Автор благодарит за помощь в издании этой книги Харьковскую армянскую городскую общину и лично П. А. Акопяна, Э. Ш. Тер-Степаняна, С. П. Хачатряна, С. П. Мовсесяна и настоятеля храма Сурб-Арутюн 11 страница

Как человек безусловно в этом компетентный, могу с уверенностью сказать: гражданин, в течение 10 секунд взмывающий на высоту 200 метров, теряет дар речи — но не из-за красоты распахнувшегося пейзажа, а от невыразимого ужаса. Только что ты как нормальный землянин общался со сво­ими единопланетниками, плоско шутил и сам же смеялся собственным шуткам, а теперь достаточно неосторожно перегнуться через низенький бортик корзины, и следующий анекдот ты услышишь уже из уст ангелов. Впрочем, первоначальный животный страх довольно быстро улетучивается — его вытесняет открывающаяся во всей красе, никем доселе не виданная панорама огромного города. Это не самолет со своими бойницами-иллюминаторами, не вертолет с его изматывающей тряской и не мотодельтаплан с хищным ревом мотора за спиной. Наоборот, воздушный шар дарит удивительное чувство полного слияния с атмосферой, не чувствуется даже порывов ветра, ибо шар и так летит по его воле. Далеко внизу остались спичечные коробки Университета и Госпрома, а вдали кутается в дымку свечка колокольни Успенского собора.

В ответ на мои восторги оператор Саша Винтрович печально заметил: «Хорошо тебе: видишь окружающее своими глазами, а я, как и все остальные, увижу все только по телевизору, и лишь то, что сам и наснимал». Хотел я достойно ему ответить, но в этот момент шар слегка тряхнуло, и я гордо промолчал, только в поручни вцепился так, что пальцы побелели.

Между тем ветер уже перенес нас через желобок Сум­ской, и шар, тяжело вздыхая, потащился в сторону Сал­товки. «Тяжело вздыхая» — это не литературная метафора. Дело в том, что для поддержания нужной температуры воздуха в оболочке шара используются газовые горелки. Каждые 20 секунд пилот Юрий Перьков нажимает на гашетку, и горячий воздух устремляется в оболочку. Это дает возможность шару подниматься выше или ниже, маневрируя в воздушных потоках. О том, что произойдет, когда закончится сжиженный газ, подпитывающий горелки, лучше не думать.

Куда приятнее смелым взором настоящего шаролетчика окидывать припавшие к ногам городские пейзажи. Вдали Алексеевка и Павлово Поле с его шестнадцатиэтажками, а прямо под нами одна из центральных улиц Харькова — Пуш­кинская и одноименная станция метро. А вот, наконец-то, истинная цель полета аэростата-шпиона — огромный аэродром Харьковского авиационного завода. Правы, ох как правы оказались контрразведчики из СБУ, не желая отпускать нас в путешествие над городом, напичканном сек­ретными объектами. Теперь эти бесценные сведения мы продадим ЦРУ и таким образом окупим полет. По-моему, блестящая возможность доказать сомневающимся интеллигентикам, что культура может и должна быть самооку­паемой.

Обнаружив в себе неожиданный дар мыслить подобно настоящему государственному деятелю, я сатанински захохотал и решил выставить свою кандидатуру на пост минист­ра культуры Украины. А чтобы от избытка кислорода я окончательно не сошел с ума, мои спутники предложили мне не слишком отрываться от родной земли, то есть выйти на связь с колонной машин сопровождения, которая следовала за на­ми по городу.

Машины услышали и увидели нас, когда мы уже покинули зону центра и пролетали над улицей Шевченко. В этих автомобилях находились сопровождавшие нас люди: техники, администраторы, инструкторы, то есть все те, кто всегда остается за кадром, но без которых этот полет вообще бы не состоялся. И невольно возникает чувство вины, что корзина воздушного шара в состоянии принять только трех человек. Трое в корзине, не считая видеокамеры.

Колонну уверенно вел УАЗик ГАИ. Два сержанта честно делали свое дело, без остановок проводили машины сопровождения сквозь пробки и заторы. Им наверняка тоже было бы любопытно прокатиться на уникальном летательном аппарате, однако сегодня у них оказалась хоть и не слишком романтическая, но не менее нужная работа.

Не знаю, то ли общение с вечно неисправной советской рацией настроило меня на минорный лад, а может, виной тому сменившийся вид под ногами. Мы пролетали над част­ным сектором с его невероятной тишиной и спокойствием. Даже здесь, на высоте 200 метров, мы слышали собачий лай во дворах, восторженные вопли детей. И еще я увидел огромное количество каких-то прудов и маленьких озер, о существовании которых даже не подозревал, как и не подо­зревал о многом другом. Например, я никогда не ожидал от себя, что в последний момент начну говорить не то, о чем хотел сказать.

Я от души хотел перемыть косточки тем людям, из-за которых этот полет едва не сорвался: тем чиновникам, которые недоуменно распахивали невинные, без тени поэтиче­ского воображения глаза и никак не могли уяснить, за­чем же мне понадобился полет на воздушном шаре, просили согласовать полет с СБУ, ПВО и даже с пограничниками. Не за­бы­вайте, что Харьков — крупная пограничная станция. Они требовали сотни бумажек, схем, инструкций, в которых сами ничего не соображали, но чисто по-человечески я их понимаю: если бы случилось что-то непредвиденное, именно они остались бы крайними, именно с них большие начальники спросили бы по всей строгости. Эти беззащитные люди хотели возвести бумажные стены, которые в случае катастрофы могли бы защитить их и их близких от возможных неприятностей. И можно ли попрекать человека лишь потому, что он не хочет рисковать вместе с тобой?

Внизу плывут домики, сначала маленькие частные, потом многоэтажные. Мы подлетаем к спальне города — Салтовке. В этих домах, и больших, и крохотных, сплелись судьбы десятков тысяч людей: первая любовь и семейные ссоры, счастье рождения первенца и трагедия смерти одинокого старика. И ни один человек, будь то журналист с высоты полета, или мэр с высоты социальной лестницы, или нувориш с высоты своего материального благополучия, не имеет права плевать вниз, презирать этих, да — простых, да — часто наивных, но в подавляющем большинстве хороших и честных людей.

Говорят, что космонавты, глядя из космоса на Землю, осо­бенно остро ощущают, сколь невелика наша планета, как бережно нужно к ней относиться. Схожие чувства испытываю сейчас и я. Отсюда, с высоты птичьего полета, нелепыми кажутся границы между районами, смешными дрязги между областной и городской властью, не видна разница между ком­мунистами и националистами. Отсюда виден только исполненный величественной красоты город, населенный удивительными людьми — харьковчанами.

Вот и наступают последние секунды полета. Мы вылетели за пределы Салтовки и снижаемся над полями совхоза «Украинка». Время тянется противно медленно, ибо уж для чего не приспособлен воздушный шар, так это для мягкой посадки, особенно при таком сильном ветре. Следует команда пилота лечь на дно корзины и крепко держаться. Опе­ратор Саша изо всех сил обнимает камеру. Мне же держаться не за что, не обнимать же в самом деле соб­ственного оператора! Дальше тянуть нельзя — впереди по курсу высоковольтная линия. Секунда — сильнейший удар, и нас несколько десятков метров тащит по полю, потом еще раз неожиданно подбрасывает в воздух, и наконец шар окончательно замирает, распластавшись на земле. Юра выпускает воздух из оболочки, а я на всякий случай удерживаю корзину. И могу кон­статировать, что посадка произведена блестяще, хотя и не обошлось без человеческих жертв — при ударе о родную почву ваш покорный слуга слегка расцарапал себе физиономию, ну, да это ерунда. До серебряной свадьбы заживет.

Вот и подошел к концу наш волшебный полет, оставив у меня незабываемое ощущение праздника. Кто-нибудь наверняка скажет: «Хорошо ему на воздушных шарах в небесах кататься, когда здесь, на земле, просто невозможно выжить!» Ну, что я могу ответить? Видимо, бессмысленно ждать, когда придет некто универсально добрый и озарит душу каждого из нас праздничными фонариками. Каждый должен учиться создавать собственный праздник, и тогда общаться с нами будет интересно и приятно, а значит, и жизнь в нашем городе станет немного лучше.

1994 г.

Соединенные Штаты глазами зарубежного гостя

Почти все мы слышали о сервисе, сопутствующем пассажирам авиакомпаний во время перелета из Европы в США. Это свежие новости и художественные фильмы, которые мож­но посмотреть на громадном телеэкране, и сытная двухразовая кормежка, и раздача бесплатного алкоголя. У каждого пассажира в индивидуальных наушниках звучит приятная музыка — от классики до кантри — смотря на какой канал настроиться...

Итак, мы летели в Америку по приглашению правительства Соединенных Штатов, то есть за счет американских налогоплательщиков, то есть совершенно бесплатно. Все восхищало и было в диковинку. Уже потом, во время многочисленных пересадок и перелетов, я узнал, что в заграничных аэропортах царит неразбериха похлеще нашей родной, «аэрофлотовской». Ну ладно шелуха от семечек, но они же постоянно теряют и портят багаж, задерживают вылеты и дважды продают билеты на одно и то же место. Однако это еще впереди, а пока — только до смерти напуганные мо­им английским языком американские стюардессы, усталость от восьмичасового перелета и неистребимое журналистское лю­бопытство.

Ну здравствуй, незнакомая земля!

Глава 1

Мне казалось, что Америка хорошо нам известна, ну хотя бы по глянцевым репортажам Михаила Таратуты. Но при ближайшем рассмотрении что же оказывается? Красивая и широкая река Потомак, на которой стоит город Вашингтон, обернулась невероятно грязной и загаженной речушкой, по сравнению с которой родные Уды и Лопань кажутся образцом экологического совершенства! И меня впервые посетило чувство человека, которого обманули... Однако мы что-то слишком резво пустились в прогулку по свежему воздуху. Сначала нужно побеспокоиться о крыше над головой.

Отели в Америке бывают разные. Фешенебельные, фаршированные дорогими пятикомнатными номерами. А есть и такие, где живут скромные иностранные гости. Иногда случается так, что их селят на подземном этаже, то есть, по-нашему, в подвале, с окнами в коридор. В США это достаточно распространенная практика: магазины, офисы, гаражи — все на несколько ярусов уходит в глубь земли.

Стоит же сия подземная берлога всего ничего — 160 долларов в сутки. Это цена подержанного, но довольно крепкого автомобиля. Так что за три недели путешествия можно разжиться довольно приличным автопарком.

К слову сказать, уже после возвращения домой в газете «Событие» я наткнулся на интервью с одним из наших эми­грантов. Знаете, из числа тех, кто заехал к нам на часок поучить бывших соотечественников уму-разуму. И оный заморский гость возьми и брякни, что дороги в Нью-Йорке, цитирую, «гладкие, как бильярд». От такой чудовищной лжи у любого сведущего человека волосы на голове бы зашевелились. Всей Америке известно, что дороги в Нью-Йорке и Вашингтоне безобразные, и покрытие улиц, если не в Харькове, то в Киеве, уверяю вас, лишь немногим ху­же. Это по поводу гладкого бильярда и его заезжих по­клонников.

Да и как выясняется, далеко не все в Америке ездят на личных автомобилях, хотя трамваев и троллейбусов тоже увидеть не пришлось. А самым распространенным общест­венным транспортом является метро, однако в вечернее вре­мя им пользоваться избегают.

Американские друзья предупреждали меня: главное в метро — не садиться в первый и последний вагоны, где особенно часто буйствуют различные банды. Можете представить мое состояние, когда я увидел поезд метро в Чикаго, состоящий всего из двух вагонов — первого и последнего.

До некоторой степени любого приезжего может озадачить процесс перехода с одной линии метрополитена на дру­гую. Поезд, который я ожидал в течение двадцати минут, так и не появился. Составы курсируют без строгого гра­фика, по мере заполняемости на конечных остановках, что в выходной день становится проблемой.

Тоскливое ожидание вашего покорного слуги скрасила любопытная будка, в которой можно погреться в теплых лучах ярких ламп. И ни одному хулигану даже в голову не приходит их разбить.

Однако подобный порядок царит далеко не везде. Если уж прямо у решетки Белого дома валяются груды грязи, то о трущобах и говорить нечего. А трущобы, как, впрочем, и огромное количество бездомных, в Америке очень даже представлены.

Например, отличный экземпляр американского бомжа мы обнаружили сидящим прямо на памятнике Тарасу Шевченко в Вашингтоне. И что бы там ни говорили представители украинской диаспоры, будто именно они являются истинными хранителями национальной культуры, на памятнике Шевченко в русифицированном Харькове посторонние предметы никогда не валялись.

Разъезжая по этим, новым для нас городам и слушая разглагольствования тамошних украинских переводчиков, час­то ловишь себя на мысли, что не понимаешь диаспору. Когда им выгодно — они вспоминают о своем украинском происхождении и умиляются, но когда реалии исторической родины их по каким-то причинам не устраивают, быстренько отбегают на безопасное расстояние и заявляют — мы патриоты Америки и стопроцентные американцы.

Вообще, миф о единой американской нации еще более навязчив, нежели легенда о советском народе. Какое там един­ство — они живут в разных этнических кварталах. И не дай бог белому сунуться ночью в черный район или семье арабских эмигрантов поселиться на улице, где живут евреи-ортодоксы. И наиболее ярким примером раздельного этни­ческого существования является самый знаменитый город Аме­рики — Нью-Йорк.

Скажу честно, сначала этот монстр меня просто напугал. Узкие, забитые автомобильными пробками улицы, подобно кронам фантастических деревьев смыкающиеся над головой небоскребы, да и цены здесь процентов на десять выше, чем во всей остальной Америке. А вы же понимаете, как угнетающе это действует на наших граждан!

Знаменитая Пятая авеню при ближайшем знакомстве выглядит довольно убогой в архитектурном отношении улицей. Куда более симпатичней оказалась Парк-авеню, которая идет параллельно Пятой. Да и то, когда спускается вечер и зажигаются рождественские огоньки на деревьях, потому что дома — это те же самые коробки.

Конечно, впечатляет панорама Манхэттена с другого берега Гудзона. Почти как вид на Салтовку со спуска Веснина. Видимо, особое свойство архитектурных коробок во всем мире — на расстоянии становиться как-то симпатичней. И ес­ли я скажу, что это не более чем оптический обман, — вы мне не поверите.

Вашингтон, напротив, похвастаться высотными сооружениями не может, зато здесь имеется замечательный заповедный район — Джордж-таун, в котором подавляющее количество зданий построены в XIX веке или, в крайнем случае, стилизовано под архитектуру того времени. Нашим рьяным архитекторам стоило бы поучиться у американцев сохранять свое неповторимое наследие, а не гоняться за призраками заокеанских небоскребов — всему свое место.

Впрочем, Джордж-таун — это лишь небольшой район Вашингтона — города сугубо официального и, я бы сказал, помпезного. Сколько раз мы плевали на сталинский неоклассицизм, между тем, Вашингтон напоминает даже не сталинскую Москву, а Берлин эпохи Третьего рейха. Огромное количе­ст­во псевдоклассических сооружений и скульптур. Физиче­ски ощу­щаешь, что находишься в сердце империи. Американцы так нам и рекомендовали этот город — столица мира. Ни больше ни меньше.

Ну да бог с ней, столицей. США — это не только Вашингтон, Нью-Йорк или, скажем, Чикаго. Опора и главная сила Америки заключается в ее провинции, и именно уровень жизни в провинции является истинным показателем уровня жизни в стране.

Глава 2

Столица штата Айова — полумиллионный Де-Мойн. О су­ществовании этого города до поездки в Америку я даже и не догадывался. И это еще одно напоминание детям, что не нужно прогуливать уроки географии. В отличие от неко­торых.

Между тем, в Америке Де-Мойн часто называют городом XXI века. Оказывается, весь деловой центр столицы Айовы связан между собой крытыми переходами, и по нему можно гулять часами, даже не выходя на улицу. Особенно это удобно в осеннее и зимнее время года.

И нельзя не добавить, что одним из первых мегаполисов, где была опробована подобная система, является Харьков. Вспомните комплекс зданий Госпрома, который соединен между собой подобными переходами. А если учесть, что Госпром возводился именно как деловой центр, то сходство становится просто разительным. Идея оказалась востребованной, но — увы! — не у нас.

Де-Мойн считают одним из самых зажиточных городов Америки, однако нигде в мире, наверное, нет большего количества старых, разваленных машин. Возможно, это здоровое влияние сельской культуры, когда просто не перед кем похвастаться нажитым добром.

А возможно, я ошибаюсь, ведь от конкуренции в Америке не спрячешься даже на самой удаленной ферме. Хозяина фермы, которую мы посетили, зовут Даг, и его доход достаточно высок — около 8 тысяч долларов в месяц минус налоги. Это выше, чем в среднем по стране. Специализируется Даг на выращивании кукурузы. Вдвоем с отцом он обрабатывает около шестисот гектаров земли, однако и расходы достаточно велики. Ведь только один красавец-трактор стоит 120 тысяч долларов. В откровенной беседе Даг пояснил, до какой степени ему надоела эта ежедневная каторга, однако я не решусь его цитировать полностью.

Он имеет собственный деревянный дом (дело в том, что, в отличие от нас, в Америке практически нет загородных каменных особняков). Однако данной избушке могли бы позави­довать многие владельцы белокаменных палат. Дом име­ет все удобства — горячую воду, канализацию, газ, телефон, спутниковое телевидение, каждый из трех детей обеспечен отдельной спальней. Но добивает то, что все комнаты в скромной лачуге фермера имеют ковровое покрытие. Здесь я заподозрил, что нам показывали не обыкновенного крестьянина, а как минимум загримированного Майкла Джексона.

И тем не менее выжить Дагу с каждым днем становится все тяжелей. Американское правительство, заинтересованное в снижении производства сельхозпродукции, свора­чивает ему помощь. Правительство добивается того, чтобы фермеры разорились и перестали, соответственно, затоваривать рынок.

Абсурд — чиновники воюют с работящими, достой­ными людьми, одновременно подкармливая целую армию бездель­ников, принципиально сидящих на пособие по безработице и являющихся основной питательной средой для преступного мира.

Хотя, не скрою, порой мне тоже хочется пострелять. Осо­бенно по нашим правителям. Особенно после посещения Бла­го­ве­щен­ского базара и ознакомления с тамошними ценами.

В США также имеются колхозные, то есть фермерские рынки. Только цены там существенно ниже, нежели в магазинах, а потому они пользуются бешеной популярностью среди вечно считающих деньги американцев.

Но в целом американцы относятся к еде равнодушно. Исключение составляют лишь те случаи, когда аборигены отправляются в ресторан. И если они платят деньги, будьте уверены — американцы возьмут свое. И рыба тут будет исключительно из Японии и доставлена вчера самолетом, а утки окажутся только что из Калифорнии и специальным образом откормленные. Но и удовольствие скушать подобную экзотическую птицу обойдется вам в 29 долларов. На эти деньги в Америке можно питаться целую неделю.

Или несколько раз пообедать в недорогом национальном ресторанчике, которые там весьма популярны. Заходишь, бывало, в китайскую харчевню и с большим аппетитом съедаешь нечто, завернутое в шкуру сушеной медузы. Впрочем, видели мы и обыкновенные забегаловки — три доллара за безвкусный завтрак. А на наш недоуменный вопрос — почему по стенам маршируют прусаки, переводчик равнодушно ответил, что Белый дом в этом отношении то­же не является исключением.

Ну что еще можно поведать об американском образе жизни? Полагаю, читатели просто не поймут, если я не расскажу о том, что больше всего привлекает нас в Америке, а именно — о настоящем капиталистическом универмаге. Хо­тя, поверьте, лоточников и коммерческих киосков хватает и здесь.

Супермаркет в Америке — это больше чем обыкновенный магазин, и в прямом, и в переносном смысле. Супермаркет — это огромное царство со своими законами, населением и даже особым ароматизированным воздухом. Для американцев, особенно живущих в пригороде, подобный магазин является своеобразным клубом. Они здесь назначают встречи, знакомятся, прогуливаются, возможно, даже рожают детей. Сюда же потом можно приходить со своими отпрысками, дабы поиграть в отделе игрушек. А если с детьми не получилось, то просто послушать прекрасную клас­сическую музыку.

Однако я вижу, как наиболее серьезные читатели уже пожимают плечами и говорят: чего он треплется? Все равно до изобилия нам еще очень далеко, так зачем же дразнить людей попусту. Пожалуй, они правы. Пора поговорить и о более серьезных вещах. Например, о смелых внеш­неполитических инициативах на международной арене нашей молодой не­зависимой державы в направлении достижения подлинной «роз­будовы», чтобы завтра не помереть с го­лоду.

Глава 3

Как известно, основной целью визита Президента Кучмы в США было стремление обменять украинское ядерное оружие на возможно большую сумму американской эко­номической помощи. А Биллу Клинтону хотелось поднять свой пошатнувшийся престиж за счет внешнеполитического успеха и привлечь к себе симпатии не только украинской диаспоры, но и американцев прибалтийского, польского происхождения, короче, всех, кто видит в Украине мощный противовес российской внешней политике. Однако основная масса американцев ничего не подозревает ни о визите, ни о том, где вообще находится Украина.

«Си-эн-эн» сообщила о приезде Кучмы где-то в сюжете два­дцатом, в самом конце выпуска новостей. А на совместной пресс-конференции американские журналисты до такой сте­пени игнорировали президента Украины, что мне просто стало стыдно за нашу страну.

Так что утремся и станем дальше ожидать заветной подачки, и нечего изображать из себя великую европейскую державу. А то, что американские гвардейцы красиво маршируют, — так это у них работа такая, а не признак какого-то особого приема.

Помощь правительства США идет в значительной мере на решение не наших, а американских проблем. Когда в Украину присылают каких-то советников, может, и не плохих специалистов, но абсолютно не ориентирующихся в местных условиях, — значит, американское правительство решает проблему безработицы среди среднего управляющего персонала американский компаний. Когда нам дают кредиты под закупку товаров, то понятно, что их правительство решает проблему затоваренности собственного рынка. А если мы откажемся от этой обязательной нагрузки, мы не получим и всего остального. Времена отеческой «помощи» старшего брата закончились — мы уже выросли из коротких штанишек. Вот только до штанов не доросли.

Вероятно, понимал двусмысленность ситуации и Леонид Кучма. Покорно отрабатывал обязательную программу, под­писывал заранее подготовленные тексты, тускло читал официальные заявления. Разумеется, это не повод дирижировать военным оркестром или, скажем, проспать встречу с Клинтоном, но глава государства должен хотя бы уметь про­извести хорошее впечатление. Кучма не производил вообще никакого впечатления.

Гораздо лучше шли дела во время неформального общения, как на званом обеде в национальном пресс-клубе. Отличная реакция и остроумные ответы на вопросы американских журналистов привели в восторг не перестававший жевать зал.

Но хватит о политике и политиках, иначе я не успею поделиться с вами новогодней историей про поросенка. А дело было в очень похожей ситуации, на официальном банкете в украинском посольстве.

Лежал себе на столе жареный поросенок, никого не трогал, пучок зелени в зубах держал. И окружили его человек двадцать американцев — все в бриллиантах, при вечерних туалетах. Не бедные, в общем, люди. И как набросились на дармовое украинское лакомство. Давка, урчание, звон посуды. И когда спустя всего двенадцать секунд толпа схлынула, я увидел, что от целого поросенка остались только сиротливо белеющие косточки. От неожиданности я по­терял дар речи — ничего подобного в своей жизни я не ­видел.

Короче, удивляться приходилось много и по разным поводам. Недоумеваешь, когда в далеком Нью-Йорке обна­руживается, что Генеральная ассамблея ООН с вечно дремлющими депутатами почти ничем не отличается от нашего род­ного парламента. Становится не по себе, когда видишь, что ведущие новостей американской телекомпании даже весело шутят по заранее написанному и строго выверен­ному сценарию, глядя на экран телесуфлера. Поражаешь­ся, когда узнаешь, что американские школы оснащены не только первоклассными библиотеками и компьютерами, но и карцером, куда директор запирает нерадивых учеников. И еще больше удивляешься, обнаружив на книжных полках в этом карцере сочинения отцов американской демо­кратии.

Америка бывает разной, и мы должны четко для себя решить: с какой Америкой мы хотим дружить. Мы должны не путать между собой бескорыстную помощь рядовых американцев, того же фермера Дага, отправившего с нами в Россию и Украину посылку с различной специализированной литературой, и расчетливое политиканство вашингтонских чиновников, прекрасно понимающих, что с нашей сегодня нищей страны можно содрать завтра.

Увы, взаимоотношения наших народов в основном опре­деляют именно эти — вторые. И у их Америки всегда будет свой расчет — оставаться единственной сверхдержавой, используя себе во благо выгоды такого положения. В стране, где невероятно развит дух конкуренции и лидерства, ина­че быть не может. И если бы я жил на той стороне планеты, я вел бы себя точно так же.

Но есть одна маленькая деталь — я живу на другой стороне.

1995 г.

Галопом по Европам

Глава 1

Освобождение Польши

Человек, отправляющийся в путеше­ствие, обнаруживает не столько любопытство к тому, что он собирается посмотреть, сколько усталость от то­го, что он покидает.

Альфред Карр, французский писатель

Боже, куда нас несет? Зимой, по заснеженным трассам, без знания языка нужно проехать через семь стран не менее семи тысяч километров на явно не приспособленных для дальних переходов личных автомобилях.

Причем автомобиль оператора Саши Винтровича — «чет­верка» 1985 года выпуска — стал в строй буквально накануне, когда последние из наших моторизованных коллег под разными благовидными предлогами отказались ехать в эту дальнюю и сложную поездку.

Теперь уже поздно рассуждать на тему: дескать, мы не хотели, это была всего лишь шутка, когда мы втроем — Витя Кофанов, я и Саша Винтрович сидели в гараже последнего и... ну, скажем, помогали ему ремонтировать машину. Именно тогда в наши разгоряченные головы пришла ужасная мысль отметить надвигающуюся пятую годовщину телепередачи «Первая Столица» автопробегом по городам-побратимам — Нюрнбергу и Лиллю.

Остальное оказалось вопросом автомобильной техники и ослиного упрямства. Мэр города Евгений Петрович Кушнарев, поколебавшись, дал нам свое благословение, жены — тушенку в дорогу, торговая марка «Вест» и фирма «Фотон» — деньги на бензин, — за что им всем низкий поклон. Хотелось бы — не последний... Боже, куда нас несет?..

В Киеве к автопробегу присоединился последний член эки­пажа — Миша Белецкий, корреспондент «Киевских ведомо­стей», а заодно — штурман машины «сузуки-самурай», которую вел я. Это немного ослабило остроту языковой проблемы, поскольку Миша хорошо знает английский, зато другие проблемы стали во весь свой чудовищный рост. В первую очередь пенсионный возраст Сашиной машины, со всеми вытекающими из этого последствиями, точнее — вытекающим из карбюратора бензином.

Однако, несмотря на невзгоды, выпавшие на нашу долю, мы всюду стремились оставаться настоящими харьковчанами — защитниками вдов, сирот и неисправных автомобилей. В тех далеких галицийских селах до сих пор из уст в уста передаются легенды о добрых москалях, которым почему-то к вечеру обязательно нужно было быть в Польше. «В эту ночь «сузуки-самураи» перешли границу у реки».

Первое, что встретит наших солдат-освободителей в Польше, если, конечно, возникнет необходимость ее освобождать, — огромное количество вывесок на русском языке, предлагающих купить мебель. Не понимаю, куда смотрят польские власти и почему они не препятствуют столь явной русификации южной Польши. А может все-таки нацио­нал-дебилизм не носит здесь столь агрессивного характера? Бизнес есть бизнес, политика есть политика, а религия есть религия.

Кстати, о религии. Польша — страна католическая, и здесь об этом напоминает буквально все — от радиостанции «Свя­тая Мария», неожиданно проснувшейся в наших приемниках, до огромного количества костелов, в облике которых воплощены самые дерзкие идеи архитекторов.

В воскресенье утром миллионы поляков устремляются в эти сооружения, чтобы предаться молитве. В отличие от Украины, данное явление действительно массовое. И что за этим стоит? Всего лишь гордость за то, что Папа Римский — поляк? Или то, что религия веками старалась спаять польский народ в единое целое? А может быть, мучительное желание современного, оглушенного цивилизацией человека прислу­шаться к своему внутреннему голосу — негромкому, словно церковная проповедь.

Ездят поляки довольно лихо. Однако тамошние дороги далеко не всегда это позволяют. Хотя по сравнению с кошмарной трассой Ровно—Львов здешние колдобины — дет­ский лепет.

Кроме того, в Польше начисто отсутствует шоферская солидарность. Никто тебя не предупредит, если где-то рядом затаилась дорожная полиция. А политической новостью номер один, если верить местному радио, стало расширение НАТО на Восток. После бездарного горбачевского вывода войск польским властям не терпится утыкать свою опустевшую землю ядерными боеголовками. Ну не умеют они жить без оккупационных армий.

С этими невеселыми мыслями въехали мы в Краков. Экипаж видеоканала «Первая Столица» просто не мог не нанести визит вежливости первой столице Польши. Даже созвучное название наших городов говорит об общности их судеб. С той только разницей, что Краков гораздо древнее.

Дата добавления: 2015-08-28