неоплатоников: <Всякое множество вторично в сравнении с
единым>, и единичное осмыслялось как отпавшее и греховное.
304___________________________М.К.Петров
<Не тем человек сделался похожим на дьявола, - пишет Авгу-
стин, - что имеет плоть, которой дьявол не имеет, а тем, что
живет сам по себе, т.е. по человеку. Ибо и дьявол захотел жить
сам по себе, когда не устоял во истине; так что стал говорить
ложь от своих, а не от Божьих - стал не только лживым, но и
отцом лжи> (О Граде Божием, XIV, 3), Либо же рассуждение о
единичном переводилось в план предопределения с обычной
для таких случаев ссылкой на апостола Павла: <А ты кто, чело-
век, что споришь с богом? изделие скажет ли сделавшему его:
<зачем ты меня так сделал?>. Не властен ли горшечник над
глиною, чтобы из той же смеси сделать один сосуд для почетного
употребления, а другой для низкого?> (К римлянам, 9, 20-21).
Но с появлением в теологическом арсенале работ и идей
Аристотеля проблема единичного или <индивидуации> стала
одной из центральных прежде всего потому, что логика Ари-
стотеля, законы правильного мышления, логическая интерпре-
тация движения прописаны у Аристотеля по индивидуальной
<первой сущности>, по материальной ее составляющей как по
основанию преемственности к носителю свойства <принимать
противоположные определения без изменения числа> (Катего-
рии, 5). В отличие от платоновского мира идей, каждому веч-
ному и неизменному различению которого, идее-образцу, соот-
ветствует неопределенное множество единичных вещей-копий,
аристотелевский мир первых сущностей (субъектов, подлежа-
щих), о которых <все сказывается, они же ни о чем не сказыва-
ются>, есть мир единичных вещей, источник, опора и условие
любых идей и форм, которые в качестве вторичных сущностей
обладают дискретно-различающей природой, не способны к
преемственному существованию и изменению.
По Аристотелю, умопостижение ограничено вторичными
сущностями, общим, тем кругом дискретных форм и понятий,
с помощью которых определяются первые сущности - единич-
ное, а сами эти первые сущности - единичное - представле-
ны лишь в ощущении. При этом единичное отбрасывается в
предмет познания как существенное для предмета и для опера-
ций с содержательными понятиями, но не представленное в
самом мире понятий свойство. Фома так фиксирует это об-
стоятельство: <Различие между чувственным и интеллектуаль-
ным познанием состоит, по учению Аристотеля, единственно в
том, что вещь чувственно воспринимается в соответствии с тем
устроением, которое она имеет вне души, т.е. в своем особен-
__________________Дискуссии теологов и разработка..._______________305
ном бытии, между тем как умопостигаемая природа вещи хотя
и дана вне души, однако не в том модусе бытия, согласно ко-
торому она оказывается умопостигаемой. Ибо умопостижение
общей природы осуществляется через исключение производя-
щих индивидуацию начал; между тем такого модуса бытия вне
души общая природа не имеет> (Сумма теол., I, q. 76, 4).
Эти производящие индивидуацию начала, которые присущи
миру вещей, но исключены из мира знания, уже Фому застав-
ляют поднять вопрос о существовании своей особой реально-
сти знания, хотя он делает это в форме противопоставления
взглядов Аристотеля и Платона. Заметив, что общая природа
сама по себе не имеет модуса бытия, лишенного производящих
индивидуацию начал, он тут же отмечает: <По учению Плато-
на, умопостигаемая вещь дана вне души в том своем модусе,
сообразно которому она указывается умопостигаемой; ибо он
предположил, что природы вещей даны в обособлении от мате-
рии> (там же).
У Фомы идея такой особой реальности познания, как и сам
механизм индивидуации, лишь намечена через синтез Аристо-
теля и Платона на основе аристотелевой связи чувственного и
умопостигаемого. Для <после вещей>, когда вещь служит по-
знающему интеллекту в качестве <наугольника и мерила>, ха-
рактерно исключение производящих индивидуацию начал и
переход от единичного к общему; для <до вещей> характерно
подключение производящих индивидуацию начал и переход-
умножение в единичное, в <общую природу>. Практической
деятельности как осознанного способа индивидуации здесь еще
не видно, хотя Фома постоянно привлекает в качестве иллюст-
рации деятельность по предзаданному образцу.
Более радикально подходит к делу Оккам, хотя и у него в
основе построения второй реальности знания, лишенной инди-
видуации, лежит нечто близкое к платоновским идеям-образ-
цам. Рассуждение идет в рамках все той же равносильной триа-
ды: до вещей - в вещах - после вещей, но выполняется оно
уже на чисто логическом уровне формальных построений, не-
посредственно восходящих к аристотелевскому членению не
способов и видов познания, а первичных и вторичных сущно-
стей. <Сущностью, о которой бывает речь, главным образом,
прежде всего и чаще всего является та, которая не сказывается
ни о каком подлежащем, как, например, отдельный человек
или отдельная лошадь. А вторичными сущностями называются
те, в которых как видах заключаются сущности, называемые в
первую очередь, как эти виды, так и обнимающие их роды;
так, например, определенный человек заключается как в виде в
человеке, а родом для вида является живое существо. Поэтому
здесь мы и говорим о вторичных сущностях, например это -
человек и живое существо... все остальное или сказывается о
первичных сущностях как о подлежащих, или же находится в
них как в подлежащих. Поэтому, если бы не существовало пер-
вичных сущностей, не могло бы существовать и ничего друго-
го> (Аристотель, Категории, 5). Здесь требуется краткое пояс-
нение, для которого лучше использовать термины школьной
грамматики - кальки терминов Аристотеля.
Сущность (~ousia) и ее представитель в речи, имя существи-
тельное (~ousiastifon), могут, по Аристотелю, нести функцию
либо основания высказывания, то есть быть подлежащим
(~upokeimenon, subject), либо же функцию средств высказывания
- быть дополнением (~artikeimenon, object). Подлежащее у
Аристотеля не только член предложения, но и бытийный адрес
высказывания, суждения, оценки, причем адрес, как правило,
индивидуализированный, что подчеркивается и в греческом и
во многих других языках употреблением артиклей: при подле-
жащем практически всегда стоит определенный, при дополне-
нии - неопределенный. Особенно строго это правило выдер-
живается в языках с малым числом или отсутствием падежей (в
новоанглийском, например).
Это пояснение может оказаться полезным для понимания
основной мысли Оккама о принадлежности универсалий к
средствам высказывания, к дополнениям-объектам, к вторич-
ным знаковым сущностям: <Я утверждаю, что универсалия не
есть нечто реальное, имеющее в душе или вне ее субъектное
бытие (esse subjectivum), а имеет в ней лишь объективное бытие
(esse objectivum) и есть некий мысленный образ (ficturn), суще-
ствующий в объектном бытии, так же как внешняя вещь в
субъектном бытии> (4, с. 898). С точки зрения привычного рас-
пределения терминов субъективное и объективное (переводчи-
ки зря укоротили их на английский манер) здесь обыкновенная
путаница: субъективному надо бы стоять на месте объективно-
го и наоборот. С точки же зрения идущей от Аристотеля опоры
на языковую структуру оккамово распространение терминов
вполне правомерно: речь всегда идет о единичных определен-
ных вещах, о субъективном, или <подлежащем>, бытии с помо-
_________________Дискуссии теологов и разработка..._______________307
щью общих и лишенных свойства единичных понятий, принад-
лежащих к усеченному объективному, или <дополнительному>,
бытию. Оккам идет от представления предложения в качестве
средства перехода от реальности вещей-субъектов (подлежа-
щих) к реальности знаков-объектов (дополнений). В рамках та-
кого предложения-перехода теряются <производящие индиви-
дуацию начала>, то есть Оккам использует здесь как раз то ак-
тивно-познавательное представление о предложении, о кото-
ром Ленин в свое время напишет: <В любом предложении мож-
но (и должно), как в <ячейке> (<клеточке>), вскрыть зачатки всех
элементов диалектики, показав, таким образом, что всему позна-
нию человека вообще свойственна диалектика> (1, с. 321).
Пояснение самого Оккама движутся в равносильной Трои-
це-триаде: до вещей - в вещах - после вещей, - которая за-
мыкается у него в цикл: в вещах - после вещей - до вещей -
в вещах и т.д.: <Поясню это следующим образом: разум, видя-
щий некую вещь вне души, создает в уме подобный ей образ
так, что если бы он в такой же степени обладал способностью
производить, в какой он обладает способностью создавать об-
разы, то он произвел бы внешнюю вещь в субъектном бытии,
лишь численно отличающуюся от предыдущей> (4, с. 898). В
этой свернутой в цикл триаде движения от субъективного (еди-
ничного) к объективному (общему) и от объективно-общего к
субъективно-единичному важно отметить два обстоятельства.
Во-первых, движение идет без изменения качества: порождаю-
щее возвращение в субъективность носит чисто репродуктив-
ный характер, в ходе <до вещей - в вещах> воспроизводят
вещь <лишь численно отличающуюся от предыдущей>. Во-вто-
рых, для хода <до вещей - в вещах> Оккам использует в при-
менении к разуму гипотетический оборот: <если бы он в такой
же степени обладал способностью производить, в какой он об-
ладает способностью создавать образы>, а само это условие по-
рождения закрывает ссылкой на практическую деятельность, в
которой и возникает индивидуация: <Дело обстоит совершенно
так же, как бывает с мастером. В самом деле, так же как мас-
тер, видя дом или какое-нибудь строение вне души, создает в
своей душе образ подобного ему дома, а затем строит подоб-
ный ему дом вовне, который лишь численно отличается от
предыдущего, так и в нашем случае образ, созданный в уме на
основании того, что мы видели внешнюю вещь, есть образец,
ибо, так же как образ дома (если тот, кто создает этот образ,
308___________________________М.К.Петров
имеет реальную способность производить) есть для самого мас-
тера образец, так и тот образ есть образец того, кто создает его.
И сейчас образ можно назвать универсалией, ибо он образец и
одинаково относится ко всем единичным внешним вещам и ввиду
этого сходства в объектном бытии может замещать вещи, которые
обладают сходным бытием вне разума> (там же, с. 898-899).
Объективное бытие Оккама, таким образом, есть, с одной
стороны, бытие в мысли - <образы имеют бытие в душе, но не
субъектное, ибо в этом случае они были бы истинными веща-
ми, и тогда химеры, козлоолени и подобные вещи были бы ис-
тинными вещами (там же, с. 899), а с другой - бытие в уни-
версальной форме образца, истинность которого есть способ-
ность к бесконечной репродукции, к переходу в субъективное
бытие через акты деятельности по количественному умноже-
нию неизменного качества. Понятие объективного бытия Ок-
кам распространяет и на Бога: <Все созданное рукой мастера
не имеет, по-видимому, субъектного бытия в его уме, подобно
тому, как до акта творения сотворенное не существует в боже-
ственном уме> (там же, с. 899-900).
Связанное через равносильную триаду: до вещей - в вещах
- после вещей - тождество человеческого и божественного
знания лежит у Оккама в сфере объективного бытия, в сфере
образцов, по которым сотворены вещи, что отсекает количест-
венную характеристику мира, единичное, субъективное в нечто
внешнее и лишь сопутствующее познанию мудрости божест-
венного творения как способ убедиться в истинности и при-
надлежности к божественному <до вещей> объекта как продук-
та и завершения акта познания.
Опора на простую репродукцию как на гарант истинности и
принадлежности к божественному знанию <до вещей> не есть
еще в полном смысле слова теория научного эксперимента, но
возможность такого истолкования здесь налицо: <химер, козло-
оленей и подобные вещи> приходится с этой точки зрения
признавать истинными, если их удается перевести в субъектив-
ное бытие, превратить в единичные вещи. И никто теперь не в
состоянии помешать благоверному теологу-естественнику вы-
думывать очередных химер и козлооленей, пытаться воспроиз-
вести их в реальности вещей. Никто не может лишить его пра-
ва на <сумасшедшие мысли>, поскольку любой удавшийся акт
порождения единичного по самой что ни на есть сумасшедшей
мысли-образцу есть акт перевода человеческого <после вещей>
__ _____________Дискуссии теологов и разработка..._______________309
в божественное <до вещей>, есть акт познания Бога, божест-
венная санкция на истинность результата, равнодоказательная
для любого христианина: вера в сотворенность мира повелевает
верить в истинность созданного человеком образца, допускающего
репродукцию-копирование в мире практической деятельности.
В этом пункте логические построения Оккама смыкаются с
интуитивными ересями его предшественников, и прежде всего
с рассуждениями Роджера Бэкона об опыте как единственном
описании от засилья четырех <общих причин человеческого не-
вежества>: авторитета, привычки, мнения толпы и показной
мудрости. Не предлагая сколь-нибудь развитой логической схе-
мы, Роджер Бэкон видит в среднем члене триады: до вещей -
в вещах - после вещей - надежный способ удостовериться в
истинности логических выводов: <Если какой-нибудь человек,
никогда не видевший огня, докажет с помощью веских дово-
дов, что огонь сжигает, повреждает и разрушает вещи, то душа
слушающего не успокоится, и он не будет избегать огня до тех
пор, пока сам не положит руку или воспламеняющуюся вещь в
огонь, чтобы на опыте проверить то, чему учат доводы. Удо-
стоверившись же на опыте в действии огня, дух удовлетворится
и успокоится в сиянии истины. Следовательно, доводов недос-
таточно, необходим опыт> (2, с. 873).
Ту же мысль, высказанную под давлением тех же обстоя-
тельств, мы встречаем у многих теологов этого и более поздне-
го времени. Встречается она и в эпоху Возрождения. Леонардо
да Винчи так выражает ее: <Истинные науки - те, которые
опыт заставил пройти сквозь ощущения и наложил молчание
на языки спорщиков> (3, с. 86). Живучесть этой мысли и поле-
мическая острота ее выражений позволяют предполагать, что и
теория объективного бытия, и репродукция как показательный
критерий истинности разрабатывались схоластами вовсе не ра-
ди обоснования опытной науки как осознанной цели, а ради
того, чтобы именем Бога, ссылкой на божественное <до вещей>
заткнуть рот, <наложить молчание на языки спорщиков>.
У Оккама это стремление к абсолютному аргументу от Бога
заметно в двойственном истолковании лингвистического знака,
не совсем совпадающего с традиционным представлением о
номинализме и его тезисе universalia sunt nomina. Ссылаясь на
Аристотеля, Боэция и Августина, он четко различает слова и
то, что ими означается, - образы, объекты, понятия. Первые
- по установлению, вторые же - по природе, то есть по акту
310___________________________М.К. Петров
божественного творения: <Сначала по природе понятие обо-
значает что-то, а затем слово обозначает то же самое, посколь-
ку слово по установлению обозначает то, что обозначено поня-
тием ума> (5, с. 901). Это обращение к древнему античному
спору об истинности имен и <половинчатая> позиция в этом
споре: имена - по установлению, понятия - по природе, -
нужны Оккаму как своеобразный узелок на объективной нити-
тождестве божественного <до вещей> и человеческого <после
вещей>, завязанный на среднем члене триады, <в вещах>. Гово-
ря о различиях между лингвистическими и мыслительными
знаками, он замечает: <Произнесенный или написанный тер-
мин может по желанию изменять свое значение, мысленный
же термин не изменяет своего значения ни по чьему желанию>
(там же, с. 902). Эта стабильность мысленного термина возни-
кает из его причастности к божественному <до вещей>, из его
участия в творении мира в качестве образца, что и делает его
мысленным термином <по природе>.
Нам кажется, что догмат Троицы св.Афанасия, обрубивший
античную традицию истолкования, систематизации и ресисте-
матизации наличного материала различений, начатая Никей-
ским собором практика голосования истины и перевода про-
блематики в решенные вопросы, умножение авторитетов и вы-
рождение проблематики волей-неволей нацеливали мыслящих
теологов на поиски обходных путей и новой проблематики.
Один их допустимых и не входящих в противоречие с христи-
анской догматикой разворотов Троицы, как он представлен в
равносильной триаде: до вещей - в вещах - после вещей, -
оказался при всей его случайности действительным выходом в
новое. Здесь удалось теологически обосновать опытную науку,
ее предмет, ее дисциплинарные механизмы, и прежде всего
равнодоказательный для всех авторитетный абсолют - экспе-
римент, проверку на репродуктивность, на <приложимость> на-
учного знания в сфере социальной репродукции. Можно, есте-
ственно, гадать о том, насколько необходимы были эти теоло-
гические леса, в которых возводилось здание опытной науки.
Возможны, видимо, и другие пути. Но в нашем европейском
варианте наука, похоже, строилась именно как переориентация
веры и религиозного энтузиазма поисков <пневматического
Евангелия> с книг Священного Писания на великую <книгу
природы>. Во всяком случае, теологическая санкция опытной
науки и разработка теологами научных формализмов помогают,
__________________Дискуссии теологов и разработка..._______________ЗП
нам кажется, понять, что не едиными заморскими китами сто-
ит европейская <развитая> культура, что основное для появле-
ния и развития науки сделано в самой Европе.
Литература
1. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 2.
2. Бэкон P. Большое сочинение. Часть шестая. В кн.: Антология ми-
ровой философии. Т. 1, ч. 2. М.: Мысль, 1969.
3. Леонардо да Винчи. Об истинной и ложной науке. В кн.: Антология
мировой философии. Т. 2. М., 1970.
4. Оккам У. Универсалия - это мысленный предмет. В кн.: Антология
мировой философии. Т. 1, ч. 2. М.: Мысль, 1969.
5. Оккам У. О терминах. Там же.
КАК СОЗДАВАЛИ НАУКУ?
Прошлое, история справедливо признаются областью, где
все уже произошло и ничего нового произойти не может. Но
видение прошлого, восприятие и понимание исторических со-
бытий привязаны к <текущему моменту>, а в этой сфере на-
стоящего всегда возможны новые точки зрения, споры, дискус-
сии. Посадив исследователей на высокую башню, Ф.Бэкон
сравнивает <искусство диспута> с <чудесными очками для дали>
(1, р. 83). Три века споров вокруг науки, ее природы, ее гене-
зиса показали, что время, <текущий момент> меняют не только
точку зрения, но и оптику - предлагают свои <очки для дали>.
Историк, как и все люди любых минувших и будущих <теку-
щих моментов>, принадлежит к контексту своей эпохи, спосо-
бен объясняться с современниками только на понятном для
них языке наличных реалий, не может говорить ни из прошло-
го, ни, тем более, из будущего. А это создает опасности двух
типов. Во-первых, <перевод> значения и смысла событий прошло-
го на язык современности всегда содержит угрозу модернизации
прошлого под давлением эффектов ретроспективы - оптика
предлагаемых эпохой <очков для дали> всетда стремится уподо-
бить прошлое настоящему. Во-вторых, это эффекты интериориза-
ции: устойчивые, привычные и освоенные реалии вообще пере-
стают восприниматься как реалии значимые, заслуживающие вни-
мания и исследования. Шкворень, например, уже несколько ты-
сячелетий <интегрирующий> в целостность телегу - древнее евра-
зийское изобретение, - практически исчез из описаний телеги:
примелькался. На этом основании предлагалось даже окрестить
все эффекты интериоризации для основательности <шкворень-эф-
фектом> в духе введенной Мертоном моды на эффекты.
Как создавали науку?______________________313
Обе опасности особенно сильны там, где дело приходится
иметь с духовными знаковыми реалиями, которые в отличие от
техники не несут, как правило, четких и ясных указаний на
место и дату происхождения. Наука сложена из множества зна-
ковых, процедурных, организационных деталей самого различ-
ного возраста, происхождения и первоначального назначения.
Лишь крайне незначительное число научных реалий может
претендовать на <чистоту> - на то, что они задумывались, изо-
бретались и разрабатывались специально для науки. Все же ос-
тальное приведено к единству, сопряжено, обкатано временем
и в этом процессе интериоризировано как действующая систе-
ма норм, правил, целей, форм научной деятельности. Понятно,
что в анализе этого сложного и гетерогенного по составу ком-
плекса, который к тому же в школьные и студенческие годы
осваивается каждым из нас как данность, пресекающая вопро-
сы и сомнения, возникают особо благоприятные условия для
проявления как эффектов ретроспективы, так и эффектов ин-
териоризации.
Основными ориентирами и плацдармами определенности
история науки, естественно, располагает. Известен текущий
результат, наличная социальная функция науки. Программа
КПСС фиксирует: наука <становится непосредственной произ-
водительной силой, а производство - технологическим приме-
нением современной науки> (2, с. 146). Известны и общие чле-
нения пути к этому результату, исследованные еще Марксом и
Энгельсом, Лениным: наука возникает под давлением потреб-
ностей материального производства в условиях капитализма,
развивается под влиянием этих потребностей, становится на
определенном этапе непосредственной производительной си-
лой, допускающей контроль со стороны общества и целена-
правленное использование в условиях социализма и коммуниз-
ма (3, с. 7; 4, с. 317; 5, с. 23; 6, с. 63; 7, с. 231).
Будущее вряд ли задаст другие общие контуры постановки и
решения вопроса. Сегодня этого, во всяком случае, не проис-
ходит. Но <текущий момент>, как ему и положено, детализиру-
ет и перетасовывает проблематику, высвечивает грани и нюан-
сы, остававшиеся ранее в тени как нечто само собой разумею-
щееся. Специфика текущего момента в том, что до недавнего
времени вопрос о возникновении науки волновал только мало-
численную группу специалистов по истории и социологии нау-
ки. Теперь же это вопрос иного ранга. Многие страны, не
314___________________________М.К.Петров
имевшие ранее науки в наличном наборе социальных институ-
тов, стараются сегодня привить науку на своей почве, видят в
этом одно из условий перехода из <развивающегося> в развитое
состояние. В процессе таких попыток накапливаются огромные
массивы информации о строительстве науки и трудностях та-
кого строительства, о том, что именно строится, как оно со-
членяется в целое, а также и методологической, так сказать,
информации о той точке зрения, которая позволяет увидеть со-
временную науку как целостность - как ставшую, возникшую.
Если на родной почве европейской культурной традиции
процесс возникновения и становления науки обходился без ар-
хитекторов и архитектурных планов - каждое поколение
строителей имело свои особые и явно отличные от наших
представления о том, что они, собственно, строят, - то на
инокультурной почве требуются уже и архитекторы и архитек-
турные планы науки как социального института развитого об-
щества. А это диктует и выбор точки зрения на проблему, ко-
торая существенно отличается от привычной. Японский исто-
рик науки Накаяма так фиксирует предметную поляризацию и
различие точек зрения: <На Западе историки науки почти еди-
нодушно признают, что современная наука была основана во
времена научной революции XVII в. Но это справедливо толь-
ко с точки зрения интеллектуальной истории. Научная револю-
ция была интеллектуальным движением горстки ученых. Ин-
ституционально современная наука была основана в XIX в.,
когда ученые пытались улучшить свой социальный статус и,
соответственно, сумели самоутвердиться, когда они обеспечили
непрерывное самовоспроизводство через механизмы набора,
локализованные в институтах высшего образования, то есть когда
наука полностью профессионализировалась. Некоторые поэтому
называют XIX в. - веком второй научной революции> (8, р. 222).
Действительно, научная революция XVII в. была и остается
со времени работ Гессена (9) и Мертона (10) основной обла-
стью интереса историков науки. И основные предметообразую-
щие усилия исследователей концентрируются здесь, особенно
по связи с критикой и защитой гипотезы Мертона о решающей
роли пуритан в возникновении и социализации науки, на анализе
духовных предпосылок, мировоззренческих и концептуальных ус-
ловиях осуществимости опытной науки (см., например, 11).
Здесь много сделано и делается для изучения того, что мож-
но было бы назвать <духовными лесами> возникновения науки
Как создавали науку?_______________________315
как специфической формы познания природы. Более или ме-
нее раскрыто, как не согласованные по времени, целям, зада-
чам, результатам усилия Коперника, Галилея, Гарвея, Кальви-
на, Лютера, Гроссетеста, Оккама, Буридана, Орема, Декарта,
Бэкона и других привели к резкому изменению мировоззренче-
ского статуса периода, к падению <готического> средневеково-
го мировоззрения и его иерархических принципов, к <депопу-
ляции> вселенной - изгнанию из нее духовных существ более
высокого, чем человек, ранга, - к насыщению природы само-
движением, инерцией и слепыми автоматизмами, к появлению
<законов природы>, то есть привели к тому, что природу пре-
вратили в <механизм> и подготовили тем самым к познанию
методами опытной науки, а сам этот тип познания санкциони-
ровали как вполне достойный, правомерный и уважаемый тип
социально полезной деятельности. В этой части проблематика
стянута к вопросу: как люди, не имевшие представления об
опытной науке, догадались, что природа познаваема, предста-
вима в логике понятий, и изобрели соответствующие, основан-
ные на наблюдении и эксперименте орудия познания?
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |