.

Требование твердого законного порядка в неограниченной монархии распространяется

и на управление. Как власть независимая от общественных сил, чистая монархия

нуждается в собственных, независимых от общества орудиях действия. Всякий

другой образ правления в себе самом носить источник своей силы. Демократия

рассеяна всюду; везде она находит поддержку в воле большинства граждан, от

которого зависят установленный власти. Точно также аристократия находит постоянную

поддержку в членах высшего сословия, живущих и в центре и на местах: обладая

значительными средствами и влиянием, связанные корпоративным духом, они действуют

постоянно в видах сохранения своего владычества. Ни тот, ни другой образ правления

не нуждается в опоре каких-либо иных общественных элементов, ибо он сам представляет

владычество того или другого общественного элемента, обладающего собственною

внутреннею силой, а потому способного управлять государством. Монарх, напротив,

как единичное лице, не имеет ни собственной силы, ни прирожденных орудий власти;

а потому он должен их создать. Иначе власть его останется чисто нарицательною.

Чтобы господствовать над общественными элементами, он должен иметь собственную

силу, от них независимую. К тому же, он по необходимости ограничен одним местом;

для того, чтобы воля его распространялась по всем концам государства, нужны

особые органы. Наконец, одна из главных выгод монархического правления заключается

в силе и быстроте действия. И для этого требуются надежный орудия. Таковыми

являются постоянное войско и бюрократия, которые, по этому самому, имеют в

неограниченной монархии более значения, нежели в каком-либо другом образе

правления.

Выше было уже сказано, что постоянное войско составляет одно из самых

сильных орудий власти. Оно главным образом способствовало водворению абсолютизма

на развалинах феодального порядка в Западной Европе. В чистой монархии более,

нежели где-либо, от войска требуются строгая дисциплина, чувство военной чести,

наконец преданность монарху, как представителю отечества. Последнее возможно

только при войске туземном, ибо оно одно связывает монарха с народом, из которого

оно набирается и в который оно возвращается. Наемные войска, напротив, особенно

вербованные из иностранцев, каковы были, например, в прежнее время Швейцарцы

во Франции и в Неаполе, а также французский легион в Папских владениях, составляют

учреждение безусловно вредное. Независимость войска от народа ведет к полному

разобщению между верховною властью и подданными. Оно показываешь, что монарх

держится не внутреннею, а внешнею силой. Окружение себя иностранною гвардией

есть признак глубокого недоверия к подданным, а недоверие сверху всегда вызывает

недоверие снизу. Такое войско может сделаться орудием величайших притеснений,

ибо оно ничем не связано с притесняемыми. Между тем, на него нельзя положиться,

ибо цель его-корысть, а не служба отечеству. Если же оно достаточно сильно,

то оно может обратиться в преторианцев, располагающих судьбами государства.

Еще хуже поддержка чужеземного войска. Она служит признаком неисцелимой

слабости власти. Через это монарх ставится в зависимость от иностранного государя,

чем еще более возбуждается неудовольствие подданных. Даже случайная помощь

против собственных подданных составляет несчастие для страны; постоянная же

охрана иноземным войском равняется отречению. Независимость государства исчезаешь,

и нравственная связь между верховною властью и подданными порывается совершенно.

Некогда политика Священного Союза состояла в том, чтобы войсками великих держав

поддерживать мелких государей против революционных стремлений их подданных.

История показала, до какой степени тщетны все эти попытки. Где внутренняя

связь порвана, она не восстановится иноземною силой.

Туземное войско всегда отражает на себе характер самого общества, из

которого оно набирается. Выше было указано, что чистая монархия исторически

связана с сословным строем. Это отражается и на составе войска. Поэтому здесь

привилегированное положение получает дворянство, которое, вместе с тем, является

главным хранителем чувства чести, составляющего самую душу войска. Но так

как монарх есть представитель всего государства, то не исключается и повышение

но заслугам строевых солдат. Этого требуют и справедливость, и здравая политика

и польза самого военного дела. Это требование растет с развитием образования,

когда солдаты набираются не только из народной массы, но и из более или менее

зажиточных и образованных средних классов. Полная бессословность военных учреждений

обозначает переход от сословного строя к общегражданскому, что влечет за собою

и переход от абсолютной монархии к другим политическим формам. Чисто народный

характер войско имеет в демократической диктатуре, которая опирается на массы

против образованных классов. Но здесь оно может сделаться орудием самого страшного

деспотизма.

Значение войска для неограниченной монархии делает то, что монарх должен

обращать на него особенное внимание. Чувства чести и преданности, которые

должны господствовать в войске, возможны только при личных отношениях к нему

государя. Последний является настоящим главою и предводителем армии. Он должен

вникать во все ее нужды, знать все подробности военного дела, быть обходительным

и с солдатами и с офицерами. Только этим он может приобрести в войске ту популярность,

которая составляет первое условие преданности. Поэтому, внимательное занятие

военным делом составляет обязанность и заслугу монарха. Однако и тут, как

во всем, может быть излишек. Любовь к фронту, к парадам, к мелочам военной

обмундировки может доходить до страсти, поглощающей все внимание, развивающей

мелочность характера и отвлекающей от более важных государственных дел. Примеры

тому не редки в новейшей истории. Зло увеличивается склонностью предпочитать

внешний порядок внутреннему. На показ все кажется превосходным; на параде

оружие блестит, мундиры все с иголки, движения совершаются с изумительною

точностью, а когда приходить настоящее дело, оказывается, что войска лишены

самых существенных принадлежностей, провиант раскрадывается, сапоги дрянные,

оружие плохо стреляет, предводители никуда не годятся, и армия, исполненная

самых высоких доблестей, терпит поражение за поражением. Мы это испытали в

Крымскую кампанию.

Но всего вреднее для государства, когда любовь к военному делу переносится

и на гражданскую область, когда и в последней водворяется солдатская дисциплина,

внимание к мелочам, затмевающее понимание истинно полезного, требование подчинения,

заглушающее всякую самостоятельную мысль и всякое живое отношение к делу.

При таком смешении сфер исчезает самое понятие о том, что гражданское управление

требует особенных знаний и приемов. Военные люди, вовсе к тому неприготовленные,

привыкшие к совершенно иным порядкам, ставятся во главе гражданских отраслей,

в которые они вносят взгляды и способы действия, господствующие в военных

кругах. При таких условиях, путная гражданская администрация становится совершенно

невозможною. И это мы, Русские, испытали на себе.

Для того, чтобы гражданская администрация сделалась надежным орудием

власти, она должна получить особенное устройство и развитие. Это не есть дело

нескольких лет, а плод работы многих поколений, хранящих административные

предания и утверждающих прочный административный порядок. Бюрократия, которая

была самым могучим органом абсолютных монархий в их борьбе с феодализмом,

вырабатывалась историческим путем. Она была главною устроительницей нового

государства. Образуя систему учреждений, связывающих государство в одно целое,

живущее общею жизнью, она дает верховной власти именно то орудие, в котором

она нуждается. Неограниченная монархия в особенности без бюрократии немыслима.

Но именно здесь последняя представляет значительный опасности. Из удобного

орудия власти она может превратиться в самостоятельное тело, имеющее свои

собственные интересы и становящееся между монархом и народом. Интерес бюрократии

состоит в том, чтобы господствовать неограниченно в административной сфере.

Эта цель достигается тем, что обществу дается как можно менее способов действовать

самостоятельно, а от монарха скрывается истинное положение дел. Через это

все переходит в руки чиновничества; самая воля монарха, при видимом самовластии,

становится от него в зависимость. Сверху водворяется господство официальной

лжи, а внизу царит полнейший произвол, который тем тяжелее ложится на общество,

чем более он служит прикрытием и орудием корыстных целей. Власть, не знающая

сдержек и движимая частным интересом, неизбежно становится произвольною и

притеснительною.

Противодействовать этому злу можно только системою сдержек, вводящих

господство бюрократии в должные границы. Таковыми служат, прежде всего, высшие

государственный учреждения, законодательные и административные. В высокой

степени важно, чтобы меры, которые предлагаются лицами, стоящими во главе

управления, обсуждались в независимом от них учреждении, заключающем в себе

все условия основательного и беспристрастного суждения. Столь же важно существование

высшего контролирующего учреждения, куда можно приносить жалобы на действия

властей. Этим потребностям отвечают у нас Государственный Совет и Сенат. От

хорошего устройства и правильного действия этих учреждений в значительной

степени зависит возможность утверждения законного порядка в неограниченной

монархии. Но авторитет их держится прежде всего тем уважением, которое оказывает

им сама верховная власть. Без сомнения, монарх не связан мнениями каких бы

то ни было совещательных учреждений. Но когда у него нет собственного, твердо

установившегося убеждения, согласие с мнением большинства служит признаком

уважения к установленному самими монархами государственному строю. Когда же

мера, прошедшая через высшее учреждение, подвергается новому обсуждению в

тесном кругу доверенных лиц и окончательное решение принимается на основании

мнения последних, то этим самым выражается предпочтете частных влияний постоянным

учреждениям, которых главная цель заключается именно в освобождении воли монарха

от всяких частных влияний. Это-удар, нанесенный высшим учреждениям в государстве,

а вместе и всему существующему государственному строю. Обыкновенно это бывает

последствием плохого состава этих собраний: в них сажают людей, отживших свой

век или оказавшихся неспособными на более деятельном поприще. При таком условии

мнения их, разумеется, не могут иметь никакого веса. Но это доказывает только

необходимость осмотрительного выбора. Если воля монарха, подверженная всевозможным

влияниям, должна быть обставлена учреждениями, на который бы она могла опираться,

то в высшей степени важно иметь такой состав этих учреждений, который обеспечивал

бы за ним нравственный авторитет.

Но еще важнейшею сдержкою владычествующей бюрократии служит независимый

суд. Отделение суда от администрации составляет первое условие закономерного

управления. Независимость же суда обеспечивается несменяемостью судей. Нередко

высказывается мнете, что начало несменяемости несовместно с неограниченностью

воли монарха, который всегда имеет право смещать всякое подчиненное лице.

Такое мнение основано на смешении понятий. Верховная власть проявляется в

общих государственных мерах, которые вполне зависят от воли монарха, а не

в частных судебных решениях, в которые монарх никогда не вмешивается; несменяемость

же судей установляется именно в виду этих последних. Начало несменяемости

противоречит не самодержавию монарха, а самодержавию министра юстиции, ибо

только по докладу министра монарх смещает судью. Устранением этой гарантии

судьи всецело отдаются в руки министра и независимость суда перестает существовать.

Если в учреждении независимого суда можно видеть ограничение власти, то это

такое, которое не касается ее существа и нравственно ее возвышает. Самоограничение

власти есть высший нравственный подвиг. Поэтому, учреждение независимого суда

составляет одно из великих дел абсолютной монархии. Вступая на путь закона,

она тем самым придает себе высшее нравственное значение. У нас, то самое царствование,

которому Россия обязана освобождением крестьян, водворило впервые независимый

и праведный суд. Это- великая эпоха в жизни народа.

Но и всех этих сдержек недостаточно для того, чтоб удержать бюрократию

в надлежащих пределах и устроить управление на правильных основаниях. Необходима

еще широкая система местного самоуправления. И это начало не только не противоречить

неограниченной монархии, а напротив, составляет необходимое ее восполнение.

Чем более стесняется свобода наверху, тем более ей должно быть предоставлено

простора в подчиненных сферах. Как было замечено выше, здравая политика состоит

не в том, чтобы преувеличивать одностороннее начало, проводя его с неуклонною

последовательностью сверху донизу, а вт, том, чтоб исправлять присущие ему

недостатки, насколько это совместно с основным принципом. Только допуская

широкую систему самоуправления монархия удовлетворяет местным потребностям;

только относясь к ней с полным доверием она вступает в живое общение с народною

жизнью, не официальными путями, через посредство правящей бюрократии, а лицом

к лицу. Конечно, она должна и в областях иметь свои непосредственные органы,

которым присвоиваются верховный контроль и руководство; но отношение этих

органов к местным учреждениям должно состоять не в возможном стеснении и заподозривании

последних, а во взаимном доверии и помощи. Только обставляя себя, наверху

и внизу, целою системой подобных учреждений, обладающих относительною независимостью,

неограниченная монархия в состоянии утвердить в государстве твердый законный

порядок. По глубокому замечанию Монтескье, монархия отличается от деспотизма

существованием посредствующих тел, задерживающих проявления власти. Деспотизм

весь основан на произволе; монархия, обставленная учреждениями, является хранительницею

закона; она дает гарантии свободе и праву, хотя бы в подчиненных сферах. Чем

более устраняются эти частные сдержки, тем более монархия склоняется к деспотизму.

К числу этих сдержек принадлежать также личные и корпоративные права

сословий. Мы видели, что чистая монархия исторически возникла из сословного

порядка. С одной стороны, потребность неограниченной власти, как представительницы

государства, вызывается разделением народа на группы, связанный каждая своими

частными интересами и разобщенный между собой. С другой стороны, она в этом

самом разделении обретает опору, ибо в возвышающейся над всеми власти каждый

частный интерес находить защиту против других. В особенности высшее сословие,

дворянство, связано с монархией и своими историческими преданиями и наследственностью

положения. В ней оно находит поддержку своих привилегий, а потому оно само

является главною опорою престола. Но где есть опора, там есть и сдержка. Привилегий

служат историческою заменою политического права; в них находит преграду безграничное

самовластие. Чем крепче корпоративный дух дворянства, чем более оно сознает

свое историческое положение, тем более оно составляет общественную силу, с

которою надобно считаться. Бюрократия, в особенности, встречаешь в нем постоянную

задержку и противодействие своим уравнительным стремлениям. Вражда дворянства

с бюрократией составляет весьма обычное явление в абсолютных монархиях. При

отсутствии политической свободы, этим всего более сдерживается административный

произвол. Без привилегированного положения высшего сословия, без корпоративных

прав, образующих известную общественную силу, народ в неограниченной монархии

превращается в массу единиц, ничем не связанных между собой, а потому бессильных

против всемогущей власти. Падением этих сдержек открывается дверь самому безграничному

деспотизму. Именно это соображение побудило Монтескье признать честь движущим

началом монархии, в отличие от деспотизма, который управляется страхом. В

чувстве чести соединяется сознание прав и обязанностей. Оно делает то, что

дворянство является вместе и опорой престола и сдержкой бюрократии.

Однако сословные привилегии имеют и свою оборотную сторону. Они всегда

существуют в ущерб другим. В особенности народная масса обыкновенно отдается

на жертву интересам дворянства и произволу чиновничества. Достаточно указать

на положение народа во Франции при старом порядке. И у нас, до новейшего времени,

господствовало во всей силе крепостное право, отдававшее крестьянское сословие

всецело в руки помещиков; положение же казенных крестьян, управлявшихся чиновниками,

было нисколько не лучше. Между тем, такое положение населения парализует деятельность

государства и идет в разрез с самыми существенными его интересами. Из народной

массы оно черпает свои главные силы и средства; жертвуя ею для привилегированных

классов, оно подрывает собственные основы. Поэтому монархия, понимающая свое

призвание, рано или поздно становится ее заступницею и выступает с преобразованиями,

которые изменяют существующий строй, но вместе с тем возбуждают против нее

вражду привилегированных лиц, тех самых, которые служат ей главною опорой.

Отсюда двойственность положения и задач абсолютной монархии. Исторический

процесс государственной жизни порождает для нее затруднения, с которыми справиться

не легко. Вообще, держать весы между двумя противоположными сторонами составляет

одну из трудных задач политики. Здесь же эта задача осложняется тем, что изменение

гражданского строя касается всех сторон народной жизни, всего частного быта,

а потому производить полный переворот всех общественных отношений. Она осложняется

и тем, что, принимая на себя защиту слабых, правительство должно действовать

против тех, которые имеют в государстве наиболее влияния, на которых оно само

опирается. Противодействие аристократических и придворных сфер всяким коренным

преобразованиям заставляло отступать не только слабых монархов, как Людовик


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.053 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>