5 Я начинал писать эту книгу по-английски, но вовремя опомнился.
Ровиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
свете постижения ее бесконечности. Ислам — это все, что в мире благодетельно, прекрасно и рационально.
Ислам не отрицает других вероучений и признает всех пророков человечества, запрещая делать различие между ними. Ислам как последняя Богоявленная вера вмещает в себя учения всех других религий в той их части, где они не отклоняются от Единобожия, и потому называет себя универсальной верой, данной всему человечеству на все грядущие времена.
Но, как ни категорично это звучит, об этом чуть позже.
Сначала я тоже задам несколько вопросов, с тем, чтобы попытаться ответить на них по ходу моего повествования.
Почему случилось так, что ислам, по всеобщему просвещенному мнению, есть принадлежность отсталых и ленивых стран?
Где та грань, что разделяет традиционные тысячелетние культуры и культурные особенности народов?
И — главное: не принимаем ли мы за Веру — культуру, не путаем ли мы их и не отвергаем ли Веру только потому, что она, под покровом культуры и другой цивилизации, мнится чуждой нам?
Бесконечно ли далеки друг от друга различные Веры? И почему они различны, если практически все признают, что Бог — Един? Откуда же тогда расхождения, разногласия, нетерпимость, фанатизм, убийства во имя Веры?
Откуда джихад, вынесенный в заглавие моей книги?
И вот ведь что примечательно. Мир задыхается от тумана информации, тысячи разноязычных газет, радио и телевидение сделали наш мир маленьким и привычно-тесным, как советская квартира, мы знаем о мире сравнительно много и узнаем что-то новое и тревожное всякий день, но предрассудков и предвзятых суждений, однако, меньше не становится...
Напротив, вся эта поверхностная, обывательская осведомленность каждый день порождает все новые суеверия и фальсификации, и в наши дни подобных вещей, сдается мне, уж никак не меньше, чем во времена Марко Поло.
Почему, при всех криках об исламе, остается неизвестным, что существует два вида джихада, один из которых, Малый джихад, является позволительным отпором агрессору и по кораническому определению просто не может быть агрессивным или наступательным. Малый джихад — это священная война в том смысле, в котором Священной войной была Великая Отечественная. И этот Малый джихад — вовсе не главное в Исламе, это всего лишь тяжкая необходимость в годину испытаний.
Но Великий джихад — это сама суть Ислама.
Великий джихад — это незримая и никогда не прекращающаяся битва человека со злом в себе и со злом в мире, но не с помощью оружия, а посредством проповеди Истины, посредством слов и убеждения.
Ахмадийская мусульманская Община — и ты узнаешь, почему — вообще отказалась от Малого джихада и выступает против всякого, даже вынужденного, насилия. Но она же, Ахмадийская мусульманская Община, — это Движение истинного, Великого джихада в исламе, того Джихада, единственным оружием которого является Священный Коран.
Давай не будем сейчас говорить о религии.
Поговорим о вере.
Для меня, между прочим, тоже стало открытием, что всякая вера на земле жива только ожиданием Второго Пришествия своего собственного Мессии, который своим приходом ознаменует ее осмысленность и истинность, и тем самым утвердит Абсолютную Справедливость. Открытие мое заключалось в
Ровиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
том, что вера, имеющая не только начало и продолжение, но и катарсис в форме Второго Пришествия, становится динамичным и эволюционным понятием, а не просто скучным для непосвященного сводом мертвых правил и обрядов.
Действительно, всякая вера зачинается и впоследствии продолжается вереницей ее пророков, которые с Божьего Соизволения закладывают ее основы и через определенные промежутки времени реформируют ее, искаженную людским нетщанием и прямым произволом. Всякий пророк предрекает явление следующего, который как бы подводит итог одного этапа развития веры и начинает другой ее этап.
Но такая вереница пророков не бесконечна, как не бесконечна и сама история человечества. Наступает срок последнего Благовестия, после которого подводятся окончательные итоги. Этот окончательный итог и окончательный расчет и именуется в различных верах Страшным Судом или Судным Днем.
Свой Судный День люди приближают сами. Не будем пока говорить о погибельности нравов, припомним хотя бы неминуемую экологическую катастрофу, которая надвигается на Землю и, соответственно, на человечество. Но в терминах веры Страшный Суд предопределен Всевышним, который знает свое творение и его пределы.
Второе Пришествие Мессии, обещанного, Обетованного предыдущими пророками, — это Знак наступления Последних Времен.
Для христиан — это второе явление Христа, для индусов — Кришны, для буддистов — Будды Майтрейи, для мусульман — пришествие Имама Махди.
И если есть на свете Всевышний Бог, то второе пришествие Мессии — это Последнее Милосердие Всевышнего людям на
пороге Судного Дня. Людям, так долго и упорно отвергавшим учения пророков и глумившимся над пророками, представляется таким образом последняя возможность уверовать и пойти путем ко спасению в этой жизни и жизни будущей. Говоря без мистики, людям, всему человечеству, расколотому на различные религии и религиозные или атеистические толки, этому разуверившемуся во всем, кроме денег, человечеству представляется последняя возможность осознать истинную цель своего существования: Служение — Единству.
Ожиданием Мессии жива вера. Но приход Мессии — это всегда испытание, как, впрочем, пришествие любого пророка. Как, в самом деле, потешны все эти нищие духом в мире, где наверху всегда оказывается тот, кто шагает по головам. В какого из известных в истории пророков люди уверовали сразу? Не было такого пророка. Изменился ли мир в этом смысле со времен Зороастра или праотца Авраама? Нет, — ответят все, — мир стал намного недоверчивее и хуже.
Тогда спрошу я: как восприняли бы приверженцы любой религии свершившееся пришествие собственного Мессии? Если бы Обетованный действительно явился среди них, нарушив тем самым всю будничную рутину их повседневной жизни? Представляется ясным, что если такой Мессия явится, чтобы в последний раз испытать человечество Верой, то не приидет он, а придет точно так же, как и в первый раз: просто и незаметно, чтобы люди уверовали в него и его провозвестие сами, без помощи сонма ангелов над его головой и без чудес, в которые никто не верил до конца даже во времена евангельские и ветхозаветные.
Ведь если Мессия грядет наяву во славе, да еще в буквальном смысле снизойдет с небес, то что же это за испытание — уверовать? Тут же уверовали бы, хотя бы из корыстного страха.
Равиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
Но Bepa-то стоит не на страхе. Вера стоит на любви и бескорыстии. Вера держится жертвенностью. Истинную веру в этом мире всегда гонят, и на том стоит мир.
Мы теперь многое знаем о материальном мире. Знаем, что во плоти — не преодолеть закона тяготения. Знаем, что во плоти — не пройти во водам. Но разве умалило это веру тех, кто верует и понимает, что не нарушает Единство установленных Им же законов Вселенной?
Время басен минуло. Время веры — только еще настает.
Так как восприняли бы люди приход Мессии? Где бы явился он, в какой точке земного шара? Земля, как известно, круглая, и если бы он явился в одной ее точке, остальным людям пришлось бы опять принимать его пришествие на веру. Но ведь в этом и есть смысл веры, в том, чтобы уверовать в Незримое, уверовать сердцем, ищущим справедливости, а не глазами и руками. Только такая вера и имеет цену. Остальное — очевидность, духовной и нравственной цены не имеющая.
Или верующие люди полагают, что о пришествии Мессии будет правительственное извещение в теленовостях, и все нынешние фараоны и фарисеи вздохнут с облегчением и тут же уверуют, с легким сердцем отказавшись от власти и неправедно нажитых банковских счетов?
Но если кто-то просто скажет: «Мессия — пришел»?
«Да кто ты такой, чтобы мы тебе поверили?!» — загалдят все.
Как и во все времена, люди склонны верить только власть и славу имущим, хотя и непонятно, почему именно им: эти-то и лгут больше всего. И все же народ с готовностью верит любому политику, обещающему благодать, даже если у него руки в крови по локоть. Люди охотно верят своему непосредственному начальству, если оно сулит со временем увеличить зарплату.
А как насчет того, чтобы поверить, что жить следует бескорыстно?
Кому поверят люди в этом?
Во все века человеческой истории приходили к людям странники, а то и соседи, и сообщали им, что в мире был или есть — Пророк. Мало было таких, кто поверил им на слово и готов был принять мученический венец. Но именно те, кто уверовал, и создали мировые культуры и цивилизации, создали то, что даже неверующие называют теперь вершинами человеческого духа.
Где остались те, кто потешался над неприбыльными убеждениями уверовавших? Тот, кто уверовал в нечто неизмеримо большее, чем материальный мир, — не убоится и самой смерти, не то, что людских насмешек. Хотя людской смех чаще всего кажется страшнее смерти.
Значит, Мессия приходит, чтобы принести с собой Весть, которую впоследствии несут далее по свету и во времени те, кто уверовал в него. Это и есть предназначение Обетованного Мессии и Общины, которую он создает — нести по свету Благовестив, оно же и Предостережение. У Мессии нет власти над тем, кто предпочитает притвориться глухим и незрячим, коли так для него прибыльнее. Но Весть должен услышать и такой человек.
Высшая Справедливость в том и состоит, что, как говорят Священные Писания, никогда не разрушается Град, пока не побывал' в нем Вестник, и никогда не разрушается Град, пока есть в нем хотя бы один праведник. Дело людей — верить или не верить Вестнику: они сами хозяева своего сердца. Но почему удивляются они потом мраку и хаосу, наступившему, как и было предсказано? Почему ропщут, как будто не было им Предостережения о Последних Временах? Почему упорствуют, не веря ничему, и даже самим себе?
Ровиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
Что, если я, уверовав, говорю тебе, что тот самый, обещанный всеми верами Обетованный Мессия и Махди относительно недавно, в конце девятнадцатого века, приходил в мир и оставил в нем Благовестие? Ради этого Благовестия, в которое ты не готов еще поверить, я и пишу эту книгу.
Я пишу ее для тебя и для тех, кто еще в состоянии поверить хотя бы во что-то. Остальные — вольны потешаться. Даже так, как потешаются те, кто сегодня преследует, гонит и убивает верующих в приход Обетованного Мессии в Пакистане и других странах Исламского мира. Их поведение так по-человечески понятно и предсказуемо.
Но вот это — было написано в начале двадцатого века Обетованным Мессией и обращено ко всем людям на Земле:
Помните, Аллах предостерег меня о многих землетрясениях.
Поэтому уверьтесь, что эти землетрясения сотрясут Азию точно так же, как сотрясли они Америку и Европу.
Некоторые из них будут походить на Судный День.
Погибнет так много людей, что потекут реки крови.
Даже птицы и звери не будут в безопасности.
На поверхности земли воцарится такой хаос, какого не бывало от сотворения человека. Жилища будут покинуты и разрушены, словно и не жил в них никто.
Все это будет сопровождаться множеством других ужасающих бедствий, которые будут исторгаться землей и небесами до тех пор, пока природа их не станет очевидна всякому разумному человеку.
Во всей научной и философской литературе не отыщется подобия этих грядущих бедствий. Тогда человечество впадет в отчаяние и будет спрашивать, что же грядет вслед за этим. Многие спасутся и многие погибнут.
Дни эти близятся, на самом деле я вижу уже совсем рядом день, когда человечество увидит страшное зрелище.
Не только землетрясения, но и много других вселяющих ужас несчастий падет на человека и с небес, и из-под земли.
Это произойдет, потому что человечество всем сердцем, всеми деяниями и всеми намерениями предалось вещам этого мира.
Если бы я не пришел, эти потрясения подошли бы медленнее.
Но с моим пришествием тайные и сокровенные промыслы Всевышнего, Которому был брошен вызов, стали явными.
Аллах говорит: Никогда не караем Мы прежде, чем посылаем Вестника.
Те, кто раскается, обретут спокойствие, и те, кто устрашится, пока бедствие не настигло их, будут пощажены.
Думаете ли вы, что именно вас не коснутся эти бедствия? Воистину, это не так.
В тот день все человеческие замыслы потерпят крах.
Не полагайте, что землетрясения сотрясли Америку и другие континенты, но что ваша страна пребывает в безопасности.
Воистину то, что предстоит вам, может оказаться еще страшнее.
О Европа, ты не ограждена, и ты, о Азия, не находишься в безопасности! И вы, жители островов, знайте, что ложные боги не придут к вам на помощь!
Я вижу, как рушатся города и дома стоят опустошенными.
Единственный и Единый Бог долго хранил молчание
Чудовищные деяния проходили перед Его Очами, и Он не говорил ничего.
Равиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
Но теперь Он откроет Свое Лицо, вселяющее страх и подавляющее величием.
Пусть те, у кого есть уши, слышат, что время это близко.
Я сделал все, что было в моих силах, чтобы привести всех и каждого под покровительство Аллаха, но Промысел таков, что написанное должно свершиться.
Воистину, говорю я, слишком скоро придет срок, когда эта земля опрокинется кверху дном. Времена Ноя вновь возникнут перед вашими глазами, и своими глазами увидите вы бедствия, которые постигли город Лота.
Но Аллах медлителен в Своей каре.
Раскайтесь, чтобы были вы пощажены.
Тот, кто не страшится Его, мертв, хоть и кажется ему, что он жив.
Это предостережение прозвучало накануне Первой Мировой Войны и всего остального, что стало срамом и ужасом наступившего двадцатого века. Не все из сказанного уже свершилось.
Хаос — настигает. И это — не требует доказательств.
Я верую, что Обетованный Мессия — приходил.
Его земным именем было имя Мирза Гулам Ахмад. Предки его происходили из Бухары и при Великих Моголах переселились в Индию через Кашгарию.
Сам Мирза Гулам Ахмад родился 13 февраля 1835-го года в захолустной индийской деревушке Кадиан.
В 1891 году он провозгласил, что является Обетованным Мессией наступающих Последних Времен, тем самым Мессией, о пришествии которого предупреждали все религиозные писания мира, и, конечно, Библия и Коран.
Знаки и космические знамения, о которых в связи с его пришествием упоминали все священные писания мира, исполнились.
Исполнились и продолжают исполняться его собственные пророчества. Он говорил, что Мессия Последних Времен узнается не по чудесам, в которые мир никогда не верил и не поверит. Истинный Мессия, говорил он, познается по его учению, которое заново просветит сердца. Истинность этого учения обнаружится и по бескорыстному, просветленному, жертвенному образу жизни тех, кто уверует в него.
Он оставил нам 87 томов своих писаний6.
В 1889 году, приняв духовную присягу от первых, кто уверовал в него, он основал Ахмадийское движение в исламе.
Он не принес миру новой религии. Ахмадийское движение — это ислам Святого Пророка Мухаммада Мустафы, мир и благословения Аллаха да пребывают с ним.
Обетованный Мессия, называвший себя покорным учеником и преданным слугой Святого Пророка Мухаммада, пришел, чтобы, по его собственным словам, «стереть вековую пыль искажений и баснословии с лучезарного зеркала Ислама». Он пришел, чтобы люди вновь увидели себя в этом зеркале, и вспомнили, зачем они сотворены.
Он был совершенно одинок в начале своего пути. Один наедине со всеми в фанатичном, темном и невежественном окружении, в котором он жил, трудился и проповедовал. Вопреки всем гонениям, несмотря на мученические венцы первых приверженцев, в год его кончины, 1908-й, Ахмадийская Мусульманская Община насчитывала уже полмиллиона
' Некоторые из них уже переведены на русский язык.
Равиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
человек — тогда еще только в пределах Индии и сопредельных стран.
Через сто пять лет после своего основания вопреки всем преследованиям, глумлению и насмешкам, вопреки охватившему весь мир глобальному неверию, Община состояла уже из более, чем одиннадцати миллионов человек в 136 странах на пяти континентах Земли. Община и сегодня продолжает стремительно расти7.
Мир не видел еще настолько стремительного роста религиозной Общины, не поддерживаемой в мире никакими силами, кроме материальной и духовной жертвенности своих членов.
Я понимаю, брат, что в этой книге, если мне суждено ее написать, будет много такого, что поначалу будет странным для тебя. Но я хочу, чтобы ты хотя бы попытался понять и осмыслить это так же, как это пришлось сделать мне. Попытаться стоит, поскольку есть надежда, что в постигнутом тобой Единстве мира ты обретешь главное, чего так недостает в этом самом мире: постоянный душевный покой, полный великой силы для трудов, любви и жизни.
Эта книга не для тех, кто уверен, что Бога — нет.
Она — для тех, кто в неосознанном смятении спрашивает себя: Бога — нет?!
Более того: эта книга — для большинства из тех, кто уверен, что Бог — есть, поскольку с каждым из них мне есть чем поделиться.
Не отталкивай же руки, когда она протянута к тебе. Пройди на страницах этого повествования моим путем, и тогда суди,
7 В 2001 году она насчитывала более 50 миллионов человек в 163 странах.
прав я или нет. Но чего стоит моя или твоя правота перед Истиной? Для меня самого дилеммы уже нет.
Я не только верю, что Истина — есть.
Я — знаю и свидетельствую, что Истина — есть.
Но вот что есть Истина?
СПРОСИ ЕГО САМ 1.
В нечаянно наступившем январе 1992 года Кадиан опять стал впадать в свое предвечное сонное состояние: ко второму января большинство гостей уже разъехалось по домам, на все континенты Земли. Проезжая мимо моего почти совсем опустевшего Гостевого Дома то и дело тарахтели разузорен-ные, украшенные сверкающей мишурой и цветными кистями грузовики, так похожие на слонов какого-нито магараджи в парадных чепраках; негромко всхрапывали маленькие, но удивительно выносливые местные лошадки, ослики, мулы, впряженные в тележки и повозки; давили на скрипучие педали своих велосипедных экипажей рикши, — и была теснота, необидная давка, отчаянное гудение клаксонов и резиновых груш.
Идея транспортации не изменилась в Индии с тех пор, как дороги были караванными: тот же здесь гвалт, та же толчея и всеобщая спешка и отсутствие всяких правил уличного движения. Транспорт прогрессировал только внешне, но качество передвижения, сама его идея не претерпели никаких изменений с верблюдо-пеших времен: все это гудит, норовит проскочить вперед, теснит других, вопит и приходит в отчаянье, увозя людей из Кадиана в Амритсар, где ждут их поезда
Ровиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
в Лахор, Исламабад, Бомбей, Мадрас, Калькутту и в делийский международный аэропорт имени Индиры Ганди.
Торговцы и купцы Кадиана, а также все прочие, сбежавшиеся и съехавшиеся на Ахмадийский праздник со всего Пенджаба и Кашмира, заработали за три дня больше, чем за иной год, да и бесконечные индийские нищие, мастера доставать вас и вытягивать из вас душу приставучими, занудными, почти бесцветными, но такими уж тонко-жалостливыми голосами, не остались внакладе. Кадианская жизнь входила в русло, как река, встревоженная было внезапным половодьем.
Я оставался в Кадиане едва ли не последним из европейских гостей, но тоже ненадолго: мне предстояло хождение в Индию. Я должен был проехать всю Индию крест-накрест: от Амритсара до Кералы, и от Бенареса до Мадраса. Мне, стало быть, было о чем подумать, и я не спешил.
Если бы я писал быструю книгу — я тотчас принялся бы за житие Обетованного Мессии и за доводы в пользу его истинности. Да и где, казалось бы, этим и заняться, как не в Кадиане? Но, во-первых, большое действительно лучше видится на расстоянии, а во-вторых, мне еще многое предстояло объяснить тебе, и я говорил с тобой, брат.
Ты, наверное, думаешь, все бы хорошо в этой его книге, если бы только не предавался он своему очередному поэтическому помешательству: настырным богоискательским иллюзиям.
Поверь, мне и самому вовсе не хочется вставать в позу того зеленого, лупоглазого и худосочного насекомого, которое вечно держит перед собой молитвенно сложенные, но хищные и зазубренные лапки, — в позу того богомола, которого мы с тобой однажды в детстве с опаской наблюдали на небольшом кусте: кажется, в литовской Паланге это было.
Ты, может, и не помнишь этого по тогдашней малости
своей. А я вот помню, и помню даже то, что потом в очередной раз обидел тебя, и мы насмерть поссорились из-за игрушечных пистолетов, купленных нам родителями. Мы посмотрели тогда «Великолепную Семерку» и были, понятное дело, заворожены.
«Если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в Царствие Небесное...» О чем это? Я взял на прогулку оба пистолетика, но выяснилось, что ты не хочешь брать своего, а я не пожелал относить его назад, в дом, где мы гостевали, словом, детский, черный и блестящий тот пистолетик так и остался на поросшем травой песчаном литовском пригорке под телеграфным столбом и, конечно, пропал. Пропал для тебя, потому что в моей-то памяти он остался навсегда: я и сейчас припоминаю этот пригорок с его деловыми муравьями и красно-черными жуками-пожарниками и помню свое ощущение, что поступаю я скверно, демонстративно оставляя этот пистолетик на случайном том бугорке. Много было потом в жизни подобных ощущений: знаешь, что поступаешь плохо, но все равно делаешь это, назло — кому? Да только самому себе.
Тогда, из-за произошедшей ссоры и слез, нас разлучили, и мы отправились в разные стороны: я пошел с папой. Мы из интереса зашли с ним в церковь, возле которой было много народа: теперь я понимаю, что это был католический храм: сумрак и золотистые расходящиеся лучи солнца над алтарем, мраморные полы и надгробия, гербы и памятные доски с надписями о пожертвованиях, венки искусственных цветов и деревянные фигуры святых на высоких постаментах — вся роскошь барокко... Странный дымный запах — ладан. И было там огромное, как мне показалось, Распятие — отлакированное временем, восковой бледности, и яркая алая кровь сочилась из свежей раны Иисуса. Атмосфера была непривычная и несколько пугающая и я, будущий пионер, усвоивший уже
Равиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
некоторые школьные уроки, отпустил какую-то глупую шутку по поводу распятия. Но папа — и я навсегда благодарен ему — остановил мое наивное святотатство бережным увещеванием: «Нельзя смеяться над этим человеком, — сказал он странным голосом, — он ведь много мучился и страдал.»
«Если не будете, как дети...» Эту глубокую истину христианства однажды заново раскрыл во время своего ответа на письма членов Ахмадийской Мусульманской Общины ее глава Хазрат Мирза Тахир Ахмад. Дети, сказал он, еще не понимают, что для них хорошо и что плохо. Поэтому они плачут и вопят, требуя того, что может быть вредно для них, и отказываясь от того, что для них благотворно. Скольких детей нужно силком провожать в школу, например... Поэтому отношения Всевышнего и людей также подобны отношениям умудренного взрослого с детьми.
И ребенка нельзя убедить логикой, он только делает вид, что понимает логические наставления. Его убеждает любовь взрослого, которая вызывает доверие.
Ребенка убеждает вера во взрослого. Убежденность приходит потом, с годами и опытом.
Давай же и мы станем, как дети.
Сейчас, когда я заново обдумываю мои и наши общие воспоминания, пронзительные, краткие и, казалось бы, совсем незначительные и давно позабытые кусочки прожитой жизни начинают вновь сиять, сверкать и освещать мою нынешнюю реальность — как осколки разбитого зеркала, случайно избранные блуждающим солнечным лучом... Вот один из таких осколков памяти: я лежу с высокой температурой на даче, которую мы два лета подряд снимали на казанской пригородной станции Обсерватория: мне шесть лет. У меня от жара бред или полубред: все время вижу, как стою возле темного лесного
озерца с удочкой и одного за другим вытаскиваю маленьких пятнистых линьков. Это, на самом деле, не полный бред, а воспоминание: именно у такого озерца, спрятавшегося в сосновом бору неподалеку от деревни, я и простудился за день до этого. Багровое видение этой рыбалки просто преследует меня в моем жару. Едва закрою глаза — встают кругом высокие красные сосны, таинственно отсвечивает багрянцем заката озерцо, и вытаскиваю, вытаскиваю одного за другим этих линьков, и странный, кружащий голову, словно на теплой хвое настоенный и помутняющий разум запах висит в недвижной духоте. Ни ветерка: отливающая красным темная зеркальная гладь озерца, темные же отражения сосен.
Во спасение от бреда с трудом открываю глаза: тишина. Деревенская изба: свет исходит от окна, за которым — яблоневый сад, покато переходящий в огород, картофельное поле и, наконец, торфяное, в кочках и лужицах, поросшее низким ивняком болотце, где иногда клюют крошечные золотые и серебряные карасики, где живут усатые и полосатые рыбки-вьюны, и где на мелководье, на крупнозернистом придонном его песке, греются на солнце тучи мелких головастиков. И опять душный запах болиголова и нагретой солнцем торфяной воды словно настигает меня... Я невольно перевожу взгляд и вижу, что рядом, возле моей постели, молится дэуэни, наша с тобой бабушка.
Она молится всерьез и истово, хотя и шепотом. Кладет поклоны. Просит о чем-то. Мне непонятно — зачем? Я закрываю глаза и проваливаюсь в свой жар и полубред. Бабушка — молится.
Потом, через годы, я понял: мало того, что я, оказывается, был действительно серьезно болен. В то лето мама с папой — да хранит их Тот, Кто сохранил — попали в автокатастрофу:
Равиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
а наш маленький синий мотоцикл-котенок наехал огромный МАЗ. Папа чудом усидел в седле, хотя и страшно ободрал ногу. Маму же ударом выбросило на асфальт, и она сильно ударилась затылком. Как раз в тот день, когда я бредил на даче, было еще неясно — выживет ли она вообще: она была в коме несколько дней. Все оставшееся лето она провела в больнице, и нам говорили, что она просто уехала на время. В то лето папа поседел, в двадцать восемь лет. И не было ни у кого никакой надежды, кроме как на Аллаха. Спасение мамы оказалось чудом — и для врачей, и для близких.
Помню еще: однажды мне приснился сон. Я, как и многие люди, помню некоторые свои сны всю жизнь, хотя мне и непонятно, почему помнятся именно эти, а не иные, сновидения. Ведь, по ускользающему ощущению, были и другие, гораздо более яркие и сюрреальные сны, и от них не осталось в памяти ничего. Но этот именно сон, вполне обыкновенный, навестивший меня, когда мне было чуть за двадцать, никак не уходит из памяти.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |