и освещенные религией. Верность данному слову, святость договоров считались
правилом и в государственной жизни. Требованиям политики противополагалась
справедливость. Рядом с острым политическим умом Фемистокла возвышался чистый
образ Аристида. Есть рассказ, или легенда, что однажды Фемистокл сказал своим
согражданам, что он хочет сделать им предложение, но не может высказать его
явно, а просит, чтобы выбрали доверенное лице, с которым бы он мог переговорить.
Избран был Аристид. Фемистокл шепнул ему, что в настоящее время союзные греческие
войска собраны все вместе, не ожидая никакой опасности. Можно напасть на них
врасплох, всех их истребить, и тогда Афины сделаются самым могущественным
государством в Греции. Аристид объявил народу, что предложение Фемистокла
весьма полезно для государства, но в высшей степени безнравственно, и Афиняне,
не спрашивая даже в чем дело, единогласно его отвергли. Так издревле отличались
нравственность и польза.
Но гражданские добродетели античного мира пали с разложением древней
жизни, или, лучше сказать, с разложением древней нравственности разлагалась
и древняя жизнь. С одной стороны, любовь к отечеству уступила место личному
своекорыстию, а с другой стороны, гражданская нравственность расширилась в
общечеловеческое начало. Последнее однако было достоянием немногих избранных
умов, усвоивших себе догматы спиритуалистической философии. Стоики были главными
представителями нравственных начал в разрушающемся мире. Их учением вдохновлялся
добродетельный Марк-Аврелий. Но это было не более как случайностью. Единичные
добродетели не в состоянии были поднять общий уровень массы. В общественной
жизни падение религии и нравственности выражалось все в более и более безобразных
явлениях. В политике царил самый необузданный произвол. Взаимное истребление
партий в греческих республиках, проскрипции Суллы и триумвиров, жестокости
первых римских императоров представляют картины ужаса и разврата, которые
превосходят все, что можно найти в позднейшей истории.
Христианство обновило погибающее человечество; оно вывело его из той
бездны нравственного зла, в которое оно было погружено. Перед глазами людей
поставлен был самый высокий нравственный идеал, какой когда-либо представлялся
человеку. И с этой нравственной высоты возвещалась религия любви, доступная
самым простым сердцам, связывающая людей между собою и с Богом. Это имело
громадное влияние и на политическую область. Рядом с государством стал другой,
независимый от него союз, основанный на нравственно-религиозном начале. Давая
высшее освящение государственной власти, признавая ее установленною самим
Богом для охранения правосудия на земле, церковь, вместе с тем, сдерживала
ее божественным законом и внушала ей возложенный на нее нравственные обязанности,
за которые она должна отвечать перед вечным Судьею. Святители церкви явились
обличителями политической неправды. В католическом мире, в особенности, церковная
власть вознеслась высоко над светскими правительствами. Она присвоила себе
высший нравственный суд над земными владыками; она карала их во имя божественного
закона, свергала их с престола, разрешала подданных от повиновения. Сильная
своим нравственным авторитетом, она стремилась внести мир и порядок в буйный
хаос средневековых элементов.
Это высокое положение церкви имело однако и свою оборотную сторону. Мы
видели, что оно вело к искажению самого нравственного начала. Смешение его
с правом делало его принудительным, и через это притеснительным для совести.
Посягательство на независимость светской власти, противоречащее ее призванию
и ее положению, неизбежно вызывало противодействие, а это вело к ослаблению
самого нравственного авторитета церкви. Сопротивление церковным притязаниям
оправдывалось тем более, что самое понимание нравственно-религиозного начала
было узкое и исключительное. Религия всеобщей любви заключалась в тесные рамки
вероисповедания, в котором первенствующим элементом было властолюбие первосвященника.
Все, что не хотело безусловно подчиняться этой власти и признанным ею догматам,
отлучалось от церкви, отсекалось, как ересь, и эти отщепенцы не только лишались
общения с другими, но преследовались огнем и мечем. Папы взывали к помощи:
светской власти, и потоки крови лились для охранения церковного единства.
Крестовые походы против Альбигойцев и костры инквизиции могут, по своей беспощадной
свирепости, соперничать с проскрипциями Суллы и казнями римских императоров.
Перед нравственным судом потомства они находят тем меньшее извинение, что
все эти злодеяния совершались под лицемерною личиною христианской любви.
Результатом этого извращения нравственных начал было падение средневекового
порядка. На место его воздвиглось новое государство. Но и оно, на первых порах,
далеко не отличалось высотою своего нравственного сознания. Возникши из хаоса
средневековых сил, которые оно должно было обуздывать всеми мерами, отвергнув,
с другой стороны, все притязания церкви, оно не хотело знать ничего, кроме
государственного интереса, которому оно жертвовало всем. Чтобы побороть анархические
стихии, оно пользовалось теми средствами, которые были в ходу в обществе,
привыкшем к безграничному произволу необузданных страстей. Всякие нравственные
сдержки были откинуты в сторону. Для утверждения силы и единства власти прибегали
попеременно к насилию и коварству, смотря по тому, что представлялось более
выгодным. Во имя государственной пользы совершались всякие злодеяния. Макиавелли
жил среди этого общества, и его учение было верным его отражением.
Средневековое владычество церкви не прошло однако даром. Провозглашенные
ею нравственные требования сделались достоянием общественного сознания. Покоряя
сердца, христианство собственною внутреннею силой содействовало их смягчению.
Противники католической церкви, вооружаясь против ее притязаний, сами ссылались
на христианское учение, противопоставляя принудительному закону коренящиеся
в нем требования любви, смирения и свободного отношения души к Богу. Эти стремления
перешли и в светскую литературу, которая, со всем жаром вновь пробудившегося
философского сознания, проповедывала истекающие из разума начала свободы и
права, терпимости и любви к людям. Просветительная философия XVIII-го века,
несмотря на одностороннее свое направление а, может быть, благодаря самой
этой односторонности, более всего содействовала водворению гуманных начал
в человеческих отношениях. Признавая отдельное лице основанием и концом всего
общественного быта, она требовала ограждения его от произвола, отвергая, как
незаконное, всякое посягательство на самостоятельное его развитие. Целью государства
ставилось уже не развитие силы, а внутреннее благоденствие, которое немыслимо
без ограждения права. Под влиянием этих идей, во многих европейских государствах
совершались преобразования, проникнутые стремлением ко благу человечества.
Еще более широкое приложение они нашли по ту сторону океана. Молодая республика
Соединенных Штатов показала и то высокое значение, которое имеет нравственная
доблесть в государственной жизни. В противоположность создателям великих монархий,
возвышенный и чистый образ Вашингтона всего более содействовал привлечению
общего сочувствия к юному народу и упрочению республиканских учреждений. Но
в старой Европе политика кабинетов, облеченная непроницаемою тайной, шла своим
чередом. Фридрих II и Екатерина любезничали с философами, а на практике совершались
дела, которые не имели ничего общего с философскими началами. Беззащитные
делались жертвою могучих соседей. Государственные средства и даже многие тысячи
живых душ раздавались любовницам и фаворитам. В нравственном отношении, политическая
практика XVIII-го века немного ушла вперед против прежнего времени. Нужна
была буря, вызванная Французскою Революцией, чтоб очистить воздух и ввести
в жизнь новые политические нравы. Самое водворение новых начал сопровождалось
кровавым террором внутри и политикой насилия в отношениях к соседям. Идиллии,
которые рисовались в воображении террористов, представляли ужасающее противоречие
с их политическою практикой.
Наполеон явился наследником Революции. Внутри он утвердил прочный мир
и порядок на основании гражданской свободы и равенства всех перед законом;
в этом состоит его вечная заслуга перед Францией и человечеством. Но политика
внешних насилий продолжалась; в проведении своих целей он не знал никаких
нравственных сдержек. Это был чистый политик, презиравший идеологию и ставивший
себе исключительно практические задачи. Некоторым извинением могло служить
ему то, что он считал себя и действительно был представителем нового порядка
вещей, призванным разрушить гнилые остатки средневекового строя. В исполнении
этого призвания он не стеснялся ни упроченными веками правами правителей,
ни самобытностью народов. На этот раз однако презрение к нравственным требованиям
понесло заслуженную кару. Против него соединились и правители и народы; гениальный
полководец пал под ударами всеобщего европейского союза. Но торжествующие
правители скоро забыли провозглашенные ими начала и данные народам обещания.
На Венском Конгрессе народы делились, как стада, по числу душ. Тайная политика
кабинетов возродилась в полной силе; свобода подавлялась всеми средствами.
Однако не надолго; система, руководителем которой был князь Меттерних, в свою
очередь потерпела крушение. Либеральный начала, посеянные Французскою Революцией,
окончательно восторжествовали и завоевали всю Западную Европу. Самая Россия
водворила у себя гражданский порядок, основанный на свободе, Таков был результат
движений XIX-го века.
Нельзя не признать, что установившиеся в Европе начала свободы во многом
содействовали развитию нравственных требований е политической области. В настоящее
время много утратила своей силы тайная политика кабинетов, приготовлявшая
во тьме всякого рода крамолы и ставившая ни во что права народов. Наполеон
III провозгласил начало народностей и освободил Италию. Князь Бисмарк, который
оказывал такое полное презрение к либеральному общественному мнению в Германии,
усвоил себе его цели и окончательно принужден был на него опереться, чтобы
создать Империю. В настоящее время немыслимо то беззастенчивое владычество
любовниц и фаворитов, которое в XVIII-м веке составляло самое обыкновенное
явление. Нравственное сознание общества окрепло и стало могучею сдержкой личных
страстей и стремлений. Гласность выводит наружу всякие козни и обличает совершаемые
во тьме деяния. Голос нравственного чувства может свободно возвышаться и осуждать
самых могучих правителей, когда они уклоняются от прямого пути. Личная свобода
человека ограждена от прежнего возмутительного произвола; гражданин может
гордо поднимать свою голову и смело высказывать свое мнение, не опасаясь незаслуженной
кары. На свободу народов не так легко уже посягать, как в прежние времена;
она завоевывает себе все более и более твердую почву.
Однако эта свобода имеет и свою оборотную сторону, которой нельзя отрицать.
Ведение политических выборов влечет за собою такую массу интриг, подкупов,
лжи, клеветы, что при беспристрастной оценке невозможно предаваться слишком
оптимистическим взглядам на счет успехов политической нравственности в современных
обществах. Политика дворов бесспорно стала чище, но политика обработки народной
толпы сделалась гораздо грязнее. И чем, глубже выборы проникают в массы, тем
зло становится больше. Демократия, представляющая владычество большинства,
не знающего сдержек, есть, бесспорно, один из наименее совершенных образов
правления. Ничто так не исказило парламентских учреждений, как появление ее
на политическом поприще в новейшее время. В Соединенных Штатах, где эта форма
давно утвердились, предания Вашингтона заменились совершенно иными понятиями
и нравами. Там политические выборы сложились в прочно организованную систему,
где личный интерес совершенно беззастенчиво выступает на первый план. Зло
как будто переместилось, а не уменьшилось. Проникая в массы, оно разрослось
и в глубь и в ширь.
Однако, самое это перемещение несет с собою возможность исправления.
Если в правительственных сферах, где зло скрывалось в тайне и укоренилось
многовековым опытом и успехом, оказывается значительное улучшение, то тем
более можно его ожидать в области недавно открытой для политической жизни.
И здесь, сравнительно с прошлым, успехи общественной нравственности в странах,
где сохранились старые сдержки, не подлежат сомнению. В Англии в настоящее
время нет ничего похожего на ту бесстыдную торговлю парламентскими голосами,
которая была обычным явлением в XVIII веке. Политическая атмосфера значительно
очистилась под влиянием развивающегося общественного мнения. Если в чисто
демократических странах мы видим иное, то это доказывает только старую истину,
что люди, не знающие сдержек, легко переступают через всякие нравственные
преграды. Надобно отказаться от иллюзии, что демократия в состоянии установить
порядок, удовлетворяющий нравственным требованиям человека. Но и тут окончательно
все зависит от роста общественного сознания, которое во всяком образованном
обществе является, прямо или косвенно, руководителем политической жизни и
которым в особенности установляются общественные нравы.
В этом отношении важное значение может иметь политическая наука. Конечно,
она не призвана быть нравственною проповедницей, да и самая эта роль довольно
бесплодна. Но исследуя политические отношения, как они проявляются в действительности,
она обязана указать все то неизмеримое зло, которое проистекает из безнравственного
отношения к общественному делу. Государственную силу можно, конечно, создать
безнравственными средствами; но прочной гражданственности на этом основать
нельзя. Наука должна выяснить, что государственная сила сама по себе не есть
цель, а лишь средство для упрочения внутреннего благосостояния и разумной
гражданственности, которой успехи измеряются развитием нравственных требований.
Наследуя политические формы в их приложении к жизни, она раскрывает их выгоды
и недостатки, а равно и те лекарства, которые могут быть употреблены против
проистекающих из них зол. Она указывает и необходимые условия свободы, те
высокие нравственные требования, то постоянство усилий и ту преданность общественному
делу, которые поддержание ее возлагает на граждан. В особенности она обязана
показать, что принимаемое за свободу своеволие есть гораздо худшее зло, нежели
притеснения и произвол, и что владычество ничем не сдержанной толпы несравненно
менее сносно, нежели деспотизм единого лица. Наконец, обнимая государственную
жизнь во всей ее полноте, она должна напирать на высшие, идеальные ее стороны.
Она должна ввести в общественное сознание, что чисто практические цели и низменная
точка зрения национального интереса не исчерпывают ее содержания, и что только
тот народ занимает высокое место среди других, который не имеет в виду исключительно
свои практические выгоды, а служит высшим идеям, развивающимся в истории человечества.
Такова высокая задача политической науки, понимаемой в том широком объеме,
который дается самым предметом. С исследованием реальных отношений должно
соединяться указание высших, идеальных сторон государственной жизни. Это одно
может дать ей значение истинной науки, а вместе утвердить ее влияние на умы
современников.
Глава IV. Разделение политики
Политика, вообще, разделяется на внутреннюю и внешнюю. Последняя однако
выходит из пределов настоящего курса. Изложение ее предполагает международное
право, также как изложение внутренней политики предполагает учение об обществе.
Ограничиваясь последнею, мы будем касаться внешней политики лишь настолько,
насколько она отзывается на внутренних отношениях или может служить примером
для выяснения тех или других политических начал.
Что касается до внутренней политики, то первый вопрос, который нам предстоит
рассмотреть, есть самое создание государства, или собирание тех элементов,
из которых оно состоит. Затем следует политика государственного устройства,
заключающая в себе исследование различных образов правления, их выгод и недостатков,
а равно и тех средств, которыми они держатся. И тут мы должны будем сделать
некоторое ограничение. Мы видели, что политические формы могут быть разделены
на собственно государственный и негосударственный. Так как политика есть наука
теоретическая, которая имеет в виду изложение средств для достижения государственных
целей, то последние формы имеют для нее лишь второстепенное значение, поскольку
они ведут к установлению собственно государственного порядка. Поэтому мы коснемся
их при рассмотрении способов создания государств. Остальное принадлежит к
области истории, а не теоретической политики.
За политикой государственного устройства, следует, согласно с изложением,
принятым в Общем Государственном Праве, политика законодательства. Мы рассмотрим
здесь главные факторы и элементы законодательной деятельности, способы проведения
их в жизнь, предания и прогресс, реформы и революции, общее законодательство
и местное. Но политику суда, которая, по принятому плану, должна бы следовать
за политикой законодательства, мы не станем излагать отдельно. Суд имеет в
виду отправление правосудия, а не осуществление политических целей. Изложение
его устройства и способов действия в виду достижения собственной его цели
принадлежит к специальным наукам судоустройства и судопроизводства. Но так
как суд имеет и общее политическое значение, составляя самый существенный
элемент для утверждения в государстве законного порядка и для ограждения свободы,
то с этой точки зрения мы будем рассматривать его в связи с политикой управления,
которой мы дадим место вслед за политикой законодательства. Здесь мы одну
за другою пройдем все внутренние цели государства и покажем способы их осуществления.
Наконец, мы перейдем к политике партий. Эта часть соответствует отделу
о правах граждан в Общем Государственном Праве. Пользование политическими
правами ведет к образованию партий, имеющих большее или меньшее влияние на
ход государственной жизни. Мы рассмотрим значение и виды партий, их организацию
и их способы действия. Этим и закончится изложение теоретической политики,
а вместе и весь курс государственной науки.
Книга вторая. Создание государства
Глава I. Способы происхождения государств
В Общем Государственном Праве были изложены различные способы происхождения
государств. Первоначально они возникают либо преобразованием других союзов
в государственный, либо свободною волею людей. Затем они могут образоваться
соединением или распадением уже существующих государств; это способы производные.
Здесь мы должны исследовать этот процесс с политической точки зрения, рассмотреть,
какими путями создаются новые государства и какими средствами они упрочиваются.
Начальная форма человеческих союзов есть, как мы видели, патриархия,
которая может быть семейная, родовая и племенная. Государство образуется из
патриархального союза, когда несколько мелких племен соединяются под властью
одного вождя, облеченного верховным правом. Иногда этот вождь является вместе
и завоевателем. Пользуясь силой соединенного племени, он расширяет свои владения
и основывает более или менее обширное государство. Таков был в древности Кир.
На глазах истории такими явились монгольские завоеватели, Чингис-хан и Тамерлан.
Предводители мелких племен покорили половину Азии. Во всех этих событиях главную
роль играет самая личность вождя. Нигде значение личности в истории и политике
не выступает так ярко, как именно при создании или расширении государств.
Скудная племенная жизнь возводится на новую высоту гением вождя, как бы воплощающего
в себе всю силу своего народа и своими доблестями возвышающегося над современниками.
Не одна только военная отвага и стратегический талант, но неутомимая энергия
и постоянство в преследовании цели, умение пользоваться средствами, глубокое
знание людей и способность привязывать их к себе и направлять их по своей
воле, сообщая им тот дух, которым воодушевлен сам предводитель, таковы качества,
которые требуются для создателей новых монархий. Такие люди появляются веками;
народы смотрят на них, как на высшие существа. Не даром древние сказания постоянно
связывают возникновение государств с именем известного лица. В этом выражается
не одна только присущая человеку наклонность приписывать всякое действие известному
лицу, которое является иногда мифическим представителем целой эпохи, а верное
понимание того, что происходит в действительности, той роли, которую играет
лицо в событиях народной жизни, особенно в первоначальные времена, при мало
развитом общественном сознании. Здесь темные инстинкты масс находят сознательное
выражение лишь в воле гениального предводителя.
Великие полководцы бывают обыкновенно и великими законодателями. Требование
порядка и дисциплины, необходимое в военном деле, они переносят и на гражданскую
область. И здесь проявляется прирожденный им дар организации, который тем
необходимее, чем обширнее покоренные области, чем разноплеменное население
и чем труднее все это связать в одно целое. Чтобы создать прочное государство,
недостаточно одной силы; нужен твердый порядок, основанный на законе; необходимы
административный учреждения, строгое уголовное законодательство, наконец,
ограждение прав подвластных, без чего последние, не обеспеченные в своей частной
жизни, отданные на жертву произволу, всегда готовы взбунтоваться. Эти правила
здравой политики понимали даже монгольские завоеватели. Чингисхан славился
тем порядком, который он умел водворить в своей необъятной империи. Взаимные
распри мелких племен прекратились; дороги были безопасны; жизнь и собственность
были обеспечены; произвол правителей укрощался немилосердно. Беспощадный к
врагам, которых он истреблял тысячами, он соблюдал строгую справедливость
относительно тех, которые ему подчинялись. Законы его сделались неприкосновенным
кодексом для его преемников. Этому законодательству возникшие из его завоеваний
царства обязаны своим более или менее продолжительным существованием. Государство,
не имеющее основания в крепкой народной жизни, только в твердом законном порядке
находит надлежащую опору. Без этого, мимолетные создания военной силы исчезают
так же быстро, как они возникли.
Но еще более, нежели в светском законодательстве, вновь возникающие государства
находят опору в религии, дающей высшее освящение власти. Могучее действие
религии на человеческие души проявляется с особенною силой в первобытные времена,
когда светское образование не успело еще дать своих плодов и не поколебало
непосредственных верований требованиями критики. Вследствие этого, создатели
государств ищут опоры в религиозных представлениях. Они выдают себя за посланников
Бога, призванных карать грешников и водворить порядок на земле. Их считают
какимито сверхъестественными существами; составляются легенды о их божественном
происхождении. Патриархия, вступившая на путь завоеваний, обыкновенно превращается
в теократию. Если неразвитая религия мелкого племени представляет для этого
слишком мало элементов, создаются новые догматы. Чингисхан предписывал поклонение
единому Богу, властителю вселенной; в остальном он оказывал полную терпимость.
Но так как этого было слишком недостаточно для упрочения теократической власти,
то его преемники перешли в магометанство. Иногда, наоборот, возникновение
новой религиозной формы, давая могучий толчок народному духу, становится началом
завоевательного движения. Так создались первоначально магометанские государства.
У восточных народов, теократические представления до такой степени вошли в
плоть и кровь, что при покорении их древние завоеватели считали нужным придавать
себе высшее божественное освящение. Александр Великий, покорив Египет, предпринял
поход к храму Аммона и превозгласил себя сыном этого верховного божества,
к великому неудовольствию его македонских сподвижников, привыкших к европейским
понятиям. Между восточными представлениями и европейскою цивилизацией существовало
внутреннее противоречие, которое окончательно оказалось гибельным для последней.
Она была вытеснена из завоеванных ею стран. Греческая культура, распространенная
победами Александра, уступила место владычеству ислама.
И точно, неразрывная связь религии с гражданским порядком рано или поздно
ведет к ущербу обоих элементов. Религия, по существу своему, как выражение
вечной истины, есть начало неподвижное и неизменное, и тот же характер она
сообщает освящаемым ею законам. Гражданский порядок, напротив, изменяется
с ходом жизни, под влиянием светского развития. Отсюда неизбежные столкновения
между светским образованием, которое требует свободы и стремится к самостоятельному
развитию, и религией, которая хочет наложить на него узду. Перевес первого
ведет к разложению теократии, а вследствие того к падению утверждающегося
на ней порядка. Такова именно была судьба магометанских государств, основанных
Арабами. Восприняв греческую цивилизацию, пустившую глубокие корни в покоренных
ими странах, они достигли высокой степени культуры; но это самое привело их
к падению. Они должны были уступить место более свежим племенам, чуждым образованию,
но сохранявшим неприкосновенными свои религиозные основы. Теократия может
держаться только отрицанием свободного умственного развития; следовательно,
она должна всегда оставаться на низшей ступени. Такое именно явление представляют
народы Востока.
В самой политической области обнаруживается внутреннее противоречие между
религиозными основами и требованиями гражданственности. Государственная власть
покоится на религиозных верованиях, которые не могут быть навязаны всем. Чем
обширнее государство, чем разнообразнее племена, которые оно себе подчиняет,
тем менее возможно требовать, чтоб они исповедали веру господствующего племени.
Обыкновенно теократические государства допускают веротерпимость относительно
подвластных; но последние через это самое исключаются из политической жизни,
им преграждается доступ к государственным должностям, Таким образом установляются
два резко разделенные сословия: владычествующее, для которого государство
имеет значение религиозное, и подчиненное, для которого оно является только
чисто внешнею силой, лишенной всякого нравственного авторитета. Чем выше состояние
подвластных, чем они богаче и образованнее, тем это положение для них нестерпимее,
и тем, в свою очередь, оно опаснее для владычествующего племени. Отсюда стремление
держать народ в невежестве и нищете; отсюда, с другой стороны, революционные
попытки, которые ведут к кровавым возмездиям. Неестественность этих отношений
усиливается, когда религия подвластных, по внутренним своим свойствам, стоит
выше религии покорителей. Таково именно положение христиан, подчиненных магометанскому
игу. Турция доселе раздирается этими внутренними противоречиями, присущими
всякому теократическому государству, но выступающими особенно ярко при столкновениях
его с высшею цивилизацией.
Исходом из этого положения может быть только преобразование теократии
в чисто светское государство; но именно это дело в высшей степени трудное.
Пока религия нераздельно сохраняет свою власть над умами, об этом нечего и
думать: теократия стоит крепко и только внешняя сила может ее поколебать.
Ослабление происходит вследствие вторжения чуждых элементов и в особенности
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |