Он просто помнил, что любовь к ней спасла его. А её любовь, как оказалось, её саму едва не погубила. Во всяком случае, именно так он воспринимал мотив её поступка, который не мог простить.
— Я знаю, какого это, Драко, жить с мужчиной, который тебя не любит. Со временем твоему отцу, конечно, удалось проникнуться ко мне чувствами. Можно сказать, он даже полюбил меня, по-своему. Но я всегда знала, что его сердце принадлежит другой женщине, как и сейчас знаю, что твоё принадлежит только Гермиона. Поэтому не делай глупостей, Драко! Не повторяй ошибок отца! Пощади ту девушку, пока она не влюбилась в тебя окончательно. И... прости Гермиону. Я знаю, как тебе тяжело это сделать, но ты должен понять...
Она на миг замерла, и Драко нетерпеливо спросил:
— Понять что?
Нарцисса поднялась с места и пристально посмотрела ему в глаза.
— Что иногда лучше пожертвовать гордостью и позволить себе быть счастливым, как бы твой разум ни сопротивлялся. Слушай сердце, Драко. Его ты никак не сможешь обмануть.
Драко не знал, как ему реагировать на этот ошеломляющий разговор. В голове было столько кричащих мыслей, которые будто молоточками отбивали нестройный ритм с внутренней стороны его черепной коробки, что он выдал первое, что пришло в голову:
— Только не говори, что одобряешь мой союз с грязнокровкой.
Глаза Нарциссы холодно блеснули, когда он произнёс последнее слово.
— Я одобряю всё, что способно сделать тебя счастливым, Драко, — без тени улыбки ответила она. — Я, как и ты, и так потратила слишком много времени на то, чтобы следовать указаниям Люциуса и жить по его искажённым жаждой мести принципам. Я уверена, мы заслужили право жить своей жизнью, Драко. А ты заслужил право любить и быть с кем захочешь сам.
Драко поражённо смотрел на мать, не сводящую с него мудрого взгляда, пока эти слова находили в нём странный, уже не кажущийся отвратительным отклик, словно она посеяла зерно надежды на, казалось, выжженной почве его души, даря долгожданное исцеление. И теперь внутри него зарождалось что-то такое робкое, светлое и настолько неуместное на фоне произошедших за один только вечер событий, что Драко разозлился на самого себя.
«Не смей!», — мысленно рявкнул он, пытаясь отогнать дурацкие мысли, сформировавшиеся в знакомый лик с густыми каштановыми волосами и тёплыми карими глазами. Лик улыбался и укоризненно качал головой, будто видел его насквозь.
И от этого стало очень-очень тепло, но вместе с тем больно.
— Не смей, — вслух тихо повторил Драко, уже почти не сопротивляясь целебному ощущению, подсказывавшему, что он сможет найти выход из лабиринта, сможет вновь увидеть свет, если только у него хватит храбрости и сил на это.
Ведь теперь его воспоминания были существенно дополнены для того, чтобы всерьёз задуматься над словами матери и попытаться перестать быть заложником своей памяти.
Перестать быть пленником личного лабиринта памяти.
* * *
Гермиона закрыла глаза и с удовольствием втянула прохладный, пахнущий мокрым асфальтом и свежей травой воздух. Казалось, февраль распахнул дружелюбные объятия весне, которая благодарно приняла их и одарила его взамен теплом, пообещав остаться. Действительно, за какие-то несколько недель Лондон совершенно преобразился: теперь на людей будто насмешливо смотрели многочисленные глаза-лужи, ветки деревьев, словно дразня, показывали маленькие листочки-языки, а из развешанных по центру города ртов-динамиков, намеревавшихся говорить с утра до вечера, раздавались задорные мелодии, заставляющие губы невольно растягиваться в улыбке.
Ещё никогда Гермиона не видела такого оживления среди горожан в феврале, но, с другой стороны, она не помнила, когда в последний раз март вступал в свои права так рано. И поэтому сегодня, выйдя с работы на улицу и почувствовав, как грусть, порождённая безысходностью, привычно протягивает к ней ледяные пальцы, она решила зацепиться за это ощущение весны, решила прогуляться по улочкам и, может, забрести в пару магазинчиков. Но как бы она ни старалась сконцентрироваться на красоте просыпающейся природы, помыслы так или иначе возвращались к одному единственному человеку, о котором она уже разучилась не думать.
После неудавшегося свидания Гермиона написала Нарциссе и рассказала о произошедшем, предположив, что, скорее всего, она вновь встретила Драко, если ей не почудилось. Конечно, было бы лучше, если бы почудилось: мысль, что он увидел её с другим мужчиной, вызывала жуткие эмоции. И, хотя Драко сам встречался с другой, Гермиона всё же не хотела, чтобы он расценил её недовстречу как желание начать новые отношения.
Нарцисса ответила не сразу, но, когда ответила, поразила Гермиону, ответив, что Драко наконец-то вернулся в поместье и с ним всё в порядке. Правда, на этом известии письмо заканчивалось, и по его тону Гермиона поняла: сейчас не лучшее время вести переписку и разузнавать, как дела у Драко. Да и, в сущности, зачем ей уже это? Она решила отпустить его, а он, похоже, этим с удовольствием воспользовался, предпочитая забыться в объятиях Астории. По-хорошему ей не нужно было отправлять очередное послание Нарциссе, потому что не было никакой необходимости рассказывать о провальном свидании и потерпевших крах попытках жить без Драко. Теперь Гермиона понимала всё это очень отчётливо, но тогда... Тогда, когда она судорожно выводила строчки, боясь не успеть, когда в страхе представляла, что подумал Драко, увидев её с Аланом, она искренне считала, что поступает правильно, надеясь, что хотя бы Нарцисса сможет донести правдивую версию случившегося.
— Гермиона? — внезапно окликнул её знакомый голос, и она, обернувшись, заметила Саманту, стоящую всего в паре метров от неё.
— Ох, привет, Сэм! — шагнула к ней Гермиона, стеснённо улыбнувшись: ей было стыдно, что она так быстро покинула праздничный ужин, столкнувшись с Драко и его новой девушкой, и с тех пор так и не нашла времени заглянуть в гости.
Словно прочитав её мысли, Саманта произнесла:
— Давно не виделись! Я уже и забыла, как ты выглядишь!
Она всплеснула руками и укоризненно покачала головой.
Гермиона смутилась ещё больше и неловко заправила прядь за ухо.
— Да, извини. Мне жаль, что так вышло с тем ужином. Просто мне...
—...резко стало плохо. Я помню, — слегка наклонилась к ней Сэм и положила ладонь на её руку. — Слушай, я как раз хотела с тобой поговорить. Ты сейчас занята?
Гермиона открыла рот и на миг замерла. Соблазн соврать был слишком велик: она не могла сказать, что ей было уютно в обществе Сэм, которая могла говорить часами. Но всё же чувство вины взяло верх, и Гермиона со вздохом откликнулась:
— Нет, абсолютно свободна. У тебя есть предложение?
— Давай зайдём вон в то кафе, — кивнула куда-то ей за спину Саманта. — Обещаю, на этот раз болтать я много не буду: меня дома ждёт Рон.
Гермиона согласилась, и спустя пару минут они уже сидели за столиком. Какое-то время они говорили о ерунде, делясь новостями, пока Гермиона не поинтересовалась, как дела у Рона.
И вот тогда всё изменилось.
Саманта внезапно замолкла и посерьёзнела. Нахмурившись, она взяла в руки салфетку и принялась теребить её, словно подбирая слова. Гермиона настороженно наблюдала за ней и мысленно перебирала разные варианты того, что может сказать Сэм. И в этот момент стало ясно, что вся их непринуждённая беседа была лишь защитным барьером пред лицом действительно волнующих их тем и невысказанных вопросов.
— О нём я и хотела поговорить, Гермиона. Но прежде чем я начну говорить о Роне, я хочу спросить у тебя: что происходит?
Гермиона поражённо уставилась на неё: было ощущение, что перед ней совершенно другой человек: она никогда не видела Саманту такой глубокомысленной и сосредоточенной.
— Что конкретно ты имеешь в виду? — глухо поинтересовалась Гермиона.
— Ты сама не своя, Гермиона, и это заметно. Я знаю, Джинни говорила нам, что у тебя проблемы в семье и лучше тебя не расспрашивать об этом, но я могу поклясться, что это ложь. Всё дело в мужчине, ведь верно?
Саманта пытливо смотрела на неё, пока Гермиона не способна была выдавить и слова. Весь этот разговор стал полной неожиданностью, а то, что Сэм, та, кого она, положа руку на сердце, считала не слишком далёкого ума, вот так просто её раскусила, вообще было чем-то выходящим за рамки.
— Я даже осмелюсь предположить, что это тот самый мужчина, с которым ты танцевала в «Магнолии». Его зовут Драко, кажется? — чуть более настойчиво произнесла Саманта, и Гермионе стало ясно, что отрицать бесполезно.
— Откуда ты знаешь? — наконец выдавила она.
Сэм горько усмехнулась.
— Я, конечно, не так умна, как ты, Гермиона, но и не так глупа, чтобы не понять — ты страдаешь из-за мужчины. А Рон страдает из-за тебя, потому что догадывается, в чём причина твоего состояния, но высказаться не решается. Если бы не я, поверь, он уже давным-давно извёл бы тебя вопросами и докопался до истины. Но я чувствовала, что ты пока не готова ему озвучить правду.
Гермиона смотрела на Саманту, будто увидела её впервые. Сейчас ей было по-настоящему стыдно, что они с Джинни так долго втайне посмеивались над легкомысленностью Сэм, ведь на самом деле она была далеко не глупа, раз смогла так точно увидеть суть проблемы. А если учесть, что ей каким-то непостижимым образом удалось ещё и сдержать Рона, то выходило, что она ещё и поистине мудра.
И это вызывало уважение.
— Всё очень сложно. Ты не представляешь, насколько... — тихо отозвалась Гермиона, с сожалением глядя на неё и качая головой.
— Нет, это ты не представляешь... Не представляешь, насколько сложно мне видеть, как Рон при упоминании о тебе угрюмо замирает и какое-то время не разговаривает вовсе. Как он сомневается в принятии важных для нас двоих решений, словно его что-то держит. И я знаю, что его держит, Гермиона. Это ты, — с горечью выдала Саманта, и в её словах прозвучала такая боль, смешанная с отчаянием, что Гермиону вмиг затопило чувство вины.
— Мы давно расстались, Сэм, нас уже ничто не связывает, кроме дружбы, — накрыла ладонью её руку Гермиона. — Думаю, Рон тоже так считает, раз начал жить с тобой. И ещё... Да, ты была абсолютно права: я люблю другого мужчину. Я люблю Драко.
Признание далось ей невероятно легко, словно эти слова ждали момента, когда смогут вырваться наружу, и Саманта, услышав их, на секунду застыла, после чего немного наклонилась к ней.
— Тогда расскажи Рону, Гермиона. Только так ты освободишь его, и он наконец сможет двигаться дальше, не мучаясь мыслями, что ты когда-нибудь всё-таки вернёшься к нему! Расскажи и тем самым отпусти его, умоляю, — отчаянно прошептала Сэм, с надеждой глядя ей в глаза, и Гермиона внезапно поняла всё. Она вспомнила неловкие разговоры с Роном, его сцены ревности в «Магнолии» и то, как он советовался с ней насчёт отношений с Самантой. Гермиона была слишком увлечена Малфоем, чтобы заметить: Рон всё ещё ждёт её окончательного решения, хоть она уже давно его приняла. И, возможно, поэтому он не позволяет себе в полной мере отдаться чувствам к Сэм и быть с ней счастливым.
— Мне кажется, он придёт сегодня к тебе, — оттолкнувшись ладонями от стола, неожиданно поднялась Саманта. — Я почти уверена, что так и будет.
— Но почему? — нахмурившись, медленно встала Гермиона.
Сэм грустно усмехнулась и покачала головой.
— Всё очень сложно. Ты не представляешь, насколько... — повторила она недавнюю фразу Гермионы и, развернувшись, быстро пошла к выходу.
Когда она аппарировала, Гермиона была уверена: Сэм сказала правду.
И, похоже, сегодня Гермионе придётся сделать то же самое.
* * *
Она ждала, что он придёт, а потому раздавшийся настойчивый стук в одиннадцатом часу вечера не вызвал у Гермионы удивления. Тяжело вздохнув, она неторопливо подошла к двери, возле которой замерла, не решаясь открыть. Ей было жутко страшно, она никогда так не боялась, как сейчас, понимая, что, стоит ей только произнести отпирающее заклинание и повернуть ручку, возможно, вся её жизнь изменится и никогда после не станет прежней. Она знала, что обязана сказать Рону правду, а ещё должна выслушать причину, по которой он пришёл, но и то, и другое было до отвращения сложно сделать. Гермиона всегда считала себя храброй, но сейчас трусила, опасаясь, что из-за этого пока что не состоявшегося разговора она потеряет Рона, потеряет навсегда.
И, вполне вероятно, так оно и будет.
Она вздрогнула, когда стук повторился с удвоенной силой, а за дверью прозвучало:
— Гермиона! Я знаю, что ты дома. Умоляю, открой! Это очень важно.
И она, зажмурившись до белых кругов, сделала глубокий вдох, а потом... Подчинилась желанию Рона.
Распахнув дверь и веки, Гермиона наткнулась взглядом на родное веснушчатое лицо, и сердце ёкнуло, когда она поняла — Рон в отчаянии. Он стоял, ссутулившись, и тяжело дышал, глядя на неё исподлобья, а в его глазах читалась такая растерянность, смешанная с паникой, что Гермиона на миг задержала дыхание.
— Рон, что произошло? — тихо спросила она, окидывая беспокойным взглядом его промокшую насквозь мантию и потемневшие от воды волосы, липнувшие ко лбу.
— Я попал под дождь. Выбрал неудачное время для прогулки, — глухо отозвался он, и Гермиона еле слышно охнула, осознав — произошло что-то жуткое.
Она отступила в сторону и жестом пригласила его войти, и он повиновался, проходя в прихожую, где неподвижно замер, повернувшись к ней спиной.
Гермиона мягко закрыла дверь и так же застыла, боясь пошевелиться. Казалось, любой вопрос, хотя нет, даже любое слово было способно разрушить всё вокруг, и назад пути не будет.
Рон стоял, опустив голову, его плечи напряжённо вздымались, и от его облика веяло такой безысходностью, что Гермиона больше не смогла молчать.
— Рон... — начала она, и этим будто перерезала последнюю тонкую нить, заставлявшую того держаться.
Рон рвано вздохнул и стремительно к ней обернулся.
— Она беременна. Скорее всего, Сэм беременна.
Его слова были подобны грохоту грома в безмолвии комнаты, и Гермиона даже не сразу осознала их смысл, но когда осознала, невольно поднесла руку ко рту и сдавленно прошептала:
— О боже...
Рон смотрел на неё с какой-то странной обречённостью и тоской, пока она пыталась собраться с мыслями. Наконец, взяв себя в руки, Гермиона предложила:
— Давай пройдём в комнату. Я заварю нам чай.
Рон коротко кивнул, и она прошмыгнула мимо него на кухню. Руки на автомате доставали кружки, заварку и сахар, пока мозг лихорадочно работал, силясь найти решение, как ей быть дальше. Гермиона искренне не знала, что сказать в ответ на это известие, она не могла разобраться даже в себе, рада она или нет. Всё внутри смешалось, эмоции слились воедино, и было совершенно невозможно понять хоть что-то.
Пока она несла поднос, её руки безнадёжно тряслись, заставляя посуду мелко дрожать с характерным звуком, который нервировал ещё больше. Гермиона вошла в гостиную и замерла, увидев Рона, который сидел всё в той же мокрой одежде, обхватив голову руками. Тяжело вздохнув, она подошла к кофейному столику, стараясь ступать неслышно, и уже собиралась аккуратно поставить поднос, как нервы в последний миг сдали, и Гермиона уронила поднос с противным звоном. К счастью, посуда не опрокинулась, но чай расплескался наполовину, и Рон, резко подняв голову, вздрогнул от внезапного звука.
— Прости, — пискнула Гермиона, не глядя на него, и, мысленно ругая себя, принялась вытирать стол. Она чувствовала его взгляд, но намеренно прятала глаза, глупо надеясь, что хотя бы так сможет немного оттянуть слишком болезненный для них двоих разговор.
— Она сказала мне вечером. Говорит, уже неделю подозревала, но лишь сегодня окончательно в этом убедилась, — меланхолично начал Рон, и Гермиона замерла. Сглотнув, она отложила тряпку и заклинанием заставила её исчезнуть, после чего села на диван и, наконец, осмелилась взглянуть на Рона. Он выглядел намного старше своего возраста, словно неожиданно свалившаяся на него ответственность заставила его повзрослеть на десяток лет.
— Ты сказал, она беременна «скорее всего», — уточнила Гермиона, и Рон нахмурился.
— Конечно, есть вероятность, что зелье показало неверный результат, но всё же она ничтожно мала.
— В таком случае я поздравляю тебя, Рон! Я уверена, ты станешь прекрасным отцом, — осторожно начала Гермиона, еле ощутимо положив руку ему на плечо, но он дёрнулся от её прикосновения и молниеносно к ней обернулся.
— Нет, Гермиона, нет! Как же ты не понимаешь? Я ещё не готов, я не уверен, что справлюсь... Я не уверен, что хочу этого!
Гермиона мягко ему улыбнулась.
— Рон, все мужчины проходят через это. Это нормально, что ты сомневаешься в своих силах, ведь это большая ответственность, но я знаю, вы с Самантой будете прекрасными родителями! К тому же, если ребёнок рождён в любви...
Она внезапно замолкла, заметив, каким взглядом смотрит на неё Рон. Внутри всё вмиг сжалось, когда он открыл рот и тихо произнёс:
— Я ведь даже не знаю, люблю ли её.
Гермиона не смогла сдержать вздох, когда услышала это отчаянное признание.
— Конечно любишь, Рон. Если бы не любил, то не зашёл бы в отношениях с Сэм так далеко, — постаралась убедить его Гермиона, но он лишь раздражённо мотнул головой.
— Ты же знаешь её, Гермиона. Она умеет убеждать, — с горькой усмешкой отозвался он. — Естественно, она мне очень нравится и мне с ней хорошо, но я до сих пор не могу понять, та ли это девушка, с которой я готов провести всю жизнь. Однажды я уже сделал неправильный вывод на этот счёт.
Гермиона чувствовала, как кровь приливает к щекам под его пристальным взглядом, и она поняла — пора.
— Рон, я думаю, нам давно необходимо откровенно обсудить наши отношения.
— Я согласен, Гермиона, — пылко откликнулся Рон, и в его глазах промелькнула тень надежды. — Послушай, я знаю, мы многое пережили, и всё сложилось не так, как мы планировали, но...
Он на секунду замер, а Гермиона в ужасе молилась, чтобы он замолчал, чтобы не продолжал то, что уже почти сорвалось с губ. И потому она, в желании предотвратить неминуемое, прервала его:
— Прости меня, Рон, но я люблю тебя как друга. Между нами всё и правда закончилось больше года назад, и мне жаль, что приходится озвучивать это.
Её слова, похоже, поразили Рона до глубины души: глаза расширились, лицо побледнело, а тело невольно подалось назад.
— Я не должна была давать тебе надежду, я обязана была во всём признаться раньше, но мне казалось, ты и так всё знаешь, — продолжила Гермиона, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. — И поверь, я ненавижу себя за то, что не смогла подарить тебе ту любовь, которую ты заслуживаешь. Что не смогла тебя полюбить по-настоящему.
Рон, во взгляде которого читалась такая острая боль, смешанная с изумлением, что сердце Гермиона сковало стальными тисками, медленно поднялся, и она испугалась, что он уйдёт.
— Нет, прошу тебя, не...
— Ты любишь другого. Всегда любила, — перебил Рон, и возникло ощущение, будто этими словами он ударил её под дых.
Она встала с дивана и, всматриваясь в его лицо, попыталась найти слова, но их просто не было.
— Кто он, Гермиона? Скажи мне, — устало попросил Рон, не сводя с неё полного горечи взгляда, пока она всё так же молчала.
Разбушевавшийся за окном ветер покачнул крону дерева, и ветки с остервенением хлестнули по стеклу, как бы подгоняя Гермиону с ответом.
— Ну? — настаивал Рон, чуть повысив голос, и она поняла — всё.
Момент настал.
Она обязана рассказать правду. Ради Рона, ради его счастья с Сэм и их будущего ребёнка. Она должна отпустить его, поступить правильно, даже если потеряет его дружбу и уважение навсегда.
Рон заслуживает истины, а она, к сожалению, не заслуживает прощения за то, что так долго врала ему, впутав в эту паутину лжи самых близких ему людей.
Она должна принять ответственность, должна, в конце концов, сдаться и признаться не только Рону, но и всем вокруг, если потребуется.
— Кого ты смогла полюбить, Гермиона? Ответь, пожалуйста. Назови мне его имя, — с болью в голосе повторил Рон так, словно и сам уже обо всём догадывался.
И она, шагнув на свой личный эшафот, смело вскинула подбородок и произнесла последние слова, как перед неминуемой казнью:
— Драко Малфой. Я люблю Драко Малфоя.
Окно резко распахнулось, рама неистово ударилась о стену, и ветер больно хлестнул Гермиону по щекам, будто в наказание.
Спустя час, когда она сидела на полу в окружении осколков разбитой посуды и собственной жизни, безмолвно плача, она пыталась вспомнить, как-то собрать мыслия о состоявшемся разговоре, но боль, лавина боли, расплавляла разум, просто не давала ей сконцентрироваться. Кажется, Гермиона рассказала Рону всё, ведь он позволил ей рассказать, а потом... Потом было много слёз, криков, оправданий, слов мольбы и обоюдного желания, чтобы это оказалось дурным сном.
Последним, что отчётливо запомнила Гермиона, был прощальный, разочарованный и выкрашенный в отчаяние взгляд Рона, а ещё... Его тягучее, выворачивающее внутренности молчание, которое говорило больше любых слов.
Да, это так.
Он не простит её.
Никогда.
И Гермиона, хоть и оплакивала свою потерю, всё же чувствовала и светлую грусть от того, что теперь он по-настоящему свободен и знает правду.
Что теперь по-настоящему свободна она сама и готова сполна заплатить за это.
* * *
— Что тебе нужно?
Драко нахмурился. Конечно, он догадывался, что Дафна не будет в восторге от его прихода: Астория порой рассказывала той непозволительно много. Но он не ожидал, что она едва не вспыхнет от ярости, как только увидит его на пороге дома.
— Послушай, я пришёл перед ней извиниться. Она здесь? — устало поинтересовался он, глядя, как Дафна насупилась и скрестила руки на груди.
— Проваливай, — выплюнула она, буравя его грозным взглядом исподлобья. — Или тебе было недостаточно того, как ты...
— Драко? — показалась из-за её плеча белокурая голова Астории. — Что ты тут делаешь?
Драко облегчённо вздохнул. Теперь всё должно было пойти куда легче.
Так и оказалось. Он не ошибся, предположив, что Астория всё же выслушает его, хотя это и стоило ему вымотанных нервов от громкой ссоры с Дафной. В конце концов та, хлопнув дверью, скрылась в доме, оставив их наедине, и тогда Драко начал говорить.
С той ночи, когда они виделись в последний раз, прошло три дня, и он, ощутив угрызения совести и поддавшись уговорам матери, решил всё же попросить прощения. Астория, безусловно, была не самым приятным человеком, но, во всяком случае, ей удавалось его чуточку отвлечь от разрушительных мыслей и хотя бы немного разнообразить его жалкое существование. Она не виновата, что он облажался в постели, и уж точно не её вина в том, что она не Грейнджер, для того чтобы он захотел её по-настоящему.
К удивлению Драко, Астория тут же простила его, ну, или сделала вид, что простила, когда он, выдумав какие-то совершенно дурацкие причины, объяснил своё поведение и извинился перед ней. Она сама предложила прогуляться по Лондону, и Драко нехотя согласился, вспоминая последний серьёзный разговор с Нарциссой. Когда он осторожно уточнил у Астории, будет ли иметь эта встреча исключительно дружеский формат, та ответила утвердительным кивком и даже улыбнулась.
Драко знал: она снова врёт. Наверняка до сих пор втайне надеется, что когда-нибудь он сможет её полюбить.
Дура.
Но он сделал вид, что верит её словам, ведь, к счастью, был уверен: она не станет к нему лезть с поцелуями и объятиями, если он сам не захочет, потому что будет до последнего играть роль «подруги», прекрасно осознавая, что на данный момент Драко большее совершенно ни к чему. Она будет проводить с ним время, не надоедая, но при этом стараясь увлечь беседой, и тем самым постепенно заставит его привыкнуть к ней. Она сделает всё, чтобы ему было комфортно в её обществе, и только если подвернётся удачный момент, позволит себе большее, чем дружеское общение, как это было уже однажды. Она заставит доверять ей и медленно вселит в него уверенность, что теперь он без неё не может, и она для него — идеальная пара. И вот тогда-то капкан захлопнется, и он окажется в ловушке.
Да, возможно, всё так бы и было, если бы не одно «но».
Драко знал все эти манипуляции наизусть, и сейчас, когда его разум не был затуманен болью предательства, он видел Асторию насквозь, прекрасно понимая, какие мысли посещают её подлую головку, если она готова переступить даже через гордость во имя достижения цели. Интересно, если бы она узнала, что Драко безнадёжно влюблен в Грейнджер — стала бы так стараться? Или ей абсолютно плевать на его чувства к другой, ведь она самоуверенно полагала, что ей удастся его околдовать своими женскими штучками?! Скорее всего, второе.
И от этого становилось противно.
— Я думаю, ты понимаешь, что между нами не может быть ничего, кроме дружбы, Астория, — осторожно начал Драко под конец их прогулки. — Я не хочу врать тебе, и поэтому прошу прощения, что ввёл тебя в заблуждение, заставив думать иначе.
— Всё в порядке, Драко, я понимаю. Но простить тебе грубое поведение и окончательно всё забыть смогу лишь при одном условии, — сказала она, хитро сверкнув глазами.
Драко едва сдержался, чтобы не закатить глаза.
— И какое же это условие?
— Ты пойдёшь со мной на благотворительный вечер в помощь жертвам войны, который будет устраивать Министерство через неделю. В качестве друга, конечно, — победоносно улыбнулась она.
— Это то самое идиотское мероприятие, что организовано с целью вытянуть с оправданных Пожирателей как можно больше денег в обмен на благосклонность Министерства на весь будущий год?! — презрительно фыркнул он.
— Я уверена — тебе понравится! Мы будем развлекаться, танцевать под живую музыку — что может быть лучше?
Драко нахмурился, внезапно вспомнив, как он сам, казалось, целую вечность назад танцевал с Грейнджер под звуки оркестра. И от этого сердце тоскливо ёкнуло.
Настроение вмиг испортилась, и ему захотелось побыть одному, в то время как Астория всё так же пытливо смотрела на него и ждала ответ. Драко понимал — если он ей откажет, она найдёт способ извести его и, вероятнее всего, не отстанет, а потому решил, что лучше будет согласиться. Ведь как раз после этого чёртова приёма он сможет со спокойной совестью навсегда распрощаться со случившимся в его жизни недоразумением по имени Астория и хоть как-то загладить вину перед Дафной, которой до сих пор был благодарен за то, что когда-то уберегла его от идиотского поступка.
— Хорошо, я пойду, — в конце концов нехотя ответил Драко, и Астория моментально расплылась в счастливой улыбке, после чего бросилась к нему на шею.
— Ох, я так рада, Драко! Как же всё-таки прелестно, что мы смогли разрешить наши разногласия! — отстранившись от него, заглянула она ему в глаза.
— Да уж, безудержная радость, — не без сарказма ответил он, хмуро глядя на неё, когда почувствовал на себе чей-то взгляд. Уголки его губ невольно слегка приподнялись, когда он увидел Блейза, который смотрел на них с Асторией, иронично вскинув брови.
Они столкнулись взглядами, и перед Драко пронеслись воспоминания об их последней встрече. Чёрт, сколько же времени прошло? Прислушавшись к себе, Драко внезапно осознал, что не злится на Забини. Напротив, сейчас, когда ему было так необходимо общество кого угодно, только не Астории, встреча с ним казалась ему просто подарком судьбы.
— Что ж, мне пора идти, — нехотя переведя глаза на неё, известил он.
— Разве ты не проводишь меня? — с сожалением начала было Астория, но, видимо, уловила в его взгляде что-то, заставившее её сменить тон. — Ну ладно, как хочешь. Я напишу тебе, Драко. Не забудь про приём!
— А это вообще возможно, если учесть, что ты наверняка мне об этом напомнишь ещё раз двадцать, а может, и все сто? — съязвил он, стараясь скрыть раздражение.
Астория слегка ему улыбнулась.
— До встречи, Драко, — сказала она и чмокнула его в щёку, после чего с лёгким хлопком аппарировала.
Он покачал головой, закатив глаза: наконец-то свободен, какое счастье.
Шумно выдохнув, он взглянул на Блейза, который теперь выжидающе воззрился на него, всем видом показывая, что ждёт, пока он подойдёт. Мысленно выругавшись, Драко не спеша перешёл дорогу и, миновав стайку резвящихся школьников, двинулся к Забини. Тот пристально смотрел на него, словно что-то прикидывая, после чего вместо приветствия произнёс:
— Ты из ума выжил, Малфой? Астория Гринграсс. Ты, наверное, шутишь?
Драко криво ухмыльнулся.
— Я тоже безумно рад нашей встрече, Забини. Как поживаешь? Как семья? Как дом? Ах, спасибо что поинтересовался: у меня всё замечательно, лучше просто быть не может, — с сарказмом откликнулся Драко, и Блейз еле заметно мотнул головой.
— Ты всё ещё злишься на меня, — спустя несколько секунд заговорил он.
— Нет, — вздохнув, признался Драко. — Я не злюсь на тебя, Забини. Я просто тебя ненавижу.
Какое-то время они оценивающе смотрели друг на друга, как обычно и бывало у них после уже почти что ставшего ритуалом обмена любезностями, а потом губы Блейза расплылись в улыбке, и через пару мгновений он издал несколько смешков. Драко и сам не заметил, как и на его лице появилась улыбка, а когда Забини засмеялся, то он и сам не смог сдержаться. Казалось, будто и не было тех долгих месяцев, что они не общались, не было той жуткой правды, которая едва не развела их навсегда. И Драко искренне не знал, какого чёрта он не злится, ведь должен, по-настоящему должен! Но, наверное, какое-то внутреннее ощущение, что несмотря ни на что, Забини остаётся его настоящим, вернее даже, единственным другом, затмевало всё.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |