тематизации, чем-то попутным и самоочевидным, то у Гегеля
упор сделан именно на порождение связи целостности во времени
с явным ущербом для проблемы входа, которую Гегель понимает,
в сущности, по Канту, в кантовских категориях, снимая кантов-
ское противоречие <канон-органон> простым и, надобно сказать,
бесструктурным указанием на предметность и действительность
духа, обеспечивающие в им же устанавливаемое время - <крот
продолжает рыть там внутри> - преемственную связь наличного
и нового, то есть применение логики не в качестве канона, а в ка-
честве органона познания.
Это и порождает тот сторонний эффект внешнего <знания
для нас>, когда массив знания представляется ученому -
<знающему я> - бездеятельно, мертво, <по предикатам> как
чистая остановленная предметность: <Обычно в основу поло-
жен прежде всего субъект как предметная устойчивая самость;
отсюда продолжается необходимое движение к многообразию оп-
ределений или предикатов; теперь на место названного субъекта
вступает само знающее <я>, которое связывает предикаты и есть
474___________________________М.К.Петров
удерживающий их субъект. Но так как тот первый субъект сам
входит в определения и составляет их душу, то второй субъект, т.е.
знающий, все еще находит его в предикате> (Соч., т. IV, с. 33).
Такой эффект бесспорен, ученый - <второй субъект> - дейст-
вительно воспринимает наличный массив знания как <предмет-
ную устойчивую самость>, к тому же самость, систематизирован-
ную в форму теории и омертвленную. Более того, он действитель-
но судит об этой исторической самости <по предикатам>, не вос-
ходя к исторической целостности массива как такового, генерали-
зирует в априорную форму социализированного знания (размер
публикации, ссылки, научный аппарат) общее в различениях, а не
связь различений в целостность, то есть стоит примерно на той же
точке зрения по отношению к целостности массива научного зна-
ния, на какой лингвист стоит по отношению к целостности рече-
вых текстов - традиционного лингвиста (как и логика) историче-
ская целостность как таковая не интересует: его предмет ограни-
чен предложением-различением, а что гам <за предложением> -
связь предложений в целостность текста - исключается из пред-
мета лингвистики (и формальной логики) как нечто внешнее и за-
предметное. Рассуждая о спекулятивном и дискурсивном, Гегель
специально останавливается на этом эффекте (Соч., т. IV, с. 34-
36), хотя его рецепт - <только то философское изложение достиг-
ло бы пластичности, которое строго исключило бы способ обыч-
ного отношения частей предложений> - выглядит не менее наив-
ным, чем усилия наших машинных переводчиков понять и <за-
программировать> текст без опоры на связь предложений в тексте,
методом простого иссечения этой целостности до <неделимых>.
Так или иначе, но ученого, реального творца целостности мас-
сива научного знания, истории этой знаковой реальности знания,
которому творить историю науки приходится с той же естествен-
ностью и с тем же отсутствием осознанно-резонирующего отно-
шения к правилам этой деятельности, с какими мы говорим по
правилам родного языка, может интересовать и необходимо инте-
ресует лишь общее в предметных различениях - <как это делает-
ся>, где под <это> понимается отнюдь не история науки и не исто-
рическая целостность массива научного знания, а понимаются
правила построения различенного элемента этой целостности -
правила оформления вклада на предмет его отчуждения-социали-
зации. И коль скоро это так, мы теперь в состоянии выяснить те
точки и линии соприкосновения с немецкой классикой, которые
позволяют, нам кажется, ближе подойти к философской санкции
________________Проблема знания в истории философии______________475
научной целостности, знаковой реальности, условий на входе, как
они выявляются в науковедческих исследованиях.
Рассматривая массив научных публикаций как сотворенную
смертными учеными историческую целостность предметных раз-
личений научного знания и отказываясь покидать ту обязательную
для материалиста точку зрения, что только смертный человек об-
ладает способностью к творчеству, мы можем относительно этой
преемственно и поступательно растущей реальности фундамен-
тального научного знания поставить три группы вопросов: во-пер-
вых, это вопросы о структуре целостности самой этой реальности,
где мы неизбежно столкнемся с Гегелем в анализе того ряда ду-
ховных формаций, <который не остается ни множеством, ни та-
ким рядом как следованием друг за другом>; во-вторых, это во-
просы предметной содержательности составляющих историческую
целостность различений, где мы неизбежно войдем в соприкосно-
вение с априоризмом Канта как с проекцией социальной репро-
дукции, принимающей для чистой науки вид формального кано-
на, правил оформленности предметного содержания; в-третьих,
это вопросы, связанные с социализацией - с априоризмом пра-
вил отчуждения готового уже научного продукт индивидов в об-
щенаучное достояние, которые проектируются в научную деятель-
ность уже не социальной репродукцией, а структурой историче-
ской целостности научного поступательного движения; здесь нас
пока не встречают философы, зато здесь нам обеспечена опора на
науковедческие и лингвистические исследования.
В рамках первой группы вопросов нам следует попытаться вы-
яснить, в чем именно точка зрения Гегеля на состав и структур-
ный тип связей целостности в научном поступательном движении
подтверждается данными науковедческих исследований и чем не
подтверждается. Науковедение выделяет здесь строгую структуру
сотворенности по правилам: все в массиве публикаций и, соответ-
ственно, в массиве научного знания связано со всем сетью цити-
рования, которая создается учеными по универсальным правилам
ввода - передачи их личного вклада в общенаучное достояние.
Публикация - акт перехода нового в наличное - есть не только
момент рождения <для науки> очередного элемента знания, что
вводит этот элемент в <послепубликационные> процессы связыва-
ния нового и приложения, но и момент наращивания и очагового
изменения сети цитирования, что делает саму целостность науч-
ного знания, как она представлена сетью цитирования, не только
творимой, но и обновляемой в каждом акте публикации.
476___________________________М.К. Петров
Здесь мы уже входим в резкое противоречие с Гегелем, для ко-
торого связь исторической целостности научного знания есть ста-
новление субъекта, <самости>, рост в процессе самосознания, не
включающий ничего внешнего, что изначально не содержалось
бы уже в субъекте как <в себе> предметность или <для себя> нега-
тивность - предзаданность, векторность роста 'в абсолют прими-
рения мыслящего и мыслимого.Такой субъект в сущности конст-
рукция плоская - лишенная исторической глубины сиюмомент-
ность системы, прошлое которой все целиком выведено в настоя-
щее, снято в этом настоящем, в наличном бытии как неистинное
и потерявшее право на самостоятельное существование. Дух вре-
мени отсекает не только будущее, но и прошлое: <Я...старался по-
казать необходимое возникновение философских учений друг из
друга, так что каждое из них непременно предполагает предыду-
щее. Общим выводом из истории философии является, во-первых,
что во все времена существовала только одна философия, одно-
временные расхождения которой составляют необходимые сторо-
ны единого принципа; второй вывод заключается в том, что по-
следовательность философских систем не случайна, а представля-
ет собою необходимую последовательность ступеней этой науки;
третий вывод заключается в том, что последняя философия дан-
ной эпохи представляет собою результат этого развития, его исти-
ну, воплощенную в том высшем образе, который сообщает себе
самосознание духа о себе. Последняя философия содержит поэто-
му в себе предыдущие, включает в себя все предшествующие ступе-
ни, есть продукт и результат всех прежних философий; нельзя уже
больше быть теперь, например, платоником> (Соч., т.Х1, с.618).
В реальности научного знания историческая глубина отнюдь не
снята, она <работает>, в науке можно, а иногда и необходимо
<быть платоником> - тревожить <дух предков>, вызывать их к
жизни и деятельности (работы Менделя, Циолковского, Флемин-
га, Буля), то есть наличность системы научного знания, как она
дана в теориях, не покрывает истории научного знания, как она
дана в целостности сети цитирования: теория располагается на
гребне цитаруемости, в тех 6-7% работ высшего ранга цитируемо-
сти, которые связывают до 90% нового, тогда как научный <крот>
копает не только в этой зоне высшей цитируемости, и сами эти
гребни возникают в форме цепной реакции не только из новых
работ, но и из работ старых, в том числе и из той трети работ мас-
сива, которые образуют балласт, не имеют правых свойств цити-
руемости, не участвуют до поры до времени в связи нового.
________________Проблема знания в истории философии______________477
Массив научных публикаций не обнаруживает ни векторности,
ни той замкнутой на <самость> способности избирательно нара-
щивать изменения, располагая их в целостность моментов движе-
ния к развитости, которой в качестве энтелехии-оцеленности об-
ладают и желудь, и щенок, и гегелевский дух, что делает любой
момент развертывания соответствующей исторической целостно-
сти закономерным и необходимым звеном в общей цепи развития
- <дух этого хотел в своей истории>. Массив научной публикации
ничего не хочет, он, по сути дела, беззащитен перед вторжением
случайного, инертного, незаконного. Более того, поскольку входя-
щие в массив работы не имеют <правых> врожденных свойств ци-
тируемости - никто не может их цитировать до входа в массив,
когда они для науки пребывают еще в отрицательности, в <ничто>
от наличного <нечто>, - все входящее в массив случайно, инерт-
но, незаконно, лишь после акта публикации-социализации время
в виде новых публикаций будет отделять зерно от шелухи, вы-
страивать пики и гребни цитирования независимым от ученых-
вкладчиков способом.
При всем том поднятая Гегелем проблема организующе-свя-
зывающей деятельности оказывается в силе и для массива на-
учной публикации, хотя, оставаясь на позициях признания
смертного человека единственным источником творчества, эту
организующе-связывающую деятельность невозможно реализо-
вать в ту идеальную антропоморфную фигуру субъекта - инди-
видуального и всезнающего административного духа науки,
полномочного представителя ее целостности, по отношению к
которому ученые в рамках целого были бы похожи на научных
работников - <на слепых, гонимых внутренним духом этого це-
лого>. И хотя современная <большая наука> в формах активной
государственной научной политики все чаще взывает к этой геге-
левской фигуре всезнающего и всесвязывающего административ-
ного духа познания, создает планирующие, прогнозирующие, оце-
нивающие должности, занимая которые смертный человек по
долгу службы обязан исполнять функции гегелевского субъекта,
реальные результаты таких <экспериментальных проверок> геге-
левской гипотезы субъекта познания оказываются весьма неуте-
шительными - переведенная на гегелевский режим развития по
организующим указаниям высшей инстанции, планирующая про-
цессы творчества наука обнаруживает явные следы самоторможе-
ния, связывания научной деятельности в бесплодные организаци-
онные процедуры и формы, не дающие научного продукта.
478___________________________М.К.Петров
Но проблема организующе-связывающей деятельности оста-
ется, и сама наука, какой она сложилась в качестве преемст-
венно интегрирующего свою целостность социального институ-
та использует для решения этой проблемы гласность. Акт пуб-
ликации используется в науке не только как способ связи но-
вого с наличным, перевода нового в наличное, но и как способ
неформальной организации индивидов через оповещение мно-
гих о том, что происходит в науке, для поиска и стимулирова-
ния немногих заинтересованных - кандидатов в творцы новых
предметных различений. Соответственно, рядом со знаковой
реальностью фундаментального знания и производно от нее
наука выстраивает <совокупный субъект> - почетную реаль-
ность, интегрирующую свою целостность по индивидуально-
личному основанию, эпонимическую характеристику науки, в
которую входят не вклады творцов, а их соотнесенные с вкла-
дами, связанные с судьбой и рангом вкладов имена.
Эта эпонимическая реальность, гласность и связанное с за-
претом на плагиат фиксирование нового результата по первой
публикации имеют для научной деятельности огромное стиму-
лирующее значение, вынуждая ученых спешить с передачей
продукта в научное достояние, соревноваться с действительны-
ми и вымышленными соперниками за право первому отметить-
ся в эпонимической реальности науки. И хотя по разным под-
счетам доля одновременных открытий не так уж велика (от 10
до 40%), ученый никогда не может быть уверен в том, что он
монополист в разработке той или иной проблемы. Споры о
приоритете, <многоименные> названия законов и эффектов -
реальные следы такого соревнования.
Совершенно очевидно, что ни гласность, ни тем более эпоними-
ческая реальность не организуют сами по себе деятельности уче-
ного в том прямом целеполагающем и программирующем смысле,
какой мы обычно вкладываем в сам термин <организация>. Они
способны лишь концентрировать интерес и стимулировать поис-
ки, не предопределяя ни направление поисков, ни того, что будет
найдено. Вместе с тем, если ситуация анализируется от знаковой
реальности фундаментального знания как от основной связи це-
лостности науки, мы обязаны, видимо, среди других трансценден-
тальных оснований указать и на индивидуально-личное основание
как на субстрат научной эпонимики, где также есть свое наличное
и своя эпонимическая отрицательность - все стремящееся отме-
титься в эпонимической реальности население науки.
________________Проблема знания в истории философии______________479
Это разложение на реальность сотворенного (массив публика-
ций) и реальность творцов (эпонимика) характерно только для
опытной науки, то есть, двигаясь по сети цитирования как по ис-
торической целостности науки в прошлое, мы обнаружим где-то в
XVII в. скачкообразное изменение в структуре целостности. На
смысле этого изменения мы пока останавливаться не будем, заме-
тим только, что если двигаться по выделенной Гегелем линии
преемственности, которая идет от <восточного опьянения субъек-
тивности> через греков и христианство к науке нового времени, то
нам придется говорить минимум о трех типах структур.
Гегелевская мысль о том, что ряд духовных формаций суть
различенные во времени моменты одного с полным представи-
тельством в последнем по времени моменте всего предшест-
вующего, крайне затрудняет анализ связи преемственности, ко-
торую сам Гегель определяет как <ряд, который не остается ни
множеством, ни также рядом как следованием друг за другом,
а который как раз в познании самого себя делает себя момен-
том единого духа, одним и тем же наличным духом> (Соч., т. XI,
с. 519). Круг аналогий, которые привлекаются Гегелем для объ-
яснения преемственности - <биение пульса>, <организм суб-
станции>, <природа духа>, <душа>, - а также широкое исполь-
зование античного арсенала энтелехиальных представлений це-
лостности во времени, прежде всего <природного> арсенала
Аристотеля, позволяют предполагать, что Гегель мыслит этот
процесс под формой биологического движения по древней схеме:
рождение - детство - юность - зрелость - старость -
смерть, то есть в переводе на язык современной биологии и ки-
бернетики использует идею встроенного в реальность знания кода
или снимающий выбор программы изменений по времени.
В плане чисто логического схематизма Гегель не идет даль-
ше связи нечто-ничто: <Единственно нужным для того, чтобы
получить научное поступательное движение, - и о приобрете-
нии совершенно простого усмотрения которого следует глав-
ным образом стараться, - является познание логического по-
ложения, что отрицательное вместе с тем также и положитель-
но или, иначе говоря, что противоречащее себе не переходит в
нуль... Так как получающееся в качестве результата отрицание
есть определенное отрицание, то оно имеет некоторое содержа-
ние. Оно есть новое понятие, но более высокое, более богатое
понятие, чем предыдущее, ибо оно обогатилось его отрицани-
ем или противоположностью; оно, стало быть, содержит в себе
480___________________________М.К.Петров
старое понятие, но содержит в себе более чем только это поня-
тие и есть единство его и его противоположности> (Соч., т. V,
с. 33). В таком истолковании отрицательность, хотя и предпо-
лагает известную структуру, преемственность в формальном
опосредовании на предметно-содержательном основании, оста-
ется все же загадочной, растворяется в будущем субъекта-духа,
о котором он и сам не имеет ни малейшего представления.
Ближе всего, нам кажется, гегелевская структура преемствен-
ной связи подходит к <порождающей причине> древних, которую
мы постоянно обнаруживаем в тео- и космогониях, где изначаль-
ное единство ведет к раздору-разделению на противоположные
(обычно на небо и землю), а затем эти противоположные прими-
ряются в браке для порождения всего живого. Этот ход: единство-
раздор-примирение - лежит в основе гегелевской триады посту-
пательности, следы которой он совершенно справедливо обнару-
жил у неоплатоников и в христианстве, но мог бы обнаружить в
большинстве теогоний мира. Важно подчеркнуть, что гегелевская
схема преемственности, во всяком случае, не является историче-
ски ориентированной причинностью: историческая реальность ду-
ха и физическая реальность опытной науки лежат у Гегеля в раз-
ных плоскостях, различены типологически.
Пытаясь понять данные анализов сети цитирования как воз-
можные модели исторической преемственности, мы должны со
всей определенностью отметить: причинности в естественно-
научном ее понимании как жесткой соразмерности причины и
действия здесь нет. Из того факта, например, что статья
З.А. Каменского <Вопросы методологии историко-философско-
го исследования> (Философские науки, 1970, № 1) содержит
ссылки на 29 работ других авторов, никак не следует обратно-
го, будто появление этих 29 работ, которые располагаются в
интервале времени от античности до наших дней, с необходи-
мостью вызвало статью З.А.Каменского. Выбор работ для ссы-
лок, для связи преемственности целиком зависит от автора, не-
обходимо включает его творческое усилие по преобразованию
абстрактно-количественной квоты цитирования в конкретно-
историческую связь преемственности, связь квазипричинную.
Это имеет силу для любой входящей в массив новой работы.
Но положение вовсе не выглядит таким простым и произволь-
ным, позволяющим видеть в сети цитирования чисто искусствен-
ную и хаотическую <привязку> нового к наличному. Феномен
рангового распределения цитируемости и, производно от нее, всех
________________Проблема знания в истории философии______________481
ценностей в науке, удивительная стройность этого распределения
заставляют предполагать, что во многом стихийный и произволь-
ный сам по себе процесс ссылок на предшествующие работы вы-
являет, подобно беспорядочным движениям карандаша по спря-
танной под листом монете, нечто не такое уж стихийное и произ-
вольное - некий рельеф содержательности, на гребнях которого,
как мы уже упоминали, располагаются научные теории и высшие
престижные оценки самих ученых. К тому же и ученый, пытаясь
при подготовке рукописи связать полученный им результат с ре-
зультатами предшественников, показать его стороной, уточнени-
ем, обобщением предшествующих результатов, нс покидает, по
существу, почвы содержательности: если у него нет результата,
ему нечего связывать, а если содержательный результат есть, то
выбор опор, который предоставлен ему массивом публикаций, за-
ведомо содержателен. Субъективный момент, бесспорно, неустра-
ним. Он выявляется в том, например, что хотя повтор-плагиат за-
прещен и в чистом виде это запрещение - максима научной эти-
ки, практически, в поисках оптимального ввода, ученый часто
идет на многократную публикацию одного и того же результата в
различных ссылочных оформлениях. И дело здесь не только в
том, что в современной науке престиж ученого поставлен в пря-
мую зависимость от числа публикаций, хотя и это безусловно иг-
рает немало1$ажную роль, но и в том также, что ввод нового ре-
зультата в массив наличного знания есть само по себе исследова-
ние, совершается методом проб и ошибок. Одному удается ввести
результат в активную зону науки с первого раза, другому для этого
требуется десяток или даже сотня публикаций.
Связанный сетью цитирования в реальность фундаментального
знания, массив научных публикаций бесспорно нс остается ни ме-
ханическим множеством, ни простым следованием содержатель-
ных элементов - он есть целое, но нс гегелевское живое целое,
организованное целевой причиной в самостный субъект самодви-
жения, саморазличения, самосвязи, самоопределения, самополага-
ния и самоотрицания, - этими живыми свойствами самости мас-
сив научных публикаций заведомо нс обладает. Соответственно,
не оставляющая следов в прошлом конкретная наличность орга-
нической связи, удерживающая все живое в наличном бытии на-
стоящего без эффекта протяженности во времени, оказывается
для анализа реальности научного знания неприменимой: прошлое
представлено здесь нс просто как бесплотная тень, способная объ-
яснить нечто в наличном, нс как, скажем, альбом семейных фото-
16 - 739
482___________________________М.К.Петров
графий, позволяющий взрослым выстраивать по моментам исто-
рию собственного движения по траектории жизни, а как нечто
вполне реальное в своей знаковой фиксированности и протяжен-
ности. Массив научных публикаций образует своеобразную расту-
щую в будущее ажурную конструкцию, силовые элементы которой
- статьи и монографии - и крепятся к предшествующим им опо-
рам и сами становятся такими опорами для входящих в массив
статей к монографии, если на них пожелают опереться.
Поскольку возникающие в строительстве такой ажурной конст-
рукции связи однозначно определены, мы в любой момент време-
ни, отвлекаясь от ввода в массив новых элементов, имеем право
видеть в массиве публикаций постройку завершенную, в которой
выполняются формально-логические условия целостности, сис-
темности, выводимости любого наличного элемента по его пря-
мым и опосредованным связям, то есть можем любому элементу
приписать его место, ранг, значение в истории науки. Поскольку
же массив постоянно пополняется новыми элементами, логика
однозначной определенности будет лишь логикой момента и лю-
бая попытка логического представления движения реальности с
неизбежностью примет канонический вид единства квоты цитиро-
вания и рангового распределения цитируемости, определенность
которых лежит в прошлом, а в транцендентальном применении, в
экстраполяциях на будущее они выступают лишь в качестве кано-
нически априорной формы входа.
Здесь мы переходим ко второй и третьей группе вопросов от-
носительно знаковой реальности научного фундаментального зна-
ния, которые связаны с априоризмом предметной содержательно-
сти знания и с априоризмом собственно входа. Что касается ап-
риоризма предметной содержательности, то основное здесь сдела-
но Гоббсом, Юмом и Кантом. Учение о <полных причинах> у
Гоббса, соразмерность причины и действия у Юма, аналогии опы-
та у Канта - все это, по сути дела, этапы единого процесса пере-
осмысления природы, приведения антично-христианского кон-
цепта живой природы - области смертных и изменчивых вещей, к
научному концепту природы - области взаимодействия инерци-
онных сущностей по закону причинности. Представления о такой
упорядоченной, системной, лишенной разумного начала, постро-
енной на слепых автоматизмах природе задаются кантовскими
аналогиями опыта: а) при всякой смене явлений субстанция по-
стоянна, и количество ее в природе не увеличивается и не умень-
шается; б) все изменения происходят по закону связи причины и
_______________Проблема знания в истории философии_____________483
действия; в) все субстанции, поскольку они могут быть восприня-
ты в пространстве как одновременно существующие, находятся в
полном взаимодействии (Соч., т. 3, с. 252, 258, 274).
По отношению к такой природе - знанию о вещах, как мы их
знаем (вещь для нас), и о вещах, как мы их не знаем (вещь в се-
бе), - аналогии опыта образуют трансцендентальное канониче-
ское основание выхода в новое, имеющее промежуточное объек-
тивирующее значение: прежде чем заботиться о вводе нового эле-
мента в реальность научного знания, элемент должен быть прове-
рен на репродуктивность по аналогиям опыта (эксперимент), то
есть знание должно быть показано по принадлежности к бытию
как знание онтологическое, следующее постулатам: знать - зна-
чит уметь, знать - значит быть в состоянии воспроизвести явле-
ние. Форма такого знания - независимая от условий пространст-
ва и времени соразмерность причины и действия, в которой за
исходное взята выявленная во взаимодействии определенность ре-
зультата, надежная повторяемость этого результата в фиксируемых
условиях среды. Собственно причины, как они фиксируются в па-
раметрах среды, входящих в отношения однозначной корреляции
со скрытыми от наблюдения, но умопостигаемыми свойствами ве-
щей, не так уж важны, пока они надежно вызывают данный ре-
зультат, хотя именно по поводу этих причин и создаются теории,
пытающиеся перевести связь причин и вызываемых ими эффек-
тов в логику содержательного формализма.
Построенная по правилам аналогий опыта, по универсальной
<грамматике> - канонике онтологического знания, - гипотеза и
есть, собственно, формальная заготовка логической интерпрета-
ции причины, способной вызвать к жизни наблюдаемые или за-
планированные к выходу на феноменологический уровень эффек-
ты. Ясно, что никакой гарантии на содержательность такая соз-
данная по универсальным правилам заготовка дать не может, так
что здесь волей-неволей выдерживается кантовский контактный
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 43 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |