— Господи, Отец мой небесный, спасибо Тебе за твою милость и благодать, за то, что не оставляешь меня на моем пути, любишь и хранишь. Господи, благослови этот день, направь все мои помыслы и дела на служение Тебе, Отец. Благослови тех людей, которых Ты посылаешь мне навстречу, помоги мне, Господи, наставить их на путь истинный, имя которому Христос. Отец мой милосердный, благослови… Северуса Снейпа… — Гарри задумался: он впервые произнес это имя вслух и удивился его звучанию. — Благослови, Боже, Северуса. Северуса… Пошли ему Свою благодать… Коснись его сердца, чтобы и он почувствовал Твою любовь. Благослови его, Господи, чтобы он раскаялся во всяком грехе и признал, что Ты — Господь. Благослови Северуса… Чтобы он был здоров… Северус… Северус. Чтобы у него все было хорошо… Благослови все его дела. И в больнице… — мысли Гарри начали разбредаться. Он попытался представить себе профессора Снейпа в белом халате, но подлое воображение тут же накинуло хирургический халат на голую грудь и обнаженный живот мужчины. Живот этот не давал Гарри покоя со вчерашнего вечера. С трудом отогнав нечестивую мысль о том, каковы на ощупь волосы внизу этого самого живота, юноша вздохнул и продолжил: — Прости, Господи, за грешные мои мысли, отведи от меня беса… — он опять задумался, пытаясь сообразить, какой именно бес волнует его воображение. — Прогони от меня всякого беса, — изловчился он, — и от Северуса тоже. Дай силы противостоять любому искушению. Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь.
Гарри был не удовлетворен молитвой. Судя по всему, бес, терзающий его и профессора, был один на двоих. Правда, не похоже было, что профессора это сколько-нибудь волновало. Очевидно, борьбу с искусителем придется брать на себя, подумал юноша.
С этими невеселыми мыслями он отправился к миссис Макгонагалл. На полпути Гарри остановился, сраженный страшной догадкой: если тема вчерашней проповеди была о слабости Онана, то сейчас сестра Минерва безжалостно и хлестко ударит молитвой по греху мастурбации. «Господи, дай мне силы», — прошептал юноша.
К его удивлению и облегчению, Онан был позабыт, а на собрании группы обсуждались Свидетельства.
Поначалу, когда Гарри только начал подвизаться на харизматическом поприще, этот аспект учения евангелистов казался ему самым необычным. Собратья по вере свидетельствовали: рассказывали друг другу о чудесах, которые свершил в их жизни Господь. Некоторые из них без колебаний можно было назвать чудесами. Господь исцелял от рака и СПИДа, решал семейные конфликты и проблемы на работе, помогал найти без вести пропавших, благословлял крупными денежными суммами, одним словом — отвечал на молитвы.
Главным условием была вера, и если пожелание не исполнялось, то отнюдь не потому, что Всевышний был глух, а потому, что просящий не имел в сердце достаточно веры. Так говорил пастор Дамблдор, так было сказано и в Писании.
______________________________________________________________________________________________________
http://img820.imageshack.us/img820/9387/12860869.jpg
Фанарт jozy. Сестра Минерва
_____________________________________________________________________________________________________
Собрания домашней группы проходили в квартире миссис Макгонагалл. Гарри в очередной раз подивился размерам квартиры — в одной только гостиной можно было смело устраивать бальный зал. На пятнадцатифутовых потолках громоздилась лепнина, и хотя сестра Минерва постоянно жаловалась, что гипсовые Амуры, Венеры и сатиры — суть бесы, убирать их не спешила. Впрочем, древнегреческое беззаконие творилось высоко над головами и никому не мешало.
Поскольку такие чудеса, как исцеления от рака, Господь посылал не слишком часто, а свидетельствовать было жизненной необходимостью евангелистов, приходилось довольствоваться малым — рассказывать братьям и сестрам во Христе о небольших, но приятных подарках от Господа.
Мадам Хуч, она же сестра Роланда, энергичная женщина с короткой стрижкой и мужскими замашками, раздражала Гарри больше, чем кто-либо еще. Свидетельства мадам были неисчерпаемы — Господь действовал в жизни сестры Роланды так же активно и бойко, как она сама в жизни других. К счастью, Гарри сегодня опоздал и пропустил львиную долю свидетельств неутомимой сестры во Христе.
— И вот, представляете себе, захожу я в мебельный салон, и что я вижу? ТОТ САМЫЙ гарнитур! — сестра Роланда сделала большие глаза и всплеснула руками. — Именно тот, который Господь показал мне в потерянном каталоге!
— Велика милость Господа нашего, — с пониманием кивнула сестра Минерва.
— Нет, вы только послушайте, это еще не все! — глаза сестры Роланды блеснули торжеством: у нее явно был припрятан сюрприз в рукаве. — Я подхожу поближе, молюсь, само собой, Господу-то. И вижу… Чудо господне!
Братья и сестры напряглись в предвосхищении чуда. Лицо сестры Роланды осветилось ликованием:
— Вы не поверите. На гарнитур была скидка! Тридцать процентов! Воистину божье благословение, ведь Господь знает, каков мой бюджет! Хвала Тебе, Иисус, — простонала она, не в силах справиться с потрясением.
Верующие одобрительно загудели. Несомненно, божья благодать коснулась мадам Хуч. Гарри улыбнулся, но промолчал. Ему стыдно было признаться даже себе, что свидетельство сестры его не впечатлило. Умом он понимал, что цель таких рассказов — научиться быть благодарными Богу за малые и простые радости, но, возможно, в силу того, что Гарри только учился быть благодарным, он ожидал от Господа большого и настоящего чуда.
Минут тридцать ушло на пояснения сестры Роланды, что скидка предоставлялась потому, что гарнитур оказался последним, и в диванной обивке была дыра — результат неудачной транспортировки. Но, поскольку Господь благословил сестру Роланду талантом швеи и набором подходящих по цвету ниток, вопрос считался решенным: чудо божье было налицо. Посему собратья во Христе склонили головы и вознесли благодарственную молитву.
— У кого еще есть свидетельства? — спросила сестра Минерва, очевидно, несколько утомленная бурным свидетельством о гарнитуре.
— Господь благословил пенсией, — прошамкала какая-то старушка.
— Щедр и милостив Отец наш небесный, — царственно согласилась миссис Макгонагалл. — Но и мы не должны быть неблагодарными, не так ли? — она из-под очков осмотрела собравшихся, задержавшись взглядом на старушке. — Мы с охотой принимаем чудеса и дары божьи, а что предлагаем Господу в ответ на безграничную милость Его? Сестра Гермиона, напомните всем историю о бедной вдове.
— Вот что сказано в Евангелии от Марка, — начала сестра Гермиона. — «Пришедши же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу, ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое».
— Это моя любимая история, — вздохнула сестра Минерва, возводя очи к лепнине на потолке. — Самое важное — давать пожертвования от всего сердца, и Господь воздаст, ибо щедра рука Отца. Сестра Гермиона, а что говорит Второе Послание Коринфянам?
— «Каждый уделяй по расположению сердца, не с огорчением и не с принуждением, ибо доброхотно дающего любит Бог», — сказала Гермиона, не заглянув в Библию: многие стихи она знала наизусть.
Собравшиеся начали передавать по рукам красный бархатный мешочек для пожертвований. Многие держали деньги в кулаке, и разжимали пальцы лишь тогда, когда рука по локоть погружалась в красное чрево мешочка, чтобы не видна была опускаемая туда сумма. Тем не менее, щедрость сестры Минервы проглядывала сквозь пальцы: трудно было не узнать Фарадея — двадцатифунтовую фиолетовую купюру.
Гарри без огорчений расстался с пятью фунтами — ведь сам Господь послал ему работу в кинотеатре, и он не хотел быть неблагодарным.
Несмотря на трогательную историю о вдовьей лепте, Гарри стало жаль маленькую старушку: беззвучно шевеля губами, она вытягивала какие-то банкноты из видавшего виды ридикюля, и опускала дрожащий сухой кулачок в красный бархатный мешочек. Гарри был уверен, что туда перекочевала вся пенсия набожной леди.
— У кого еще свидетельства? — вопросила сестра Минерва.
— У меня сегодня комнатная роза зацвела, — сестра Помона улыбнулась такой довольной улыбкой, что никто не усомнился в благодати божьей. — Я давно молилась об этом. Сегодня Господь услышал мою просьбу, — со спокойным удовлетворением сказала она.
— Господь знает каждую малую нужду нашу, — сказала сестра Минерва.
Гарри закусил губу, чтобы не рассмеяться: в понятие «малая нужда» он обычно вкладывал куда более прозаичный смысл.
— Вы улыбаетесь, Гарри. Вспомнили свидетельство? — спросила миссис Макгонагалл.
— Н-нет, не вспомнил, — смутился Гарри.
— Неужели вы не видите благословений божьих в вашей жизни? Многим закрывает глаза бес неблагодарности, — вздохнула сестра Минерва.
— О, нет, я благодарен Богу, — поспешно сказал Гарри. — У меня все хорошо. Просто нет ничего такого… интересного или необычного, о чем стоило бы рассказывать, — добавил он и слегка покраснел, некстати вспомнив о профессоре.
— Ну что ж, если свидетельств больше нет, перейдем к последней проповеди нашего дорогого пастора Дамблдора, — сказала сестра Минерва. — Как вы помните, речь шла о грехе Онана.
Внутри Гарри словно что-то оборвалось. На него накатила глухая тоска. Стало вдруг нечем дышать, хотя большие арочные окна в гостиной миссис Макгонагалл были открыты настежь, и с улицы доносился шелест листвы и щебетанье птиц. Решение пришло в голову юноши так быстро, что он не сразу сообразил — это не что иное, как дела бесовские.
— Я прошу прощения, — Гарри встал. Его голос звучал совершенно невозмутимо: — Мне очень жаль, но я вынужден уйти. Приезжают мои родственники, и мне надо быть на вокзале.
— Ну конечно, Гарри, — спокойно ответила сестра Минерва. — Надо было сразу предупредить. Иди. Да благословит Господь тебя и твоих родственников.
Через минуту Гарри вихрем несся по улице. Денег на проезд не было, и до Ноттинг Хилла пришлось идти пешком. Думать ни о чем не хотелось. Ни о своей лжи, ни об Онане, ни о домашней группе.
Напротив дома профессора Снейпа рос старый вяз, и дерево было видно издалека. Завидев толстый корявый вяз, Гарри подумал, что в тот день они с Гермионой вполне могли переждать дождь под его укрытием. И все же Господь направил их в дом именно этого человека. Нет, все это не просто так. Миссия Гарри на этой земле ясна — победить беса в себе и помочь другим сделать так же. Профессор Снейп — не случайный прохожий в жизни Гарри, теперь юноша был в этом уверен. Главное — набраться смелости и рассказать этому человеку все, что Бог думает о геях и какую кару готовит мужеложцам.
Гарри был почти у цели, как вдруг в стене коттеджа плавно поднялись гаражные ворота. Большой черный автомобиль мягко выехал на подъездную площадку и свернул на дорогу. Юноша растерянно остановился: он понял, что это машина профессора Снейпа.
Внезапно автомобиль резко затормозил и сдал назад.
«Он увидел меня!» — с какой-то детской радостью подумал Гарри.
— Брат Гарри, — профессор Снейп открыл переднюю дверцу, но не вышел из машины. Юноша с удивлением заметил, что его черные длинные волосы сегодня собраны в хвост. — Я ждал вас раньше, — ухмыльнулся он.
— У нас была домашняя группа, — сказал Гарри, удивляясь сам себе: будто он оправдывается.
— По средам и пятницам у меня ночное дежурство, — промурлыкал профессор. — В эти дни лучше приходить за Библией с утра.
Гарри не выдержал и расхохотался.
— Честное слово, я не знаю, почему так получается, — воскликнул он. — Я действительно хотел ее забрать! Она мне и вправду очень нужна.
— Хорошо, — сказал профессор, пристально рассматривая молодого человека. — Доживете до завтра, брат мой Гарри?
— Доживу, — сказал юноша. Ему вдруг стало ужасно жаль, что они не поговорят сегодня.
— Подвезти вас? — внезапно спросил тот. — Я еду в сторону Лондонского моста.
— До парка Кеннингтон… если можно, — пролепетал Гарри.
— Если я предлагаю, значит, можно, — буркнул профессор.
Гарри не без удовольствия уселся на переднее сиденье.
— Круто, — сказал он, осматривая салон. Юноша подумал, что это самая чистая машина, которую ему доводилось видеть.
— И что вы делаете на ваших домашних группах? — поинтересовался профессор, выруливая на середину Ноттинг Хилла.
Гарри слегка покраснел, вспомнив свое позорное бегство.
— Обсуждаем проповеди. Общаемся. Пожертвования собираем, — вздохнул он.
— Пожертвования, — нехорошим голосом сказал профессор. — Позвольте задать вам нескромный вопрос, брат Гарри, — сказал вдруг он.
Гарри похолодел. «Нескромный» вопрос профессора Снейпа должен быть чем-то невероятно бесстыдным.
— Да, — хрипло и тихо сказал Гарри.
— Это ваши единственные штаны? — мужчина кивнул на видавшие виды джинсы юного евангелиста.
Гарри покраснел.
— Ну…
— Я понял, — сказал профессор, глядя на дорогу: они выезжали на наводненную транспортом Кеннингтон-лэйн. — Хорошо, учиться в колледже вы не хотите, как я вижу. Но разве «Источник Любви» мешает вам работать?
Гарри отчего-то стало стыдно. И этому человеку он собирался читать лекцию о морали и нравственности.
— Я не набрал баллы в Школу Менеджмента, — сказал он, косясь на римский профиль водителя: возможно, оттого, что волосы профессора были собраны в хвост, его нос с горбинкой еще больше выдавался вперед. — У меня есть работа, но мало часов, и оплачивается… не слишком хорошо, — Гарри вздохнул.
— Ах вот оно что, — сказал профессор. — Вы не пробовали найти что-то другое?
— Я ничего не умею, — тихо ответил молодой человек. — Только… убирать.
— Убирать? — профессор так удивился, что перестал смотреть на дорогу. — Как же вы собирались поступать в Школу Менеджмента?
Гарри сник.
— Я не ругаю вас, Гарри, — вдруг очень мягко сказал профессор и положил ладонь на его колено. Сердце юноши ухнуло в пропасть, а все тело буквально окатило огнем с макушки до пят. Почти тут же рука профессора спокойно вернулась на руль: это был простой жест утешения, понял Гарри.
Простого жеста было достаточно: грех ожил и приподнял голову. Гарри вдохнул и расширившимися глазами уставился на дорогу, чтобы не выдать себя. К счастью, профессор ничего не заметил.
— Вам нужно попробовать найти другую работу, брат мой Гарри. Утром работать, а вечером готовиться к поступлению на следующий год. Я бы на вашем месте сделал так. Но если ваши церковные сборища отнимают всё ваше время… — он скривил губы, будто съел какую-то кислятину.
По правую сторону дороги показался Кеннингтонский парк. Гарри поймал себя на мысли, что готов ехать и ехать, несмотря на тягостный разговор.
— А в вашей больнице нет какой-нибудь работы для меня? — неожиданно для себя самого спросил он.
Профессор Снейп резко притормозил. Несколько секунд он смотрел прямо перед собой, о чем-то размышляя. Внезапно он повернулся к Гарри и окинул его взглядом, будто видит в первый раз.
— Санитар, — вдруг сказал он. — В детское отделение.
* * *
Глава опубликована: 30.10.2012
8. Лондон Бридж Хоспитал
Гарри и не помнил, когда последний раз вставал в такую рань. Его будущая работа начиналась в половине седьмого, но он вскочил в начале пятого, чтобы успеть помолиться, одеться и выйти пораньше, с запасом времени на поиски нужного отделения кардиоцентра: Лондон Бридж Хоспитал была большой многопрофильной клиникой, расположенной в старом здании на южном берегу Темзы.
К счастью, Гарри не опоздал. В шесть двадцать он уже был в приемном отделении — внутри светлого атриума с бассейном и зеленью. Любезная регистраторша показала ему блок кардиоцентра, и уже через минуту Гарри взволнованно топтался у стеклянных дверей с надписью «Отделение хирургии врожденных пороков сердца детей младшего возраста».
Он робко толкнул толстую стеклянную дверь. Человека, о котором говорил ему профессор Снейп, Гарри узнал мгновенно. «Хагрид — великан», — сказал тот. И сейчас, глядя на огромного бородатого мужчину чуть ли не десятифутового роста, Гарри подумал, какими забавными детскими игрушками выглядят в его ручищах швабра и ведро для мытья пола.
— Хагрид, — представился великан, стягивая с руки гигантских размеров резиновую перчатку.
— Очень приятно. Гарри Поттер, — улыбнулся Гарри. — Но… разве вас зовут не Рубеус? Профессор Снейп сказал, Рубеус.
Великан заметно удивился.
— Меня никто так не зовет, мистер Поттер, — сказал он, демонстрируя забавный простонародный говорок.
— Меня тоже никто не зовет «мистер Поттер». Просто — Гарри.
— Ну, так и я, просто — Хагрид, — сказал великан. Маска была ему мала, и борода торчала из-под нее смешными черными кустиками.
Хагрид повел юношу по сверкающему чистотой коридору. Глядя на сияющие полы, Гарри опрометчиво подумал, что работы будет немного. Как выяснилось, он жестоко ошибся.
Великан начал с того, что отвел Гарри в санкомнату. К удивлению юноши, оказалось, рабочий день начинается с ритуала: душ и всевозможные очищающие мероприятия оказались священнодействием. Наконец, ангельски чистый Гарри был проведен в комнату для младшего персонала. В ней обнаружились ряды металлических шкафчиков, пара столов и несколько кушеток. На одной из них, свернувшись калачиком, храпел какой-то коротко стриженый парень в мятом халате и съехавшей на ухо шапочке.
— Виктор, — окликнул его Хагрид. Тот что-то промычал, но не пошевелился.
Великан выдал Гарри зеленый халат, фартук, штаны, обувь и шапочку. Гарри почувствовал себя на голову выше — теперь он ничем не отличался от настоящего санитара.
— Ох, а глаза-то какие зеленые, — заметил Хагрид.
— Это от халата, — буркнул Гарри. Он не любил, когда ему напоминали про цвет его глаз, — всё у него вечно не так, как у других.
— Крам! — вдруг рявкнул Хагрид. — Чрезвычайный режим номер один!
Лежащий на кушетке парень мгновенно вскочил и уставился на Хагрида сердитыми сонными глазами.
— Вставай, доктор на подходе, — спокойно сказал Хагрид, вытягивая из коробки свежие перчатки для себя и Гарри.
— Скотобойня по тебе плачет, Хагрид, — пробурчал Виктор и кивнул на Гарри: — Новенький?
— Да, я только сегодня… — обрадовался Гарри. — Меня зовут Гарри.
— Я не собираюсь запоминать, как тебя зовут, — не слишком дружелюбно сказал Виктор. — Только запомнишь — уже сбежал. Надоело уже. Посмотрим, сколько ты продержишься, — парень подошел к умывальнику и начал плескать себе воду в лицо.
— Идем, Гарри, — позвал юношу Хагрид. — Виктор вообще хороший парень, ты не думай ничего-то.
Великан начал с экскурсии по отделению, попутно знакомя Гарри с медперсоналом. Все были в одинаковых халатах и шапочках, и у всех были измятые усталые лица и красные глаза — награда за ночное дежурство.
Помещений, которые должен был убирать Гарри, оказалось довольно много: операционная, ординаторские кардиохирургов и анестезиологов, комната отдыха персонала, кабинет старшей сестры, комната санитаров и санкомната, предоперационная, наркозная, аппаратная, и, наконец, самое главное — палата интенсивной терапии, где лежали маленькие пациенты кардиоцентра.
— А вот наши малыши, — сказал Хагрид, улыбаясь, как довольный отец семейства.
Гарри расширившимися глазами смотрел на детей. Конечно, он видел малышей и раньше, — спокойные или даже плачущие, они никогда не вызывали у него каких-то особенных чувств. Но то, что он увидел в этой палате, потрясло его до глубины души.
Палата интенсивной терапии была довольно большая, и Гарри сначала заметил только четверых. Он решил, что это новорожденные — такие они были маленькие. Личики детей казались неестественно бледными, рты прикрыты прозрачными масками, от которых тянулись дыхательные трубки, к синюшной коже прикреплены пластырями электроды. Постели выглядели огромными для их маленьких жалких тел. Правда, постелями эти сооружения назвать было трудно — скорей тележки, где боролись за угасающую жизнь маленькие существа, опутанные пластиковыми трубками и непонятными проводами. Гарри осторожно приблизился к одному ребенку. Малыш не спал. На синеватом бескровном лице жили одни глаза — широко раскрытые, страдающие и уже какие-то неземные, как глаза пришельца с другой планеты.
Гарри почувствовал, как к его горлу подступает комок слез.
«Господи, дай мне силы», — мысленно взмолился он. К такому зрелищу он оказался не готов.
Хагрид, казалось, ничего не заметил.
— Ишь, не спит. Это Тони, ему пять месяцев, — сказал он. — Ну, кнешна, может его в детском приюте и по-другому назовут, но у нас он — Тони.
— Разве у него нет родителей? — взволнованно спросил Гарри.
— Отказались, — махнул рукой Хагрид. — Кому такие нужны. Даже если выживут после операции, потом сколько выхаживать, — вздохнул он. Он ткнул пальцем в какую-то картонку, прикрепленную к каталке Тони: — Вот, видишь, «Пен-та-да Фал-ло», — по слогам прочитал великан.
— Пентада? — Гарри недоуменно моргнул.
— Не знаю, диагноз такой. Придет доктор Люпин, можешь спросить. Мне без разницы, как их болезни называются. Одно и то же значат — несовместимые с жизнью.
Гарри нахмурился.
— Доктор Люпин? Разве не профессор Снейп?
— Доктор Снейп? Так он же, это самое, в другой кардиохирургии. У взрослых. Он разве тебе не сказал?
— Нет, — Гарри закусил губу. Известие его отчего-то расстроило. Он был уверен, что профессор будет рядом.
— Ну, если сложные операции, то Снейпа вызывают, кнешна, — сказал Хагрид. — Вот завтра он будет Тони оперировать. А так вообще — доктор Люпин, и ассистенты — доктор Блэк и доктор Слагхорн. Ты не переживай, Люпин добрый. Не как Снейп.
Гарри открыл рот, чтобы сказать, что профессор Снейп не такой уж и злой, но Хагрид его перебил:
— Потом всех узнаешь, познакомишься. Вот, смотри, это Кэти и Майкл. Их сегодня доктор Люпин оперирует. Давай мы с тобой всё приберем, я тебе всё покажу, как и что, а там смотри — будешь сам справляться. А болтать некогда тут.
Кэти и Майкл оказались двумя новорожденными, спящими в стеклянных боксах. Из их крохотных ротиков тянулись прозрачные трубки, крошечные запястья были обернуты маленькими манжетами с электродами. Цыплячьи грудки тяжело вздымались — видимо, младенцам было трудно дышать.
Гарри посмотрел на малюсенький жалобно сжатый кулачок, и почувствовал, как к горлу подступает горечь.
— Идем, покажу, что и как мыть. Тут тебе не как у себя дома. Кое к чему не дай господь прикоснуться. Доктор Снейп сказал, чтоб ты лучше записывал, что тебе можно, а что нельзя, а то запутаешься. Ну, это твое дело, записывать или нет.
Гарри попытался представить профессора Снейпа, инструктирующего Хагрида, и ему отчего-то стало смешно.
— Вот тут всё и хранится, — великан распахнул дверь какого-то подсобного помещения, демонстрируя стеллажи со стопками операционного белья, стерильными салфетками, свертками, коробками, рядами бутылок и канистр с моющими средствами и дезинфицирующими жидкостями. — Доктор Снейп сказал, чтоб я для тебя всё подписал, так оно понятней-то, — Хагрид махнул рукой на какие-то бутыли. Гарри разглядел корявые надписи маркером: «Жыдкость биоцыд», «Жыдкость А-20», «Хлора мин Б», «Перекысь». — А вот тут вообще есть целый плакат, «План дезинфекционных работ», может, разберешься потом. Я сколько смотрел, так и не понял, что оно такое.
В другой раз Гарри бы посмеялся над грамотностью Хагрида, но, прочитав оригинальное название «Жыдкости» — «Алкилдиметилбензиламмоний хлорид», решил, что каракули Хагрида гораздо симпатичней.
Через час по спине Гарри уже в три ручья тек пот. Убирать нужно было быстро. Гарри старался так, будто от этого зависела его жизнь.
— В полдевятого обход, потом операция, так что я пока посплю, — сказал Хагрид. — Сегодня там мисс Лавгуд дежурит. Как операция кончится, ты, это самое, разбудишь, прибрать оперблок надо будет, — он снял перчатки и бросил в урну.
— После каждой операции убирать? — Гарри усиленно драил шваброй и без того сияющие плитки пола.
— Что значит, после? А во время операции, думаешь, доктор Люпин будет кровь тряпкой подтирать? Тут анфекцию нельзя разводить. Сегодня тебя не велено пускать в оперблок, ну а завтра начнешь.
— А сколько операций в день?
Хагрид почесал голову. Из-под зеленой шапочки выбилась лохматая длинная прядь.
— Да по-разному. Плановых — две-три обычно. Ну, кнешна, если с внеплановыми, то и до шести бывает. И вечно в пятницу, как домой соберешься, тут и везут, как сговорились, — пробурчал он.
Хагрид ушел отсыпаться, покачивая головой. Гарри накинулся на пол, будто тот был его заклятым врагом.
— Брат Гарри, — произнес знакомый музыкальный голос у него за спиной.
Гарри быстро развернулся. Невольная улыбка тронула его губы. Профессор Снейп был совершенно неузнаваем в голубом хирургическом костюме. Гарри вдруг подумал, что это лицо, измученное ночным дежурством, с усталыми черными глазами, крупным носом с горбинкой, с кривой улыбкой на губах, — единственное лицо, которое он по-настоящему рад сегодня видеть. «Просто я никого тут больше не знаю», — мысленно оправдался он.
— Профессор Снейп, — начал Гарри, пытаясь понять, почему тот так внимательно его разглядывает. У юноши закралось подозрение, что в этом опять виноват дурацкий цвет его глаз. — Я думал, я буду с вами, а вы…
— А я рядом, брат мой Гарри, — насмешливо сказал кардиохирург. — На этом же этаже, в соседнем блоке.
— А можно… — начал Гарри.
— Путаться у меня под ногами? — профессор Снейп быстро глянул на настенные часы. — Для этого у вас будет мистер Люпин. Вы нужны ему, как воздух.
Гарри вздохнул. Слова «А вам не нужен?» едва не сорвались с его языка.
— А вот и он, кстати, — сказал профессор. По коридору быстрыми легкими шагами несся подтянутый русоволосый мужчина с усиками — профессор Люпин.
— Северус, тебе аневризму привезли, — вместо приветствия сказал он.
— Я уже ушел, — буркнул через плечо профессор Снейп и опять развернулся к Гарри: — Если возникнут какие-то проблемы, приходите, — он улыбнулся краем губ, коснулся кончиками пальцев рукава халата Гарри и пошел по направлению к своему блоку.
— Так ты и ушел, — донеслась насмешливая реплика доктора Люпина.
Юноша вздохнул и вернулся к своим праведным трудам, размышляя, как ему мог присниться нелепый сон про дьявольского хирурга в черной маске.
* * *
Профессор Люпин и в самом деле был приятным человеком. Интеллигентный, мягкий и сердечный, он казался классическим образчиком добропорядочного английского доктора и сразу располагал к себе. Правда, пообщаться с ним Гарри не удалось — приближалось время утреннего обхода. Хагрид медведем ворочался на кушетке, но заснуть не мог.
— Профессор Люпин и вправду очень добрый, — сказал Гарри. — Наверное, он самый лучший кардиохирург.
Великан покачал головой.
— Добрый то он добрый, но если у меня что с сердцем случись, — не дай бог, кнешна, — я бы, кроме профессора Снейпа, никому себя не доверил, — проворчал он.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |