С каким-то мрачным удовлетворением он наблюдал, как бледнеет Астория и, открыв рот, изо всех сил пытается подобрать слова.
— Но, Драко, я думала, что после того, что у нас было... — наконец неуверенно сказала она.
— Ничего не было! — рявкнул Драко, сделав к ней шаг, но потом, взяв себя в руки, уже гораздо спокойнее добавил: — Ты прекрасно помнишь, что я был мертвецки пьян, когда целовал тебя.
— Но ведь мы не только... — испуганно глядя на него, начала Астория, и Драко ощутил, что больше не может с ней разговаривать.
Голова раскалывалась так сильно, что его потребностью было поскорее принять болеутоляющее зелье, что-то сделать с чёртовым носом и постараться забыться глубоким сном.
— Послушай, Астория, сейчас не лучшее время для выяснения отношений. Пожалуйста, оставь меня одного, — устало произнёс Драко, на пару секунд накрыв глаза рукой.
Он уже ждал, что услышит гневную речь и, возможно, схлопочет даже пару толчков в грудь, но этого не последовало.
— Хорошо, Драко. Я приду утром проверить, как ты себя чувствуешь, — спустя несколько секунд спокойно ответила она так, словно он не кричал на неё всего минуту назад, после чего аппарировала.
Драко какое-то время молча смотрел на место, где только что была она, мысленно поражаясь, какой на удивление понимающей могла та быть, если хотела, а затем, тяжело вздохнув, отвернулся и вновь побрёл в неизвестном направлении, меланхолично вспоминая свою недавнюю встречу с Асторией.
В тот вечер, когда он услышал разговор матери с Грейнджер, Драко был настолько раздавлен и взбешён, что теперь они заодно, что, не думая, покинул поместье и аппарировал в бар на окраине Лондона. Он помнил, что много пил и был уже достаточно пьян, когда встретил бывшую однокурсницу Дафну с женихом. Они разговорились и даже вместе подняли бокалы провозглашая какой-то дурацкий тост, а дальше... Дальше воспоминания были уже не так ярки, но, кажется, он едва не затеял драку с барменом, после чего Дафна вместе с ним аппарировала к себе домой, где жила вместе с сестрой, которой и поручила позаботиться о Драко. Видимо, та поняла слово «позаботиться» буквально, а оттого стала с ним умело кокетничать и даже любезно предложила бокал вина, который был точно лишним, но разве мог Драко это осознать в тот момент?
Астория внимательно и с должным сочувствием выслушала его несвязную историю о коварстве женщин, о предательстве и разочаровании в любви, а потом как бы невзначай заметила, что сама бы никогда так не поступила.
И он, пьяный идиот, повёлся.
Конечно, он был в курсе, что всегда нравился Астории, хотя сам никогда к ней ничего не испытывал. И он знал, что по части хитрости и изворотливости эта девица может переплюнуть любую знакомую ему девчонку. Но в тот миг, когда она с такой заботой разделила его горе, так учтиво подлила вина и искусно подобрала слова, чтобы заставить Драко довериться ей, он даже почувствовал что-то вроде симпатии и, насколько он помнил, не стал возражать, когда она прикоснулась к его губам своими...
И всё.
На этом воспоминания Драко заканчивались.
Наутро он проснулся в её постели. Астория радостно порхала рядом, вручную заваривая чай, и многозначительно улыбалась так, что сомнений не оставалось: они провели вместе ночь. Некстати вернувшаяся Дафна уже готова была наброситься на него с кулаками, когда Астория ловко соврала, что Драко назначил ей свидание.
И ему пришлось признать, что это так.
Да, он мог послать Асторию к чёрту и постараться объяснить ей, что всё произошедшее между ними — ошибка, но из уважения к Дафне и в знак благодарности за то, что она уберегла его накануне от высочайшей глупости, он всё же согласился на встречу с Асторией. К счастью, та не вспоминала о прошедшей ночи и задавала мало вопросов, а ещё делала всё, чтобы расположить Драко к себе, и в какой-то момент тот нехотя признал, что её общество — не самое худшее на свете.
Что уж лучше с ней, чем одному.
Драко сам не знал, как так получилось, что они начали регулярно встречаться и общаться. В основном они вместе ходили куда-то по её настоянию, а он вполуха слушал болтовню Астории, пока сам молча пытался убедить себя, что делает всё правильно. Он стремился забыть Грейнджер, и, хотя ему это никак не удавалось сделать, всё же в обществе Астории отвлечься было немного легче.
Естественно, о том, чтобы начать с ней встречаться, он не думал вовсе, хотя мысль, что, может быть, Грейнджер увидит их вместе или до неё дойдут слухи о его новом романе, дарила мрачное удовлетворение. Но тогда она наверняка перестала бы пытаться вернуть его, и Драко не пришлось бы разбивать кулаки в кровь каждый раз, когда он отчаянно боролся с желанием вскрыть очередное письмо, которое могло бы заставить его вернуться к ней, что было бы проявлением его высочайшей слабости.
Но на деле всё оказалось куда сложнее.
И Драко было до мерзости тошно от самого себя, когда он представлял, в каком свете предстал перед Гермионой.
Хотя... Оно и к лучшему.
Пусть считает, что он предал её.
Пусть.
Ведь, в сущности, он действительно это сделал, переспав с другой женщиной, а потом — не сказав Гермионе, что Астория врёт.
Так будет лучше.
Драко аппарировал к себе в квартиру и взглянул в зеркало. Слишком бледное даже для него лицо, распухший нос с запёкшейся кровью и пустые глаза, которые с лёгким презрением — отвращением — взирали на него.
Он выглядел жалко.
Он и был жалок, абсолютно.
— Так будет лучше, — почувствовав, как противно защипало в носу, уже вслух хрипло повторил Драко и, даже не приводя себя в порядок, рухнул на кровать, уставившись в потолок.
Но снова видя лишь её глаза.
* * *
Джинни тихо открыла дверь и неслышно проскользнула внутрь их новой с Гарри квартиры, в которую они переехали всего несколько дней назад. Она была абсолютно раздавлена событиями сегодняшнего вечера и окончательно добита тем фактом, что Гермиона отказывалась говорить с ней. Джинни искренне хотела помочь, но не знала, что делать, пока Гермиона на её глазах сотрясалась в беззвучных рыданиях, уткнувшись в подушку. И тот факт, что она не плакала в открытую, а до последнего сдерживала себя, только сильнее ранил Джинни, которая знала — её подруга борется со слабостью изо всех сил, пытаясь не сломаться под тяжестью горькой обиды и жестокого разочарования.
В какой-то миг Гермиона подняла на неё глаза, и Джинни почувствовала — ей лучше уйти.
Бывают моменты, когда единственное, чем ты можешь помочь — это не вмешиваться и дать человеку справиться с собственным горем в одиночку. Совершенно точно это был тот самый момент.
Гермиона хотела выстоять в этой борьбе с собой, хотела перенести удар стойко и без лишних свидетелей, и Джинни не смела ей мешать, даже в исключительно благородных целях.
Она аппарировала к двери, всё ещё думая о Гермионе и о предательстве Малфоя, но когда коснулась ручки, замерла от пронзившего её понимания — это не единственная проблема.
Ведь сегодня стало известно, что... Гарри в курсе про них с Блейзом.
— Знает всё, — поражённо выдохнула Джинни, ощущая, как паника проникает в каждую клетку её тела, заставляя сердце ускоряться.
Это было непостижимо, это было... неправильно и уж точно не вовремя. Хотя разве раскрытие страшных секретов когда-нибудь бывает вовремя?!
Джинни не имела никакого представления, как быть теперь с этим бьющимся в груди, готовым вырваться наружу ощущением, что назад уже ничего не вернёшь.
Она не представляла, как сможет посмотреть в глаза Гарри после того, что услышала от него и от Малфоя. Было слишком много вопросов, на которые она страшилась получить ответы, и поэтому искренне молилась, чтобы ей удалось оттянуть этот момент истины хотя бы ненадолго.
В квартире было на удивление тихо и темно, и Джинни почти почувствовала облегчение, подумав, что Гарри спит, что не придётся объясняться так скоро, когда услышала негромкие шаги позади себя. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда она резко обернулась и увидела силуэт Гарри на фоне полуоткрытого окна с развевающейся занавеской. Он стоял, засунув руки в карманы и слегка опустив плечи, а ещё вглядывался в неё, хотя во мраке невозможно было различить выражение его лица.
Она задержала дыхание и застыла, боясь того, что могло дальше последовать. Ветер прошёлся по её разгорячённой от волнения коже, и Джинни невольно задрожала, хотя причиной тому вряд ли можно было назвать холод. Скорее, это был дикий страх за них с Гарри, ведь теперь между ними незримо маячил призрак третьего человека, и Джинни была уверена — ещё никогда прошлое не было так осязаемо, как сейчас, когда они смотрели друг на друга, но будто заново проживали миг, когда была озвучена правда, изменившая всё.
— Как давно? — словно со стороны услышала Джинни свой надрывный шёпот и ужаснулась тому, что осмелилась начать первой.
Особо сильный порыв ветра со свистом влетел в комнату, разметав её волосы и ещё больше взлохматив шевелюру Гарри, когда тот негромко произнёс:
— Несколько лет.
Джинни судорожно вздохнула и прижала ладонь ко рту. В голове было столько мыслей, одна опережала другую, и она пыталась найти спасение, объяснение хотя бы в одной из них, но ничего не помогало.
Она просто не знала, что говорить.
— Я видел письмо, Джинни, — продолжил Гарри, делая медленные шаги в её сторону. — И я читал его. Одно из многих.
От ужаса, сковавшего тело, Джинни не смогла даже пошевелиться, а потому просто наблюдала, как приближается Гарри. Когда между ними оставался всего один метр, он остановился, и она наконец смогла увидеть его глаза.
К её изумлению, Гарри не выглядел злым, разочарованным или полным каких-либо ещё негативных эмоций. Он лишь смотрел на неё с затаённой грустью, а на его губах играла горькая усмешка.
— Я понимаю тебя, Джинни. В тот год я не мог дать тебе то, что смог он. Я не мог помочь тебе, не мог уделять тебе должного внимания, хотя ты в нём так нуждалась, — сделал он ещё один маленький шаг и легко коснулся её щеки. — Я сам виноват, что отпустил тебя. И, лишь прочитав то письмо, понял, какую ошибку совершил.
— Гарри... — начала Джинни, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.
— И тогда я осознал, что если не сделаю всё, чтобы попытаться всё исправить, то потеряю тебя навсегда, — вновь заговорил Гарри, не сводя с неё глаз, и Джинни тихо всхлипнула.
— Почему ты не сказал мне? — выдавила она.
Гарри на мгновение замер, прикусив губу в нерешительности, после чего обречённо выдохнул и продолжил говорить.
— Я боялся, Джинни, что если скажу правду, то тебе придётся выбирать между нами. И в тот миг я не был уверен, что ты выбрала бы меня, — чуть слышно закончил он, опустив голову.
Пару секунд Джинни не издавала ни звука, пока смысл услышанного поднимал в ней бурю таких эмоций, от которых она тут же бросилась к Гарри и обняла так крепко, словно боялась, что он исчезнет.
— Прости, прости, меня, пожалуйста, Гарри... Умоляю, прости...
Она плакала, пытаясь вымолить прощения, пока Гарри молча прижимал её к себе и старался прервать поток слов.
— Это ты меня прости, Джинни... Я должен был дать тебе выбор, я должен был сказать...
— Нет, — вскинула она на него поражённый взгляд, — прошу тебя, Гарри, не извиняйся передо мной! Я поступила ужасно, это я во всём виновата! А ты... — она покачала головой, словно до сих пор не верила в это, —...ты поступил правильно. Я не знаю, что бы со мной было, если бы я узнала тогда.
Гарри не сводил с неё печального и понимающего — снова понимающего! — взгляда, в то время как она чувствовала, как какие-то новые, доселе неизвестные ей эмоции просыпаются в ней.
И внезапно в её голове что-то щёлкнуло.
Мысль, которая пришла в эту секунду была настолько огромной и всепоглощающей, что Джинни тут же перестала плакать и взглянула на Гарри так, словно увидела впервые.
Это чувство в груди — оно начало разрастаться, и она не могла понять, откуда в ней столько теплоты и... любви.
И это было так ново, так чисто и прекрасно, что Джинни просто не могла найти слов, чтобы облечь это в слова.
Потому что назвать это любовью было бы слишком большим преуменьшением.
Потому что люди ещё не придумали такого слова, которое могло бы отразить всю силу и глубину чувства, так настойчиво сейчас пульсировавшего в ней, пока она смотрела на Гарри.
Все годы, проведённые рядом с ним, все ситуации, в которых он поступал всегда так, что в его верности не возникало сомнений, а ещё его преданная, искренняя любовь, перенёсшая столько испытаний и проверок, но не ставшая от этого слабее — всё это теперь настигло Джинни и благословило ошеломительным пониманием.
— Что? Что такое? — тихо спросил Гарри, слегка нахмурившись, пока она, задержав дыхание, вглядываясь в его обеспокоенные глаза.
— А знаешь... — в конце концов еле слышно начала Джинни, мягко дотронувшись пальцами до его лица, — я ведь всё равно выбрала бы тебя, Гарри. Даже если бы ты сказал мне тогда правду, выбор сделать было бы несложно. Потому что так сильно, как я когда-то полюбила тебя, я не смогу полюбить никого. А это означает, что по-настоящему я никогда не любила Блейза.
Гарри ошеломлённо уставился на неё какое-то время, после чего в его взгляде мелькнула неуверенность, и Джинни сказала чуть громче:
— Разве могло меня остановить хоть что-то, если бы я по-настоящему хотела быть с ним? Ведь ничто не смогло мне помешать быть с тобой. Теперь ты понимаешь?
Они оба знали ответ и, когда Джинни наконец увидела, как понимание затапливает глаза Гарри и озаряет их теплотой, уже сама не могла сдержать искренней счастливой улыбки перед тем, как он притянул её к себе для самого долгого и чувственного за все их отношения поцелуя, который окончательно уничтожил сомнения в их душах.
Который убедил их, что свой главный выбор Джинни сделала ещё много лет назад в миг, когда впервые увидела Гарри Поттера и влюбилась в него без памяти.
Навсегда.
* * *
Гермиона не знала, как ей удалось пережить эту самую отвратительную в жизни осень. Она не представляла, как смогла справиться с ужасным декабрём и отвоевать у января всего несколько дней, проведённых в кругу семьи, когда настроение было немногим лучше, чем привычное «омерзительно».
Но факт оставался фактом: к середине февраля — унылого, но уже не столь кошмарного — она заметила, что понемногу начинает выходить из состояния затянувшейся депрессии. Конечно, не было и дня, чтобы Гермиона с тоской не вспоминала о Драко, однако теперь боль притупилась, его образ померк, а сердце свыклось, что этого человека в её жизни больше никогда не будет.
И, как только это произошло, первое, что сделала Гермиона, осознав, что наконец готова отпустить прошлое, это сказала вслух: «Хватит!». И, хотя душа сопротивлялась, она для пущей убедительности безжалостно напомнила себе, что Драко давно двигается дальше, так что пора последовать его примеру. Поэтому второе, что предприняла Гермиона, это перехватила Гарри в Министерстве и пригласила их с Джинни в гости, а затем послала сову Рону с Самантой, которые тут же с радостью откликнулись на её предложение увидеться.
Поначалу в этот вечер за столом чувствовалась неловкость, и Гермиона могла поклясться — друзья ждут, что она сорвётся или, может, опять замкнётся в себе, как сделала это после их последней с Драко встречи. Но Гермиона игнорировала их переглядывания и вела себя непринуждённо, причём прилагая для этого минимум усилий: она на самом деле безумно соскучилась, так что присутствие друзей в доме только поспособствовало улучшению настроения. Постепенно все расслабились, видимо, убедившись, что Гермиона действительно в порядке, и оставшуюся часть вечера провели за весёлой беседой и обсуждением последних новостей. Так, Джинни и Саманте вскоре стало известно, что уже несколько недель вокруг Гермионы вьётся один из сослуживцев — добродушный и улыбчивый парень по имени Алан, те же, услышав столь «потрясающую новость», пытались уговорить Гермиону дать ему шанс.
И поэтому Гермиона сделала третий смелый шаг на пути к новой и обязательно счастливой жизни: она согласилась на свидание. Это было немыслимо, и она не могла сказать наверняка, нужно ли оно ей вообще, однако предпочла об этом не задумываться и проигнорировать, как тоскливо ёкнуло сердце, когда Гермиона невольно представила рядом с собой не Драко.
— Это всего лишь свидание, — вслух уговаривала она себя, отправляясь в тот вечер с работы домой пораньше, чтобы привести себя в порядок. — Никто меня ни к чему не обязывает.
К счастью, так оно и оказалось. Алан был настоящим джентельменом, а потому не стал торопить события. Они посидели в кафе, а затем принялись гулять по вечернему Лондону, искренне наслаждаясь беседой, хотя Гермиона пару раз ловила себя на мысли, что только беседа с этим человеком ей и нравится: невольные прикосновения Алана и долгие взгляды не вызывали в теле хотя бы малость того, что она называла трепетом.
Поэтому в какой-то миг она невольно загрустила, пытаясь не дать отголоскам прошлого, которое она делила совершенно с другим человеком, прорваться в душу.
— Гермиона, что-то случилось? — услышала она обеспокоенный голос Алана.
Слегка встрепенувшись, Гермиона перевела на него взгляд и постаралась улыбнуться.
— Нет, всё прекрасно, просто...
Она неопределённо повела рукой в воздухе, силясь придумать оправдание, но в конце концов сдалась и, мысленно отругав себя, спрятала глаза.
— Так, мне всё ясно. Нам нужно срочно сменить формат свидания! Наверное, в том кафе тебя разморило, так что предлагаю взбодриться.
Гермиона удивлённо уставилась на него.
— Взбодриться? Что ты имеешь в виду?
Алан победоносно улыбнулся, и, взяв её за руку, аппарировал на неизвестную, но оживлённую улочку. Гермиона растерянно огляделась по сторонам, а затем, проследив за взглядом Алана, невольно громко вздохнула.
— Нет... — тихо выдавила она, читая объявление на полуоткрытой двери: «Только в нашем клубе каждую среду проводятся уникальные латиноамериканские вечеринки с зажигательными танцами! Вход строго по парам!».
— Вот скажи, что может быть лучше танцев, Гермиона, когда нужно поднять настроение? К тому же сегодня среда. Брось, не стоит стесняться! — добродушно подмигнул ей Алан, но она не обращала на него внимания.
Просто в этот миг казалось, будто она перенеслась на несколько месяцев назад, туда, где всегда тепло, а растения находятся в вечном цветении; где люди пьют много вина, а ещё много говорят, активно жестикулируя; где танцевать — почти одно и то же, что любить, а любить — значит жить.
И пока Алан приводил всё новые доводы в пользу посещения вечеринки, Гермиона вспоминала несметные часы репетиций на фоне догорающего заката, жаркие ссоры и пылкие объятия во время танцев, и требовательные пальцы на её разгорячённой коже, которые полностью подчиняли её. А ещё отчаянный шёпот, нужные, пронзительные слова и чувства, от которых она теряла голову, когда смотрела в тёмные от желания серые глаза единственного человека, в чьих руках она дрожала одновременно от возбуждения и от страха, что не сможет перед ним устоять.
Как жаль, что такого больше не будет.
— Что, прости? — удивлённо спросил Алан, и Гермиона поняла, что сказала последнюю фразу вслух.
И она искренне разозлилась, до слёз разозлилась на саму себя.
Ну уж нет! Она ещё испытает все эти чувства! Она сможет ощутить гораздо большее, обязательно сможет! Возможно, даже сегодня. Ведь ей же так нравилось танцевать, так почему бы позволить себе это удовольствие прямо сейчас?
— А знаешь... Я согласна. Идём, Алан, — пожалуй, даже чересчур уверенно заявила Гермиона, из-за чего поймала недоверчивый взгляд.
— Стой, если ты на самом деле этого не хочешь и соглашаешься из вежливости, то...
— Нет, я на самом деле хочу потанцевать, — слегка улыбнулась ему Гермиона, посмотрев в глаза.
Она сказала сущую правду, и Алан, отметивший это, облегчённо выдохнул.
— В таком случае... — галантно подставил он ей локоть, —...идём.
Гермиона приняла руку и шагнула внутрь.
Конечно, атмосфера, царившая в клубе, отличалась от той, что была в «Жаркой ночи»: помещение было намного больше и подходило скорее для современных вечеринок, чем для тематических, хотя характерная музыка и танцующие почти так же хорошо, как в «Магнолии», пары всё же настраивали на нужный лад.
— Тебе что-нибудь принести? — пытаясь перекричать музыку, обратился к Гермионе Алан.
— То же, что и тебе, — громко ответила она, тот утвердительно кивнул и скрылся в толпе.
Гермиона вмиг почувствовала себя неуютно, словно пришла в подобное заведение в первый раз, а потому, обхватив локти ладонями, поёжилась и отошла в сторону. Заиграла новая, знакомая ей мелодия, и она, увлёкшись наблюдением за особенно хорошо танцующей парой, в какой-то момент осознала, что и сама невольно покачивает бёдрами и вспоминает ногами основной ход бачаты.
— Ого! Да ты неплохо двигаешься! — присвистнул внезапно появившийся за её спиной Аллан, и Гермиона резко к нему обернулась, едва не выбив из его рук два бокала.
— Ох, прости! Я просто испугалась, — положив руку ему на плечо, объяснила Гермиона.
— Ничего страшного. Вот, — он протянул ей красивый разноцветный коктейль, украшенный зонтиком. — Там много сока и совсем немного ликёра.
Гермиона поблагодарила его и, сделав первый глоток, вновь сосредоточила внимание на танцполе. Алан что-то увлечённо рассказывал, пока она потягивала коктейль и с тоской вспоминала, как когда-то точно так же танцевала с Драко — раскрепощённо и чувственно. Да, порой они действительно находились на грани между тем, чтобы продолжить танцевать или начать настоящую прелюдию, чтобы поубивать друг друга или притянуть для страстного поцелуя. Сколько между ними было напряжения, неповиновения, борьбы, которые всё равно сводились к ощущению опьяняющей страсти, бесцеремонно рушащей все барьеры и внутренние запреты, за которые оба уже были не способны держаться.
В момент, когда Гермиона осознала, что снова думает о Драко, хотя, по идее, должна быть увлечена другим мужчиной, её охватило такое отчаяние, что она, залпом осушив бокал, поставила его на барную стойку и, схватив Алана за руку, потянула его на танцпол.
— Эй, Гермиона, подожди... — попытался притормозить её он. — Ты уверена, что хочешь танцевать?
Она была до того взвинчена, что, не подумав об абсолютной бесцеремонности своего поведения, резко к нему повернулась и с жаром выпалила:
— Абсолютно.
Видимо, Алан не ожидал такой реакции, но ему понравился энтузиазм Гермионы, а потому он, также отставив бокал в сторону, всё же последовал за ней на танцпол.
Играла музыка бачаты, поэтому Гермиона, стараясь заблокировать верещащий про непотребное поведение голос разума, подошла вплотную к Алану и скрестила руки за его шеей. Он был немного ниже Драко, но крепче, и Гермиона невольно отметила эту разницу, когда партнёр мягко притянул её за талию.
— Сказать честно, я скверно танцую, — слегка смутившись, признался Алан, чем вызвал улыбку Гермионы.
— Я немногим лучше, но всё равно попробую научить.
Она начала движение первой, и Алан, очевидно, старавшийся не ударить в грязь лицом, последовал за ней, легко подстраиваясь под движения её ног и бёдер. Совершенно точно он явно преуменьшал, говоря, что плохо танцует, потому что Гермиона была уверена — со стороны они выглядят не хуже, чем все остальные пары. Наверняка они двигались слаженно и смотрелись гармонично, ведь их разница в росте была идеальна для танцев. Возможно, Гермиона даже сказала бы, что о таком партнёре можно только мечтать, а после того, как он неожиданно раскрутил её в сторону и страстно притянул обратно, ещё добавила бы, что мечтать об Алане можно, не только представляя его в роли танцевального партнёра.
Всё это было бы возможно, если бы не одно «но».
Гермиона ничего не чувствовала. Вообще ничего, пока Алан одной рукой ненавязчиво гладил её спину, другой сжимал её пальцы, а бёдрами задавал темп. Близость с ним не волновала, а скорее доставляла неудобство, хотя Гермиона отчаянно пыталась, по-настоящему хотела ощутить трепет каждой клеточкой тела. Его теплое дыхание не заставляло прильнуть ещё ближе, а лишь вызывало желание отодвинуться подальше, и в какой-то миг Гермиона назло самой себе и своему глупому существу заставила себя прижаться к Алану чуть сильнее. Она закрыла блеснувшие от слёз глаза, пытаясь отдаться ритму музыки, но у неё не получалось, не получалось абсолютно ничего! Наоборот, словно в наказание, что она силилась врать самой себе, пришло резкое осознание: это не его руки обнимают её, не его губы слегка касаются уха, не его тело так близко к её собственному.
И она не чувствует абсолютно ничего, кроме отвращения и мучительной злости на себя, когда танцует не с Драко.
Громко всхлипнув, Гермиона резко вырвалась из объятий Аллана и побежала к выходу, смахивая слёзы.
Чёрт, она совершенно безнадёжна! Какой надо быть дурой, чтобы подумать, что она может его забыть? Что она может встречаться с кем-то ещё и позволять себя трогать тому, чьи прикосновения навсегда останутся чужими?!
Молниеносно вылетев на улицу в одном платье с коротким рукавом, Гермиона даже не ощутила холода: ей было невыносимо жарко. Лицо горело от обиды, тело пылало, словно в знак протеста, что она старалась заставить его подчиниться не тем рукам.
— Ты такая идиотка, Гермиона... — вслух протянула она и спрятала лицо в ладонях, внезапно очень отчётливо понимая, что весь её план по началу новой жизни полетел к чёрту.
Она не сможет забыть Драко.
Никогда.
Она не сможет ни с кем почувствовать что-то даже немного похожее.
Никогда.
Она не сможет быть с другим мужчиной, потому что, вопреки всему, до сих пор любит одного единственного, который уже давно дарит себя не ей.
И самое горькое, что Гермиона будет любить его, несмотря ни на что.
Она будет любить его всегда.
И она сдаётся, прекращает бороться и перестаёт ломать себя, чтобы пытаться быть другой, чтобы пытаться быть с другим.
Нет.
Если ей суждено остаться одной и пронести через всю жизнь любовь к единственному мужчине, то так тому и быть.
Потому что если она попытается отдать себя не ему, то предаст своё чувство, предаст саму себя.
А Гермиона не могла этого сделать во второй раз.
— Гермиона! — услышала она взволнованный крик позади себя. — Вот ты где!
Она, быстро вытерев слёзы, постаралась улыбнуться и повернулась к запыхавшемуся Алану, который выглядел жутко взволнованным и одновременно смущённым.
— Послушай, Гермиона, прости меня! Если я чем-то тебя обидел, если зашёл слишком далеко... — начал оправдываться он, но она остановила его жестом.
— Нет, это ты меня прости, Алан. Прости, что согласилась на свидание и дала тебе надежду, — с горечью приналась Гермиона, чувствуя, как одинокая слезинка скатилась по щеке.
— Гермиона, я не понимаю... — покачал головой Алан, и она шагнула к нему, взяв его руки в свои.
— Ты замечательный парень и настоящий джентльмен. Спасибо за восхитительный вечер, который ты провёл со мной, и прости, что он так нелепо завершился. Но я не могу тебе врать, Алан: я люблю другого мужчину, — грустно улыбнувшись, вымолвила Гермиона. — Я думала, что мне удастся забыть его, но лишь танцуя с тобой, я поняла, что это невозможно.
Она опустила взгляд и совсем тихо сказала:
— Прости, что не оправдала твоих надежд.
Тонкая корка льда, на которой она стояла, тихо треснула под носком ботинка, вырядившись в паутину, и в этот миг она услышала вздох Алана, прежде чем он начал говорить:
— Сказать честно, я догадывался, Гермиона. Ты мне давно нравилась, и я долго не решался подойти к тебе, потому что знал — у тебя кто-то есть. Потом я подумал, что ты рассталась с тем парнем, раз так сильно переживала по этому поводу, и лучше мне подождать. В какой-то момент мне показалось, что тебе стало лучше, что ты начала забывать про разрыв, и вот тогда я и решил рискнуть обратить на себя твоё внимание... Но сегодня я осознал, что на самом деле ты ещё не готова для других отношений, Гермиона. Всё наше свидание ты была со мной физически, но не душой.
— Алан, прости...
— Не надо извиняться за то, что любишь другого, — решительно остановил её он. — Ты восхитительная девушка, Гермиона, и, как бы мне ни было больно это признавать, я убеждён, что, если ты помиришься с тем парнем, так будет лучше, и ты будешь счастлива. Ты достойна счастья.
Гермиона поражённо смотрела в грустные, но тёплые глаза Алана и ощущала такой прилив благодарности, смешанный с чувством вины, что через несколько секунд крепко обняла его.
— Спасибо, спасибо тебе. Ты удивительный мужчина! Я уверена, ты обязательно встретишь девушку, которая сможет это оценить.
— А я уверен, — начал Алан, нежно прижав её к себе и склонившись к уху, — что ты обязательно помиришься с тем парнем, которого любишь. Ведь, если он любит тебя так же, как и ты его, иначе и быть не может.
Гермиона чуть отстранилась и печально покачала головой.
— Вряд ли, Алан. Он даже знать меня не хочет, к тому же у него уже кое-кто появился.
— Но ты не отрицаешь, что он любит тебя? — слегка нахмурившись, уточнил Алан.
— Я знаю, что любит, — кивнула Гермиона, с болью вспомнив взгляд Драко, которым он смотрел на неё в их последнюю встречу.
— Тогда дай ему время. Он всё поймёт, обязательно, — мягко обхватил её лицо ладонями Алан и ободряюще улыбнулся, чем вселил в Гермиону новую надежду, что, возможно, так оно и будет.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 43 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |