не без задней мысли восхищались божественной мудростью по-
рядка природы. Отдельные сомнения в пользе идеи установлен-
ного порядка для целей познания (у Юма, например) не делали
погоды. И ученые, и философы не просто разделяли на правах
<теоретической непоследовательности> или <предрассудка> ве-
ру в акт божественного творения по слову-логосу, но использо-
вали эту христианскую концепцию как гносеологический по-
стулат, санкционирующий и предметность научного познания,
и специфически <открывающую> познавательную позицию уче-
ного. Если мир логически упорядочен Богом, он тем самым
познаваем и выразим в логике понятий. Если логика миропо-
рядка есть божественная логика, то она суть эталон для логики
человеческой и критерий ее истинности - эксперимент. В
предзаданных божественной мудростью логических рамках че-
ловек не может быть творцом нового знания, он способен
лишь открывать вечную и неизменную логическую характери-
стику мира, сообщенную ему в акте творения Богом.
Гегель пишет: <Логику, стало быть, следует понимать как
систему чистого разума, как царство чистой мысли. Это царст-
во есть истина, какова она без покровов, в себе и для себя самой.
Можно поэтому выразиться так: это содержание есть изображе-
ние Бога, каков он в своей вечной сущности до сотворения приро-
ды и какого бы то ни было конечного духа> (1, с. 103).
Это не <оговорка>, не <уступка> и менее всего метафора.
Все мы, по Гегелю, <конечные духи>, агенты самопознания
единого духа. Смысл нашего существования - отметиться в
истории духа, стать через познание самого себя <моментом
384___________________________М.К.Петров
единого духа>, а образ нашего действия - слепое подчинение
объективной, предзаданной в акте творения логике бытия:
<Ибо постигнуть внутренний субстанциональный дух - вот в
чем состоит точка зрения индивидуума; в рамках целого похо-
жи они на слепых, гонимых внутренним духом этого целого>
(2, с. 518). Это не только не <оговорка> или метафора, но клю-
чевой интегратор гегелевской системы в це^ом. Избавить Геге-
ля от постулата <вечной сущности до сотворения природы и
какого бы то ни было конечного духа> значило бы полностью
разрушить и связи целостности его системы, и его диалектику
поступательности - возвращения в результатах к началу, и его
метод восхождения (мы бы сказали, <отекания>) от пустоты аб-
страктного для человека (но конкретного для Бога) начала к
конкретному и для человека и для Бога в результате развития.
Только в рамках этого постулата возможна <научная посту-
пательность> через отрицание отрицания. Такой поступатель-
ности, поскольку ее моменты фиксируются в понятиях, а по-
нятия принадлежат вечному, попросту некуда деться. Подобно
горячему ручью, она вынуждена своими силами идти к концу-
началу, раскрывать начало и наполнять его содержанием в сво-
их результатах: <Так как то, что получается в качестве результа-
та, отрицание, есть определенное отрицание, то оно имеет неко-
торое содержание. Оно новое понятие, но более высокое, более
богатое понятие, чем предыдущее, ибо оно обогатилось его от-
рицанием или противоположностью; оно, стало быть, содержит
предыдущее понятие, но содержит больше, чем только его, и
есть единство его и его противоположности. Таким путем
должна вообще образоваться система понятий, - и в неудер-
жимом, чистом, ничего не принимающем в себя извне движе-
нии получить свое завершение> (1, с. 108).
И по Гераклиту, и по Гегелю, <все течет>. Но по Гегелю,
<все течет вниз> в абстрактную пустоту начала - не нами соз-
данного и не нами оформленного рельефа. Течет, как горный
поток в водопадах, водоворотах, в успокоенных чистых озерах,
- но всегда и везде только вниз и только по контурам предза-
данного потоку рельефа. Присутствие рельефа как неустрани-
мой данности избавляет Гегеля от анализа ориентиров и векто-
ров <научного поступательного движения> и тем более процес-
сов приложения результатов такого движения, их утилизации.
Эти вопросы, а они составляют суть новой гносеологической
проблематики, не только не ставятся в системе Гегеля, но и в
__________________Логический фетишизм Гегеля...___________________385
принципе не могут быть поставлены: где предзаданность нача-
ла сняла выбор, остается следовать по контурам предзаданного
с той же фатальной и неукоснительной необходимостью, с ка-
кой потоки текут вниз, деревья растут кронами вверх, желудь
раскрывает себя в благородном дубе, а не в какой-нибудь виш-
не или, не дай Бог, в оскверненной осине.
При всем том было бы, очевидно, несправедливо и обидно
видеть в Гегеле только теолога. Гегель и теологичен, и научен,
причем научен по преимуществу. Пытаясь разобраться в посту-
латах системы Гегеля и в генезисе этих постулатов, мы без осо-
бых усилий обнаруживаем недостаточность теологического ис-
толкования основоположений системы Гегеля.
Явно теологическим по генезису является интегральный
ключ системы - структура связей целостности, отношения ме-
жду началом и результатом. Ключ явно восходит к обещанию
Иисуса ученикам; <Еще многое имею сказать вам, но вы теперь
не можете вместить. Когда же придет Он, Дух истины, то на-
ставит вас на всякую истину; ибо не от себя говорить будет, но
будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам> (От
Иоанна, 16, 12-13). Этот <конечный>, явившийся людям в день
Пятидесятницы Дух Святой (Деяния, 2) был после Никейского
собора в качестве лика Троицы истолкован Августином и как
обещание нового знания, снимающего исторические ограниче-
ния <вместимости> человека, и как основание преемственности
познавательных усилий смертных пневматиков-духовных-бого-
духновенных, которых Дух Святой не только <наставляет на
всякую истину>, но и делает это в преемственной форме исто-
рической поступательности. В синтезе с актом творения мира
по слову такое истолкование познавательно-интегрирующих
функций святого духа сразу же породило <естественную> Трои-
цу-триаду той же равносильной природы: ante rein (до вещей)
-in re (в вещах) - post гет (после вещей). Первый лик этой
триады и есть гегелевский постулат <вечной сущности до со-
творения природы и какого бы то ни было конечного духа>.
Третий лик - после вещей - человеческая познавательная по-
зиция, дающая возможность смертным людям через мудрость
миропорядка, как она зафиксирована в вещах сотворенной
природы, познать мудрость творца.
В рамках естественной теологии эта <естественная> триада
позволила схоластам совершить теологическую революцию -
увидеть в природе <Книгу природы>, т.е. перенести на мир ве-
i3- "w
386_________________________М.К.Петров
щей свойства источника знания, сравнимого по авторитету и
достоинству с Библией. Дух святой в своих преемственных уси-
лиях увеличить <вместимость> человека до постижения божест-
венной мудрости опосредует познавательную деятельность
смертных и Библией, и Книгой природы. Способ действий ге-
гелевского абсолютного духа, по сути дела, тот же - опосредо-
вание познавательной деятельности индивидов, но здесь уже
не две, а одна опора - Книга природы: <Начало есть логиче-
ское начало, поскольку оно должно быть сделано в стихии сво-
бодно для себя сущего мышления, в чистом знании. Опосредова-
но оно, стало быть, тем, что чистое знание есть последняя, аб-
солютная истина сознания. Мы отметили во введении, что фе-
номенология духа есть наука о сознании, изображение того, что
сознание имеет своим результатом понятие науки, т.е. чистое
знание... В этой науке о духе, охватывающем явления, исходят
из эмпирического, чувственного сознания, которое и есть на-
стоящее, непосредственное знание... В этой науке о духе, охва-
тывающем явления, исходят из эмпирического, чувственного
сознания, которое и есть настоящее, непосредственное знание...
Другое сознание, как, например, вера в божественные истины,
внутренний опыт, знание через внутреннее откровение и т.д.,
оказывается после небольшого размышления очень неподходя-
щим для того, чтобы его приводить в качестве примера непо-
средственного знания> (1, с. 125).
Но, хотя Библия отброшена, следы теологического перево-
рота-перемещения Бога из прошлого, где он скрывался за тек-
стами Священного Писания, в будущее, где он теперь скрыва-
ется за логически упорядоченной природой, остаются. Они и
объясняют замкнутую на вечность возвратно-поступательную
диалектику; <Движение вперед есть возвращение назад в основа-
ние, к первоначальному и истинному, от которого зависит то, с
чего начинают, и которое на деле порождает начало. Так, соз-
нание на своем пути от непосредственности, которой оно на-
чинает, приводится обратно к абсолютному знанию как к своей
внутренней истине. Это последнее основание и есть то, из чего
происходит первое, выступавшее сначала как непосредственное
(эмпирически, чувственно <в вещах> - М.П.). Так, в еще боль-
шей мере абсолютный дух, оказывающийся конкретной и по-
следней высшей истиной всякого бытия, познается как свобод-
но отчуждающий себя в конце развития и отпускающий себя,
чтобы принять образ непосредственного бытия, познается как
_________________Логический фетишизм Гегеля...__________________387
решающийся сотворить мир, в котором содержится все то, что
заключалось в развитии, предшествовавшем этому результату,
и что благодаря этому обратному положению превращается
вместе со своим началом в нечто зависящее от результата как
от принципа. Главное для науки не столько то, что началом
служит нечто исключительно непосредственное, а то, что вся
наука в целом есть в самом себе круговорот, в котором первое
становится также и последним, а последнее - также и пер-
вым> (1, с. 128). Эта круговерть перебежек абсолютного духа по
вечности из <до вещей> через <в вещах> и <после вещей> (чело-
веческое познание) в <до вещей> - очевидный реликт двойно-
го опосредствования.
Значительно менее ясен генезис постулата содержательной
или, лучше сказать, <естественной> логики. Трудность здесь в
том, что логика Гегеля бытийна - бытие, <истинное бытие> и
в античности (Парменид, Платон, Аристотель) и в христиан-
ской теологии не выходило из сферы логики, но вот природа
никогда, вплоть до поздней схоластики, не была тайной. Она
всегда противостояла вечному и неизменному бытию как
смертный, единичный, конечный носитель всякой изменчиво-
сти и перемены. У Гегеля, как и в опытной науке вообще, мы
имеем дело с <фундаментальной> природой или природой <за-
мороженных предикатов>, которая успокоена, остановлена в
своей определенности и приобщена к вечности в своих зако-
нах, в своей познаваемости и измеримости. Процесс такого за-
мораживания предикатов в свойства вещей или вмораживания
бытийной логики в природу лишь частично объясним от теоло-
гии. Онтологическое доказательство Ансельма Кентерберий-
ского, например, очевидный симптом качественного измене-
ния концепта природы: пока ее осмысляли как область конеч-
ного и смертного, никому не приходило в голову доказывать
бессмертное и вечное от смертной и преходящей природы.
Этот возникший в рамках реализма <фундаментальный> взгляд на
природу уже не уходит с философской арены. Он присутствует и у
Фомы и у номиналиста Оккама. И реальный выход в новую при-
роду, хотя он и совершается совсем по другому поводу (критика
Фомы), совершается как раз оккамистами Буриданом и Оремом в
их теореме толчка. И все же понять гегелевский постулат: <Логика
есть чистая наука, т.е. чистое знание во всем объеме своего раз-
вития> (1, с. 125), -на наш взгляд, невозможно без обращения к
анализу становления самой опытной науки.
388___________________________М.К.Петров
Совершенно очевидно нетеологическое происхождение по-
стулата без личной <самости> как отличительной черты гегелев-
ской системы. Здесь, по нашему мнению, прямой перенос
<вселенской лени> - инерции на объекты любой природы, в
том числе и на социальность, и на логику, и на историю. Если
наука нашла в принципе инерции - сохранения наличной оп-
ределенности - способ обезличить природу, представить ее
под формой объекта как царство слепых, репродуктивных, не
требующих вмешательства разума автоматизмов поведения, ко-
торые однозначно определены скрытыми свойствами вещей и
выявляются в их контактном взаимодействии, то Гегель, онау-
чивая философию и выдвигая науку как интегрированную сис-
тему конечных результатов познания по дисциплинарным пра-
вилам в конечную цель человеческого познания, абсолютизи-
ровал и фетишизировал естественно-научную дисциплинарную
парадигматику, приписал знаковым объектам (и прежде других
- логике) свойства объектов естественных, главным образом
биологических, изменение которых по времени предзадано в
биокоде. Гегель, например, пишет: <Наука должна организо-
ваться только собственной жизнью понятия... Содержание по-
казывает, что его определенность не принята от другого и не
пристегнута (к нему), но оно само сообщает ее себе и, исходя
из себя, определяет себя в качестве момента и устанавливает
себе место внутри целого> (3, с. 28). Такая самодеятельность
понятий и выходящих из себя содержаний предполагает некую
довлеющую себе, а <не пристегнутую> извне жизнь знака в са-
моопределении и самовыражении, то есть ставит над челове-
ком некий знаковый дух целого, с которым человеку приходит-
ся сообразовывать свои познавательные усилия. А это и есть
фетишизация, переход средства познания в его субъект.
Секрет этой акции возвышения знака в абсолют связан, на
наш взгляд, с иллюзией тождества философской, теологической и
научно-дисциплинарной вечности. Постоянные переходы от ре-
зультата к началу и от начала к результату свидетельствуют, по на-
шему мнению, о том, что Гегель понимает дисциплинарную веч-
ность в духе философского абсолюта - необусловленного, невы-
водимого и неопределимого начала всех линий обусловленности,
вывода, определения. И античность, и апофатическая теология
понимали такие абсолюты как некие метафизические точки, пре-
кращающие regressus ad infuutum: они используются в <причин-
ном> объяснении, но сами вводятся на правах постулатов.
__________________Логический фетишизм Гегеля...___________________389
Представленные в форме <фундаментального знания> ре-
зультаты познавательной деятельности индивидов по правилам
естественнонаучных дисциплин близки по ряду функций к та-
ким абсолютам. Являясь соразмерными причинно-следствен-
ными комплексами, они сами не требуют указания дополни-
тельных причин, то есть с логической точки зрения предстают
своеобразными тупиками, срывами регрессии или прогрессии,
смысл которых лучше всего, пожалуй, выражен в постулате
Юма: <Пусть выведенная причина (как это и должно быть) бу-
дет точно соответствовать известному нам действию; невоз-
можно, чтобы она обладала качествами, из которых могли бы
быть выведены новые, или иные, действия> (4, с. 148). Эта изо-
ляция выявляющихся во взаимодействии каузальных связей до
однозначного соответствия между причиной и действием -
универсальный критерий завершенности естественнонаучного
продукта. Наука определенно чувствует себя несчастной и
ущербной, когда такая изоляция не удается и приходится огра-
ничиваться вероятностным результатом.
Изолируя каузальные связи и оформляя результат по дисци-
плинарным правилам, ученый в акте верификации снимает с
результата личностные, единичные, пространственно-времен-
ные отметки появления его на свет, то есть в точном смысле
термина <отпускает> результат в лишенную пространственно-
временных определений безличную дисциплинарную вечность
как еще один неуничтожимый и неизменный элемент-различе-
ние этой вечности, который после этого акта может воспроиз-
водиться кем угодно, когда угодно, где угодно и в каких угодно
целях. Будет ли это демонстрация опыта перед студенческой
аудиторией ради принципа наглядного обучения или работа на
производстве в овеществленном семействе таких же различных
по возрасту, именам творцов, местам появления на свет, но
принадлежащих дисциплинарной вечности результатов, - это
ничего не убавит и не прибавит к содержанию, смыслу и фор-
ме результатов. Тем более это не подтолкнет его к подвигам ге-
гелевской самости - саморазвитию, самоопределению, самоот-
рицанию, самовыходу за собственные пределы. Нетрудно понять,
во что превратилась бы наша, да и не только наша жизнь, вздумай
закон Архимеда или правила Кирхгофа стать гегельянцами и по-
играть с нами в диалектику отрицания отрицания.
Дисциплинарная вечность - это не <вечная сущность до со-
творения природы и какого бы то ни было конечного духа>, а
390___________________________М.К.Петров
лишенная координат пространства и времени, располагающая-
ся обычно на книжных полках в любой точке пространствен-
но-временного континуума страна конечных, вечных и неиз-
менных, однозначно определенных знаковых средств социаль-
ной наследственности и социального изменения. Этим средст-
вам запрещена любая самость. Им дано лишь оставаться
омертвленной в знаке определенностью вне пространства и
времени. Это последнее обстоятельство сообщает фундамен-
тальному знанию удивительное свойство неограниченной
транспортабельности в пространстве и времени, чем такое зна-
ние и ценно для общества: любой индивид всегда, везде спосо-
бен вернуть фундаментальному знанию единичную и простран-
ственно-временную характеристику - <переместить> его к мес-
ту и дате приложения, вернуть его из вечности в мир конечных
реалий, существующих по принципу <довлеет дневи злоба его>.
Но хотя философия начинается с удивления, опасно распус-
кать способность философского суждения до фетишизации и
абсолютизации. Стоит и есть чему удивляться: результаты
опытной науки беспрепятственно путешествуют в прошлое и
будущее, потеряв связь со своим конечным и смертным твор-
цом. Нам не так уж сложно вычислить сегодня даты затмений
в прошлом и будущем. Открыв в XX в. изотоп углерода С 14 с
периодом полураспада в 5600 лет, мы можем отправить его в
прошлое, чтобы определить возраст ископаемых, а захочется -
и в будущее. И так происходит с любым элементом фундамен-
тального знания, что, естественно, вынуждает задумываться о
природе, смысле и назначении дисциплинарной вечности, если
мы не желаем видеть в ней абсолют.
Трудность, на ней, похоже, и споткнулся Гегель, состоит
также в том, что ученый не только <открывает> новые элемен-
ты знания, но и, объясняя смысл открытого коллегам в терми-
нах наличного и известного уже знания, интегрирует новый
элемент, привязывая его к некоторому числу наличных, то есть
дисциплинарная вечность, какой она представлена в массиве
дисциплинарных публикаций, не есть безразмерное и бесструк-
турное обиталище диссоциированных элементов, а есть упоря-
доченная целостность, система. К тому же, опираясь в объяс-
нении нового элемента на наличные и сообщая новому эле-
менту дисциплинарный смысл и дисциплинарное значение
производного от смысла и значения наличных элементов, уче-
ный использует эти последние именно как абсолюты в логиче-
__________________Логический фетишизм Гегеля...___________________391
ском смысле - прерывает на них регрессию объясняющего
движения, включая их в объяснение на правах постулатов. В
сущности, ученый не совершает здесь ничего специфически
научного: участие наличного в объяснении нового и даже мера
этого участия (закон Ципфа) имеют силу для всех видов ос-
мысленного общения. Но у ученого этот процесс нагляден и
сохраняет следы в научном аппарате публикаций как средств
общения. Если забыть о том, что цитируемость зависит от воз-
раста публикации и сеть цитирования, связывающая все разли-
чения в целостность, есть историческая, а не какая-либо другая
система-целостность, то вполне может возникнуть гегелевская
иллюзия водоворота, возвратно-поступательного движения ме-
жду результатом и началом.
Но основным все же остается вопрос о дисциплинарной
вечности. Она либо вневременной и внепространственный аб-
солют надчеловеческой и надъестественной природы, удержи-
вающий в определенности, целостности, измеримости и позна-
ваемости для человека все смертные составляющие вселенной,
либо же она сотворена человеком, изъята из окружения для
собственных нужд, относительна, преходяща и есть лишь сред-
ство, инструмент в арсенале инструментов человеческого суще-
ствования и познания, обязанный своему появлению на свет
тому простому обстоятельству, что человек смертен и конечен,
а сотворенное и творимое им общество бессмертно и не имеет
естественного предела собственному существованию. В первом
случае нам нечего сказать; абсолют есть абсолют, его либо при-
нимают, либо отвергают. Для нас важен второй случай, где
вечность не абсолют, а средство и, следовательно, обязана до-
пускать вывод, объяснение, опосредование, нести какие-то ро-
ли, функции в человеческом познании.
Наука, и это естественно, значительную часть средств по-
знания, оформления продукта познания, подготовки ученого
унаследовала от теологии; теологические нюансы в осознании
собственных постулатов ощутимы в науке и поныне, достаточ-
но вспомнить высказывания Эйнштейна по поводу познавае-
мости и мудрого устроения вселенной. Вместе с тем как раз в
вопросе о вечности наука, хотя она и не чуралась контактов с
теологией и избегала острых конфликтов, шла во многом сво-
им путем. Сакрализация пространства и времени, а затем и
массы, превратившая их в монотонные, бесконечные, <матема-
тизированные> фоновые категории, позволяющие изготовлять
392_________________________М.К.Петров
линейки, координаты, шкалы, единицы, шла за пределами тео-
логии и вопреки свидетельствам Священного Писания. Время
<успокоили> механические часы, пространство - морские кар-
ты, массу - инерция. Только после этого открылся путь для
широкого использования математики как языка науки, и в
творце стали подозревать не столько логика, сколько геометра
и математика. Аргумент от степени совершенства геометриче-
ских фигур выдвигался, например, Галилеем против Кеплера
как теологическое обвинение в ереси, в умалении божествен-
ных достоинств: не мог всеведущий творец предписать планетам
третий, смешанный и наименее совершенный вид движения, как
если бы он не знал <Физики> Аристотеля и геометрии.
Но если сакрализация категорий времени, пространства, в
какой-то степени и массы (принцип инерции в логической
форме содержался в теореме Буридана и Орема, да и Галилей
его сформулировал скорее в пылу теологической полемики с
Кеплером) происходила за пределами и теологии и науки, то
краеугольные камни опытной науки и дисциплинарной вечно-
сти - наблюдение и эксперимент - были уже явно научным
продуктом. Принцип наблюдаемости четко сформулирован Ле-
онардо да Винчи, принцип планируемого эксперимента - Га-
лилеем. Их соединение и есть, собственно, дисциплинарная
вечность, постоянное воспроизводство этой вечности в каждом
конкретном акте научного познания. Наблюдение привязано к
конкретному моменту, его нельзя освободить от отметок еди-
ничности, пространства и времени уже в силу привязанности
наблюдателя к моменту наблюдения. То есть наблюдение неиз-
бежно <здесь и сейчас>. С другой стороны, верифицированный
результат, доказавший в эксперименте свою репродуктивную
природу и способность к бесконечному повтору, с той же неиз-
бежностью оказывается <всюду и всегда>, теряет отметки еди-
ничности, пространства и времени.
Лейбниц зафиксировал этот переход конечного в вечное по-
стулатом: <Свойства вещей всегда и повсюду являются такими
же, каковы они сейчас и здесь> (5). Это и есть контуры дисци-
плинарной вечности, заданные не чем-то внешним, а именно
текущим моментом, наблюдением <здесь и сейчас> как грани-
цы отбора явлений, которые допускают научную формализа-
цию и научное истолкование. С тех пор многократно появля-
лись и появляются постулаты подобного рода вроде постулата
онтологической идентичности Максвелла: <Вещи и события,
__________________Логический фетишизм Гегеля...___________________393
различенные только по пространству и времени, идентичны>.
Но суть дела от этого не изменилась: дисциплинарная вечность
была и остается проекцией момента наблюдения на прошлое и
будущее, распространением <здесь> на <всюду>. Какой бы
странной и несообразной ни казалась такая экспликация дис-
циплинарной вечности, ученому куда более странной и подоз-
рительной показалась бы ситуация, когда открытое, экспери-
ментально подтвержденное и опубликованное, скажем, в Мо-
скве оказалось бы невозможным экспериментально подтвердить
и наблюдать в Ростове, например, или в другой точке земного ша-
ра в любое время. Такой результат немедленно подвергся бы ост-
ракизму и был бы изгнан из дисциплинарной вечности.
Совершенно очевидно, что подобная текущему моменту по-
знания и производная от него дисциплинарная вечность нс
могла не входить в противоречие и с вечностью теологической
и с историей, поскольку и там, и здесь постулируется действие
причин и наличие событий, которые нельзя ни воспроизвести,
ни наблюдать здесь и сейчас. В данном контексте для нас важ-
ны не столько конфликты как таковые, очевидно показываю-
щие неправомерность отождествления дисциплинарной вечно-
сти с вечностью-абсолютом, сколько позиция ученых в этих
конфликтах, их предпочтения, когда приходится выбирать
<или-или>. Нет никакого сомнения, например, что Кювье и
Лайель были истинными и глубоко религиозными христиана-
ми, не будь этого, их столь же мало волновала бы проблема
вымерших видов, как мало волнует она нас сегодня. С точки
зрения сотворения мира в единичном акте вымершие виды -
нонсенс, очевидное свидетельство несовершенства и попусти-
тельства Бога, отсутствие заботы всеблагого о собственном тво-
рении. Кювье в этой нелегкой для него ситуации остался верен
дисциплинарной вечности. Он уменьшил ее глубину до возрас-
та современных видов, но в порядке компенсации заставил Бо-
га творить мир многократно. Верным дисциплинарной вечно-
сти остался и его противник, актуалист Лайель: он попросту
выбросил проблему вымерших видов из геологии в биологию,
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |