Автор благодарит за помощь в издании этой книги Харьковскую армянскую городскую общину и лично П. А. Акопяна, Э. Ш. Тер-Степаняна, С. П. Хачатряна, С. П. Мовсесяна и настоятеля храма Сурб-Арутюн 5 страница

Глава 16

Рождение столицы

Путеводитель 1915 года указывал: «По числу жителей Харьков занимает восьмое место в империи, 80% горожан говорит на великорусском и украинском языках. Из каждых ста человек старше восьми лет шестьдесят обучены грамоте. В городе и окрестностях находится двести фабрик и заводов. Ежегодно в Харькове происходит четыре ярмарки общим оборотом девяносто миллионов рублей. Только по железной дороге в город доставлено восемьдесят миллионов пудов грузов. В Харькове находится масса крупных акционерных и взаимных банков, множество учебных заведений...»

Шла Первая мировая война, которую Российская империя уже начала проигрывать. Император Николай II принимает пост Верховного главнокомандующего. Это приводит к тому, что вину за последующие неудачи общественное мне­ние возлагает лично на него. Многие подозревают императрицу, немку по происхождению, в шпионаже в пользу Германии. В конце 1916 года в результате придворного заговора убит ее фаворит Григорий Распутин. Бесконечная смена кабинетов министров приводит к полной неразберихе в экономике — крупные города начинают испытывать нехват­ку про­довольствия.

Вся промышленность Харькова была ориентирована на войну. А что обозначали государственные военные заказы — рабочие имели отсрочку от военной службы, неплохую зарплату, гарантированную работу. Показателен такой случай: когда в январе 1917 года группа бастовавших в оз­на­менование годовщины Кровавого воскресенья рабочих остановила трамвай, который вез их товарищей на завод, то из трамвая вышли и присоединились к забастовке всего лишь два человека.

Продовольственные карточки нечем было отоварить, а цены на рынках стали умопомрачительными. В начале февраля, т. е. всего через месяц после вышеупомянутого случая с трамваем, забастовали все крупнейшие заводы Харькова.

Известный историк, харьковский городской голова Д. И. Ба­галей телеграфировал правительству: «Отпуск ржаной муки прекращен жителям Харькова ввиду ее отсутствия». Топливо в городе имелось лишь на одну восьмую от общей по­требности, а комнатная температура в десять градусов стала привычной.

Такова была ситуация, когда харьковчане узнали о Февральской революции. Сначала газета «Южный край» была оштрафована властями на три тысячи рублей за публикацию сообщений о волнениях в Петербурге. На следующий день — 2 марта 1917 года — «Южный край» впервые за три­дцать семь лет своего существования не вышел совсем, так как тираж был конфискован полицией. Настроение тревожное, прокурор отказался освободить заключенных, черная сотня готовит еврейский погром, губернатор вызвал дополнительные отряды полиции.

Перелом произошел третьего марта, когда Харьков захлестнула стихийная манифестация и тысячи людей вышли на улицу приветствовать падение монархии. Что ж поделать — объявленный ныне святым, но поразительно бездар­ный правитель Николай II был крайне непопулярен среди своих подданных. Люди хотели свободы и мира, но уже шестого марта харьковские большевики выпустили листовки с призывом к гражданской классовой войне. Это было первое упоминание о будущей междоусобице, и прозвучало оно в Харькове. Сначала было слово...

В Харькове власть между собой поделили: во-первых, Со­вет рабочих и солдатских депутатов, куда вошли представители социалистических партий от большевиков и эсеров до украинских социал-демократов (последних позже начали называть петлюровцами). Во-вторых, городская дума и общественный комитет, где были представлены промышленники, купцы, известные представители харьковской интеллигенции, в основном кадеты.

К тому времени в Киеве была избрана Центральная Рада, орган регионального самоуправления, поначалу ставивший себе целью автономию Украины. Разделение властей на местах отражало противостояние крупных промышленников и купцов, стремившихся сохранить налаженные экономико-политические связи с Россией, и революционеров-романтиков, пропагандировавших лозунги построения справедливого общества и национального самоопределения. Первые поддерживали Временное правительство, вторые — Центральную Раду. Первые опирались на промышленный восток Украины, вторые — на крестьянское Правобережье с традиционно сильными национальными интересами.

Двоевластие, а фактически безвластие, вновь обострило продовольственный кризис. Возникшие споры между фабрикантами и рабочими Харьковсовет решал в пользу по­следних. Фабриканты, естественно, не выполняли навязанных им условий, рабочие, протестуя против этого, бастовали. Закончилось дело тем, что Совет, под предлогом борьбы с мятежным атаманом А. Калединым, взял город под вооруженный контроль Красной гвардии. На экстренном заседании Харьковской думы по поводу фактической оккупации города присутствовал представитель Центральной Рады С. Пет­люра, но это не помогло. И Петлюра, и Центральная Рада поддерживали оппозиционный Временному правитель­ству харьковский Совет.

Октябрьский переворот прошел в Харькове как по маслу, если не считать демарша чугуевских юнкеров, верных А. Керенскому. Однако их выступление было сорвано, так как железнодорожники отказались перевезти юнкеров в Харь­ков. Воспользовавшись всеобщим замешательством, Центральная Рада своим знаменитым третьим универсалом провозгласила создание независимой Украинской Народной Республики в составе девяти губерний, включая Харьков­скую и Екатеринославскую. В Киеве это известие вызвало ликование. В Харькове же царило безвластие — Временное правительство уже свергли, а Совнарком еще не утвердился, а потому неожиданному включению Харькова в УНР никто особенно не сопротивлялся: ни большевики, ни эсеры, ни, ясное дело, петлюровцы.

Но большевистский переворот наконец достигает Укра­ины, и в едином фронте левых партий происходит раскол: в Киеве войска Центральной Рады разоружают Красную гвардию, а в Харькове красногвардейцы блокируют верные Раде войска на Москалевке и вынуждают их сдаться. Харьковский Совет целиком переизбирают. Его главой становится Артем (Сергеев), чрезвычайно популярный среди харьковских рабочих большевик.

Последним шагом к расколу Украины был I Всеукраин­ский съезд Советов в Киеве, в декабре 1917 года, который стал триумфом Центральной Рады и с которого большевики были с позором изгнаны. В. Винниченко сказал им: «Мы никому на Украине жить не мешаем, но если кацапы хотят превратить нашу чистую горницу в грязную хату, то мы им скажем: “Геть з Украины”». Представителей Восточной Укра­ины на съезде практически не было. Они проводили в Харькове свой съезд Советов Донецко-Криворожского бассейна. Изгнанные из Киева большевики являются в Харьков, продолжая там работу киевского Всеукраинского съезда, и провозглашают советскую власть в Украине. Большевики начинают наступление на Киев, и в январе 1918 года, после трехдневных уличных боев, Киев пал. Центральная Рада бежала в Житомир.

Как раз к этому периоду относится рождение легендарной Донецко-Криворожской республики. Следует заметить, что идея ее создания витала еще до октябрьского переворота, но только после разгрома Центральной Рады эта мечта начала претворяться в жизнь. Второй съезд донецко-криворожских депутатов, несмотря на отчаянное сопротивление киевских большевиков, провозглашает образование Донецко-Криворожской республики на территории промышленных областей Левобережья, включая Херсон, Таганрог и Ростов, со столицей в Харькове. Смысл создания новой республики хорошо иллюстрирует фраза Артема, сказанная им лидеру киевлян Н. А. Скрыпнику: «Мы не покушаемся на национальные интересы Украины. Мы хотим связаться со всей страной. Почему вы так стремитесь к Киеву? Потому что государство, созданное не по национальному признаку, для вас слишком крепкий орешек!»

Правительству Советской Украины ничего не оставалось делать, как выехать в Киев. Нарком просвещения В. П. За­тонский вспоминал, что переезд ЦИКа затягивался. Выяснилось, что один из его членов — молодой матрос — собрался жениться и пригласил весь ЦИК к себе на свадьбу. «Ясное дело, что ребята, — пишет далее Затонский, — куда больше хотели поехать на свадьбу, чем в Киев. С большим трудом удалось уговорить молодого человека отложить свою свадьбу, чтобы правительство могло спокойно переехать в новую столицу». И после этого Затонский еще удивляется, что харьковские газеты, включая большевистские, ехидно высмеивали новое киевское правительство.

Тем временем в Брест-Литовске по инициативе Троцкого, возмущенного чрезмерными требованиями Германии, бы­ли прерваны мирные переговоры. Однако Центральная Рада заключает с Германией сепаратный мир — немцы нуждаются в украинском продовольствии, а Рада — в герман­ских штыках, чтобы восстановить свою власть. 18 февраля немцы начали наступление на Украину. Вскоре они вошли в Киев. Тамошнее правительство бежит в нынешний Днепропетровск, потому что харьковчане наотрез отказались его приютить. Правительство Донецко-Криворожской республики посылает немцам ноту протеста, в которой указывается на то, что Донецкая республика не имеет отношения ни к Центральной Раде, ни к Украине в целом. Немцы на это не реагируют и развивают дальнейшее наступление на восток. 8 апреля после упорных боев пала столица Донецко-Криворожской республики — Харьков.

В результате правительство Советской России, чтобы задержать продвижение немцев на собственную территорию, вынуждено подписать Брест-Литовский мир. И, как временная мера, в Курске создается объединенное правительство Украины в изгнании — это определение придумано мной, ибо его официальное название — Временное правительство Украины — не отражает сути проблемы. Причем правительство формировалось в таких скандалах при дележе портфелей меж­ду киевлянами и харьковчанами, что вмешался Сталин: «Да уймитесь вы, Старик (то есть Ленин. — Авт.) сердится!» На нейтральной территории между Советской Россией и зоной германской оккупации организовывается большевистская ук­раинская армия.

В самом же Харькове с приходом немцев и гайдамаков начался настоящий террор. Большевики ушли в подполье, а потому петлюровцы расстреливали ни в чем не повинных меньшевиков и эсеров. Трупы по нескольку дней валялись на улицах, а в газете с символическим сегодня названием «Рух» доказывалось, что поведение Германии, защитившей Украину от «москальского» варварства, является образцом рыцарства в международных отношениях.

В таких условиях прошла в 1918 году Первомайская демонстрация на ипподроме, относительно немногочисленная и ничем не примечательная. Кроме одного — в конце митинга всех ошарашила сенсационная новость о свержении Рады и приходе к власти гетмана И. Скоропадского.

Гетман хотел активизировать поставки продовольствия с Украины в голодающую Германию. Это означало фактиче­ское начало войны между измученными непосильными реквизициями крестьянами и карательными немецкими отрядами. К тому времени Германия уже проиграла Первую мировую войну и гетман был вынужден сменить внешнеполитические ориентиры. Под давлением Антанты гетман заключает союз с А. Деникиным, формирующим на юге Добровольческую армию. Цель союза — восстановление единого российского государства, за что и было поднято на совместном банкете немалое количество тостов.

Идея восстановления единой России вызывает взрыв возмущения в национал-патриотических кругах. Образованная из бывших членов Центральной Рады Директория поднимает восстание в Харькове, Белой Церкви и других городах. Под Киевом войска Скоропадского терпят поражение от Директории, и Петлюра победителем въезжает в Киев. И хотя на Полтавщине гетманцы сопротивлялись еще долго и успешно, Скоропадский добровольно отрекается от власти.

Воспользовавшись Гражданской войной в Украине, боль­шевики аннулируют Брест-Литовский договор и переходят в наступление на Украину. После ожесточенного боя под Казачьей Лопанью украинская армия оставляет Харьков, а прибывших на вокзал членов украинского советского правительства в изгнании встречает почетный караул из нем­цев. Немцы хотели поскорее вернуться домой, и все, кто мог бы им в этом помочь (а большевики обещали свою помощь в обмен на нейтралитет), становились их лучшими друзь­ями. Впрочем, не обошлось без конфузов. Подвыпившие красные морячки, увидев германского офицера в погонах, избили его, а погоны сорвали. Скандал!

Итак, 3 января 1919 года Красная армия вошла в Харьков. К тому времени противоречия между главными лицами в правительстве — Артемом и командующим войсками В. А. Антоновым-Овсеенко — достигли апогея. На трибуне они стояли в разных концах, не обращая друг на друга ни­какого внимания. Чтобы предотвратить новый раскол, из Моск­вы был прислан болгарин Х. Раковский, который на долгое время и занял пост Председателя Совнаркома Украины. Таким образом было достигнуто внешнее примирение между различными течениями в украинском правительст­ве. И была нейтрализована еще одна «слабость» товарища Артема — лояльное отношение к харьковской буржуазии. В городе воцарилась ЧК.

Харьковская ЧК считалась одной из самых страшных в стране, а ее главарь Степан Саенко был отпетым убийцей и садистом. Известно, что он употреблял кокаин. Впро­чем, лучше обратимся к документальным свидетельствам. С. П. Мельгунов, «Красный террор в России»: «Вечером в камеру явился Саенко и приказал заключенным Пшеничному, Овчаренко и Белоусову выйти в коридор. Там их раздели донага и Саенко вместе с товарищем Клочковским начал рубить и колоть их кинжалом, нанося удары в нижние, а потом в верхние части тела. Окончив казнь, весь окровавленный Саенко вернулся в камеру со словами: «Видите эту кровь? То же получит каждый, кто пойдет против меня и рабоче-крестьянской армии». В харьковской ЧК скальпирование живых людей было обычным делом, а некоторым головы разбивали гирями. Арестованных женщин разде­вали и заставляли бежать, мотивируя тем, что та, которая прибежит первой, спасется. Расстреливали обычно всех. Из заключения экспертизы: «Неизвестной женщине было причинено семь колотых и огнестрельных ран. Она еще жи­вой была сброшена в могилу и засыпана». Особенно лютовали чекисты перед приходом деникинцев. «Концлагерь ЧК на Чайковской улице. У края могилы люди в одном нижнем белье или вовсе нагие были поставлены на колени. По очереди к казнимым подходили Саенко, Иесель Манькин, матрос Эдуард и методично проводили выстрелы в затылок. Трупы падали в могилу. Казни продолжались в течение трех часов».

Я рассказал вам лишь немногое о красном терроре. Полную картину мучений и истязаний нельзя передать никакими словами. И хотя люди помнили преступления Саенко и даже грозились ему отомстить, этот подонок пережил не только Гражданскую войну, но даже сталинские чистки НКВД, когда уничтожались все свидетели той кровавой эпохи.

Уставшие от кровавых зверств коммунистов, харьковчане восторженно встретили Деникина и его Добровольче­скую армию. Она была сформирована из офицеров и нижних чинов старой царской армии, стекавшихся под знамена Деникина со всей страны. Высокопрофессиональные, окры­ленные идеей возрождения России белые войска наголову разбили большевиков и 24 июня 1919 года вступили в наш город. «Наши взяли Харьков», — радостно писал в эти дни И. Бунин. Добровольцы также выбили петлюровцев из Киева и загнали Директорию в город Каменец, где они с на­слаждением предавались «европеизации» местного насе­ления.

«Европеизация» началась с моста через реку Смотрич. На обоих его концах были установлены специальные посты, обязанные следить, чтобы пешеходы шли только по правой стороне. Не привыкших к новым порядкам каменчан ловили за руку и требовали подчиниться правительственному распоряжению о хождении через мост. А местные газеты в стихах и прозе, в фельетонах и статьях бичевали азиатчину, не понимающую европейскую культуру и упорно прущую на левую сторону. Таковы были будни временной столицы УНР.

Перед лицом общей угрозы, т. е. наступления Деникина, армия которого находилась в апогее своей мощи, петлюровцы и большевики объединились в военный союз. Красные под командованием Троцкого перешли в контрнаступление, и большевистская пресса уже сообщила о взятии Харькова, но поспешила. Большевики потерпели сокрушительное поражение, и белые начали их преследовать в направлении Белгород—Курск—Орел.

Цены на продукты при Деникине были сравнительно низкими: хлеб — десять рублей за фунт, мясо — тридцать рублей, масло — сто пятьдесят рублей. Доклады большевистской разведки с нескрываемой досадой отмечали обилие замор­ских вин и пирожных. Кстати, о большевистском подполье. Абсолютно все источники отмечают, что деникинская разведка работала блестяще. К примеру, на Мещанской (ныне Гражданской) улице белые устроили для большевиков фальшивую явку, куда те приходили, называли пароль, и их тут же арестовывали и, как правило, расстреливали. Но горожан гибель большевиков не слишком огорчала. К тому времени в местной прессе начали пуб­ликоваться сведения о том, что творила в нашем городе саенковская ЧК. Впрочем, дерзкие большевистские вылазки все-таки случались. Так, в один из воскресных вечеров на Сумской некий рабочий, увидев офицера с дамой, подбежал к нему, сорвал погоны и скрылся, оста­вив всех в полном недоумении.

Харьков наводнили знаменитости: А. Вертинский, А. Авер­ченко, Л. Собинов, М. Волошин, И. Северянин. Не обо­шлось и без произведений изобразительного искусства — на Николаевской площади висел огромный плакат, где Троцкий был нарисован в виде сатаны с этаким кокетливым хвос­тиком.

Но идиллия продолжалась недолго. Деникинская политика возвращения земель прежним хозяевам начала приносить свои горькие плоды. Возвращавшиеся владельцы требовали от крестьян до двух третей собранного урожая. Крестьянские восстания охватили всю Деникию, а армия тем временем пьянствовала, гуляла в казино и публичных домах. Мирная жизнь оказалась для многих слишком сильным испытанием. Добровольцам казалось, что они уже победили. Все приказы Деникина, направленные на повы­ше­ние дисциплины, спускались на тормозах. Да что там говорить, если даже командующий харьковской группировкой белых войск, бесстрашный солдат и талантливый военачальник В. З. Май-Маевский страдал запоями! Он умер от разрыва сердца, когда последние корабли ушли с Севастопольского рейда в Турцию.

Положение резко осложнялось тем, что в тылу под руководством Н. Махно началось всеобщее крестьянское восстание, для подавления которого были брошены все резервы и даже части с передовых позиций, а красные тем временем, перешли в мощное наступление.

Поражение Добровольческой армии привело к тому, что была объявлена всеобщая мобилизация харьковчан, а это, в свою очередь, посеяло панику. То, что положение серьезно, стало очевидно всем — поезда на юг брались с боем, в церквях служились молебны. Харьковские газеты писали в те дни: «Настроение тревоги и душевного сокрушения висело над собравшейся толпой. Большинство плакало. Верили, что Бог сжалится над несчастным населением». Бог не сжалился — битву за Харьков белые проиграли, и 11 декабря 1919 года в город вступили большевики.

Последняя группа офицеров из восемнадцати человек, прикрывавшая отход добровольцев с Балашовского вокзала, была окружена и взята в плен. Шесть человек из них сразу застрелились. В результате этих поражений, как вы зна­ете, Добровольческая армия оказалась загнанной в Крым, а потом эвакуировалась в Турцию.

Ну, а что в это время поделывали петлюровцы? Самое главное — им удалось при посредничестве Антанты заключить мир с Польшей, с которой УНР уже почти два года также находилась в состоянии войны. Более того, Петлюра договорился с Пилсудским о совместном наступлении на Киев. В обмен на помощь Польше была обещана украинская Галиция. Как следствие, полякам и петлюровцам еще на пару недель удалось захватить Киев, но в конце концов это едва не закончилось катастрофой для молодого польского государ­ства. Большевики дошли едва ли не до Варшавы.

Под влиянием бесчисленных поражений дисциплина в войсках Петлюры упала. Стали разбегаться даже наиболее боеспособные части — так называемая Надднестрянская ар­мия. По местечкам Правобережной Украины прокатилась ужасная волна еврейских погромов с многочисленными жерт­вами — боль несбывшихся надежд обратилась в издеватель­ства над беззащитным населением. Остатки войск Петлюры скрылись на территории Польши.

Но до Харькова эхо войны доносилось лишь отдаленным рокотом. В некогда процветавшем, но теперь разрушенном городе воцарился долгожданный мир. Харьков открывал но­вую страницу своей биографии — он стал официальной сто­лицей Советской Украины.

Я, конечно, рассказал не обо всем. Но несомненно од­но: на гражданской войне прежде всего погибают простые граждане, обманутые и брошенные в мясорубку сильными мира сего. Не знаю, как вы, а я не хочу отдавать свою жизнь за то, чтобы кто-то из «них» попал в учебники истории. Я не хочу, чтобы в Харькове, как и почти столетие назад, бесконечно выясняли между собой отношения коммунисты, шовинисты и националисты. Я хочу жить в мирном городе.

Глава 17

Взлет

Закончилась Первая мировая война, и уставшие от бесконечных потоков крови американцы и европейцы предались мирной жизни. Предались азартно, с отчаянным весельем чудом оставшихся в живых людей. В моду входили эксцентричные трюки, истеричный джаз и сумасшедшее творчество авангардистов. Техника, получившая в результате военных достижений мощный импульс для своего развития, ошарашивала обывателя все новыми и новыми удивительными изобретениями. Время первых электрических полотеров, первых стиральных машин, первых пылесосов.

Закончилась одна из самых ужасных войн в истории че­ловече­ства, но было на земле государство, которое продолжало жить по законам военного времени, так и оставшись огромным белым пятном на карте мира.

...1922 год. Советская Россия и Советская Украина бьются в тисках жесточайшего голода. Количество жертв измеряется миллионами. От Пензы и Самары до самой Уфы по всему полотну железной дороги специальные отряды не успевают убирать трупы умерших от голода. Тех, кого не успевают захоронить днем, ночью разрывают на части одичавшие собаки. В Очаковском уезде Украины зарегистрированы десятки случаев самоубийств на почве голодного психоза. В Томашевской области Запорожского уезда доведенная до отчаяния мать швырнула своих голодных детей в колодец, а затем сама утопилась в том же колодце. В селе Марском крестьянин отрубил голову своему десятимесячному сыну, который был изжарен и съеден всей семьей. Газеты писали: «Голод у ворот Харькова».

Это был закономерный итог пятилетнего хозяйничанья большевиков, красного террора, гражданской войны, прод­разверстки. Если бы большевики в той ситуации не смогли найти выход, то советскую власть неминуемо ожидал крах.

Но выход был найден. Имя ему — «новая экономическая политика». Казалось, произошло чудо. Буквально через месяц прилавки начали заполняться товарами. Инициатива пред­приимчивых граждан за считанные дни спасла страну от голодной смерти. А крупные города, такие как Харьков, Одесса, Киев, совершенно неожиданно оказались в лучшем положении, нежели другие, ибо в них еще оставалось большое количество профессиональных торговцев.

Запуганные, против своей воли смешанные в единую серую массу горожане, почувствовав послабление, стремительно раскололись на три разных, абсолютно не связанных между собой мира: нэпманский, уголовный и большевистский. Последний, понятное дело, заявлял о себе громче всех.

...Первое мая 1923 года праздновалось в Харькове на скаковом ипподроме, который находился на территории нынешнего завода ФЭД. В те времена ипподром был главной ареной проведения массовых мероприятий. А за несколько недель до того в Харькове прошла знаменитая VII кон­ференция КП(б)У, положившая начало курсу на украини­зацию.

К тому времени в рядах Коммунистической партии большевиков Украины доля собственно украинцев составляла всего 23%. Между тем, новой власти любой ценой нужно было закрепиться на этой богатой углем и хлебом территории. И, стало быть, выбить из рук основного врага большевиков, Петлюры, его главный козырь — идею национального возрождения. Из Харькова за подписями Кагановича, Скрыпника, Шумского и других была разослана директива с тре­бованием немедленно составить списки сотрудников, не владеющих украинским языком или сопротивляющихся украинизации.

Начались безжалостные чистки. До четверти сотрудников госаппарата попали под сокращение как политически неблагонадежные. В те годы ходил по Харькову печальный анекдот: «Что такое украинский? Язык или наречие? Предлог. Предлог, чтобы выгнать с работы».

О качестве проводимой украинизации свидетельствует хотя бы то, что из необходимых 100 тысяч учителей украинского языка реально имелось в наличии всего 45 тысяч. Кроме того, начались конфликты с русскоязычным населением Харькова, которое составляло бо5льшую часть жителей города. Особое возмущение вызвал случай, когда 400 учеников русской школы № 4 были выселены в непригодное для учебы помещение, а в здание «очищенной» таким образом школы вселились украинские классы.

Впрочем, далеко не все дети стремились получить образование, как русское, так и украинское. По городу бродили сотни беспризорников — тощих, покрытых вшами воришек и попрошаек. Ужасающие размеры приняла детская проституция. На Южном вокзале всего за десять копеек двенадцатилетние девчонки предлагали себя каждому встречному. И в значительной степени благодаря им Украина имела к 1924 году до ста тысяч больных сифилисом.

Но, конечно, процветала и, так сказать, взрослая проституция. Фрагмент брусчатки неподалеку от кинотеатра «Зирка» — вот и все, что осталось от знаменитого Банного переулка, где были сосредоточены харьковские публичные дома, воровские «малины» и подпольная торговля «марафетом», то есть кокаином.

Это происходило у всех на виду. Не являлось секретом даже то, что торговцы обычно прятали кокаин в полых сидениях табуреток. Да и основной потребитель «марафета» был хорошо известен — отчаянный и бесшабашный мир харьковских уголовников. Даже многочисленная и хорошо вооруженная украинская милиция не могла справиться с орудовавшими в нашем городе преступниками.

Банды «Черная маска», «Черная рука», шайка Котьки — Золотого Зуба наводили ужас на мирных харьковчан. Обыва­тели, не надеясь на милицию, спасались как могли. Некий Каплан, вернувшись домой и сообразив, что в его квартире орудуют воры, в ту же секунду с криком «Пожар!» выбежал на людную улицу. В результате грабители поспешно бежали, утеряв впопыхах три черных маски.

Однако у тогдашних бандитов существовал и свой кодекс чести. Однажды во время наводнения к застрявшей в грязи машине «скорой помощи» подошел Котька — Золотой Зуб. И узнав в чем дело, за несколько минут собрал свою шайку, и они совместными усилиями вытащили полузатонувший автомобиль. Так бандиты отблагодарили «скорую помощь», которая не раз спасала жизнь их товарищам.

Но, конечно, ночная жизнь Харькова состояла не только из случайных приключений сердобольных врачей. В городе работало огромное количество ночных ресторанов, кабаре, казино, где нэпманы или, если вам угодно, бизнесмены пропивали свои деньги. Большинство из них чувствовали, что нэп ненадолго.

Да и советская власть, декларируя лозунг «сдерживания частника», особо это не скрывала. А раз так, то зачем думать о завтрашнем дне. Нэпманы стремительно богатели, например, по причине дефицита тары, разливая патоку в ассенизационные бочки, и также стремительно разорялись, проигрывая деньги в рулетку или оказываясь из-за многочисленных махинаций в тюрьме, а то и у «стенки» — прощайте, узкие ботинки, шальные тотализаторы и ярко накрашенные модницы...

Соцзнаки вместо денег, слухи о каких-то грядущих червонцах, растущая безработица, кровавый разгул преступности и пьяный разгул буржуазии — примерно в такой атмосфере харьковчане встречали новый 1924 год.

В начале 1924 года умер Ленин. «Ленина нет. Нет больше Ленина, темные законы, управляющие работой кровеносных сосудов, оборвали эту жизнь. Можно было ждать и улуч­шения, но произошла катастрофа, и вот — нет Ильича. Партия осиротела, осиротел рабочий класс. Именно это чувство поражает прежде всего при вести о смерти вождя и учителя. И завтра, и послезавтра, и через неделю, и через месяц мы будем спрашивать себя: «Неужели Ленина нет? Прощай, Ильич, прощай наш вождь». Тифлис. Вокзал. 22 января. Лев Троцкий».

Троцкий считался главным наследником дела Ленина. Но в результате внутрипартийных интриг он был постепенно оттеснен от власти. Об остроте тогдашних споров среди большевиков свидетельствует то, что на Сабуровой даче еще долго после этих событий содержалась пациентка, которая сошла с ума прямо во время острой партийной дискуссии. Прижимаясь к стене больничной палаты, она все время ходила взад-вперед, повторяя лишь одну и ту же фразу: «Троцкий был не прав, Троцкий был не прав, Троцкий был не прав».

Возможно, постепенное падение влияния Троцкого отвлекло большевиков от идеи мировой революции и по­з­волило им сконцентрироваться на внутренних проблемах. Наконец-то был введен в широкий оборот долгожданный червонец. Известие об этом вызвало восторг и ликование. Газеты печатали изображение новых монет, люди показывали друг другу новые деньги, а самые недоверчивые даже пробовали их на зуб.

Харьковчане верили, что с приходом новых, настоящих денег прекратится изнурительная инфляция и жить станет все же сытнее. Мало кто из них вспоминал, что же стоит за золотым обеспечением червонца.

Незадолго до того чекисты отлавливали по всему городу коммерсантов и ювелиров, требуя, чтобы те «добровольно» сдали государству золотые монеты царской чеканки. Тех, кто отказывался это сделать, подсаживали в камеры к уголовникам, и те били несчастных до тех пор, пока ценности не переходили в «гуманные руки» новой власти.

Можно вспомнить о массовом разграблении церковного имущества, а также о процессе над прихожанами и священниками Николаевской и других церквей города Харькова. За то, что они пытались спасти церковную утварь от кощун­ства, большинство этих верующих людей были приговорены к различным срокам лишения свободы.

Дата добавления: 2015-08-28