— Нет никаких «нас», Малфой. Мы просто... трахаемся, — зло выплёвывает Гермиона, стараясь совладать с подступающими к глазам слезами.
Услышав её слова, Драко морщится, а затем делает несколько шагов к ней.
— Это ложь.
— Нет, это...
— Это ложь, твою мать! Как ты не понимаешь? — кричит Малфой, и в этот момент выглядит настолько раздавленным, что Гермиона осознаёт: он тоже чувствует... это.
— Мы справимся. Мы сможем забыть в любой момент, — убеждает его, а заодно и себя Гермиона, в то время как Драко уже подходит вплотную и обхватывает ладонями её лицо.
— Сможем ли, Грейнджер? — тихо озвучивает он тот вопрос, который разъедает её изнутри уже несколько дней, потому что ответ ещё никогда не был столь близок.
И она сама подаётся навстречу его губам, целуя так, словно уже никогда не сможет этого сделать вновь, а Драко с готовностью отвечает, неистово исследуя её рот.
И всё становится неважным. Гермиона не думает, что они находятся в классе, в который вот-вот может зайти кто угодно. Не думает, что вопреки своему заключению о неправильности происходящего, сама опять добровольно падает, на огромной скорости летит в ещё большую пропасть.
Она вспоминает об этом лишь вмиг, когда слышит громкий вскрик и грохот от упавшей сумки.
Гермиона резко отстраняется, оборачивается и замирает, чувствуя, как холод пробирает её до самых костей.
На пороге стоит Джинни.
* * *
Гермиона догоняет Джинни, когда та уже добежала практически до картины с Полной Дамой.
— Прошу тебя, остановись! — отчаянно кричит она, запыхавшись.
Услышав её слова, Джинни наконец останавливается и резко оборачивается.
— И давно это происходит, Гермиона? Вообще, какого чёрта это происходит?! — с искажённым от смеси самых разных эмоций лицом с жаром начинает Джинни.
Гермиона чувствует, что не может врать. Она так устала это делать. И ей нужно, необходимо сказать, даже разрушив тем самым свою поганую жизнь окончательно.
— Несколько месяцев, — обречённо произносит она. — То, что ты видела, — это происходит на протяжении нескольких месяцев.
— То, что я видела?! — с горькой усмешкой переспрашивает Джинни. — То есть в тот момент, когда мы сидели за общим столом в Норе и я тебя спрашивала про отношения с Роном, ты уже трахалась с Малфоем?!
Гермиона чувствует, будто отчаяние её бьёт по щёкам, а в носу щиплет.
— Нет... Тогда ещё нет, — предельно честно отвечает она, и Джинни поражённо вздыхает.
Какое-то время она смотрит на Гермиону, словно не веря своим ушам, а затем в её взгляде медленно мелькает понимание.
— Значит, всё началось ещё раньше, — тихо резюмирует она, качая головой.
Гермиона молчит и смахивает выступившие слёзы. Она чувствует себя голой, стоящей на площади пред глазами сотен волшебников, и ей безумно стыдно. Просто Джинни для неё и есть олицетворение той, другой стороны мира, полной утраты, страданий, ужаса. Гермиона смотрит в глаза Джинни, но видит взгляд Рона или Гарри, а может, Молли, если бы они узнали то, что сейчас узнала она.
И от этого ей хочется осесть на пол и кричать от безысходности, стонать от боли и стыда за то, что её угораздило... угораздило начать что-то чувствовать к человеку, являющемуся средоточием всего, что каждый из них люто ненавидит.
— Мы договорились забыть, — упавшим голосом произносит Гермиона, — в любой момент мы сможем забыть то, что между нами было. Всё будет, как прежде, я обещаю.
Что-то во взгляде Джинни меняется, и она неторопливо подходит к Гермионе.
— О чём ты думала, Гермиона? Как ты могла так поступить? Ты понимаешь, что если кто-то узнает, если Гарри, или, не дай Мерлин, Рон, узнают, то... — с горечью интересуется она негромким голосом.
— А что будет, если они узнают про твои отношения с Блейзом, Джинни? — чуть громче обычного откликается Гермиона, глядя прямо на неё.
Глаза Джинни ошеломлённо распахиваются, и она делает большой шаг назад.
— Откуда ты...
— Откуда я знаю? — зло вытирая слёзы, спрашивает Гермиона. — В отличие от нас с Драко вы не слишком-то скрываете свои отношения. Ты понимаешь, что это убьёт Гарри, если он узнает?
— Он ничего не узнает. Мы с Забини друзья, — словно перед собой оправдывается Джинни, и Гермиона с мрачным удовлетворением отмечает, что теперь очередь той краснеть.
— Друзья не спят вместе, Джинни, — качает головой Гермиона.
Некоторое время они просто смотрят друг на друга, и на языке вертится так много слов, но никто не решается сказать хоть что-то.
— Он возвращает меня к жизни. Вот и всё, — наконец признаётся Джинни, печально усмехнувшись. — Но я не собираюсь с ним строить будущее. Я люблю Гарри. Поэтому после окончания школы... Всё будет кончено. Мы оба это знаем.
Гермиона вглядывается в глаза Джинни и видит, что, кажется, та верит самой себе.
Вот только не верит Гермиона.
— Тогда ты не смеешь меня судить. Потому что то, что происходит между мной и Малфоем, останется в стенах этой школы, — она делает маленький шаг навстречу. — И я прошу тебя: когда мы всё забудем, постарайся и ты забыть то, что узнала. Это должно оставаться тайной всегда.
Джинни выглядит ошеломлённой.
— Неужели вы на самом деле договорились это сделать, Гермиона? — еле слышно спрашивает она.
От её вопроса внутри начинает что-то корчиться, биться в агонии.
— Да, — отвечает Гермиона и отводит взгляд. — И мы... сделаем это.
— Я надеюсь, — шепчет Джинни и уходит, скрываясь за портретом Полной Дамы.
А Гермионе чудится, будто кто-то бьёт её под колени, заставляя осесть на пол.
И она больше не сдерживает слёз, окружённая сжимающим её пониманием, что её слова уже совершенно точно не правда.
И Гермиона цепляется за последнюю надежду, что они всё ещё не ложь.
* * *
Март мучителен. Первые дни у Гермионы ощущение, будто они с Драко вернулись на самый начальный этап их отношений, когда она пытается вырваться из его объятий, а он делает всё, чтобы дать понять: она для него ничего не значит. Но эти попытки убежать от правды столь жалки, они настолько пропитаны фальшью, что однажды, в середине месяца, Гермиона говорит:
— Хватит.
И Драко соглашается. Ей кажется, он чувствует облегчение.
В тот вечер они снова идут гулять и долго стоят возле тёмного озера, скрывшись от глаз любопытных школьников. Гермиона вздрагивает, когда Драко, хоть и несмело, всё же обнимает её за плечи. Она не видит его лица, но уверена: он сомневается и готов в любой момент убрать руки. Поэтому Гермиона сама чуть подаётся назад, прижимаясь к его телу сильнее, и накрывает холодными пальцами его ладони.
Они стоят так довольно продолжительное время, молча наблюдая за водной гладью, и оба словно стараются не дышать, заворожённые моментом.
— Джинни знает обо всём, — неожиданно говорит Гермиона, наблюдая, как одинокий листок, сорвавшийся с дерева, дрейфует на поверхности воды, подгоняемый холодным ветром.
Драко молчит, но Гермиона чувствует, что он немного напрягается.
— Я рассказала ей о том, что мы забудем. Что мы сможем забыть, — дрожащим голосом продолжает она.
— Я не хочу забывать.
Слова Драко будто разрезают их неумело сотканный саван лжи, давая жизнь чему-то, что оба так старательно хотели похоронить где-то внутри себя.
Гермиона задерживает дыхание, закрывает глаза и чувствует, как эмоции заполняют её. Ей требуется несколько секунд, чтобы заставить себя хоть немного успокоиться, и она медленно поворачивается.
— Ты же понимаешь — это закончится. У нас в запасе всего несколько месяцев...
— У нас в запасе целая весна, Грейнджер, — прямо смотрит на неё Драко таким взглядом, что у Гермионы подкашиваются колени, а в душе что-то трепещет. — Только одна весна.
Она смотрит на него, но не может сказать и слова: его чувства, которые она сейчас видит в глазах, совершенно обезоруживают, и Гермиона, следуя внезапному порыву, крепко прижимается к его груди, вцепившись в мантию. Ей страшно, что Драко оттолкнёт её или, что хуже, не сделает ничего, но проходит несколько мгновений, и он мягко кладёт ладони ей на спину, слегка притягивая к себе.
Ветер кружит вокруг них, принося с собой свежий запах зарождающейся весны, деревья будто шепчутся о том, чему стали свидетелями, а плавно скрывающееся за горизонтом солнце ласково гладит их лица последними лучами, словно успокаивая.
— Когда это закончится, — спустя какое-то время начинает Драко, — я хочу помнить. Я не хочу...
Он замирает в нерешительности, но Гермиона заканчивает предложение за него:
—...забывать.
Кажется, он кивает, а у неё внутри всё кричит, желая вырваться наружу, и Гермиона не сдерживается.
— А знаешь, что? — порывисто отстраняется она и смело поднимает глаза на Драко.
— Что? — без тени усмешки спрашивает он, будто чувствуя, что может ненароком спугнуть её отчаянный, неправильный, но необходимый порыв.
— Я тоже, — наконец тихо произносит Гермиона. — Я хочу, чтобы это осталось со мной. Даже если это закончится.
Последние слова слетают с губ помимо её воли, и Гермиона понимает, что своим «если» даёт надежду тому, чего никак нельзя допустить. И Драко, ошеломлённый пониманием, несколько секунд смотрит на неё так, как никогда раньше, а затем накрывает её губы своими.
И Гермиона плачет, потому что это так прекрасно и откровенно.
Потому что в этом горьком, отчаянном, но таком нежном поцелуе выражено всё, что они не решаются сказать друг другу.
В эту ночь он снова приходит к ней, и они больше не «занимаются сексом», не «трахаются» и не «спят».
В перерывах между «этим» они вместе принимают душ и медленно ласкают тела друг друга, нежно растирая пену по коже, и в них в который раз пробуждается такое желание, которому оба не в силах противиться.
И уже с наступлением рассвета, когда Гермиона даже не просит, но Драко остаётся, ей в конце концов хватает смелости тихо признаться самой себе, проглотив ком в горле, что то, чем они занимаются, зовётся «любовью».
* * *
В апреле Гермиона уже честна с собой, хотя ей всё ещё не хватает сил быть честной с Драко до конца и быть честной с Джинни вообще, а та периодически кидает на неё многозначительные взгляды и с сожалением качает головой, поймав Гермиону на том, как та смотрит на Малфоя.
И она не знает, что делать. Она молчит о том, что они с Драко решили не применять заклятие, хотя не решили, что будет дальше, и от этого её съедает чувство вины. Гермиона смотрит на Джинни и вспоминает Рона, Гарри, всех тех, кто вряд ли ожидает от неё отношений с бывшим Пожирателем Смерти.
Кто никогда не сможет ей простить, если узнает, как непозволительно счастлива Гермиона бывает рядом с Драко.
И сейчас, когда их отношения уже настолько близки, что он иногда просто так её целует прямо посреди школьного коридора или шепчет что-то вроде: «На улице холодно — оденься теплее», она, помимо прочего, осознаёт, что с каждым днём мысль о расставании причиняет всё больше боли. И в глубине души Гермиона ищет выход, пытается найти равновесие, чтобы удержать вместе две важнейшие составляющие её жалкой жизни, пропитанной ложью, но пока не находит.
В конце апреля к ней неожиданно подлетает Мишель:
— Так вот на кого он меня променял.
Она смотрит на Гермиону с обидой и злостью, а та не знает, что сказать.
— Я видела вас двоих перед уроком. Не думала, что ты способна на такое, Грейнджер, — выплёвывает Мишель, и Гермиона осознаёт: та видела, как Драко целовал её в кабинете перед началом предыдущей пары.
— Послушай, всё не так...
— Он бросил меня, — перебив её, продолжает Мишель с блестящими от слёз глазами, — сказал какой-то бред о том, что мы друг другу не подходим. Конечно, я догадывалась, что он трахает кого-то, но и подумать не могла, что это ты!
Она делает шаг навстречу и с исказившимся от боли лицом осматривает Гермиону.
— И что он нашёл в тебе? Ты же даже не красива. Да ты просто уродина! — кричит Мишель, и внутри Гермионы всё замирает от шока и вмиг проснувшейся злости.
— Заткнись, — слышит она холодный голос Драко и медленно оборачивается. Он смотрит сквозь неё и выглядит очень, очень злым.
— Что? — словно не веря своим ушам, переспрашивает Мишель.
— Я сказал, заткнись и проваливай! — рычит Малфой и делает несколько шагов, испепеляя ту взглядом. — И если я хотя бы раз ещё услышу любое из тех гнусных слов, что ты сказала...
Гермиона не верит своим ушам, видя, как Драко наступает на Мишель, а та испуганно пятится.
— Но Драко, я же... Я просто любила тебя! А ты... Как ты мог позариться на... неё? Она же...
— Заткнись немедленно, твою мать! — кричит Драко и молниеносно выхватывает палочку, направив её прямо в лицо Мишель.
Он выглядит разъярённым.
Гермиона не осознаёт, как её рот слегка приоткрывается, а брови ползут вверх от изумления, но видит точно такое же выражение на лице Мишель.
— Ох, так значит... вы вместе, — опасно мягким тоном начинает Мишель, метнув в Гермиону полный отвращения взгляд. — Значит, вот кто тебе подходит, да, Драко? Ещё скажи, что ты любишь её!
Холодный смех разносится по пустому коридору, и Гермиона чувствует, как внутри всё сжимается в ужасе от осознания: Драко молчит.
Видимо, это замечает и Мишель, потому что её смех стихает, а в глазах расцветает искреннее изумление.
Ещё никогда тишина не была столь невыносимой, как в этот миг.
— Что? Значит это пра...
— Пошла вон! — срывается Драко и бросается к Мишель, но та, взвизгнув, разворачивается и бежит прочь. Она останавливается, лишь когда понимает: Малфой больше не преследует её.
Он выглядит абсолютно сломленным.
— Я отомщу тебе, Драко. Клянусь, я отомщу вам обоим! Чтоб вы подавились своей лю...
Последнее слово заглушает вопль Драко, и жёлтый луч врезается в стену, где только что стояла Мишель, скрывшаяся за поворотом.
Гермиона наблюдает, как Малфой прерывисто дышит, опустив плечи и голову, и она боится даже пошевелиться. В её голове просто не укладывается то, что произошло, то, что она услышала.
Это что-то настолько огромное, всеобъемлющее, кричащее, от чего она моментально чувствует себя беспомощной и такой ранимой, что кажется ­— любое слово, любой неправильный взгляд или жест окончательно уничтожит её.
И всё потому, потому что это...
­— Это правда? — тихо спрашивает Гермиона, сглатывая ком в горле.
Она делает несколько шагов, всё ближе к пропасти. Драко молчит и не двигается, и Гермиона понимает — он стоит на самом краю.
— Драко, ответь мне, — с мольбой говорит она, подходя почти вплотную к нему. Её рука поднимается и нерешительно замирает в сантиметре от его плеча, когда он угловато разворачивается и тяжело смотрит на неё.
— Ты уверена, что хочешь знать ответ? — хриплым голосом интересуется он, и Гермиона шумно вздыхает, замечая, как блестят глаза Малфоя.
Она смотрит на него, как заворожённая, понимая, что своим ответом способна бесповоротно разрушить что-то.
Она понимает, что, скорее всего, делает ошибку, отвечая:
— Да, я хочу знать.
Драко горько усмехается и качает головой.
— Ты же и так уже знаешь. Зачем тебе это слышать, Гермиона?
Он впервые называет её по имени, и с её телом происходит что-то невероятное: его охватывает то ли трепет, то ли ужас, и Гермиона осознаёт: сейчас тот миг, когда они с Драко оба обнажены друг перед другом, когда их чувства, запрятанные глубоко внутри, вывернуты на поверхность, выброшены на берег отчаяния, и лишь от них двоих зависит, будут ли они жить.
— Скажи, — еле слышно просит она, занося ногу над пропастью, впервые не боясь упасть.
И Драко долго смотрит на неё, будучи совершенно уязвимым, прежде чем беспомощно выдыхает:
— Я люблю тебя.
И тогда они вместе падают, понимая, что теперь уже абсолютно точно не за что держаться.
Им уже не спастись, потому что Гермиона молчит, но всем сердцем вкладывает в поцелуй своё «Я тоже».
* * *
Она так и не решается сказать ему, а он и не требует. После того случая всё становится сложнее, ведь уже наступил май и прошли выпускные экзамены, а Гермиона до сих пор не знает, как быть. Она просто отчаянно старается провести с Драко как можно больше времени и ровно настолько наслаждается этими тайными встречами, насколько медленно умирает, понимая, что каждая из них должна стать последней. Словно в насмешку она почти каждый день получает письма от Рона и Гарри, которые пишут, как сильно хотят увидеть её, и в такие моменты Гермиона, как никогда, осознаёт, что в той реальности, где есть её дружба, взращённая годами, нет места отношениям с Драко, и уж тем более их взаимным чувствам.
Гермиона на распутье, и она, согреваясь в объятиях Драко, утыкаясь ему в шею, почти каждую ночь безмолвно молится, чтобы получить хоть какой-то намёк, ответ на вопрос, что делать дальше.
И она получает, вот только совершенно не то, что ожидает.
До выпускного вечера остаётся всего несколько дней, и она как раз задумчиво выбирает, что ей надеть, чтобы понравиться Драко, когда в окно стучится чёрная, как смоль, сова.
Уже один её вид не сулит ничего хорошего, но Гермиона убеждает себя, что ошибается. Её руки дрожат, когда она разворачивает письмо и начинает читать:
«Уважаемая мисс Грейнджер! До меня дошли слухи, что мой сын имел неосторожность завязать с вами отношения, оскверняющие репутацию нашей семьи. Думаю, нет смысла напоминать Вам, что испокон веков род Малфоев славился чистотой крови, а потому поведение Драко абсолютно неприемлемо. Однако я могу понять его, как мужчину: если женщина хитра и делает всё, чтобы соблазнить ­— легко поддаться, особенно в такой сложный период. Я могу предположить, что Драко вряд ли прислушается к моим словам, а потому решил написать сразу Вам в надежде, что Вы примете верное решение и прекратите портить жизнь моему сыну, как, впрочем, и себе самой. В противном случае, мне придётся поставить в известность о сложившейся ситуации мистера Поттера, а лучше — кого-то из членов семьи Уизли. Вы же наверняка утаили от них свой маленький грязный секрет?
Думаю, самым лучшим выходом будет Обливиэйт. Не хочется, чтобы Драко помнил об этой позорной связи, как не хочется, и чтобы кто-то из моих друзей, представляющих интересы нашей семьи, провёл с ним воспитательную беседу. Страшно подумать, чем это может закончиться.
Надеюсь на Ваше благоразумие, мисс Грейнджер.
С наилучшими пожеланиями,
Люциус Малфой».
Пергамент летит на пол, а Гермиона, закрыв рот колотящейся рукой, громко всхлипывает и в ужасе делает пару шагов назад.
Нет.
Нет. Нет. Нет!
Она не сможет, не сможет это сделать!
Но факты, слова, всё ещё звучащие в голове, говорят о том, что она должна.
И Гермиона плачет, зло смахивая на пол вещи, разбивая, круша, ломая, а затем беспомощно оседает на пол и кричит так отчаянно, как будто кто-то на живую отрывает часть её сердца, не заботясь об обезболивании.
Она слышит стук и обеспокоенный голос Джинни за дверью, но решается открыть только спустя пять минут.
— Что случилось? — испуганно спрашивает та, вваливаясь в комнату, а Гермиона, всхлипывая, просто дает прочитать письмо.
Джинни хмурится, а затем изумлённо качает головой. На её лице застывает искренний ужас, когда она смотрит на Гермиону.
— Откуда он знает?
— Мишель, та девушка с Когтеврана. Она знает, и она... Она рассказала, — еле выдавливает из себя Гермиона.
— Тогда нужно сделать так, как он сказал, — тихо начинает Джинни, настороженно смотря на Гермиону. — Вы же и так собирались это сделать, разве нет?
Гермиона долго смотрит на Джинни, безмолвно плача, и та понимает. Она громко вздыхает и зажимает рот ладонями.
— Нет. Нет, Гермиона!
Джинни качает головой, в то время как та начинает говорить.
— Сначала это был просто секс, ничего более...
— Нет, — шепчет Джинни, но Гермиона не останавливается.
— Только секс, но потом... Всё начало меняться. Мы стали меняться, и наши отношения...
— Гермиона, это страсть, поверь, я знаю! — делает к ней шаг Джинни, отчаянно пытаясь убедить.
—... они стали другими. Мне хорошо с ним, Джинни! Ты не представляешь, как мне с ним хорошо, — чувствуя, как текут слёзы, с грустной улыбкой говорит Гермиона.
Джинни порывисто вздыхает и обхватывает её лицо ладонями.
— Нет, Гермиона, всё не так. Ты заблуждаешься, путая страсть с... — приглушённым голосом говорит она, и в её глазах блестят слёзы.
— Нет, я знаю! — вырывается из её рук Гермиона и, вскинув подбородок, смело озвучивает то, что так ни разу до этого и не сказала вслух: — Я люблю его, Джинни. Я люблю, понимаешь?!
Последние слова она кричит, а затем уже не может сдерживаться и даёт волю рыданиям.
­Какое-то время она не слышит, не чувствует ничего, и лишь спустя минуты до неё доносится:
— Гермиона, пожалуйста...
Она открывает глаза и замечает, что Джинни сидит рядом и выглядит абсолютно подавленной.
— Просто подумай, что будет с Гарри, если он узнает? Он никогда тебе этого не простит. Что будет с Роном? Думаешь, он сможет принять тот факт, что девушка, которую он искренне любит, предпочла ему Пожирателя Смерти?! Это убьёт его, Гермиона, как же ты не понимаешь?
Но Гермиона понимает и сейчас, испытывая невыносимую боль, задыхаясь от безысходности, чувствует, что пока что не в силах принять решение.
Вечером она видится с Драко и, прежде чем успевает произнести хоть что-то, тот неожиданно говорит:
— Давай вместе уедем.
— Что? — ошеломлённо спрашивает Гермиона.
— После школы. Давай уедем вместе! Куда угодно: Франция, Италия, Германия — в любое место!
Она настолько ошеломлена, что не может найти слов. Гермиона думает — это шутка, а потому нервно смеётся, но, замечая серьёзный взгляд Драко, в ужасе произносит:
— Уедем? Ты предлагаешь... уехать?
— Ты хочешь быть со мной? — вместо ответа спрашивает Драко, глядя ей прямо в глаза.
Гермиона старается сдержать рвущиеся наружу слёзы.
— Да, — искренне отвечает она. — Но...
— Именно из-за этого «но» я предлагаю уехать. Никто не будет знать, Гермиона! Никто не будет...
— Я не смогу, Драко! — отчаянно перебивает его Гермиона. — Я не могу просто всё бросить и...
Она неопределённо проводит рукой в воздухе, ощущая, как с каждой секундой дышать становится всё труднее.
— Даже если я уеду с тобой, как это будет выглядеть? Мы же даже не встречаемся.
Драко замирает, а затем медленно подходит к ней, пристально смотря ей в глаза.
— Тогда выходи за меня.
Проходит несколько секунд, прежде чем первый шок отпускает Гермиону, и она переспрашивает:
— Что?
— Выходи за меня, Грейнджер.
Она безмолвно хватает губами воздух, но не может найти подходящих слов. Сердце стучит, как сумасшедшее, оно переполнено эмоциями, от которых Гермиону бросает в дрожь.
— Гермиона, выходи за меня, — уже тихо повторяет Драко и касается её щеки пальцами, и его слова звучат настолько отчаянно, неправильно, но ещё более желанно, что она всхлипывает и бросается к нему в объятия.
Гермиона плачет, понимая, что не смеет сказать «да», но хочет этого больше всего на свете, а потому выдавливает:
— Дай мне время до завтра.
И Драко соглашается.
Спустя несколько часов, измученная, обесточенная, обескровленная, Гермиона возвращается в гостиную и говорит ей, одиноко сидящей, склонившейся над книгой:
— Сделай это для меня, Джинни.
Джинни вздрагивает и поднимает на неё поражённый взгляд.
— Что случилось?
— Он сделал мне предложение. Он предложил мне уехать. И я знаю, что не смогу сказать «нет», если не забуду обо всём. Я не смогу его отпустить, Джинни, и поэтому... Сделай это для меня, пожалуйста. Заставь забыть.
Гермиона не замечает, с какой жалостью на неё смотрит та, когда соглашается, поклявшись сохранить секрет втайне.
На следующий день Гермиона идёт по тёмному коридору, как на закланье. Она уверена, что так будет лучше для них двоих, ведь она даже боится предположить, на что способен Люциус, пусть и в заточении, и совершенно точно знает, что будет с её близкими, если они узнают обо всём.
Увидев Драко, Гермиона едва сдерживает рыдания, зная, что с секунды на секунду она забудет, каким он может быть рядом с ней, а потому сгорает изнутри, умирает, едва не бьётся в агонии, прикасаясь к нему в последний раз. И, когда помещение озаряется вспышкой, она сама кидается под луч, но не успевает, а потому сидит рядом с потерявшим сознание Драко и плачет, крича:
— Нет! Нет, Джинни, нет! Не надо! Я найду выход, я смогу найти! Только не надо, прошу тебя...
Она крепко прижимает голову Драко к груди и с мольбой смотрит на Джинни, которая на какую-то секунду замирает в нерешительности, а затем вскидывает палочку:
— Прости, Гермиона, но так на самом деле будет лучше...
— Я люблю его! Люблю, люблю, люблю... — сквозь рыдания говорит Гермиона, и в лице Джинни что-то меняется.
— Нет, это не любовь, Гермиона! Ты не можешь его любить, — обречённо говорит она, в то время как по её лицу текут слёзы. — Прости.
С последним криком Гермионы пространство озаряет зелёная вспышка, и она чувствует, что падает с ускользающей мыслью — она только что совершила свою самую чудовищную ошибку.
Перед тем как закрыть глаза, Гермиона в последний раз смотрит на безмятежное лицо Драко и шепчет:
— Я люблю тебя.
А затем проваливается в пустоту и забывает, что когда-то на самом деле любила его.
* * *
Гермиона очнулась на полу. Голова дико раскалывалась, и ей потребовалось несколько минут, чтобы справиться с шоком и прийти в себя. Очень аккуратно она поднялась, оттолкнувшись руками от пола и села, оглядевшись по сторонам. Когда её взгляд наткнулся на Драко, Гермиона замерла, боясь пошевелиться.
Он стоял у стены, закрыв одной рукой лицо, и выглядел таким напряжённым, что, казалось, скажи она хоть слово, произойдёт что-то необратимое.
Стараясь не шуметь, Гермиона не спеша поднялась на ноги, и в этот миг восстановленные воспоминания дали о себе знать, заставив её взгляд увлажниться, а сердце бешено заколотиться от отчаяния. Словно почувствовав, что на него смотрят, Драко медленно отнял руку от лица и взглянул на Гермиону так, что лучше бы он закричал, сказал хоть что-нибудь, даже ударил, но не стоял молча, разъедая взглядом её лицо, вливая в неё новую порция боли, уровень которой и так зашкаливал.
— Драко... — повинуясь отчаянному порыву, сделала шаг к нему Гермиона, и в эту секунду тот резко сорвался с места и пошёл к выходу.
Прежде чем она смогла прийти в себя, он уже хлопнул дверью. И в миг, когда оглушающая тишина окутала Гермиону, она сама бросилась за ним.
Он почти бежал, и она едва успевала держать его в поле зрения, прося, умоляя остановиться, но Драко только всё стремительнее уходил прочь. Он с силой распахнул главные двери и выбежал на улицу, распугав столпившуюся у входа детвору. Не задумываясь, что она оставила своё пальто в Выручай-комнате, Гермиона выскочила вслед за ним и попала под ледяной ливень. Она бежала, что есть сил, не смотря себе под ноги, и в этот момент ей было плевать, что на улице дико холодно и она уже почти промокла насквозь. В голове стучала лишь одна отчаянная мысль: «Не дай ему уйти!», которая подгоняла её, давала силы и веру, что, может быть, ещё не всё потеряно.
— Драко, умоляю, остановись! — отчаянно прокричала ему Гермиона, почти догнав его, и услышала в ответ резкое:
— Нам больше не о чем разговаривать, Грейнджер.
— Нет, я должна объяснить... — не сбавляя темп, проговорила Гермиона.
Но Драко будто не слышал её, продолжая стремительно идти в сторону Хогсмида. Его кулаки были крепко сжаты, тело напряжено, и Гермиона всхлипнула, внезапно осознав, что, возможно, больше никогда не увидит его, что если он сейчас уйдёт, то уже никогда не вернётся.
И в последней отчаянной попытке его остановить она прокричала, собрав все чувства из глубины сердца, сосредоточив все эмоции в одной фразе, слетевшей с губ:
­ — Я люблю тебя!
Как только слова вырвались наружу, в небе прогремел гром и сверкнула молния, словно в ответ на её полный безумия порыв, и Драко замер.
Очень медленно он обернулся и с исказившимся лицом тихо переспросил:
— Что ты сказала?
Гермиона, вдохнув полной грудью, сделала два смелых шага к нему и повторила:
— Я люблю тебя, Драко! Ты единственный, кого я когда-либо любила.
Но он уже отрицательно качал головой, а в его глазах плескалась боль:
— Нет, Грейнджер, ты никогда не любила меня.
— Я любила, Драко! И люблю до сих пор! — упрямо топнула ногой Гермиона, злясь на саму себя, на свою глупость.
— Тогда зачем ты это сделала, Грейнджер? — с жестокой, горькой усмешкой произнёс Драко, делая к ней шаг. — Зачем лишила нас памяти, зачем... Зачем, Гермиона?
В его глазах было так много боли, разочарования и презрения, что она всхлипнула, стараясь сдержать слёзы.
— Я хотела её остановить. Я поняла, что не смогу это сделать, и хотела всё исправить...
Её неловкие слова прервал его злой смех, от которого всё внутри похолодело.
— Давай-ка я тебе кое-что объясню, Грейнджер, — вмиг перестав смеяться начал Драко ледяным тоном. — Я отказался от всего. Наплевал на семью, послал к чёрту свои прежние представления и готов был забыть про всё, что было раньше, начав новую жизнь с тобой. Я готов был пожертвовать всем, всем, понимаешь? Только чтобы ты была рядом. Поэтому...
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 44 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |