Старая металлическая машина ждёт их всё на том же участке равнины, как и договорились. Кроме хозяев, места в ней хватает не только на великана с маленьким ребёнком, но и на дополнительный багаж в виде четырёх корзин с запасами одежды, рыбы и сладких сушёных ягод.
– Ты забыл бумагу… – единственное, в чём малышка упрекнула папу.
– В городе делают самую лучшую бумагу.
– У нас ягоды кончатся.
– Ты будешь рисовать карандашами и красками. Они гораздо лучше сока.
– Не знаю, что это такое.
– Я смогу найти себе любую работу, и мы сможем позволить себе то, что захотим.
– Ужели так думаешь?! – тут и водитель не выдерживает.
– У меня два высших образования. Плюс к тому я умею строить, шить, плести корзины, охотиться и готовить еду.
– Слышь, да в этом случае за тебя любой работорговец душу отдаст! И родную семью в придачу!!
– Что это значит?..
Водитель заливается смехом, оглянувшись на окаменевшее усатое лицо молодого компаньона.
– Расслабься, просто шутка такая. Распространённая в нашем городе.
…
Закусочная сеньора Ласердо Рэйнбёрнера и его семьи, расположенная посередине скалы на фоне живописной долины Ужаса, пользовалась огромной популярностью для проезжающих караванов из дилижансов и грузовиков. Столь громким названием обширная лесистая местность была обязана не столько мрачной наружности дикорастущих деревьев, сколько своей незавидной репутации, связанной с популярной историей о первых поселенцах в лесу. Здесь свирепствовали сильные ветры, перераставшие в смертельно опасные пылевые ураганы. Они и стали причиной исчезновения деревни, и потомки выживших поселенцев решили посадить деревья на месте катастрофы в надежде хоть как-то утихомирить своих непокладистых богов. С тех пор ветра немного сбавили обороты, но деревья, поломанные хотя бы наполовину, попадались каждые три шага. За последние семьдесят лет скудная рощица значительно разрослась, благодаря каждодневному вихрю, будто бы по расписанию разносящему семена на многие сотни километров, и ореол манящей таинственности прочно закрепился за этой территорией.
В последнее время дела хозяина закусочной шли не слишком хорошо по причине того, что на свободных территориях с каждым годом строились города. Конкуренты становились всё более расчётливыми в выборе участков согласно популярным маршрутам, а не таким, которые вели к долине Ужаса. Таким образом, оставались лишь ценители трапезы в неожиданных и уединённых местах. Семья Рэйнбёрнеров жаловалась не столько на недостаточное количество клиентов, сколько на самих клиентов, потому что те, кто ещё продолжал помнить про существование этих мест, редко не могли похвастать какими-либо дефектами во внешности или характере. Сам Ласердо отличался мощной мускулатурой и выдающимся животом от самой ключицы, а ещё вертикальным шрамом на висячем подбородке. Его огромная сила воли не позволяла славному заведению скатиться в нищету. Остальные члены семьи – долговязый старший брат, крепколобый, но слабоумный племянник и тщедушная жена с лисьим выражением лица, повиновались ему почти беспрекословно, так как от этого полностью зависели их судьбы. Они держали на привязи большую чёрную собаку, всегда предупреждавшую о визите очередного любителя пообедать в коридорном зале с восхитительным видом на зловещую чащобу. А в помощниках у них был хрупкий юноша, вынужденный спать в кладовой среди мешков с опилками для растопки очага. Несмотря на постоянную усталость, с каждой неделей даже такое незатейливое благо, как возможность заснуть, давалось ему всё хуже и хуже, что сильно сказывалось на его взгляде и манерах. Именно они больше всего раздражали Ласердо в этом доме, потому что начинали понемногу напоминать всех остальных членов его небольшого семейства. А помощник не должен был рассчитывать на лучшее обращение, чем сторожевая собака, однако все знали, что несколько дней постоянной жизни на улице, скорей, убили бы его, чем позволили работать с большей отдачей.
Юноша отлично помнил, как сюда попал. На свободных территориях он искал населённый пункт, и какая-то разношёрстная компания людей любезно согласилась подвезти его на своей двенадцатиместной машине. Все они показались ему достаточно славными и очень весёлыми ребятами. Миновав одну счастливо подвернувшуюся станцию для заправки бака, они добрались до закусочной и заказали огромное количество разнообразных блюд. Ласердо и его команда работали без устали в тот день и рассчитывали серьёзно обогатиться. Когда сеньора Рэйнбёрнер вышла в коридорную залу с последним подносом, за большим столом спал один-единственный человек. Им оказался щуплый двадцатилетний мальчишка с бледно-охристой кожицей, густыми чёрными волосами и раскосыми глазами. Разумеется, ему оказалось нечем расплатиться, кроме как самим собой. Для этого его здесь и оставили, и никто не посмел сюда вернуться, чтобы его забрать.
Старший брат Ласердо был единственным, кто разъезжал за покупками по городам. Он всегда чётко следовал списку, и ему было не свойственно обманывать свою семью из-за естественной нехватки самомнения – он должен был бы стать полноправным главой семьи, но не смог, так как оказался не самым сильным в ней. Между тем, он был и не самым слабым.
Как обычно, он поднялся с постели раньше всех и ушёл встречать рассвет. На свежем воздухе он простоял недолго в этот раз и вернулся в дом, оставляя собаку запоздало лаять на светлую точку в дальней части дороги. Первым делом он доходит до кладовки и принимается усердно стучать по стене, после чего достаёт засов и открывает дверь.
– Подъём! – его слегка раздражённый крик заставляет невысокую кучу из мешковины мелко вздрогнуть. – Кто-то едет!
– Я не спал!.. Совсем не спал… – помощник торопливо и сутуло выкапывается из-под рваных лоскутов.
– Тем лучше для тебя. Бегом в большую залу, расставлять столы. Пока я не разбудил хозяина.
Рэйнбёрнер-Старший медленно освобождает проход, и юноша с всклокоченной шевелюрой выскакивает в коридор при первой же возможности, натягивая старый ботинок на ходу. Едва не теряет равновесие, как перед ним показывается сонная хозяйка, миниатюрная женщина, спавшая этажом выше.
– Я их встречу, Гэртон, – произносит она усталым голосом и переводит взгляд на юношу, уже уставившегося в окно, – эта бестолочь должна была вчера проследить за птицами на крыше, совсем изгадили балкон…
– Синьора? – резко побледнев, помощник обращает на неё лицо с тонкими, хорошо выделяющимися чертами.
– Сын Гэртона успел сделать работу! – отвечает светло-рыжая дама ледяным голосом. – Я снова проверила твою реакцию. Вот теперь исчезни! Столы должны стоять на одинаковом расстоянии от окон. Потом пригладишь вихры и сменишь это безобразие на рубашку.
Юноша стыдливо оглядывает свою запятнанную безрукавку и послушно убегает, куда позвали. Стулья, как некстати, снова подняты на столешницы вверх ногами. К счастью, он уже привык справляться с такой рутиной за несколько минут – что такое недовольство хозяина, обитатель кладовки понимал, как никто другой в этом доме.
– Четыре часа утра? – мельком глянув на настенные часы, помощник дерзает обратиться к старшему Рэйнбёрнеру, поправляющему вывеску на дверях. – Почему так рано,… Гэртон?
– А я почём знаю. Задашь этот вопрос посетителям, – пожимает тот плечами. – В обморок не грохнешься, как на прошлой неделе?
– Ну, что ты… Я сегодня в ударе,… хе-хе.
Почти что правда. Автобус ещё далеко; лишь последний стол дожидается, пока его выдвинут на середину помещения под идеально ровным углом. Ранние посетители – предвестники удачного трудового дня. Да и Гэртон просто идеальный собеседник, если сравнивать с остальными жителями дома.
– Ади знает, где его новая одежда? – недоверчиво осведомляется сеньора из-за низенького столика с кассой, как только юноша уходит.
– Я ему передал, – бесстрастно отзывается Гэртон, – сегодня будет отрабатывать её стоимость.
– А как же разбитые тарелки? Целая стопка!
– Это сделал Гэртон-младший, Жанин. Ади выдержал наказание получше, чем вышло бы у него. Половина закусочной лежала бы в руинах, скажи я правду Ласердо.
– Ты слишком мягок! Мальчишка должен знать своё место в этом доме.
– Он сказал, что уважает порядочных людей. И потом: он пишет и считает лучше всех нас. Не пора ли как-то уже пустить это в дело?
– Решать Ласердо. При таких проблемах нам слишком дорого обходится даже этот тщедушный беспризорник.
– Но клиентов же не стало меньше, Жанин. Обслуживание наладилось…
– Ты бы посмотрел, кто стал сюда захаживать в последнее время! Ох, вот и они… – женщина пытается выдавить из себя улыбку, идя к главной двери с вывеской, чтобы впустить пассажиров белого автобуса. – Милости прошу, Ресторан-над-изумрудной-долиной открывается специально для Вас! Проходите …
На этот раз Рэйнбёрнерам предстояло обслужить целый отряд из каких-то стариков, ведомый кучерявой девушкой-машинистом.
– А вообще, если подумать, здесь не так уж плохо, – ободряюще нашёптывает Ади себе под нос, заканчивая переодеваться в уборной, – по крайней мере, эта одежда получше той, что была на мне последнюю пару лет.
– ПОМОЩНИК?! – окликает его хозяйка в тот момент, когда он уже оказывается за её спиной.
Обернувшись, она хватается за сердце, но быстро приходит в себя и нагружает Ади подносами с ящичками, полными ложек вместо вилок и рукояток с режущими колёсиками взамен ножей. Объяснения не требуются.
Подождав друг друга, старички приступают к трапезе практически одновременно, что сильно облегчает работу разносчика тарелок. Ади решается на кратковременную передышку у несущего столба, и хорошенькая девушка, уже положившая на него глаз, незаметно пододвигается к нему. Свой завтрак она уже получила в дороге, и ей оставалось только накормить своих подопечных.
– Утром очень прохладная погода, не так ли? – ласково спрашивает она, не поворачивая лица к разносчику тарелок.
Встретив молчание, она стремиться вырулить ближе к делу.
– Неплохая работа… Требует настоящего терпения и сил. Я права?
Девушка оборачивается и с изумлением находит, что симпатичный служка, прильнувший спиной к столбу, почти храпит.
– Похоже, не то слово. – Разочарованно выдавливает водительница.
Торопливым шагом она покидает ресторан.
– Какое удачное начало… – раздаётся низкий голос ненадолго спустившегося Ласердо; Ади, хоть и не попавший в поле зрения хозяина, мгновенно распрямляется возле продуктовой тележки, стиснув зубы из страха показаться недостаточно внимательным.
– Молодой человек! – поднимает голову старушка, и помощник чувствует облегчение от наметившейся возможности продемонстрировать свою занятость.
– Слушаю! – Ади быстро вытащил из-под салфетки–полотенца необъятный блокнот и вытряхивает карандаш из-за уха, чтобы записать всё необходимое в доли секунды.
– Я уже закончила, за мною доест мой сосед, так что можете расслабиться. Просто предупредила.
– Что?! – переспрашивает юноша в растерянности и поневоле обращает внимание на её многочисленные украшения и спутанные серые волосы, торчащие в разные стороны.
– Вы не уходите, у меня для вас кое-что есть за хорошую работу. – Старушка достаёт из кармана мешочек и отдаёт ему.
В мешочке оказывается пузырёк.
– Спасибо… А что это? – осведомляется Ади вежливым шёпотом, не забывая коситься на считающего выручку Ласердо, в надежде, что тот ничего не заметит.
– Вы очень плохо спите, молодой человек, – отвечает косматая старушка и зажимает подарок у юноши в ладони, – поэтому я припасла для вас снотворное. Оно отлично помогает. Ой! Кстати… Вы уже можете уносить наши тарелки.
– Большое спасибо! Обязательно заглядывайте ещё! – с услужливым лицом Ади охотно принимает две тарелки у низенького лысого человечка и спешит на кухню; пузырёк уже надёжно спрятан в кармане чёрных брюк, стянутых ремнём.
В дальнейшем обошлось без приключений, и, когда Ади очнулся возле своего излюбленного столбика после очередной кратковременной дремоты, переполненный автобус уехал.
…
– Странно… – басит Ласердо; гул от его тяжёлых шагов уже пятый час бороздит воздух в длинном помещении. – Мясо мало кто купил. И до сих пор никого. Так мы не продержимся до следующего года!
Ему отвечает жилистый старший брат с уличной скамьи.
– Я скажу, сколько мы собрали за сегодня. Ади добавил свои чаевые. Минимум четырнадцать тысяч семьсот выходит… – он мельком опускает глаза на блокнотный лист, – то есть, восемьсот семьдесят. Надо только держать планку качества и всё.
– Мы упускаем слишком много возможностей стать по-настоящему богатыми! – отрезает Ласердо, неожиданно состроив жалобный взгляд. – Почему те, кто знаком с Касталланедой, так много добиваются?
– Опять ты про него, Ласердо… Сколько можно? – вздыхает Гэртон. – Мама столько раз предупреждала, чтобы мы держались подальше от этих разговоров.
– Мало ли, что думала старуха на склоне дней? – сердито всплёскивает руками человек-гора. – А если он наша единственная надежда остаться на плаву в ближайшие двадцать лет?!
– Ты, правда, так думаешь? – осторожно спрашивает жена, остановившаяся в узком коридоре.
– Глупости. Надо сейчас думать о другом, – Гэртон обращает взгляд на чёрно-зелёную долину. – Как сделать этот дом максимально устойчивым к ураганам. Старики о них только и болтали, пока сидели здесь.
– Что? Вы… о тех самых ураганах? – раздаётся голос Ади из подсобки. – Которые разнесли до основания деревню, бывшую в долине?
– ЗАМОЛЧИ! Ты излишне пытливая шмакозявка для уборщика! – громко огрызается Ласердо, топая ногой.
– Нет, для уборщика,… наверное, в самый раз, – к своему собственному удивлению, юноша находится с ответом. – Вдруг, однажды… мне придётся убирать обломки… этого дома.
Этими словами он приводит Ласердо в такую ярость, которой не вполне ожидали и домочадцы.
– Чернявая паскуда, ну-ка, повтори ещё раз!!! – редкие усы грозного амбала вздыбились; в считанные мгновения он накрывает перепуганного Ади широкой тенью.
Тот соображает пуститься в быстрый бег и вовремя запирается от хозяина в кладовой изнутри с помощью швабры.
– Я всё понял! Больше повторять не буду! – кричит он в ответ на все попытки вломиться, заранее зажимая уши, чтобы не услышать ничего взамен.
– Но Ласердо… – робко вмешивается жена, спустя пятнадцать минут безуспешных попыток разломать слишком крепкую кладовую с самых разных сторон. – Вдруг нам будет не лишним подумать об устройстве стен?
– Ещё чего! – плюётся на это хозяин, отходя от неподатливой дверцы. – Катастрофа уже в прошлом, ураганы проходили здесь всего четыре раза. И не факт, что задевали именно эту скалу. Будем закрываться пораньше. Тогда не так много уродов будут лазить сюда со своими бестолковыми мифами.
Ади облегчённо вздохнул и свернулся калачиком на самом высоком из мешков. Если больше не будет посетителей, то самое благоразумное – пролежать здесь до ночи, не прерываясь на еду, даже если Гэртон позовёт через отверстие под дверью. Чтобы привести свой дух в нормальное состояние, необязательно наедаться – достаточно побыть в тишине, наедине с самим собой. Особенно если сегодня выпадет такая редкая возможность, и Гэртон-младший не захочет спуститься, чтобы попытаться снять многострадальную дверь с петель голыми руками.
– Мама,… папа… – наконец, срывается у юноши с языка, – вы, наверное, считали такую жизнь самой унизительной. Мне в таком случае… очень жаль. Я обязательно найду способ отсюда уйти. Когда решусь.
Клиенты так и не появились за весь день. Собака мало подавала голос, и в доме было очень тихо. Ади умудрился рассчитать на уровне интуиции, что, пока он лежал, запершись в кладовке, наступила полночь. Почему-то меньше всего его удивило, что даже в таких благоприятных условиях заснуть у него так и не получилось. Или он боялся. Ведь, если юноша всё-таки засыпал, его одолевали кошмары, среди которых он чувствовал себя бесконечно одиноким, несмотря на все попытки держаться.
Запереть его снаружи никому не пришло в голову. Теперь же он решается отодвинуть швабру и приоткрыть дверь. Отголоски хозяйских бесед еле добираются до лестницы, а в прохладном воздухе коридора повисло напряжение. Ади снимает ботинки, чтобы как можно бесшумней прокрасться к спальне – изнуряющий страх куда-то улетучился. Не иначе, как благодаря самоотверженному ответу на слова Ласердо ещё в середине утра.
– Я не очень это догоняла, Ласердо,… – голос Жанин звучит тревожно, и это чувствовалось даже на значительном расстоянии от двери, – ты действительно настолько давно об этом думал?
Затаив дыхание, Ади опускается на четвереньки и прислушивается с возросшим интересом.
– Много мы не потеряем. Скорей, наоборот! Тем более, если мальчонка грамотный и считать умеет. Касталланеде не хватает людей, и эта сделка может оказаться выгодной для нас обоих.
Услышав это, юноша задрожал и попятился от стены, но не издал не единого звука.
– В своём уме? – в надломленной речи хозяйки прослеживаются нотки неподдельного страха. – Его же там заживо сожрут… Из таких беспечных котят Касталланеда верёвки вьёт!
– По договору всё будет зависеть от того, как он сам распорядится живым товаром. Будь спокойна, Жанин. Я изучаю местный рынок десятки лет. Это того стоит. Всё ради нашего дома.
– Флаг тебе в руки, Ласердо. Если ты так уверен…
Юноши и след простыл. Он вернулся в кладовую и достал старушкин подарок. Кажется, не пригодилось. Он ведь и вправду заснул. И видит очередной кошмар. Продажа честного человека какому-то неизвестному убийце за большие деньги… Такого просто не может быть в реальности. Или это просто не тот мир, в котором можно жить. Но, пощипав себя за бока через новую рубашку, подёргав себя за волосы, укусив себя за руку, Ади убеждается, что просыпаться не от чего.
В прежние недели, когда у него выдавалось свободное время, он собирал снаружи железки, оставленные караванами, в порядке уборки улицы, только не выбрасывал их, а пытался построить самокат в большом секрете от хозяев. Даже где-то умудрился спрятать чертежи, но не запомнил, где. Он прекрасно знал, что отправляться куда-либо на самокате в одиночку, тем более с такой известной территории – самоубийственное дело. И, всё-таки, он не забрасывал своё секретное увлечение. А как жить дальше? Ведь завтра, вроде бы, всё должно быть, как прежде. Просто нужно воспользоваться пузырьком и в кой-то веки провалиться в крепкий сон, обещанный бабулей. Завтрашний день обещает быть таким же удачным. В конце концов, не обрекать же себя на долгую и мучительную голодную смерть за его пределами…
Гэртон отправлялся будить своего ненаглядного сынка рано утром, чтобы тот помог ему возвести очередную стену возле дворика. Ади почему-то опередил пятидесятилетнего жаворонка по скорости вставания и ждал всю семью на кухне, хорошо причёсанный и одетый, зато с по-прежнему заспанным лицом. Он приготовил яичницу из двадцати яиц – сытный завтрак на пятерых, как Жанин его учила.
Едва все рассаживаются по своим местам, как Ласердо дважды хлопает в ладоши, требуя внимания, прежде чем домочадцы приступят к еде.
– Браво, Ади, ты учишься меня не разочаровывать. Рэйнбёрнеры! Попрошу вашего особого внимания, потому что у меня важное заявление. Наш юный помощник наконец-то заслужил повышение своим трудолюбием. Поздравим его все вместе! Вы согласны?
Юноша растягивает рот в неуклюжей ухмылке, попытавшись изобразить одновременно непонимание и восторг, и это начинает выглядеть весьма причудливо в сочетании с тёмными кругами под его раскосыми глазами.
Гэртон, Гэртон-младший и Жанин не слишком охотно аплодируют. У всех троих образовалось искреннее недоумение на лицах.
– Я… Очень тронут, сеньор. Очень. – Выдавливает Ади сквозь зубы, как только неритмичные хлопки прекращаются.
– Сегодня, так и быть, ты у нас последний день. – Продолжает хозяин, игриво прищурившись и подведя к мясистому носу свой большой бокал с ягодной брагой, которую в его семье с недавнего времени пил каждый человек. – Как говорится, мучился-мучился и получился. Передаём тебя в хорошие руки. Предлагаю домашним сделать первый глоток в честь чудесного события.
– Я не мучился, ну, что вы говорите такое, – слабо посмеивается Ади и тоже кивает на свою порцию, хоть и ненавидел выпивать, – вы с самого начала были очень добры ко мне. И… поверьте. Я никогда этого не забуду. Совсем никогда. – Закончив отвечать, он возвращает свой бокал на место, даже его не пригубив. Поднимается из-за стола и задвигает стул, внимательно оглядывая членов семьи, каждый из которых погрузился в крепкий сон за считанные секунды.
Собака принимается голосить лишь тогда, когда он покидает дом, удерживая под мышкой полностью доделанный самокат. Её назойливый голос не прекращается и после того, как он исчезает за скалой. Но юношу этот лай больше не страшит. Изумрудная долина станет лучшим укрытием для беглеца на какое-то время. Может даже, выведет его к цивилизации, на что, конечно, сильно рассчитывать не стоит. Но хотя бы пытаться Рэйнбёрнеры ещё не запрещали – просто потому, что речи об этом не заходило вовсе.
– Вот я и в долине Ужаса… – объявляет Ади, сделав глубокий вдох после первых нескольких шагов в тенистую рощу. – Про неё мы слышали от этих старичков чуточку побольше добрых слов, чем об этом Касталланеде. Не правда ли?..
3.
26 августа 86 года от В.Д.К. Прочитан эсперадо-ависардийский словарь.
Локация: комната Маликора на временной квартире. Там просторно.
Старший брат гуляет с друзьями. Где-то там. Просил не рассказывать отцу и деду. Я не расскажу им ничего, потому что действительно не знаю, где его носит так долго. Домой они возвращаются поодиночке. Мои дела интересуют только деда. А отца волнует только Маликор и его экзамены. Мне это выгодно, потому что (тщательно зачёркнутое слово) это позволяет мне…… (ещё одно длинное зачёркнутое слово) валять дурака, сколько захочу. Отец видел дневник и даже открыл его, но быстро потерял интерес. Он не читает на эсперадо, у него только староависардийский в качестве шифра в запасе. Его я тоже знаю, в семье генерала дети должны говорить на двух языках.
У меня четыре языка теперь. Четвёртый птичий. Арри ещё не вернулся. Не случилось бы чего. Я нарисовал его летящим через рты самых больших чудищ, которых видел в энциклопедии. Показал сначала Хаяне, ей понравилось. Мама попросила меня нарисовать что-то более красивое. Красота в её понимании это что-то совсем другое. Например, серебряная посуда или красный кожаный портфель для планов, которые она рисует. Взрослая женщина уже не смеётся так, как семилетняя, и это грустно.
На улице делать не так много. Есть площадка для детей. Туда установили батут вчера. Я его быстро занял. Дважды ударился головой об асфальт, но на мне был шлем. Мама очень ругалась, когда я попросил у неё «крепкий клей», и сказала, чтобы я не покидал комнату до конца месяца. Совсем безумный совет. Я упросил деда упросить её пере-думать. Осталось слишком мало свободных дней. Шлем забрали, поэтому кувыркаюсь на горизонтальной лестнице. Тех, кто хочет меня оттуда сбросить, мало. Дети 9-11 лет все помешаны на электронных играх, в деревне никогда не были.
27 августа 86 года от В.Д.К.
Место: кладовка с контейнерами. Трудно узнать, в котором из домов. Да здравствует разнообразие. Кажется, у меня времени полно.
Не могу найти кнопку включить свет. Но под дверью есть немного. Тетрадь маленькая, удобно с-прятать под рубашкой (огромный пробел, пропущен целый лист).
Я начал рассказывал истории на площадке, собралось пять мальчиков и две девочки. В общем, их та история в лесу заинтересовала. Про сбежавшего паука особенно,… Араному Гранду, у которой я все ноги оборвал, упираясь в пень, чтобы она мою голову не откусила. Это было в газете. К счастью, её детёныши одичать не успели, и профессор увёз их в свой институт. Меня прервали, когда я рассказал только 1/30 от того, что собирался. Мальчик немного выше меня сказал, что у меня длинный нос и лживая душонка. Я ничего не ответил и ударил его головой в живот. Лет 13 ему, а отлетел метра на два-два с половиной. Начал плакать, позвал своего брата. Этот брат очень сердился, потому что собирался на свидание. Так мне и сказал, пока нёс меня в руках с вонючим пакетом на голове, так что было темновато. Лицо не запомнил даже. Не заметил его и не приготовился, а он был за скутером, совсем рядом. Быстро ходит. Ростом чуть пониже отца.
Заскучать не успел. Какие-то люди пришли в чёрных куртках. В сапогах коротких. Брат говорил, что полицейские здесь очень просто наряжаются.
Понятно. Наверное, расспросили девочку, которая задавала много разных вопросов про паучат. Да, они были милые. Да, я их не трогал. Видела бы она их сейчас… Меня вытряхивают из контейнера. Продолжу дома.
--
Отец читал мораль. Дед запретил ему меня бить, когда я был моложе, и этот запрет соблюдался. Аргумент такой, что меня бить бесполезно, можно только переубеждать. Вот папа и пытался. Всё, что я узнал, так это что надо держаться подальше от детей его коллег по работе. Отец постарался выглядеть очень страшным. У него гораздо лучше получается, когда он не сильно старается. С прогулки вернулся Маликор, не ожидающий его увидеть, и всё ценное внимание перелезло на голову этого самодовольного придурка. День спасён.
…
Чтобы остановиться в дешёвой придорожной гостинице, похожей на округлую землянку, рядом с городом под говорящим названием «Багровое Ущелье», Веймару и его Таллочке нужна была только одна небольшая комната на пару дней. Той суммы, которой наградил случайный водитель-перевозчик за гору вкусного мяса, оказалось достаточно даже на немного больший срок, но было бы хуже всего затягивать с поисками работы и жилища, уже напрямую зависящего от неё. Из-за слишком ветреной погоды только на второй день отец и дочь приняли решение исследовать широкий пролом среди бескрайних древесных скал с плоскими верхушками.
Почему на этих свободных землях оказалось так много молчаливой древомассы без листьев, Веймар уже много раз пытался выудить из мягкосердечного водителя, но тот, словно по специальной команде, менял тему разговора в сторону интересных подробностей жизни в городах, пока не высадил, где и обещал. У единственного хозяина гостиницы обнаружилось странное уродство – наполовину сросшиеся губы, неумело спрятанные за пёстрым шарфом, зато был огромнейший нос, которым он очень красноречиво шмыгал во время отсыпания Веймаром в тарелочку нужного количества пластинок. Иными словами, за добыванием информации, не связанной с удовлетворением самых базовых потребностей, путникам оставалось идти только в город.
За самым входом тёмные слоистые стены, испещрённые красно-коричневыми иглами разной длины, поднимались с обеих сторон на триста метров и с каждым шагом становились выше. То был медленный и захватывающий спуск в протяжённое ущелье. Влага беспорядочно конденсировалась на торчащих щепах в виде оранжевых и бордовых полосок, превращая их в ребристые горизонтальные сосульки. Чем ниже спускался путешественник с ребёнком на плечах, тем эти багровые стены казались непреодолимей. Во время пути молодой мужчина долго изумлялся многообразию причудливых теней, а маленькая девочка спокойно улыбалась, принимая неприютное окружение как должное. У неё было выгодное положение. В три с половиной года человеку ничего не остаётся, кроме как впитывать всю незнакомую информацию, подобно губке, и подолгу отдыхать от этого при любой возможности.
К тому моменту, как становятся слышны первые голоса, Веймар убеждается, что его сандалии вот-вот потребуют ремонта, и решает сильно не спешить со знакомствами. Клеевая лента, одолженная у немого носача, помогает укрепить ремешки, и в это время девочка вытаскивает кошелёк из-под отцовского плаща.
– Уже можно? – тихонько спрашивает она.
– Сначала мы должны разобраться в потребностях местных жителей, и что готовы дать они, чтобы получить желаемое. А вот теперь мы спрячем эти квадратики получше, на всякий случай. В нормальном городе каждый человек должен иметь право на тайну. Вот как здесь. – Отец помогает ей убрать кошелёк во внутренний карман своего рюкзака.
– А зачем иметь тайны? – Таллочка склоняет голову набок, прослеживая за застёжкой-молнией.
– Очень просто. Затем, что мы самостоятельные и сложные существа. Каждый со своей любовью и своими мечтами, над которыми умеем работать только сами, чтобы получить свой лучший результат. Мы можем чем-то обмениваться друг с другом, чтобы сделать лучше жизнь вокруг. Но не стоит спешить осуществлять чужую мечту, если не понимаешь её. И не стоит делать людей счастливыми против их воли, потому что из-за этого они перестают быть людьми.
– Поэтому ты ушёл из твоего родного города?
– Верно, Таллочка. И тебя прихватил, – с ласковой улыбкой Веймар ерошит дочери макушку и поднимает взгляд на первые постройки, торчащие из стен на разной высоте, вплоть до рваной светло-голубой полосы далеко вверху. – Ну, вот, уже почти пришли. Теперь мы будем искать себе друзей, таких же свободных, как мы сами. Крепко держи мою руку, и тогда здесь с нами будет всё нормально.
Золотистые россыпи светящихся окошек в густой тени встречают путников по обе стороны ущелья, пока многочисленные звуки не становятся особенно громкими, и тьма окончательно не рассеивается.
…
– Где я?! Ой,… кажется, всё там же. Почему так болят руки?..
Утро ознаменовалось для Ади очередным протяжным воем воздушных потоков среди чёрно-синих крон. Кошмары прекратились, но за свой поход он довольно много провалялся на голой земле, из-за чего всё чаще содрогался от озноба, и его это начало слегка тревожить. Сегодня спал он мало, по сравнению с тремя предыдущими деньками, зато прибавилось желание идти дальше. Хотя бы для того, чтобы, наконец, набрести на выход после долгого плутания по тёмной чаще в одиночку. Вывернув котомку над травой, юноша с тоской обнаруживает, что почти доел ржаную буханку.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |