* * *
Гермиона не может поверить, что сделала это.
Когда она уезжала на каникулы в Нору, то была уверена, что после возвращения в школу всё будет кончено. Она думала, что, встретив Рона, сможет забыть о Драко и о тех пугающих, неправильных вещах, которые она ему позволяла с собой делать. Она надеялась, что её отношение к нему станет прежним, и она больше не будет его хотеть.
Но она ошибалась.
Всё пошло совершенно не так. Когда Гермиона увидела Рона и ощутила его робкий поцелуй, она не почувствовала ничего. И это по-настоящему шокировало, ведь она ожидала испытать хотя бы что-то отдалённо похожее на те чувства, которые у неё вызывали поцелуи Драко, а потому сделала всё, чтобы остаться с Роном наедине, когда сама проявила инициативу и притянула того к себе, желая проверить снова. Рон удивился её внезапному порыву, но ответил на поцелуй, а ещё крепче обнял Гермиону, в то время как она сама отчаянно пыталась вызвать в себе хоть крупицу былого желания, но вместо этого ощущала лишь досаду и злость. Видимо, переживаемые ею эмоции выплеснулись в ещё более настойчивые движения губ, что Рону, очевидно, не понравилось, и, когда он сам её вскоре отстранил, она готова была расплакаться от отчаяния.
— Гермиона, я думаю, нам стоит остановиться, — сказал он, глядя на неё со смесью настороженности и сожаления. — Понимаешь, я не хочу морочить тебе голову. Я знаю, как для тебя важны отношения, и поэтому не хочу тебя разочаровать, ведь я... Я пока не готов, Гермиона. Прошло слишком мало времени.
У неё по лицу текли слёзы, и, наверное, Рон принял их за слёзы обиды, но на самом деле Гермиона плакала совершенно из-за другого: она просто понимала, что вся её влюблённость, которую она бережно хранила в сердце несколько лет, куда-то улетучилась, растворилась вместе с войной, отобравшей детство. Гермиона знала, что сейчас всем было не до отношений, в особенности Рону, который ещё не до конца оправился от смерти Фреда, и она принимала это. Но горечь ситуации заключалась в том, что ей самой, оставшейся без опеки родителей, которым она до сих не решилась вернуть память, без поддержки друзей, которые всё время были далеко, — ей, как никогда, хотелось ощущать, что она кому-то нужна. И странным образом Малфою удавалось удовлетворять эту её бешеную потребность, пусть и в особенной, извращённой манере, а ещё рядом с ним Гермиона вспоминала, что способна испытывать что-то, помимо боли, страданий и сожаления. Она чувствовала себя живой, хотя платила за это тем, что предавала свои же внутренние принципы, предавала друзей и близких людей, находя неожиданное утешение в объятиях бывшего Пожирателя Смерти, бывшего врага и человека, который ещё несколько месяцев назад стоял на стороне тех, кто убивал таких, как она.
Гермиона думала об этом все дни, проведённые в Норе, и ей казалось, она ходит по девяти кругам ада. Она видела потухшие лица всех членов семьи Уизли, впитывала в себя их боль и осознавала, что она беспомощна перед силой памяти, которая, словно прокравшись в углы, шептала, постоянно напоминала о Фреде. И хотя все искренне пытались вернуть в дом былую атмосферу веселья, всё же каждый ощущал: как раньше уже не будет, и, поскольку пока что смириться с этим не мог никто, все терпели поражение в борьбе за то, чтобы праздничные дни прошли, как подобает.
К концу каникул Гермиона чувствовала себя настолько подавленной, лишённой жизни, что возвращалась в школу в надежде убежать от ужасов прошлого, которые она будто заново пережила, глядя на постаревшее за несколько месяцев лицо Молли, на застывшую печаль в глазах Гарри и на внутренне сломленного Джорджа, который за все каникулы заговорил лишь дважды, но так ни разу и не улыбнулся.
Всю дорогу в Хогвартс Гермиона плакала, чувствуя себя полнейшим ничтожеством, потому что знала: она ничем не может помочь людям, которых любит всем сердцем. И она жаждала одного: чтобы у неё вышло помочь хотя бы самой себе.
Поэтому в миг, когда Гермиона увидела Малфоя, она едва не рассмеялась от горького осознания: он единственный, в ком она сейчас по-настоящему нуждается.
Он единственный, кто может заставить её забыть.
И она сделала это. Сделала без капли сожаления, окончательно убивая где-то внутри свои несбыточные девичьи мечты о том, как всё должно быть, с каждым жёстким поцелуем и грубой лаской разрушая наивные надежды на то, что в этот момент она будет испытывать нежность и любовь.
Она сделала это, потому что с отвращением признала: война уничтожила романтика в её душе. Испепелила былые желания и грёзы, исказила принципы и изрешетила представления обо всём.
Гермиона уже была другой, но так отчаянно хотела стать прежней, что готова была пойти на любые методы, лишь бы вновь ощущать себя живой.
Вот почему она сделала это — отдалась Драко Малфою на жёстком столе одного из многочисленных кабинетов Хогвартса, даже не стыдясь, что в двадцати метрах от двери находится Большой зал, полный ничего не подозревающих учеников и преподавателей.
Сейчас, стоя у окна, окунувшись в воспоминания и разглядывая освещённый тусклыми фонарями двор Хогвартса, она грустно улыбается, наблюдая за парой подростков, резвящихся на улице. Гермиона чувствует в душе тепло, смешанное с тоской, и не чувствует сожаления, что она сама вряд ли когда-нибудь сможет так же беззаботно смеяться и дурачиться с человеком, которому несколько часов назад отдала свою невинность. Нет, она не жалеет: просто не может об этом не думать, смотря как девушка убегает от парня, а тот хватает ещё за шарф гриффиндорской расцветки, вынуждая остановиться, а затем валит в снег.
А дальше происходит сразу несколько вещей: парень накрывает её губы своими, Гермиона узнаёт в нём Блейза Забини и видит разметавшиеся на снегу ярко-рыжие волосы.
У неё внутри всё замирает, когда она осознаёт: та девушка — Джинни Уизли.
* * *
Гермиона решает ничего не говорить. Конечно, сначала она хочет высказать всё, но слова застревают где-то в гортани, когда она видит на пороге гостиной Джинни — живую, светящуюся, счастливую. Гермиона настолько ошеломлена переменой, произошедшей с той, что поначалу не знает, что сказать, а потом понимает — она не смеет говорить хоть что-то.
Она не смеет судить Джинни после того, что сделала сама несколько часов назад.
Она... понимает. Ведь Гермиона слышала, как каждую ночь, проведённую на каникулах в Норе, Джинни горько плакала, закрывшись в комнате. И никто не мог ей помочь, даже Гарри, который замкнулся глубоко в себе и вообще редко разговаривал, отдаляясь от Джинни всё больше и больше. И если Блейз сумел сделать то, чего не смог Гарри, если ему удалось рассмешить её и каким-то образом заставить забыть о заботах, то Гермиона будет делать всё, чтобы не спугнуть шаткое счастье Джинни своими нравоучениями.
Идут дни, и она сама убегает от реальности, растворяясь в близости совершенно неподходящего ей человека. Она не замечает, как их встречи становятся регулярными, а то, чем они занимаются, по-настоящему приятным. Они почти не разговаривают, но им и не нужны слова. Драко изучает её, она — его удобным для них двоих способом, и вскоре Гермиона уже знаёт, как нужно к нему прикасаться, чтобы ему понравилось ещё больше.
Сперва она, следуя своему особому ритуалу, всегда говорит, что они «должны прекратить этим заниматься», но быстро перестаёт это делать, утешая себя тем, что в любой момент может забыть. И она поддаётся его рукам, губам, языку, которые не слишком с ней церемонятся, даря откровенные, жёсткие ласки, что только заставляет кончать сильнее. Гермиону устраивает в этих, основанных только на сексе, отношениях всё: отсутствие какой-либо романтики, нежности и заботы, отсутствие нормальной кровати или чего-то более мягкого, более подходящего для подобных занятий и присутствие авантюры, приправленной опасностью.
Ей нравится чувствовать, как Драко ловит её за руку прямо посередине учебного дня и затаскивает в какую-нибудь безлюдную нишу иногда просто для того, чтобы довести до такого состояния, когда Гермиона уже сама начинает мечтать о встрече, назначенной на вечер.
Её будоражит элемент игры, который присутствует в их отношениях: незаметно ото всех, они дразнят друг друга, сводят с ума долгими взглядами или двусмысленными прикосновениями, увидев которые, обычный ученик не догадается ни о чём, зато догадаются они и найдут возможность подтвердить свои догадки в одном из пустующих классов этой огромной школы в тот же вечер.
Гермиона наслаждается той животной страстью, которая охватывает их с Малфоем, стоит им лишь оказаться наедине. Она никогда не думала, что может испытывать это чувство — тёмное, тягучее, запретное и оттого ещё более желанное, но она испытывает.
Она... чувствует. И это заставляет её познавать новый, чувственный мир вместе с Драко, даёт возможность попробовать разные варианты и выбрать те, которые доставляют наибольшее удовольствие.
И она не хочет это заканчивать. Пока что, однозначно, не хочет.
Проходит чуть больше месяца, когда Драко неожиданно говорит, застёгивая рубашку:
— Кстати, зря ты отпустила того второкурсника, не назначив наказание. Этот идиот давно любит шататься по ночам, и я не уверен насчёт чистоты его намерений.
Гермиона медленно оборачивается, не в силах поверить своим ушам. Что? Малфой действительно завёл с ней разговор? Она поражённо наблюдает, как тот ловко справляется с пуговицами, склонив голову, и не знает, что сказать. Драко поднимает на неё вопросительный взгляд и смотрит несколько секунд, прежде чем она, вспыхнув, наконец быстро выдаёт первое, что приходит в голову:
— С чего ты взял, что мне следовало принять большие меры, чем снятие очков с Пуффендуя? Насколько я помню, слизеринцы тоже не любители спать по ночам в своих кроватях.
Последняя фраза звучит двусмысленно,что заставляет её ещё больше покраснеть и смутиться: создаётся впечатление — Малфой вот-вот готов улыбнуться. Гермионе кажется, она плавится под его насмешливым взглядом, но она не отводит глаз, хотя, пожалуй, застёгивает мантию чересчур нервно.
— Слизеринцы, во всяком случае, обладают мозгами, чтобы не использовать Люмос и не попадаться старостам, — растягивая слова, говорит Драко, и от его низкого голоса кожа Гермионы покрывается приятными мурашками.
— Я думаю, — настойчиво отзывается она, скрестив руки на груди, — предупреждения и снятия баллов было достаточно, чтобы отбить у того мальчика желание ходить по тёмным коридорам ночью.
Драко вскидывает бровь и подходит к Гермионе.
— Спорим?— протягивает он руку, на которую она уставилась с недоверием.
— Что? — настороженно переспрашивает Гермиона.
— Спорим, что уже в ближайшие дни ты убедишься: я прав?
Гермиона колеблется несколько секунд, не зная, верить словам Драко или нет. Всё слишком, слишком странно.
— Послушай, Малфой, я не собираюсь... — нервно улыбнувшись, делает она шаг назад.
— Струсила, значит, — он снисходительно смотрит на неё, закинув мантию на плечо.
Гермиона так возмущена его словами и так задета, что в ней вмиг поднимается злость. Она не знает наверняка, провоцирует ли её Малфой, но поддаётся его словам так же, как и ласкам часом ранее.
— На что спорим?
Губы Драко растягиваются в довольной, хищной улыбке, когда он озвучивает своё условие, которое заставляет Гермиону вспыхнуть и мысленно проклинать момент, когда она согласилась ввязаться в спор с Малфоем.
Она проигрывает. Окончательно и бесповоротно проигрывает, когда уже в следующую ночь пуффендуйца ловит сама МакГонагалл. Мальчик, видимо, решил произвести впечатление на друзей и нарисовал на стене одного из коридоров не слишком приличную картинку волшебными красками, которые, краснея, смывал под дружный гогот других учеников и возмущённые речи профессоров днём на глазах у всей школы. Наблюдая за ним, Гермиона мечтает, чтобы вместе с рисунком, иллюстрирующим то, что она и так видела в последнее время довольно часто, исчезла и она сама: её берёт ужас оттого, что предстоит сделать уже завтра, выполняя свою часть уговора.
К счастью, в этот день всего две пары, да и то назначенные на вечер. Гермиона поплотнее запахивает мантию, стараясь натянуть её до самого горла, и это срабатывает на завтраке: кажется, никто ничего не замечает. На обед она не идёт вовсе, и лишь на уроке зельеварения понимает, что крупно влипла, услышав насмешливый голос Забини:
— Эй, Грейнджер, а ты, оказывается, перешла в нашу сборную? Или наконец признала, что зелёный куда сексуальнее красного?
К счастью, в классе всего несколько человек, но ей достаточно присутствия Малфоя, который не сводит с неё полуприщуренных глаз, а теперь и вовсе довольно ухмыляется, беззвучно смеясь и наблюдая, как лицо Гермионы приобретает особый оттенок: то ли упомянутый красный — от стыда, то ли зелёный — от злости.
— Гермиона, что это? — подходит к ней Джинни, разглядывая её шею.
— Я проиграла спор, — сквозь зубы выдавливает Гермиона, а затем добавляет: — Малфою.
В течение следующих трёх часов ей приходится это объяснить ещё десяти ученикам и двум преподавателям, которые лишь удивлённо качают головами и отпускают пару шутливых замечаний, заставляя Драко ещё более самодовольно ухмыляться и, как прежде, не сводить с неё пристального, необычного взгляда. К концу дня Гермиона уверена: она убьёт Малфоя, расквитавшись с ним так жестоко, как он и представить себе не может, за то, что заставил её целый день носить слизеринский галстук.
Она настроена претворить свои планы в жизнь после ужина, а потому сама наблюдает за Малфоем исподлобья, пока тот о чём-то говорит с Забини, смеётся и периодически встречает её взгляд со странной усмешкой. Но когда она выходит из Большого зала, выждав тридцать секунд после того, как за дверью скрывается Драко, и идёт по коридору в направлении его гостиной, то неожиданно чувствует, как кто-то закрывает её рот ладонью, а потом, схватив за талию, затаскивает в безлюдный класс.
— Какого чёрта... — начинает Гермиона, но ощущает, как чьи-то руки её резко разворачивают, после чего видит Драко, а секундой позже — чувствует его жадный поцелуй.
Их могут увидеть — они оба это понимают, но не хотят останавливаться. Гермиона в ужасе, что они всерьёз вот-вот займутся сексом в самое неподходящее для этого время, но не может противиться ласкам Драко и его тёмным, грязным словам, заставляющим её желать его ещё сильнее. И поэтому она сама нетерпеливо стаскивает с него одежду, помогает ему расстегнуть свою блузку, но в миг, когда её рука тянется к галстуку, Драко неожиданно говорит хриплым голосом:
— Оставь.
И она подчиняется.
В этот раз он груб, но в то же время нежен: он резко заводит ей руки за спину, но сжимает их так, что синяков наверняка не останется; он прикусывает её шею и немного втягивает губами кожу, но вовремя отпускает, даже не причиняя боль. И это настолько ново, необычно и поразительно, что Гермиона уже заведена до предела, когда Драко одним резким движением входит в неё сзади и почти рычит:
— Ты сейчас так похожа на шлюху, Грейнджер. Но ты только моя.
Он говорит последнее слово вместе со вторым мощным толчком, и она понимает, что, кажется, впервые в жизни испытывает настоящий оргазм.
* * *
С той ночи всё начинает неуловимо меняться. Гермиона старается сдерживать дурацкую улыбку каждый раз, когда видит Малфоя, в то время как он сам зачастую даже не трудится это делать. Она понимает, что что-то идёт не так, но предпочитает не задумываться об этом дольше, чем на пару секунд: не хочет ничего усложнять. Гермиона просто старается принять как данность тот факт, что теперь они даже перекидываются парой фраз во время учебного дня, а ночью, когда встречаются в темноте очередного пустого класса, и вовсе позволяют себе короткий разговор.
Гермиона не осознаёт, как, должно быть, всё выглядит со стороны до того момента, пока не ловит на себе пристальный взгляд Мишель во время одного из уроков. Малфой как раз передал ей записку с простым вопросом: «В двенадцать?», а Гермиона не смогла сдержать улыбки от предвкушения головокружительной ночи.
И Мишель это замечает.
Она подходит к Гермионе на перемене и просит на пару слов, и уже по одному её взгляду ясно: это будет не самый приятный разговор.
— Что у тебя с Драко, Гермиона? — хмуро спрашивает та, словно сканируя цепким взглядом её лицо.
— С чего ты решила, что между нами что-то есть? — стараясь скрыть испуг, произносит Гермиона, надеясь, что Мишель поверит её удивлённому взгляду и почти искреннему изумлению.
Но нет — та не верит. Однозначно, не верит. Она долго разглядывает Гермиону, а затем молча уходит, оставляя за собой шлейф недосказанности.
— Что у тебя с Мишель, Малфой? — той же ночью, застёгивая блузку, задаёт Гермиона почти такой же вопрос.
В отличие от неё самой Драко искренне удивлён. Проходит пара секунд, прежде чем он просто отвечает:
— Уже ничего.
Отвечает и смотрит на Гермиону таким взглядом, что ей почему-то становится неловко.
— Но вы... встречались же или...
Она совершенно теряется под прицелом его теперь уже насмешливых глаз.
— Послушай, Грейнджер, мы трахались пару раз, в твоём понимании это означает, что мы с ней «встречались»?
— И как давно вы уже не... — нервно продолжает Гермиона, не в силах договорить фразу и боясь быть осмеянной, но Малфой неожиданно жёстко произносит то, что заставляет её поражённо вскинуть голову.
— Уже больше двух месяцев я ни с кем не сплю, кроме тебя, Грейнджер. И давай оставим разговоры об этой дуре. Я не виноват, что она всё восприняла всерьёз, — шагает к ней Малфой, а затем тихо добавляет: — И, кстати, раз уж мы заговорили об... отношениях. Что у тебя с Уизли?
Гермиона настолько ошеломлена этим вопросом и вмиг затопившим её чувством вины, что просто не находит слов, наблюдая, как лицо Драко мрачнеет и он, нервно схватив свою мантию, выходит из класса.
— Уже ничего, — с опозданием шепотом отвечает Гермиона, слыша, как хлопает дверь.
* * *
В феврале объявляют о походе в Хогсмид, назначенном на конец месяца, и Гермионе кажется — ещё никогда школа не была столь оживлённой, как в этот день. Первую за весь год вылазку ждут абсолютно все ученики, а потому и она, и Джинни поддаются всеобщему ажиотажу и буквально считают дни до долгожданного события. В конце месяца, в оговорённый день, Гермиона вместе с Блейзом задерживаются, проверяя желающих посетить волшебную деревню по спискам, а потому идут туда позже всех. На улице стоит прекрасная погода, снег весело скрипит под ногами, а солнце слепит глаза, и Гермиона по пути несколько раз останавливается и со счастливой улыбкой подставляет лицо лучам, наслаждаясь уже почти мартовским теплом. Но когда она в очередной раз просит Джинни её подождать, чтобы вдохнуть полной грудью свежесть морозного дня, то слышит вскрик той, а потом чувствует, как ей в плечо что-то ударяется, заставляя пошатнуться от неожиданности. Открыв глаза, Гермиона с негодованием смотрит на Забини, который смеётся и что-то иронично говорит Малфою, в то время как тот, очевидно, еле сдерживается, чтобы не захохотать в открытую.
— Находишь это забавным, Забини? — слышит она громкий голос Джинни и видит, как та, сформировав снежок, кидает его в Блейза, попадая тому прямо в грудь.
— Эй, ты нарываешься, Уизли! — зачерпывая снег, откликается Забини, а уже в следующее мгновение Гермиона чувствует, что снаряд проходится ей по руке.
— Ой, — только и говорит Блейз, а потом на пару с Малфоем начинает хохотать, согнувшись пополам, и Гермиона ощущает такую злость, что уже буквально через секунду прицеливается в голову Малфоя, а через две — чувствует колоссальное удовлетворение от того, что попадает прямо в точку.
Улыбка моментально слетает с лица Драко, а хохот Забини лишь усиливается, и Гермиона, глядя на его ошеломлённое бледное лицо, сама просто не может сдержаться — и заливисто смеётся.
— Ну что, Грейнджер, ты сама напросилась... — делает наступает на неё Драко, зачерпнув снег, а она, взвизгнув, бежит прочь.
Гермиона не замечает, как начинается самая настоящая игра в снежки, уже порядком ею забытая, но осознаёт, что так много, как сейчас, она не смеялась уже несколько лет. В попытке увернуться от Драко она бежит всё дальше, прячась за стволы деревьев, и иногда ей у неё удачно получается кинуть в того снежок, при этом оставаясь в укрытии. Где-то вдалеке Гермиона видит рыжую макушку Джинни, а затем понимает, что они с Малфоем остались одни.
Спрятавшись за огромный камень, Гермиона еле сдерживается, чтобы не засмеяться, наблюдая, как Драко, быстро озираясь по сторонам, ищет, но не может её найти. Он выглядит настолько забавно, что с её губ невольно слетает смешок, а уже в следующий миг Малфой видит её и бежит прямо к ней. Громко взвизгнув, Гермиона срывается с места, но через пару секунд чувствует, как его руки обхватывают её поперёк талии, и они вместе валятся на снег.
Гермиона лежит на спине, придавленная телом Драко, и, хохоча, пытается вырваться, но тот перехватывает её руки и прижимает их к земле. Смех постепенно стихает, дыхание приходит в норму, и Гермиона замечает, что лицо Малфоя, тронутое морозным румянцем, находится слишком близко от её собственного.
Гермиона перестаёт улыбаться, когда она замечает ещё и пристальный взгляд Драко, от которого её тело покрывается мурашками, а в душе просыпаются какие-то новые, абсолютно чуждые ей эмоции. Кажется, их двоих обволакивает тишина, нарушаемая лишь шёпотом ветра и звуком их дыхания, пока они смотрят друг на друга так, будто видят впервые. А мгновением позже Гермиона чувствует, как Драко целует её.
И она понимает, что это их первый настоящий поцелуй, продиктованный не страстью, а чем-то таким, что сильно пугает, но заставляет сердце стучать чаще.
Губы Драко нежны, его движения неторопливы, и Гермиона мечтает, чтобы этот момент никогда не заканчивался. И она настолько ошеломлена, взбудоражена, воодушевлена произошедшим, что, когда он всё-таки отстраняется, она неожиданно спрашивает:
— Погуляешь со мной?
Внутри всё замирает в ожидании ответа, и она уже жалеет, что спросила об этом, но успокаивается, когда его взгляд смягчается, и Драко отвечает:
— Да.
Они даже не доходят до деревни, предпочитая бродить по лесным тропинкам, и поначалу молчат. Гермиона чувствует себя неловко и невольно смущается, шагая рядом с Драко, в то время как он выглядит невозмутимым. Она мысленно пытается ответить на вопрос — что происходит, но в то же время страшится ответа. Ей просто кажется, что каждый шаг, который она делает сейчас вместе с Драко, ведёт их к чему-то неизведанному и совершенно точно неподходящему для них двоих, но от этого не менее манящему.
Они выходят на небольшую лесную полянку, когда незаметно завязывается разговор, не прерывающийся несколько часов. Она с удивлением слушает Драко, осознавая, что взгляды на многие вещи у них совпадают, а ещё исподтишка любуется им: ещё никогда она не видела его столь живым и увлечённым беседой.
Гермиона смеётся над его шутками и пару раз хватается за его плечо и лишь по тому, как невольно напрягается Драко, вспоминает — они не друзья. В такие моменты она смущается и отводит глаза, чувствуя на себе пристальный взгляд серых глаз, а ещё задумывается: если они уже не враги, но ещё не друзья, то кто?
Сумерки сгущаются и появляются первые звёзды, когда Гермиона понимает, что уже все ученики наверняка вернулись в замок к ужину, а сама она жутко замёрзла. Она ёжится от холодного порыва ветра и произносит:
— Нам пора возвращаться.
— Замерзла? — интересуется Драко, глядя на неё тем же странным взглядом, который почему-то заставляет Гермиону смущаться ещё сильнее.
— Да, — искренне отвечает она, не сводя с него глаз.
— Пойдём ко мне, — просто предлагает Драко, и Гермиона поражённо смотрит на него.
Сначала она думает, что он шутит, но его взгляд убеждает её, что нет, а потому она, охваченная смесью каких-то безумных эмоций, неожиданно выдаёт:
— Нет, лучше ты... ко мне.
Брови Драко удивлённо ползут вверх, а она зачем-то добавляет:
— У меня отдельная комната, я же староста.
Он слегка улыбается, а потом говорит:
— Хорошо.
Эту ночь они впервые проводят в мягкой кровати и на этот раз отдаются друг другу, как никогда раньше. Гермиона не помнит, чтобы Драко прикасался к ней трепетнее, чем в этот раз, она не помнит, чтобы его руки были так нежны, а поцелуи так чувственны. И в какой-то момент она сама настолько переполнена эмоциями, названия которых не смеет озвучить вслух, что, заставив его лечь на спину, начинает спускаться робкими поцелуями ниже. Малфой смотрит на неё с восхищением и удивлением, смешанным с предвкушением, а когда она впервые в жизни прикасается к его плоти языком, то шумно, рвано вдыхает, вцепившись руками в простыни. Гермиона замирает, не зная, правильно ли она всё делает, но Драко обращает на неё взгляд, полный мольба, а потому она уже смелее обхватывает его губами и скользит вниз. Видимо, у неё получается, потому что Малфой откликается на её ласки учащённым дыханием, низкими стонами, а иногда и вовсе грязными словами, срывающимися с губ. Он не сводит с неё тёмного взгляда, а Гермиона, заворожённая моментом, сама не может оторвать от него глаз, чувствуя какую-то странную власть над ним. И в миг, когда она ускоряет движения, ощущая вместе с тем новый прилив возбуждения, Драко неожиданно отстраняет её, но только для того, чтобы перевернуть на спину, подмяв под себя, и одним движением заполнить до конца.
Позже, когда они, уже выдохшиеся, уставшие и согревшиеся, лежат лицами друг к другу и просто безмолвно смотрят в глаза, Гермиона неожиданно осознаёт, что так хорошо, как сейчас, ей не было никогда.
И она не жалеет о том, что сегодня совершила столько безрассудных поступков, в том числе и рассказав про мантию-невидимку, благодаря которой Драко смог прийти в её комнату незамеченным.
Она жалеет лишь о том, что, несмотря ни на что, они всё ещё остаются Драко Малфоем и Гермионой Грейнджер — людьми, которые никогда не смогут быть вместе, а потому то, что они зашли так далеко, является огромной ошибкой.
Самой приятной ошибкой, которую Гермионе когда-либо приходилось совершать.
Она едва себя сдерживает, чтобы не совершить вторую, когда спустя час Драко одевается и молча уходит, унося с собой так и не сорвавшееся с её губ «Останься».
* * *
На следующий день Гермиона видит, что Драко задумчив и хмур. Она обеспокоенно наблюдает за ним, и поначалу он делает вид, что не замечает её взгляда, хотя за обедом всё же быстро на неё смотрит и отводит глаза. Гермиона не знает, в чём причина, но почти уверена, что он ощущает то же, что и она — неловкость. Вчера, следуя какому-то странному порыву, они вели себя совершенно иначе, позволив себе лишнее, и тогда происходящее не казалось чем-то странным. Но с наступлением утра пришло и понимание, как всё-таки неправильно и опрометчиво они поступили, позволив себе такие поступки, будто они... Встречаются?
Гермиону передёргивает от одного этого слова, всплывшего в голове.
Их должен связывать только секс, не более. Вот только то, чем они занимались прошлой ночью, вряд ли можно назвать таким сухим и безэмоциональным словом. Гермиона, кажется, знает, какое бы определение подошло, но боится об этом даже думать.
Она по-настоящему напугана.
— Кстати, Рон постоянно спрашивает про тебя, Гермиона. Он говорит, ты стала реже писать ему, — отвлекает её голос Джинни.
Гермиона отводит взгляд от Драко и, стараясь выкинуть из головы ненужные мысли, рассеянно интересуется:
— Спрашивает? О чём?
— Волнуется, что с тобой. Он думает, ты снова с головой погрузилась в учёбу, а ещё... — она на миг задумывается, словно припоминая что-то, — говорит что-то про обиду. Ты же на него не в обиде, правда?
Джинни вопросительно смотрит на неё, а Гермиона ощущает, как стыд затапливает всё её существо: она ведь на самом деле уже забыла, когда в последний раз писала Рону. Возможно, он действительно переживает, что она могла расстроиться из-за произошедшего в Норе.
— Нет, что ты! Просто... Эти обязанности, уроки... Не бери в голову, — отмахивается Гермиона и ловит на себе пристальный взгляд Джинни.
— С тобой всё в порядке? Ты какая-то странная в последнее время.
Гермиона чувствует: щёки предательски краснеют, и понимает, что просто не в состоянии смотреть в глаза подруге: сейчас она не может нагло врать.
— Да, всё хорошо! — поднимаясь с места, отвечает Гермиона неестественным голосом. — Ладно, мне нужно прийти в класс немного раньше: хотела кое-что уточнить у преподавателя. Увидимся там!
Гермиона не дожидается ответа Джинни, а быстро идёт к дверям, думая, что всё уже становится не просто неправильным, но ещё и опасным.
Как и следовало ожидать, она приходит в класс первая и едва успевает выложить на парту учебники, как слышит за спиной голос:
— Что происходит, Грейнджер?
Гермиона вздрагивает, но продолжает раскладывать книги, не оборачиваясь.
— Не понимаю, о чём ты.
— Врёшь.
Она на миг зажмуривается и замирает, пытаясь справиться с бьющимся в груди волнением, а в следующую секунду медленно оборачивается и смотрит прямо в напряжённое лицо Драко.
Гермиона не знает, что сказать — она чувствует себя абсолютно беспомощной.
— Что происходит с нами? — уже тише спрашивает Драко голосом, полным горчеи, и она догадывается, что он напуган не меньше.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |