Конечно, "истинному социалисту", столь интимно знакомому с "сущностью человека", нет нужды знать, к чему приведут данную страну "ее экономическое положение и политические обстоятельства".
Как апостол "истинного социализма", господин Грюн не довольствуется тем, что, подобно своим соапостолам, противопоставляет невежеству других народов всеведение немцев. Он использует свою старую литературную практику, он самым бесцеремонным образом, как это характерно для шатающегося по свету туриста, навязывает себя представителям различных социалистических, демократических и коммунистических партий и, обнюхав их предварительно со всех сторон, выступает перед ними в роли апостола "истинного социализма". Его единственная задача - поучать их, сообщать им глубочайшие откровения относительно свободного человечества. Превосходство "истинного социализма" над политическими партиями Франции превращается здесь в личное превосходство господина Грюна над представителями этих партий. А под конец это даже дает возможность не только превратить вождей французских партий в пьедестал для господина Грюна, но и извлечь на свет божий массу всякого рода сплетен, которые должны вознаградить немецкого провинциала за усилия, потраченные им на усвоение столь содержательных положений "истинного социализма".
"Все лицо Катса изобразило плебейскую радость, когда я засвидетельствовал ему мое полное удовлетворение его речью" (стр. 50).
Господин Грюн тотчас же стал просвещать Катса насчет французского терроризма и "был счастлив, добившись одобрения у своего нового друга" (стр. 51).
Еще гораздо более значительным оказалось его влияние на Прудона:
"Я имел огромное удовольствие быть в некотором роде приват-доцентом человека, острота ума которого не была, быть может, превзойдена со времен Лессинга и Канта" (стр. 404).
Луи Блан - всего лишь "его чумазый мальчуган" (стр. 314).
"Он стал расспрашивать с большим интересом, но в то же время с большой неосведомленностью, о положении дел у нас. Мы, немцы, знаем" (?) "французские дела почта так же хорошо, как сами французы; по крайней мере, мы изучаем" (?) "их" (стр. 315).
А про "папашу Кабе" мы узнаем, что он "ограничен" (стр. 382). Господин Грюн задает ему вопросы, и Кабе
"вынужден "признаться, что он не очень в них углублялся. Я" (Грюн) "заметил это давно, и тогда, конечно, все окончилось, тем более, что я вспомнил, что миссия Кабе давно уже завершена" (стр. 381).
Мы впоследствии увидим, как господин Грюн сумел возложить на Кабе новую "миссию".
Укажем сперва на схему, которая вместе с двумя-тремя устаревшими мыслями образует остов книги Грюна. И то и другое списано у Гесса, которого господин Грюн вообще великолепнейшим образом пересказывает. То, что уже у Гесса носило весьма неопределенный и мистический характер, но сначала - в "Двадцать одном листе" - заслуживало известного признания, и стало скучным и реакционным лишь благодаря вечному повторению в "Bьrgerbuch", в "Neue Anekdota" и в "Rheinische Jahrbьcher" в такое время, когда оно уже устарело, - это у господина Грюна превращается в полную бессмыслицу.
Гесс синтезирует развитие французского социализма с развитием немецкой философии - Сен-Симона с Шеллингом, Фурье с Гегелем, Прудона с Фейербахом. Ср., например, "Двадцать один лист", стр. 78, 79, 326, 327; "Neue Anekdota", стр. 194, 195, 196, 202 и сл. (Параллель между Фейербахом и Прудоном. Например, Гесс: "Фейербах, это - немецкий Прудон" и т. д. "Neue Anekdota", стр. 202; Грюн: "Прудон, это - французский Фейербах", стр. 404.) - Этот схематизм, в том виде, в каком его дает Гесс, и образует всю внутреннюю связь книги Грюна. Отличие заключается только в том, что господин Грюн не забывает придать положениям Гесса беллетристический налет. Он весьма добросовестно списывает даже явные ошибки Гесса, как, например, его утверждение ("Neue Anekdota", стр. 192), что теоретические построения образуют "социальный фон" и "теоретическую основу" практических движений. (Так, например, Грюн пишет на стр. 264: "Социальный фон политической проблемы XVIII века был одновременно продуктом обоих философских направлений" - сенсуалистов и деистов.) Сюда же относится та мысль, что достаточно связать Фейербаха с практикой, применить его к социальной жизни, чтобы дать полную критику существующего общества. Если же прибавить к этому дальнейшую критику, которой Гесс подвергает французский коммунизм и социализм, например положения Гесса, что "Фурье, Прудон и т. д. не вышли за пределы категории наемного труда" ("Bьrgerbuch", стр. 46 и др.), что "Фурье хотел бы осчастливить мир новыми ассоциациями эгоизма" ("Neue Anekdota", стр. 196), что "даже радикальные французские коммунисты не преодолели еще противоположности труда и наслаждения, не поднялись еще до единства производства и потребления и т. д." ("Bьrgerbuch", стр. 43), что "анархия есть отрицание понятия политического господства" ("Двадцать один лист", стр. 77) и т. д. и т. д., - ecли прибавить все это, то мы получим полностью критику французов, как она дана господином Грюном, ту самую критику, которую господин Грюн имел в кармане еще до того, как он отправился в Париж. Кроме этого, господину Грюну помогает свести счеты с французскими социалистами и коммунистами ряд ставших традиционными в Германии фраз о религии, политике, национальности, человеческом и нечеловеческом и т. д. и т. д., - фраз, перешедших от философов к "истинным социалистам". Ему остается только искать повсюду "Человека" и слово "человеческий" и негодовать, когда он этого не находит. Например: "Ты занимаешься политикой - Ты ограничен" (стр. 283). И точно так же господин Грюн может далее восклицать: Ты национален, религиозен, занимаешься политической экономией, Ты имеешь бога, значит Ты не человечен, Ты ограничен, - что он и делает на протяжении всей книги. Этим, конечно, дается весьма основательная критика политики, национальности, религии и т. д. и выясняется в достаточной мере все своеобразие критикуемых писателей и их связь с общественным развитием.
Уже отсюда видно, что стряпня Грюна стоит гораздо ниже книги Штейна, который, по крайней мере, пытался изложить связь социалистической литературы с действительным развитием французского общества. При этом едва ли нужно упоминать, что господин Грюн как в разбираемой книге, так и в "Neue Anekdota", с величайшим пренебрежением взирает свысока на своих предшественников.
Но сумел ли господин Грюн хотя бы правильно списать то, что он вычитал у Гесса и других авторов? Сохранил ли он в рамках своей схемы, принятой им на веру, без всякой критики, хотя бы необходимый материал, дал ли он правильное и полное изложение отдельных социалистических писателей по первоисточникам? Это ведь поистине самые минимальные требования, какие можно предъявить человеку, у которого должны учиться североамериканцы и французы, англичане и бельгийцы, который был приват-доцентом Прудона и который не перестает кичиться перед поверхностными французами немецкой основательностью.
СЕН-СИМОНИЗМ
Из всей сен-симонистской литературы господин Грюн не держал в руках ни одной книги. Его главными источниками являются: во-первых, столь презираемый им Лоренц Штейн, затем главный источник Штейна - Л. Рейбо (за что он, на стр. 250, и называет Рейбо, для острастки, филистером; на той же странице он старается изобразить дело так, будто Рейбо совершенно случайно попал ему в руки тогда, когда он уже давно покончил с сен-симонистами) и отдельные места из Луи Блана. Мы сейчас приведем прямые доказательства этого.
Посмотрим сперва, что говорит господин Грюн о жизни самого Сен-Симона.
Главным источником для жизнеописания Сен-Симона являются отрывки его автобиографии в "Сочинениях Сен-Симона", изданных Олендом Родригом, и в "Organisateur" от 19 мая 1830 года. Итак, перед нами все документы: 1) первоисточники, 2) Рейбо, сделавший из них извлечения, 3) Штейн, использовавший Рейбо, 4) беллетристическое издание господина Грюна.
Господин Грюн: "Сен-Симон участвует в освободительной борьбе американцев, не питая особого интереса к самой войне: ему приходит в голову мысль, что можно соединить оба гигантских океана" (стр. 85).
Штейн - стр. 143. "Сперва он поступил на военную службу... и отправился с Буйе в Америку... В этой войне, значение которой он, впрочем, отлично понял... война как таковая, говорил он, меня не интересовала, а только цель этой войны, и т. д."... "После тщетной попытки заинтересовать вице-короля Мексики планом постройки большого канала для соединения обоих океанов".
Рейбо, стр. 77: "Являясь солдатом в борьбе за американскую независимость, он служил под началом Вашингтона... война сама по себе меня не интересовала, говорит он, и только цель ее интересовала меня очень живо, и ради этого интереса я безропотно переносил ее тяготы".
Господин Грюн списывает только, что Сен-Симон не питал "особого интереса к самой войне", но не отмечает самого главного - его интереса к цели этой войны.
Господин Грюн не отмечает далее, что Сен-Симон желал отстоять свой план у вице-короля, и поэтому сводит этот план просто к "пришедшей в голову мысли". Не отмечает он и того, что Сен-Симон сделал это лишь "а la paix"245, - и это объясняется тем, что Штейн указывает на данное обстоятельство лишь датой года.
Немедленно вслед за тем господин Грюн продолжает:
"Позже" (когда?) "он набрасывает план франко-голландской экспедиции в английскую Индию" (там же).
Штейн: "В 1785 г. он поехал в Голландию, чтобы набросать план объединенной франко-голландской экспедиции против английских колоний в Индии" (стр. 143).
Штейн сообщает здесь неверные сведения, а Грюн добросовестно списывает их. Сам же Сен-Симон рассказывает следующее: герцог Ла Вогюйон склонил Генеральные штаты предпринять в союзе с Францией объединенную экспедицию против английских колоний в Индии. О самом себе Сен-Симон рассказывает только, что "в течение года он добивался (poursuivi) осуществления этого плана".
Господин Грюн: "В Испании он хочет прорыть канал от Мадрида до моря" (там же).
Сен-Симон хочет прорыть канал, - что за бессмыслица! Прежде ему пришла в голову мысль, теперь он хочет. Грюн искажает здесь факты не потому, что он добросовестно списывает Штейна, как в указанном выше случае, а потому, что делает это слишком поверхностно.
Штейн, стр. 144: "Вернувшись в 1786 г. во Францию, он уже в следующем году отправился в Испанию, чтобы предложить правительству план завершения постройки канала от Мадрида до моря".
При беглом чтении господин Грюн мог извлечь свою вышеприведенную фразу из соответствующего места в книге Штейна, которое, во всяком случае, может вызвать представление, будто план постройки и весь проект принадлежали Сен-Симону. На самом же деле последний наметил лишь план борьбы с финансовыми затруднениями, возникшими при давно уже начатой постройке канала.
Рейбо: "Шесть лет спустя он представил испанскому правительству план сооружения канала, который должен был служить судоходной линией между Мадридом и морем" (стр. 78).
Та же ошибка, что у Штейна.
Сен-Симон, стр. XVII: "Испанское правительство предприняло постройку канала для соединения Мадрида с морем; это начинание не двигалось вперед, потому что у правительства не было достаточно рабочих и денег; я договорился с графом де Кабаррюсом, нынешним министром финансов, и мы представили правительству следующий проект" и т. д.
Господин Грюн: "Во Франции он спекулирует на национальном имуществе".
Штейн описывает сперва положение Сен-Симона во время революции, затем переходит к его спекуляции национальным имуществом (стр. 144 и сл.). Но откуда господин Грюн взял свое бессмысленное выражение "спекулировать на национальном имуществе", вместо того, чтобы говорить о спекуляции национальным имуществом? И это мы можем объяснить читателю, дав ему прочесть оригинал:
Рейбо, стр. 78: "Вернувшись в Париж, он стал заниматься спекуляцией, причем спекулировал sur les domaines nationaux"246.
Господин Грюн выдвигает свое вышеприведенное утверждение без всякой мотивировки. Мы не узнаем, почему Сен-Симон спекулировал национальным имуществом и почему этот сам по себе тривиальный факт имеет значение в его жизни. Ведь господин Грюн находит излишним списать у Штейна и Рейбо, что Сен-Симон хотел в виде опыта основать научную школу и крупное промышленное предприятие и хотел добыть необходимый капитал посредством этих спекуляций. Сам Сен-Симон именно так мотивирует свои спекуляции ("Сочинения", стр. XIX).
Господин Грюн: "Он женится, чтобы быть в состоянии оказывать гостеприимство науке, чтобы испытывать жизнь людей, чтобы высасывать их психологически" (там же).
Господин Грюн вдруг перескакивает здесь через один из важнейших периодов жизни Сен-Симона - через период его естественно-научных занятий и путешествий. А потом, чтo это значит - жениться, чтобы оказывать гостеприимство науке, жениться, чтобы психологически высасывать людей (на которых не женишься), и т. д.? Все дело в следующем: Сен-Симон женился, чтобы иметь салон и быть в состоянии изучать там наряду с другими людьми также и ученых.
Штейн излагает это на стр. 149 так: "Он женился в 1801 г.... Я воспользовался браком, чтобы изучать ученых". (Ср. Сен-Симон, стр. 23.)
Теперь, после сличения с оригиналом, написанная господином Грюном бессмыслица получает свое объяснение.
"Психологическое высасывание людей" сводится у Штейна и у самого Сен-Симона к тому, чтобы наблюдать ученых в общественной жизни. Сен-Симон хотел, в полном соответствии со своим основным социалистическим воззрением, изучить влияние науки на личность ученых и на их поведение в обыденной жизни. У господина Грюна это превращается в бессмысленную, непонятную, отдающую романом причуду.
Господин Грюн: "Он впадает в бедность" (как, почему?), "занимается перепиской в каком-то ломбарде, получая тысячу франков в год - он, граф, потомок Карла Великого; затем" (когда и почему?) "он живет милостями одного бывшего слуги; впоследствии" (когда и почему?) "он делает попытку застрелиться, но его спасают, и он начинает новую жизнь, наполненную изучением наук и пропагандой. Лишь теперь он пишет два главных своих произведения".
"Он впадает", "затем", "впоследствии", "теперь" - этими словами господин Грюн думает заменить хронологию и связь отдельных моментов в жизни Сен-Симона.
Штейн, стр. 156,157: "К этому прибавился новый и более страшный враг - все более гнетущая материальная нужда... После шести месяцев мучительного ожидания ему предлагают место - " (даже это тире господин Грюн взял у Штейна, но он так хитер, что поставил его после слова "ломбард") "переписчика в ломбарде" (не "в каком-то ломбарде", как весьма хитро переделывает господин Грюн, ибо, как известно, в Париже существует только один, казенный ломбард) "с тысячью франков жалованья в год. Поразительная превратность судьбы, характерная для этой эпохи! Внук знаменитого царедворца Людовика XIV, наследник герцогской короны и огромного состояния, пэр Франции по рождению и гранд Испании - становится переписчиком в каком-то ломбарде!"
Теперь становится понятной ошибка Грюна с ломбардом; у Штейна же соответствующее выражение вполне уместно. Чтобы еще как-нибудь отличить свое выражение от штейновского, господин Грюн называет Сен-Симона только "графом" и "потомком Карла Великого". Последнее указание он заимствует у Штейна, стр. 142, и Рейбо, стр. 77, которые, однако, достаточно осторожны и говорят только, что Сен-Симон сам вел свою родословную от Карла Великого. Вместо приводимых Штейном положительных фактов, действительно заставляющих поражаться бедности Сен-Симона во время Реставрации, господин Грюн выражает лишь свое удивление по поводу того, что граф и предполагаемый потомок Карла Великого вообще может так низко пасть.
Штейн: "Два года прожил он еще" (после попытки самоубийства) "и сделал за это время, пожалуй, больше, чем за такое же количество десятилетий своей прежней жизни. "Катехизис промышленников" был им теперь закончен" (господин Грюн об этом окончании давно начатой работы говорит: "лишь теперь он пишетЗ" и т. д.), "а "Новое христианство" и т. д." (стр. 164, 165).
На стр. 169 Штейн называет оба эти сочинения "двумя главными произведениями его жизни".
Таким образом, господин Грюн не только скопировал у Штейна его ошибки, но и сам из неопределенных выражений Штейна сфабриковал новые. Чтобы скрыть это свое списывание, он выдергивает только наиболее бросающиеся в глаза факты, но лишает их характера фактов, вырывая их из хронологической связи и из всей их мотивировки и опуская даже важнейшие промежуточные звенья. Приведенные нами отрывки составляют буквально все, что сообщает господин Грюн о жизни Сен-Симона. В его изложении кипучая, деятельная жизнь Сен-Симона превращается в ряд причуд и происшествий, представляющих меньше интереса, чем жизнь любого крестьянина или спекулянта того времени в какой-нибудь оживленной провинции Франции. И преподнеся читателю эту биографическую пачкотню, он восклицает: "вся эта воистину цивилизованная жизнь!" Он даже не стесняется сказать на стр. 85: "Жизнь Сен-Симона, это - зеркало самого сен-симонизма", словно грюновское изображение "жизни" Сен-Симона может быть зеркалом чего-нибудь иного, кроме "самой" манеры господина Грюна фабриковать книги.
Мы остановились несколько подробнее на этой биографии, ибо она является классическим образцом той основательности, c какой господин Грюн пишет о французских социалистах. Как уже здесь он с деланной небрежностью отбрасывает, опускает, искажает, переставляет, чтобы замаскировать свое списывание, - так же и в дальнейшем мы видим у него все признаки плагиатора, остающегося неспокойным в глубине души: искусственный беспорядок, дабы затруднить сличение с оригиналом; в цитатах, которые он приводит из своих предшественников, - пропуск отдельных слов и целых предложений, не вполне ему понятных вследствие незнакомства с оригиналами; фантазирование и приукрашивание предмета с помощью неопределенных фраз; вероломные выпады против тех самых людей, которых он списывает. А списывает господин Грюн с такой невероятной поспешностью, что часто ссылается на вещи, о которых он ровным счетом ничего не сообщил читателю, но которые у него, как у человека, прочитавшего Штейна, засели в голове.
Перейдем теперь к грюновскому изложению учения Сен-Симона.
1. "ПИСЬМА ЖЕНЕВСКОГО ОБИТАТЕЛЯ К СОВРЕМЕННИКАМ"
Из книги Штейна Грюн не вполне уяснил себе, какова связь между планом поддержки ученых, изложенным в только что названном сочинении, и фантастическим приложением к брошюре. Он говорит об этом сочинении так, точно в нем речь идет главным образом о новой организации общества, и заканчивает свое изложение следующими словами:
"Духовная власть - в руках ученых, светская - в руках собственников, выборы - всеобщие" (стр. 85; ср. Штейн, стр. 151; Рейбо, стр. 83).
Предложение: "право назначения лиц, призванных исполнять обязанности вождей человечества, принадлежит всем", которое Рейбо приводит из Сен-Симона (стр. 47), а Штейн крайне беспомощно переводит, - это предложение господин Грюн сводит к "всеобщим выборам", благодаря чему оно теряет всякий смысл. У Сен-Симона речь идет о выборах Ньютоновского совета, у господина Грюна - о выборах вообще.
Господин Грюн при помощи четырех-пяти списанных у Штейна и Рейбо предложений покончил с "Письмами и т. д." и уже начал, было, говорить о "Новом христианстве", но вдруг он опять возвращается к этим письмам.
"Но, конечно, на одной абстрактной науке далеко не уедешь". (А на конкретном невежестве - и тем более, как мы видим.) "Ведь с точки зрения абстрактной науки "собственники" и "всякий" - это еще разные вещи" (стр. 87).
Господин Грюн забывает, что до сих пор он говорил только о "всеобщих выборах", а не о "всяком". Но у Штейна и Рейбо он находит слова "tout le monde" и поэтому приводит слово "всякий" в кавычках. Он забывает далее, что не привел следующей фразы Штейна, которая мотивирует употребленное им словечко "ведь":
"У него" (Сен-Симона) "наряду с мудрыми или знающими выступают раздельно propriйtaires247 и tout le monde. Правда, они еще не отделены друг от друга настоящей гранью... Но уже в этом туманном образе tout le monde скрывается зародыш того класса, уразуметь и поднять который стало впоследствии основной тенденцией его теории, classe la plus nombreuse et la plus pauvre248; и действительно, эта часть народа существовала тогда лишь в потенции" (стр. 154).
Штейн подчеркивает, что Сен-Симон уже проводит различие между propriйtaires и tout le monde, но различие еще очень неопределенное. У господина же Грюна выходит так, будто Сен-Симон вообще еще проводит это различие. Разумеется, это большая ошибка со стороны Сен-Симона, объясняемая лишь тем, что в "Письмах" он стоит на точке зрения абстрактной науки. Но, к сожалению, Сен-Симон в разбираемом месте вовсе не говорит, как воображает господин Грюн, о различиях в каком-то будущем общественном строе. Свой призыв принять участие в подписке он обращает ко всему человечеству, которое, как ему представляется, в настоящем своем виде делится на три класса, - не на savants249, propriйtaires и tout le monde, как это думает Штейн, а на 1) savants и artistes250 и всех людей с либеральными идеями, 2) противников нововведений, т.е. propriйtaires, поскольку они не примыкают к первому классу, 3) surplus de l'humanitй que se raille au mot: Egalitй251. Эти три класса образуют tout le monde. Ср. Сен-Симон, "Письма", стр. 21, 22. Впрочем, так как в другом месте Сен-Симон говорит, что считает предлагаемое им разделение власти полезным для всех классов, то, очевидно, там, где он говорит об этом разделении, на стр. 47, tout le monde явно соответствует "остальному человечеству", объединяющемуся под лозунгом "Равенство", чем, однако, не исключаются другие классы. Следовательно, Штейн в основном верно передал мысль Сен-Симона, хотя и не обратил внимания на содержание стр. 21, 22, а господин Грюн, совершенно не зная оригинала, цепляется за мелкий промах Штейна, извлекая из его рассуждения совершеннейшую бессмыслицу.
Но вот еще более разительный пример. На стр. 94, где господин Грюн говорит уже не о Сен-Симоне, а о его школе, мы неожиданно узнаем следующее:
"В одной из своих книг Сен-Симон произносит таинственные слова: женщины будут допущены, они даже смогут быть назначаемы. Из этого почти бесплодного семени выросла вся невероятная шумиха по поводу эмансипации женщин".
Разумеется, если Сен-Симон говорил в каком-то своем сочинении о допущении и назначении женщин неизвестно куда, то это весьма "таинственные слова". Но это таинство существует только для господина Грюна. "Одна из книг" Сен-Симона - не что иное, как "Письма женевского обитателя". Здесь Сен-Симон, заявив, что каждый человек может подписываться на организацию Ньютоновского совета или его секций, продолжает: "Женщины будут допущены к подписке, они смогут быть назначаемы", разумеется, на какое-нибудь место в совете или в его секциях. Штейн привел эту цитату, как полагается, со ссылкой на книгу и делает при этом следующее замечание:
здесь и т. д. "находятся в зародыше все следы его позднейших воззрений, и даже воззрений его школы, и даже первая мысль об эмансипации женщин" (стр. 152).
Штейн правильно подчеркивает далее, в особом примечании, что Оленд Родриг в своем издании 1832 г. напечатал это место из полемических соображений жирным шрифтом, как единственное встречающееся у Сен-Симона место в пользу женской эмансипации. Грюн, чтобы скрыть свое списывание, переносит это место из книги, откуда оно взято, в школу Сен-Симона, выводит из этого вышеприведенную бессмыслицу, превращает "зародыш", о котором говорит Штейн, в "семя" и по-ребячески воображает, что отсюда-то и выросло учение об эмансипации женщин.
Господин Грюн решается высказать свое мнение о противоречии, будто бы имеющемся между "Письмами женевского обитателя" и "Катехизисом промышленников" и состоящем якобы в том, что "Катехизис" требует признания прав travailleurs252. Конечно, господин Грюн должен был найти это различие между заимствованным им у Штейна и Рейбо содержанием "Писем" и столь же заимствованным содержанием "Катехизиса". Но если бы он прочел самого Сен-Симона, то вместо этого противоречия он нашел бы уже в "Письмах" "семя" того воззрения, которое было затем развито, среди других, дальше в "Катехизисе". Например:
"Все люди будут работать" ("Письма", стр. 60). "Если его" (богатого) "мозг не будет приспособлен к труду, его принудят работать руками; ибо Ньютон наверно не оставит на этой планете... рабочих, остающихся по своей воле бесполезными в мастерской" (стр. 64).
2. "ПОЛИТИЧЕСКИЙ КАТЕХИЗИС ПРОМЫШЛЕННИКОВ"
Так как Штейн обыкновенно цитирует это произведение как "Катехизис промышленников", то господин Грюн и не знает для него другого названия. А между тем господин Грюн тем более должен был бы привести хоть правильное заглавие, что там, где он говорит об этом произведении ex officio253, он посвящает ему лишь десять строк.
Списав у Штейна, что Сен-Симон отстаивает в этом произведении господство труда, господин Грюн продолжает:
"Мир теперь делится для него на праздных людей и промышленников" (стр. 85).
Господин Грюн совершает здесь подлог. Он приписывает "Катехизису" различение, которое он встречает у Штейна лишь значительно позже, при изложении взглядов школы Сен-Симона.
Штейн, стр. 206: "Общество состоит теперь только из праздных людей и из работников" (Анфантен).
В "Катехизисе" вместо этого деления, которое приписывает ему Грюн, дается деление на три класса: classes fйodale, intermйdiaire et industrielle254, - деление, о котором господин Грюн, конечно, ничего не мог сказать, так как он списывал у Штейна, а самого "Катехизиса" не читал.
Господин Грюн повторяет затем еще раз, что содержание "Катехизиса" сводится к господству труда, и заканчивает свою характеристику этого произведения следующим образом:
"Подобно тому как республиканизм говорит: все для народа, все через народ, так Сен-Симон говорит: все для промышленности, все через промышленность" (там же).
Штейн, стр. 165: "Так как все происходит через промышленность, то для нее все и должно происходить".
Как правильно указывает Штейн (стр. 160, примечание), уже в сочинении Сен-Симона "Промышленность", написанном в 1817 г., встречается эпиграф: Tout par l'industrie, tout pour elle255. Данная господином Грюном характеристика "Катехизиса" состоит, следовательно, в том, что помимо вышеприведенных ложных сведений он и неправильно цитирует, приводя эпиграф значительно более раннего произведения, которого он совсем не знает.
Вот какой основательной немецкой критике подверглось сочинение "Политический катехизис промышленников"! Но и в других местах грюновского литературного винегрета мы встречаем разрозненные замечания, относящиеся сюда же. Господин Грюн, внутренне восхищаясь собственной хитростью, расставляет по полочкам то, чту найдено им у Штейна в его характеристике этого произведения, и обрабатывает это с достойным хвалы мужеством.
Господин Грюн, стр. 87: "Свободная конкуренция была нечистым, спутанным понятием, понятием, содержавшим в себе новый мир борьбы и бедствий, борьбы между капиталом и трудом и бедствий рабочего, лишенного капитала. Сен-Симон очистил понятие промышленности, он свел его к понятию рабочих, он сформулировал права и жалобы четвертого сословия, пролетариата. Он должен был упразднить право наследства, потому что оно стало бесправием для рабочего, для промышленника. Таково значение его "Катехизиса промышленников"".
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |