Том и вправду соскучился по ласке. В последнее время навалилось столько забот, что было не до нежностей. Загруженный домашними проблемами, уроками и своим нерегулярным изматывающим заработком, Том едва успевал доползти до кровати, прежде, чем погружался в глубокий и крепкий сон, без всяческих глупостей и даже без сновидений. Часть денег, что лежала на счету Билла исчезла, во время несостоявшейся отдачи долга, вторая сгинула во время лечения в госпитале. Всё ещё слабый и полуголодный Том подрабатывал то в типографии, то мерчандайзером в ближайшем супермаркете, а, когда становилось совсем туго, ходил на стоянку большегрузных продуктовых трейлеров и помогал разгружать коробки с мешками. Платили мало, но в конце смены хозяин разрешал брать некондиционные товары и по вечерам, Том заваливался в квартиру нагруженный мятым хлебом и овощами. Их привычным рационом была лапша быстрого приготовления, невкусные картонные кексы и сухое картофельное пюре, которое почему то отдавало машинным маслом и не желало разводиться ни водой, ни молоком. Но, как говориться было бы счастье, да несчастье помогло. После того, как Том попал в больницу, Билл, как- то неожиданно посерьёзнел и вырос. Теперь всё домашнее хозяйство лежало на нём. Мальчишка лихо управлялся со стиральной машиной, мыл полы, гулял с собакой, а по вечерам Тома ждал горячий ужин и чай. В силу своей невероятной коммуникабельности, которая на фоне диагноза аутизм, выглядела чистым издевательством, Билл общался со всеми соседками в доме. Он научился готовить и, когда измотанный Том вваливался в квартиру, его ждала то пицца из обрезков колбасы, то запеканка из порошкового пюре или рагу из тушёнки с теми самыми некондиционными овощами. Все эти продукты были невкусными и малополезными, но блюда были приготовлены с такой любовью, что голодный Том уплетал произведения Биллового искусства со слезами умиления на глазах. Но в последнее время они даже разговаривали мало. Оба усталые и измученные, они быстро ужинали, мылились и валились спать, каждый в своей комнате. И тем не менее, Том, словно подросток, под самое утро, видел эротические сны, где главным участником событий был его младший брат. Сновидение были нахальными, настырными, они лезли в его сознание словно полчища саранчи и Том нередко просыпался от того, что перевозбуждённый орган требовал срочной разрядки. Что было на уме у Билла, Том по-прежнему понимал очень смутно. Но видно растущий организм братца тоже требовал своего. Несколько раз, Том застал, дико засмущавшегося Билла, в тот момент, когда тот поспешно застирывал в ванной свои трусики, а наличие в комнате мелкого, журналов соответствующего содержания, не вызывали ни малейшего сомнения в его нарастающем желании.
Только присутствие в фотарии медсестры, заставило Тома оторваться от брата с огромной неохотой. Тем не менее, он вновь почувствовал себя на вершине блаженства от того, что мелкий полез ласкаться сам и был жутко недоволен, когда Том отстранился и велел идти загорать.
- Мне кажется Карла немного прифигела, когда после фотария, мы спровадили её на автобус, - Билл поставил свой рюкзачок на пол прихожей и ловким отработанным пинком отправил вдаль коридора. Рюкзак прокатился по старенькому линолеуму и словно живой важно въехал в комнату. Том, при виде этой манипуляции, строго покачал головой, но всё-таки не выдержал и весело расхохотался. Однако, услышав имя Карлы, он тут же нахмурился и отвернулся. Молодой человек и сам не понимал, по какой причине ему столь неприятно слышать это имя. Это была смесь досады с недоумением. Досада пока ещё неосознанной утраты и недоумение от настойчивых попыток Билла выставить Карлу в максимально чёрных красках. Они не расставались официально, и молодой человек всё ещё надеялся на разрешение конфликта, когда бы овцы остались целыми, а волки сытыми. Билл уловил его мысли, словно антенна и подошёл к брату вплотную. Ревнивый и ранимый собственник, он отлично осознавал Томовы слабости, и сейчас на языке мальчишки крутилась едкая и обидная фраза. Однако он обворожительно улыбнулся и провоцируя Тома на дальнейшие действия, томно произнёс:
- Сегодня был такой тяжёлый день, я так устал. Сейчас ополоснусь в душе и спать, - Билл, было направился в ванную комнату, потом сделал вид, что забыл, что-то важное и торопливо добавил:
- Кстати, Томми. Я закончил шить костюм к спектаклю. Совсем забыл показать. Сейчас одену и ты заценишь.
- Ок, хорошо, - Том поспешно кивнул, стараясь избавиться от неприятных мыслей о Карле, - я пока чайник поставлю и свою кровать расстелю. И с нетерпением жду модного дефиле.
- Дефиле –дефиле, - чуть слышно пробормотал Билл, - будет тебе показ моды.
Пока младший звонко напевал в ванной, при этом он ни сколько пел, сколько громко и с чувством голосил в вентиляцию, Том перебрал свои учебники, приготовил, что нужно взять завтра и поохотился за Скотти, который подобно своему маленькому хозяину, звонко и надсадно лаял, требуя игры. Потом он присел на край кровати и в это же мгновение в комнату вплыл маленький провокатор.
Изголодавшийся Том, буквально выпучил глаза, когда Билл распахнул дверь и вошёл в комнату. На мальчишке была немного странная, чёрная шифоновая туника, по всей видимости, изображающая костюм вампира, в коем Билл собирался предстать на будущем спектакле. Одеяние представляло из себя несколько просторных и прозрачных одежд с летящими крыльями и неровным скошенным подолом. Тонкая ткань хоть и была многослойной, совершенно не скрывала, что под ней больше ни чего нет и лёгкое платье, открывало хрупкие контуры обнажённого юношеского тела.
- Ааа…ыыы..ммм, - только и смог простонать Том, - на спектакле ты тоже не планируешь надевать бельё или брюки?
- Посмотрим, - Билл беспечно махнул рукой, и покрутился вокруг своей оси, - ну, как? Тебе нравится? Правда, красиво?
- Очень, - Том нервно сглотнул, чувствуя, как взмокли его ладони. А в штанах стало мучительно тесно, - а где ты ткань взял?
- Распорол старую штору в мастерской. Мне так отдали. Даром, - Билл, покачивая бёдрами, прошёлся по комнате. Воздушные слои ткани заколыхались самым возбуждающим образом. Большой, драпированный вырез съехал со своего места и наружу выглянул маленький тёмный сосок.
- Билл, это очень откровенный костюм, - Том попытался поймать младшего брата за подол и привлечь к себе, - малыш, это…это очень красиво…но тебя…..тебя же захотят изнасиловать.
- И ты, судя по всему, первый,- Билл с хохотом вырвался из рук брата и снова покрутился вокруг себя, одновременно поглаживая через ткань тонюсенькую гибкую талию и длинные стройные бёдра.
- Билл, - Том снова изловил мелкого поганца за талию и привлёк к себе, - ты такой….такой….
Он привлёк брата к себе, одновременно целуя его в лицо и шею, окутывая лаской и прижимая к груди, как самую большую драгоценность.
- Я так по тебе соскучился. Ты мой родной, самый хороший. Не в силах справится с накатившими эмоциями, Том безудержно гладил его худые плечики, тёплую выгибающуюся спинку, целовал каждый пальчик, каждый ноготок, что крепко обвивали его за шею.
- Тебе нравится. Ну, скажи, тебе нравится? Да? – Непонятно о, чём, нетерпеливо и требовательно спросил Билл, сам задыхаясь он сбившегося дыхания.
- Да, милый, да малыш, - Том поспешно спустил большой, мягкий ворот с плеч и начал нетерпеливо целовать торчащие, напряжённые соски, что выделялись на фоне светлого тела двумя яркими, возбуждёнными каплями, - я не могу от тебя оторваться.
- Чёртова туника. Том повалил Билла на кровать и путаясь в многочисленных широких складках, попытался добраться до раскинутых бёдер, что скрывались в складках одеяния самым наглым образом. Наконец, ему удалось задрать одежду почти до самого подбородка Билла и он начал целовать тощий животик с нежным розовым рубчиком от белья. Билл тоже нетерпеливо заёрзал, перехватил Тома руками, и первый поцеловал его в губы, требовательно проникая в рот, горячим языком.
- Билл, я хочу тебя. Зачем, ты так? Я же тебя изнасилую, - простонал он.
- Куда? Сюда? – не смотря на ситуацию, Билл нашёл в себе силы, раздразнить старшего брата ещё сильней, - сюда? Правда? Хочешь посмотреть?
Он, перекатился и присел над Томом на корточки, и откинувшись назад, самым бесстыдным образом, продемонстрировал нежный, гладенький низ. Тонкие пальчики погладили торчащий член и возбуждённо поджатые яички.
- Билл, я с ума сойду. Я не могу больше. Если ты мне не дашь. Я не знаю, что будет, - Том беспомощно запричитал, не в силах оторвать взгляд от интимных прелестей брата, - изнасилую, честное слово. Зачем ты меня так мучаешь?
- Попробуй, - Билл, захихикал и словно нарочно прикрыл ладошкой возбуждённые органы.
- Но тебе же прошлый раз было больно, - Том лежал под мелким и смотрел на него снизу вверх, самым беспомощным образом, - ты ещё маленький….
- А ты попробуй, - Билл и сам был безмерно взбудоражен, его голос прозвучал хрипло, а глаза закатывались от мучительного ожидания ласк, - тихонько, сперва, пальчиком, а потом…
Он недоговорил своей фразы и нетерпеливо придвинулся ближе. От возбуждения, Том не знал, куда девать руки и с чего начать. Их первый опыт был неудачен, и он боялся, что нибудь повредить своему маленькому, но такому настырному братику.
Он начал осторожно поглаживать его член, потом подхватил яички, и наконец, дотронулся до розовеющей дырочки ануса. Билл издал довольный мурлыкающий звук и прикрыл глаза. Том пытался расслабить тугое, упругое колечко мышц, гладил, щекотал, массировал. Затем он дотянулся до крема, что валялся на тумбочке и увлажнил соблазнительную розетку кремом. Осторожно ввёл палец и замер, прислушиваясь к реакции брата. Билл сдавлено задышал, двигаясь навстречу проникновению. Его член заслезился опаловыми каплями смазки. Он нетерпеливо кусал губы и выглядел так похабно-возбуждающе, что Тому хотелось сожрать младшего брата вместе с его дурацкой туникой и холодными серебряными украшениями, что спускались с шеи между тёмных торчащих сосков.
- Я хочу глубже. Давай я попробую присесть на твой член на корточках, - Билл сам перехватил изнывающий ствол Тома в руку, от чего тот чуть не взвыл на всю комнату.
Не смотря, на всю свою откровенность, эта поза позволила Тому полностью контролировать процесс. Не смотря на чудовищное, нудное и раздирающее желание, он был готов лучше опозориться, чем сделать младшему брату больно. Он входил в его попку очень медленно, буквально по миллиметру, обильно воспользовавшись кремом и придерживая торопыгу за бёдра. Эти первые ощущения были очень странные, непривычные и от того, ещё более умопомрачительные. Билл был такой горячий и тесный, что у Тома буквально сносило крышу. Он еле сдерживался, что бы ни отдолбить эту маленькую нежную жопку во всю свою рвущуюся силу. Наконец, член вошёл полностью и в туже секунду, измученный Том, разрядился семенем, не в силах сносить столь сладкое издевательство.
- Я даже успел ни чего почувствовать, - Билл возмущённо завопил на всю комнату.
- Прости меня маленький. Я просто больше не мог терпеть, - Том виновато, посмотрел на Билла и обхватил его за надутые щёки, - тебе не было больно?
- В следующий раз…- Билл от возмущения смог только пыхтеть, - да я…, в следующий раз… я тебе…
- В следующий раз, я тебя изнасилую, - хохотнул Том и повалил мелкого в подушки.
- Кто бы сомневался, - Карла хмыкнула и осторожно спустилась с приступочка под подоконником. Стараясь не шуметь, отошла за кусты сирени и упаковала в сумку маленький фотоаппарат, - следующего раза не будет, - чуть слышно хихикнула, она. До свидания мальчики!
Она ещё раз посмотрела на не зашторенное окно и удивительно ловко полезла через высокий забор.
25 Глава.
Билл сидел на кровати Тома и молча смотрел на собравшихся родственников. Он совершенно не понимал, что они говорят, и только наблюдал, как сжимаются, растягиваются, раскрываются, опять складываются, губы бабушки, которая всё говорила и говорила. Потом выступала Карла, тётушка, кто-кто ещё…. Мальчик сидел без движения, чувствуя, как его придавливает огромной холодной плитой. От нахлынувшего смятения и отчаянья, он почти перестал соображать и, как ещё совсем недавно, чувствовал себя одиноким и беспомощным.
То, что произошло несколько часов назад, мальчишка вспоминал как дурной сон. Посреди ночи, к ним позвонилась полиция, потом примчались властные и суровые дамы из опекунского совета, затем многочисленные родственники и, наконец, отец. Биллу казалось, что это всё наваждение, его слишком разыгравшееся воображение, что сейчас он проснётся, как следует протрёт глаза и мучительное, навязчивое явление исчезнет. Полуодетого, опешившего и заспанного Тома забрали в полицию. Когда на него надели наручники и повели на выход, с Биллом случилась истерика. Он с такой силой вцепился в брата, что его не сразу смогли оторвать, и ещё долго боролись с обезумевшим от горя подростком, когда он плача, попытался бежать за полицейской машиной. Дальше он помнил уже совсем смутно. Приехала «скорая», ему вкололи успокоительный укол и даже попытались осмотреть на предмет насилия. Но в памяти Билла, были свежи воспоминания о психиатрической клинике, и он с воем забился под кровать. На этот раз вмешался отец и приказал оставить мальчишку в покое. Он сам посадил его на кровать и осторожно приобнял за плечи.
И вот теперь Билл пытался собрать расползающиеся мысли в кучу и уловить смысл происходящего. Но успокоительное лекарство уже начало действовать, и мальчик едва находил в себе силы, чтобы не впасть в сонную, полуобморочную нирвану и дать отчаянный отпор все этим мерзким и алчным шантажистам.
Первые несколько минут родственники пытались вести себя чинно, выговаривали друг другу за недосмотр, за слишком легкомысленное отношение к двум безалаберным подросткам, но постепенно страсти накалились и, не смотря на присутствие сотрудниц опекунского совета и полиции, родня перешла к взаимным оскорблениям. Биллу мучительно хотелось спать. Он еле удерживался в вертикальном положении. Перед глазами мешались мутные расплывающиеся лица, мебель, почему - то сдвинулась со своих мест и кружила в лёгком воздушном хороводе, а голоса сливались в неровный и убаюкивающий гул.
В комнате было душно и непривычно тесно. Мальчишка переводил мутный закатывающийся взгляд с Карлы на бабку, потом на тётю Ирму, на отца и даже на притаившегося в углу дядю Альфреда. Тем временем дама-полицейский, что - то торопливо строчила за их маленьким ночным столиком, а фрау Сарториус из опекунского совета, пыталась вызвать на разговор отца. Впрочем, тот лишь хмуро отмалчивался, осторожно поглаживая Билла по плечу.
Билл слушал и не слушал говоривших одновременно. Слова сами лезли в уши, но при этом он успевал думать о том, что теперь будет с ним и с Томом. Скорее всего, за растление малолетнего, брату припишут огромный срок, а его Билла, заберёт отец. Снова сдаст от себя подальше и весьма довольный, красивым успешным подростком, попытается баллотироваться в министры или политики. В одну из их немногочисленных прогулок, он проговорился, что мечтает о политической карьере, и смышлёный мальчишка живо сообразил, что наличие успешных и адекватных родственников обязательное условие этого замысла.
«Что же делать, что делать?» – стучало в мозгу у подростка. Он отлично понимал, что сейчас его истерики и работа на публику не помогут. Нужно сказать или сделать что-то очень важное, значимое, что заставит заткнуться эти бесстыжие рты навсегда. Чем они с Томом, помешали всем этим уродам? Чем не давали жить спокойно? Внезапно, Билл вспомнил, как сам дразнил старшего брата, дружбой с Артуром Тишбеном, как провоцировал и злил, как пытался вызвать ревность и зависть и чуть не разревелся от беспомощности. Он ведь любит Тома. И пусть это не принятая обществом мужская любовь, пусть это не правильно и предосудительно, но он должен помочь старшему брату, во, что бы то ни стало. В конце концов, только благодаря Тому он стал полноценным человеком, и друг без друга им будет очень плохо. Он прожил с Томом почти девять месяцев, и они были самыми счастливыми в его недолгой жизни. Девять месяцев, когда он, как будто родился заново, заново учился говорить, заново узнавал заботу и ласку, просто жил и рос, как должен расти любимый и желанный ребёнок.
Билл осторожно привстал. Пол уплывал из-под ног, и он еле удержался на ногах. Отец, испуганно подхватил Билла под руку и попытался усадить рядом с собой. Мальчишка высвободил локоть и решительно отстранился:
- Можно я скажу, - мальчишка, почему - то покосился на фрау Сарториус, которая от негодования всё время трясла головой и походила на старую больную болонку, которой в уши попала вода.
- Да, мальчик, - фрау из полиции прервала негодующий монолог бабушки и удивлённо покосилась на Билла, - мы тебя внимательно слушаем.
Билл облизал пересохшие губы и негромко сказал:
- Пожалуйста, не перебивайте меня, не затыкайте мне рот и не говорите, что я психически неполноценный, травмированный ребёнок. Дайте мне договорить до конца.
Герр Хайнек удивлённо вскинул брови и посмотрел на собственного сына так, как будто видел его впервые. Мальчишка был бледен до синевы, еле держался на ногах, но в слабом безвольном подростке отчётливо угадывалась та упорная волевая частица, которая принадлежала именно ему. Тот волевой, целеустремлённый генетический набор, который был неотъемлемой частью самого герра Хайнека, сейчас настырно лез наружу, невзирая на все препятствия и беды.
- Вы сейчас все упорно стараетесь утопить моего старшего брата, который является и вашим родственником. А я хочу, немного приоткрыть глаза на происходящее опекунскому совету и полиции, которым будет интересно узнать о истиной причине произошедшего.
Билл говорил из последних сил. Перед ним всё плыло и лица растекались молочно-розовыми лужами. Он, не слышал своего голоса, и только сознание того, что Тома надо спасать, не давали мальчишке погрузиться в тяжёлый лекарственный сон.
- Дело в том, что мои родственники сгорают от желания заполучить надо мной опекунство, что бы иметь доступ к деньгам моего отца.
Карла раскрыла, было, рот, но Билл осадил её неожиданно жёстким жестом и произнёс с плохо скрываемым злорадством:
- Это девушка моего старшего брата. Бывшая девушка, - смакуя, каждую букву, уточнил Билл, - это она придумала обвинить Тома в сбыте и хранении наркотиков, а затем сочинила историю о моём совращении, - Билла буквально несло, от распирающего гнева и он еле сдержался, что бы ни перейти на крик. Однако та сильная, волевая часть характера, что принадлежала его отцу, заставляла говорить нарочито тихим мирным тоном и невольно прислушиваться к речи, - и если вы думаете, что я лгу, то глубоко ошибаетесь. У меня есть доказательства того, что Карла неоднократно пыталась сдать Тома полиции.
Но Билл лгал. Нагло, бесстыдно и самоуверенно. У него так и не было доказательств, только одни домыслы и голые ни чем не подкреплённые факты. Но он врал с таки напором и уверенностью, что в какой то момент сам поверил в сказанные обвинения.
- Во-первых, твой телефонный разговор с бабушкой и твои встречи с Генрихом Штаубом. Тебя неоднократно видели в ночном клубе, где торгуют наркотиками и у меня есть диктофонная запись, подтверждающая, что ты сама занимаешься сбытом наркоты. Я попросил фрау Аделину провести меня в клуб и специально подслушал твою беседу.
Карла презрительно фыркнула и ехидно протянула:
- Ну что ж, продемонстрируй нам эту запись, если ты настолько осмелел и обнаглел, что смеешь кидать подобные обвинения.
Билл молча подошёл к ночному столику, довольно бесцеремонно отодвинул полицейскую фрау и вытащил из ящика совершенно пустой диктофон. Это был ва-банк!! Мальчишка молча продемонстрировал чёрную коробочку и тихо спросил:
- Ну, что слушаем? На несколько секунд воцарилось звенящая напряжённая тишина. У Билла по спине тёк ледяной пот, ноги были ватными, а от страха так хотелось в туалет, что он еле сдерживался от режущей боли в мочевом пузыре.
- Это фальсификация, наглый безумный шантаж, - истерично взвизгнула Карла, - Враньё с самого начала и до конца.
Она вспыхнула до корней волос, смешалась почти до слёз и вызвала довольную ухмылку не только у Билла, но и у герра Хайнека. Фрау из полиции тоже явно заинтересовалась и многозначительно кивнула фрау Сарториус, которая открыла от изумления рот.
- Билли, мальчик, солнышко моё, - бабушка закудахтала старой наседкой, - как же можно так говорить о взрослом человеке. Тем более о девушке твоего старшего брата. Без пяти минут родственнице…
- Бабуля, ты хоть и старая, но дашь фору любому молодому конкуренту. Я думаю, папе будет интересно узнать, некоторые факты из жизни в нашем загородном доме…
Билл продолжал врать. Он понимал, что у него больше нет выхода. На кон поставлено его благополучие, его счастье, наконец, свобода самого любимого и родного человека. Хуже уже не будет. Если он сейчас не прорвётся, то дальнейшие телодвижения уже не имеют смысла. Билл машинально обвёл мутными глазами комнату. Наверное, его туго сжатая пружина, наконец - то распрямилась в полную силу. Те дремлющие силы, что были так не свойственны нежному подростковому возрасту, всколыхнулись с неведомой силой. Билл нашёл взглядом дядю Альфреда…
Мальчишка почувствовал, как от страха леденеет всё его тело. В голове живо всколыхнулись чудовищные воспоминания. Как ни странно дядя Альфред, в отличие от всех присутствующих, смотрел на него совершенно равнодушно, даже отстранённо, словно сквозь тело, витая мыслями в, каких то своих жутких и безумных грёзах.
- Причины, по которым у меня поехала крыша, - чуть слышно продолжил Билл, - почему я перестал разговаривать, почему оказался в психушке и, какие страшные вещи, ты бабуля, скрываешь уже много лет.
- Послушайте, да, ребёнок просто бредит, - бабушка живо подскочила к Биллу и зачем - то пощупала его лоб, - ему же сделали успокоительный укол. Он просто бредит. Несёт, какую то околесицу.
- Нет-нет, - фрау из полиции настороженно прищурилась, - мальчик совершенно адекватен. Фрау Сарториус, вам не кажется, что тут всё гораздо сложнее? В деле надо разобраться очень внимательно. Что - то в этой семье из шкафов посыпались скелеты.
- Да-да, - неожиданно подхватил герр Хайнек, - я, конечно, понимаю, что сам виноват в сложившейся ситуации. Упустил многие моменты в воспитании сына. Очень прошу, разберитесь. А сейчас мальчику нужен отдых. Глубокая ночь. Давайте закончим. Билл, сынок, тебе надо поспать.
Билл молча кивнул и сел на своё место. Он засыпал уже на ходу, однако от него не укрылось, что взгляд дяди Альфреда неожиданно сфокусировался и сосредоточился на его лице. Биллу стало мучительно холодно. Вокруг всё завертелось, поплыло… Он уже не видел, а только почувствовал, как из комнаты выходят люди, как отец укладывает его на кровать Тома и накрывает пледом.
- Мой, сынок, - герр Хайнек неумело поцеловал его в висок, - как же ты оказывается похож на меня…
- Ты не волнуйся, я и про тебя кое-что могу рассказать, - уже засыпая, злорадно хихикнул Билл, - эх, папка-папка, как же я долго тебя ждал…
Билл давным- давно видел десятый сон, а герр Хайнек всё не мог сомкнуть глаз.
Как же так получилось, что он совершенно не знает своего сына? Герр Хайнек вышел на кухню и закурил. В последние годы он совершенно не прикасался к сигаретам, но сейчас мучительно сосало под ложечкой, и он долго разыскивал в собственном портфеле затёртую, помятую пачку.
Надо сказать, что он всегда мечтал о мальчишке. Шустром, живом, смышлёном. Но годы шли и герр Ханек, вступил в пору отцовства, когда приличные люди становятся дедушками. Как же он был разочарован, когда его красавица-жена, принесла из родильного дома хилого пищащего уродца, который даже плакать толком не мог, а только жалобно покряхтывал в своём кульке, когда хотел, есть или был мокрым. Окружающие дамы, почему то умилялись на уродца наперебой и дружно утверждали, что герр Хайнек со временем полюбит это красное сморщенное существо всем сердцем. Ему обещали, что отцовские чувства возьмут своё, и он станет играть с мелким в лошадки, потом возить на рыбалку, а впоследствии разделять чисто мужские секреты. Но, как ни странно чувства не появлялись, Билл рос слабым, очень болезненным и впечатлительным. Да и увлечения у мальчишки были странные – куклы, картинки, тряпки. Сколько герр Хайнек не старался, он не мог себя заставить понянчить вместе с сыном плюшевого медведя или порисовать в альбоме цветочки. Как на грех, его супруга, удивительно красивая, и столь же удивительно глупая женщина отчаянно запила. Она и раньше прикладывалась к бутылке, но, когда герру Хайнеку пришлось одновременно бегать по полиции и детским врачам, он почувствовал необъяснимое отвращение к сыну, который походил на мать, как две капли воды. Билл бесконечно болел, он перенёс все мыслимые и немыслимые детские инфекции, плакал ночами и изматывал герра Хайнека хуже непутёвой матери. Мужчина стал реже бывать в доме, полностью углубился в работу и в тот момент, когда его сын внезапно лишился рассудка, ничуть не удивился случившемуся. Он подозревал, что мальчишка был сильно напуган сумасшедшим братом жены, но в тот момент, когда мычащего и спелёнатого в простыни Билла увезли в психушку, почувствовал необычайное облегчение. Он словно вздохнул полной грудью, когда избавился от пьющей жены и хлипкого отпрыска один росчерком пера.
Какого же было его неприятное изумление, когда к нему в офис заявился Том. Тоже до боли похожий на мать, такой же мягкий, колеблющийся и нервный, он оказался удивительно упрямым и стойким. И герр Хайнек вдруг вспомнил себя в молодости. Такой же симпатичный, мягкий, болезненно вежливый, он преодолевал собственные комплексы, строя карьеру кирпичик за кирпичиком, упорно шагая вверх. Но ещё неприятней сделалось, тогда, когда герр Хайнек встретился с сыном. Именно с таким, как и мечтал. Умным, шустрым, весёлым. Он буквально корчился от стыда и досады, когда Билл рассказывал, как они с Томом вместе ходили по магазинам, вместе собирали модель теплохода, вместе чинили старенький мотоцикл и вместе учили уроки. И, как не дико это звучит, они ОБА походили на него характером. Один простоватый и мягкий, второй артистичный и хитрый. И герру Хайнеку вдруг до боли захотелось, что бы его пустой дизайнерский дом наполнился наследниками. Захотелось обнимать и прижимать к себе такого ласкового и красивого младшего, обсуждать дела и делиться проблемами с таким разумным и сообразительным старшим. И пусть один болезненный и истеричный, а второй слишком неуверенный и мягкотелый. Он понимал, что мальчишек надо принять такими, как они уродились, и мудро закрывать на мелочи глаза.
Герр Хайнек неторопливо обошёл большую и полупустую кухню. Какая же здесь царит беднота. Всё очень аккуратно, чистенько, даже прилизано, но, как бедно и скромно. Посуда намыта, полотенца настираны, холодильник с продуктами. Но нет ни одной тарелки без сколов, полотенца застираны почти до дыр, а еда в кастрюльках из такой дешёвой гадости, что заработать гастрит раз плюнуть. А он то трусливый самовлюблённый дурак даже не знает, сколько мальчишкам надо на жизнь, суёт Биллу деньги и даже не соображает, что двум молодым растущим парням нужно в разы больше. Он давно не ходит по магазинам и понятия не имеет, сколько стоит хлеб или овощи.
Чёрт, что же всё –таки натворил Том? Неужели и правда все эти месяцы заботливый и преданный брат самозабвенно трахает младшего? Если верить этой самой Карле, то так оно и есть. Но герра Хайнека глодало, какое то едва ощутимое тонкое сомнение. Понятно, что девица авантюристка не хуже бабушки мальчиков. Полиции бы стоило задать вопрос, по какой причине она вдруг полезла в окно и занялась любительской фотографией? Даже ежу понятно, что это шантаж, ловкое и наглое вымогательство, да ещё и причина по который Том попал в больницу.…Но тем не менее мужчина ни на йоту не сомневался, что снимки подлинные и Карла хорошо знает своё дело.
Но, как же так? Почему ответственный и порядочный Том вдруг затащил младшего в постель? Как это мог допустить изворотливый и хитрый мелкий? Он недолго общался с повзрослевшим сыном, но довольно быстро убедился, что подросток мастер манипуляций. Почти профессиональный шантажист и управленец. Он никогда не станет делать того чего не желает. Неужели всё происходит по обоюдному согласию? Как такое может быть? Что за нелепость? Что за извращение?
Герр Хайнек устало опустился на шаткую табуретку. Тонкая навязчивая мысль, какое -то давно забытое воспоминание глодало сознание изнутри, не давая успокоиться и опомниться, хотя бы на минуту. Его осенило в тот момент, когда он закурил новую сигарету и язычок пламени подействовал, как вспышка молнии.
В дни его юности рядом жил приятель, который любил свою родную сестру. Так вышло, что они росли порознь, ни, когда не знали друг друга и встретившись в подростковом возрасте, испытали сильнейшее влечение. Всеми осуждаемая, порочащая связь. Молодых людей снова разлучили, развезли в разные края страны, причинив массу горя и позора. Ни к чему хорошему этот разрыв не привёл, парень постепенно спился и умер в сорок лет всеми забытый и брошенный. О девушке он знал лишь по слухам. Говорили, что она четыре раза выходила замуж, была глубоко несчастна и скончалась так же рано, от хронической депрессии и болезни сердца.
Похоже, что между его сыном и Томом произошло нечто подобное. Двое одиноких и нежных людей, нашли отдохновение друг в друге. Они заполнили друг другом то пустое пространство, которое не давало жить полноценно. И эта сильная духовная привязанность постепенно вылилась во влечение. Чего только в жизни не бывает…
Герр Хайнек, задумчиво почесал затылок. Да мальчишкам нелегко придётся в жизни, если это окажется всего лишь влечением. Любовь способна преодолеть самые сложные преграды, пустая похоть может поломать любую даже самую устоявшуюся жизнь.
Ну, да, ладно. Об этом потом. Сейчас надо помочь Тому. Билл просто не переживёт если брата посадят в тюрьму. Да и самого Тома жаль. Он успел полюбиться герру Хайнеку. И у его родственников просто нет стыда и совести, раз они так легко топят родственника ради весьма призрачной наживы. Обвинение в растлении дело серьёзное. Ему придётся обратиться к своему самому сильному адвокату, что бы вытащить парня из каталажки.
Герр Хайнек встал и задумчиво оглядел полки. Скоро утро. Интересно, что обычно Том готовит на завтрак, кашу, омлет или бутерброды? Что ж, попробуем догадаться сами. В конце-концов, он же, когда то пытался кормить Билла самостоятельно. Мужчина засучил рукава и принялся неумело хозяйничать.
Когда он, едва дыша, вошёл в спальню, неся на вытянутых руках дымящуюся тарелку с манной кашей, Билл уже проснулся и сидел на кровати. Заспанный, помятый, весь, какой то влажный и бледный после укола, он походил на промокшего под дождём воробушка, и герру Хайнеку вдруг захотелось прижать мальчишку к себе и долго-долго не отпускать.
- Доброе утро, - он поставил тарелку на столик и ожидая похвалы, робко уставился на младшего. Но Билл видимо был во власти вчерашнего происшествия и без всякого приветствия, хмуро сказал:
- Папа, пожалуйста, помоги Тому! Я знаю, ты можешь! Очень тебя прошу!
- Билл, сынок, - герр Хайнек едва открыл рот, как сын перебил его и с едкой улыбочкой заявил:
- А если не поможешь, я испорчу тебе карьеру. Пойду в серьёзное издание и дам интервью, о, том, как ты сбагрил меня в детский дом и много лет не давал о себе знать!
- Ты не ребёнок, ты чудовище, - внезапно герр Хайнек весело расхохотался, - между прочим, в своё время, я таким же способом сумел убедить совет директоров в правильности моего проекта.
Билл недоверчиво покосился на отца, тем не менее, чувствуя, что перевес оказался на его стороне и взялся за ложку.
- Ты, кушай- кушай, - герр Хайнек неумело засуетился, - тебе надо набираться сил. Вон, какой худой. Ну, как? Вкусно?
Билл задумчиво поболтал ложкой в тарелке, свалил комкастую субстанцию горкой и злорадно заметил:
- Господи, гадость то, какая. Том, варит лучше!
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |