Тепло растекается по телу от подобных грез. Я прикасаюсь головой к холодной стене и проваливаюсь в сон, одновременно цепляясь за реальность и отталкиваясь от нее ногами.
Трудно сказать, кто первый и кого невзлюбил: мы жизнь, или она нас. Я так рьяно сетую на все, что со мной происходит, и не догадываюсь, что, возможно, судьбе гораздо раньше не понравилось то, как своенравно и глупо я распоряжаюсь своими минутами.
Дверь открывается. Я испуганно вздрагиваю и восклицаю:
- Соня?
Девушка входит, покачиваясь. Мужчина толкает ее вперед и кивает.
- Брюнетка следующая.
Следующая. Живот сворачивается в тугой узел.
Несмотря на ужас, я подношусь к блондинке и помогаю сесть. У нее глаза бегают из стороны в сторону, лоб липкий от пота, а платье глубже разодрано. С силой стискиваю зубы и рычу. Черт! Что же они с ней сделали? Нет, нет! Так и хочется заорать во все горло! Боже, она же не заслужила подобного! Запах мужчины исходит от ее юного, маленького тела. Девушка выглядит такой измученной, такой хрупкой…
- Соня! – я сжимаю ее кисти. Но она меня не видит. – Соня!
Слишком большая доза. Блондинка не обращает на меня никакого внимания.
Отворачивается и шепчет:
- Все в порядке.
- Что?
- Я в порядке, - повторяет она. – Можешь, продолжать. Продолжай.
Я все-таки плачу. Резко опускаю голову вниз и ощущаю себя чертовски бесполезной. Мну пальцы девушки, отнекиваюсь:
- Нет, нет, не хорошо, Соня, все совсем не хорошо.
Как же мы выберемся отсюда? Как я спасу ее, если она не стоит на ногах? Новая волна ужаса охватывает тело. У меня есть два варианта: или я убегаю одна, или остаюсь еще на один день и терплю все, что здесь со мной может произойти. Что выбрать?
Бессмысленные слезы вновь застилают глаза. Я валюсь на пол и закрываю их пальцами, не понимая, что мне делать и как быть. Я хочу спасти Соню! Но еще больше я хочу вырваться на свободу и избежать похожей участи! Так как поступить? Как будет правильно?
- Мы должны хотя бы попытаться, - неожиданно шепчет блондинка, и я поднимаю в ее сторону дрожащий подбородок. – Не беспокойся обо мне.
- Нет, - рычу я, сотрясая воздух, - мы обе выберемся отсюда! Плевать на все, что со мной случится! Я тебя не оставлю!
- Не оставляй. Но и не жди.
- Что?
- У тебя ведь есть план. Прошу тебя, - глаза девушки на несколько секунд становятся прежними: живыми и красивыми, - бежим.
- Но…, - растеряно качаю головой, - но ты не можешь, ты…
В ответ Соня лишь расправляет плечи. Поднимается с матраса и шипит:
- Они отняли все, что у меня было. Осталась лишь свобода. И до нее им не добраться.
Я киваю. Не думаю, что у нее достаточно сил для побега, зато уверена – у нее достаточно сил для последнего рывка. Когда слабые люди становятся храбрыми, их не удерживают даже каменные стены, ведь в отличие от сильных, они знают цену своим мучениям.
Я беру себя в руки. Соня выкладывает передо мной три использованных шприца. Мостится за дверью, а я укладываю иголки себе за спину, готовясь, напасть в любую минуту. Сажая человека в клетку, многие забывают: люди – похлеще животных.
Зажмуриваюсь. Грудь ошпаривает адреналин. Надо подумать о чем-то хорошем. О чем? Почему-то вспоминается тот теплый день, когда мы с Сашей и Ярославом носились по крыше супермаркета. Точнее носились они, а я смотрела на них и хохотала, держась руками за живот. Брат вдруг подошел ко мне и сказал: ты мне не сестра. Я уже почти обиделась, но внезапно услышала: ты – мой лучший друг.
Крепко стискиваю зубы.
Я выберусь ради этого. Ради этих моментов.
Дверь открывается, и мне приходится шумно выдохнуть, чтобы не взорваться от ужаса. Мужчина ухмыляется.
- На выход. Тебя ждет клиент.
- Что? – прикидываюсь дурочкой. – В смысле? Я не понимаю…
- Ну, же. Не трать мое время.
- Я не собираюсь никуда идти! Вам придется насильно меня вытащить за дверь! Ясно? А сама я даже с места не сдвинусь! Ни на сантиметр!
Со вздохом он идет ко мне. Бурчит что-то, но я уже не слышу. Вижу его шею достаточно близко для того, чтобы напасть и прыгаю – будто дикая кошка. Он стонет, а Соня со всей силы ударяет его по лодыжкам. Мужчина валится вниз, пока я, изнывая от ярости, дырявлю шприцом его шею. Вновь. И вновь. И еще раз. Не могу остановиться. Дышать становится совсем трудно и тогда я вдруг чувствую чьи-то ледяные пальцы на своих плечах.
- Эй, Зои, - голос Сони слабый. Она испуганно морщится и кивает, - он не двигается.
- Что? – рявкаю я.
- Хватит. Мы можем идти.
Растеряно оборачиваюсь. Вижу испачканное в маленьких каплях крови горло мужчины и резко отпрыгиваю назад. Черт! Пальцы выпускают шприц. Что я натворила? Даже не помню, как замахивалась и наносила удары снова и снова!
Я сошла с ума.
Приходится встряхнуть головой пару раз, чтобы прийти в себя. Не думала, что я способна на подобную жестокость. Хотя, может, все мы способны, когда пытаемся выжить?
В коридоре пусто. Из рассказов Сони, я узнала, что охрана по ночам редко патрулирует каждый этаж. В основном они охраняют выход и покои Болконского. На улице – две будки. По всей территории пущены собаки.
Что ж, если мы и выберемся, то обязательно напишем об этом книгу.
- Держись позади меня, - шепотом командую я.
- Что ты задумала?
- Увидишь.
- У нас мало времени. Клиент долго ждать не будет!
- Клиент? – я морщусь от отвращения. Крадусь вдоль стены и выглядываю из-за поворота: пусто. – Если мы спасемся, привлечем органы. А если и они будут молчать – я лично подожгу это здание и даже осознанно сяду за это в тюрьму. Нам сюда.
Перепрыгиваю сразу через несколько ступенек и, наконец, оказываюсь лицом к лицу с нашим спасением. Невольно улыбаюсь.
- Почему ты остановилась? – заплетающимся голосом спрашивает Соня. – В чем дело?
- Мы на месте.
- Где?
- Сюда.
Я указываю в сторону окна и вижу, как девушка недоуменно морщит брови. Не знаю, что до нее доходит, однако лицо ее внезапно вытягивается. Она испуганно восклицает:
- Ты с ума сошла!
- Тшш! – обрываю я, подорвавшись к блондинке. – Хочешь, чтобы нас засекли?
- А ты собралась сброситься из окна?
- Посмотри внимательнее. Там лестница! Пожарная лестница!
- Мы на седьмом этаже! И еще между нами и лестницей толстенное стекло!
- Поэтому действовать надо быстро. Разобьем его, спустимся вниз. Потом рванем до упора в собор. Я знаю этот район. Здесь работает Константин.
- Безумие! – девушку качает от дозы. Она потирает ладонями вспотевший лоб и нервно оглядывается. – Это полнейшее безумие!
- У нас нет другого выхода, - напоминаю я. Медленно выдыхаю и шепчу, - учти, когда мы разобьем стекло, сюда сбежится все здание. Нужно действовать быстро, не бояться. Слышишь?
Соня слышит, но не верит. Она дергано кивает, а я поднимаю с пола какой-то деревянный обломок. Итак. Руки трясутся. Смотрю на окно и думаю о том, что слишком уж просто звучит мой план. Наверно, надо было продумать его более тщательно? Да?
- Хватит! – Вскидываю подбородок и размахиваюсь. Кусок дерева обжигает руки, когда ударяется о стеклянную преграду и отпружинивает назад. На окне не трещины. Лишь глухой звук разносится по коридору и останавливает мое сердце. Это конец.
Ошеломленно расширяю глаза, блондинка вопит не своим голосом, а я улавливаю вдалеке топот чьих-то ног. Нас засекли, а стекло даже не треснуло. С криком начинаю лупить по нему снова и снова, рычу:
- Ну! Давай же! Давай!
Ничего не выходит. Я слышу крик какого-то мужчины, а затем выстрел. О, боже!
Обломок выпадает из моих рук, я падаю на пол и прикрываю руками лицо, будто так спасусь от свинцовых пуль. Мужчина решительно идет на нас. Соня вопит, отмахивается от него руками, а тот лишь грубо отпихивает ее в сторону.
- Ты, - он смотрит на меня, - Босс сказал убить тебя, если что-то пойдет не так.
- Попробуй, - внезапно кричит блондинка и накидывается на него сзади.
Шокировано мужчина врезается спиной в стену. Я воспламеняюсь, как спичка, срываюсь с места и зверею, нанося удары деревянным обломком по его лицу. Бью и бью. Не прерываюсь, а Соня в это время свирепо царапает пальцами его шею. Мы, словно дикие животные, пытаемся поглотить добычу, не щадя ни единого сантиметра его кожи. Когда тот не двигается, отступаем назад. Я выхватываю пистолет, а дубинку передаю блондинке.
- Прикрой глаза, - командую я и с легкостью выпускаю несколько пуль прямо в окно. Оно брезжит и рушится, рассыпаясь на части, как и моя когда-то здоровая психика. – Давай.
Соня понимает меня с полуслова. Кидается к стеклу и оббивает деревянным обломком острые куски, делает дырку шире. Пока она кричит и разговаривает с окном, будто с живым человеком, оборачиваюсь в сторону коридора. Так. Я выстрелю, если увижу очередного охранника. Я сделаю это, потому что нажать на курок – проще простого. И нет тут иных вариантов.
Пальцы немеют. Разминаю их, не меняя стойки. Испепеляю взглядом узкую дорожку и дышу так громко, что, наверняка, привлекаю добрую половину тех, кто так и не откликнулся на выстрелы.
- Сюда! – кричит кто-то за поворотом. От ужаса я холодею. – Быстрее!
Их несколько? Пару раз моргаю. Оборачиваюсь, вижу, как Соня с силой добивает стекло и надеюсь, что мы успеем убраться до тех пор, пока сюда сбежится целая толпа охранников.
- Быстрее!
Адреналин вдруг уступает место страху, и я уже не чувствую себя всемогущей, и даже холодный металл не помогает. Моргаю, переминаюсь с ноги на ногу и восклицаю:
- Долго еще?
- Пару секунд.
Секунд – это хорошо. Секунд – это недолго.
Кто бы мог подумать, сколько может случиться за эти пару секунд.
В коридоре появляется мужчина. Он наставляет на меня пистолет, а я цепенею от ужаса. Надо просто нажать на курок. Просто нажать! Не выходит. Что-то переворачивается во мне. Я понимаю, что должна выстрелить, но не могу пошевелиться. Гляжу в эти черные, холодные глаза и как идиотка замираю. Ну, же! Ну, же!
Меня отрезвляет выстрел. Он звучит в воздухе и пугает до коликов все мое существо. Думаю, я тоже нажимаю на курок, потому что мужчина вдруг валится без чувств на землю.
- Боже мой, - шепчу я, порывисто опуская руки. Тело сводит судорога. – Я убила его!
Вина встает комом в горле. Что я натворила? Что же я сделала?
- Нет! Черт!
Мысли так и кружатся в голове, пока я неожиданно не вспоминаю о том, что выстрелов было два. Опускаю взгляд вниз и осматриваю свой живот, ноги. Ничего не замечаю. Может, мне показалось?
Грохот.
Кожа леденеет. Я оборачиваюсь и с ужасом роняю пистолет на пол.
- Соня!
Мы думаем, что наши поступки влияют только на нас самих, и мы чертовски ошибаемся. Когда-то мама говорила о странной связи, существующей между люди. Будто мы все зависим друг от друга. Я не понимала ее, но сейчас…
Падаю на колени рядом с блондинкой и порывисто хватаюсь за ее плечи. Девушка истекает кровью. Ее порванная рубашка больше не серая, не грязно-бежевая. Она алая, как и проступившие на губах маленькие капли.
- Нет, - качаю головой. Внутри становится так больно. Я прикусываю губы и крепко зажмуриваюсь, не веря в происходящее. – Нет! Соня! Боже, мой!
У девушки дыра в груди. Я ее вижу. Придавливаю пальцами и начинаю плакать.
- Прости, я должна была сразу стрелять! Боже мой, Соня! Прости!
Меня колотит, а девушка не произносит ни звука. Смотрит на меня и морщится от боли. Неожиданно по ее щеке скатывается одинокая слеза.
- Ты должна встать, нам пора уходить! Саша ведь ждет тебя! Он ведь…
Ее тело сводит судорога. Она выгибается, впивается в мои плечи пальцами и открывает рот. Хочет что-то сказать, но не может.
У меня словно землю из-под ног выбивают. Я сжимаю в руках ее худую талию, вижу ее мокрые от слез глаза, и рассыпаюсь на части, как карточный домик. Вот-вот и нас сдует ветром, и мы обратимся в выдуманную, старую быль.
Соня перестает дышать. Вот так. Просто. Застывает с открытыми глазами и превращается в мраморную, прекрасную статую, овитую золотистыми локонами.
- Нет. – Покачиваю головой. – Боже, нет, Соня! Нет! Посмотри на меня! Соня! – я трясу ее бедные плечи и хочу услышать ответ, но девушка не двигается. Не отвечает. Почему-то в этот момент я понимаю, что именно я убила Соню. Не тот мужчина, не Болконский. А я.
Блондинка не шевелится, а я так и слышу: «Ты же пообещала. Ты же сказала, что мы выберемся». Опускаю голову и не хочу двигаться. Что я натворила. Что сделала.
Громкий топот вырывает меня из мыслей. Я судорожно выпрямляюсь, смотрю в сторону коридора и боюсь даже пошевелиться, ведь тогда придется выпустить тело Сони из рук. Но я не могу бросить ее здесь. Это неправильно, это немыслимо.
- Нет, - хриплю я, с силой зажмуриваясь. Качаю головой и повторяю, - нет!
Голоса мужчин эхом разносятся по помещению. Смотрю на девушку и медленно кладу ее на неровную, холодную поверхность. Шепчу:
- Прости меня.
И сжимаюсь от дикой боли где-то в сердце. Не могу заставить себя уйти. Уже поднимаюсь на ноги, подхожу к окну, хватаюсь пальцами за ледяные прутья, но все никак не перестаю испепелять взглядом ее бледное, маленькое тело. Соня была очень красивой. И даже сейчас она красивая. Прикусываю губу и шумно выдыхаю: я должна уйти. Должна!
Спускаюсь вниз, задыхаясь от слез. Меня так трясет, что пару раз я промахиваюсь и ставлю ногу куда-то в сторону. Наверно, такая халатность может стоить мне жизни. Однако почему-то сейчас мне отнюдь не до этого.
Земля все ниже и ниже, а мужские голоса сыплются на мою голову, как хлопья снежинок или капли дождя. Я ощущаю их взгляды даже когда оказываюсь на земле. Наверно, охранники тоже спускаются вниз. В таком случае, пора бежать.
Порывисто смахиваю с глаз слезы и несусь в сторону центрального, широченного моста, освещенного сотней фонарей. В любой другой день я бы восхитилась подобной красотой. Но сейчас данное сооружение – не просто символ Питера. Это мое спасение, мой свет. Я несусь к нему изо всех сил и, несмотря на рычание собак, звуки выстрелов и крики, не останавливаюсь, а наоборот бегу быстрее, надеясь добраться до заветного огонька.
Жизнь – это борьба не с окружающими людьми, а с самим собой. Ответишь ли ты за свои поступки? Сумеешь ли пересилить свои страхи? Сможешь ли нестись вперед, превозмогая боль и усталость?
Никто из чужих людей не даст тебе ответа на эти вопросы. Только ты сам знаешь, на что ты способен; только ты сам знаешь, на что ты готов, ради жизни и будущего.
Бежать сложно уже через пару секунд. Однако мне приходится лететь дальше, чтобы не угодить в ловушку. Громкие выдохи превращаются в рыдания. Я едва удерживаю на губах имя матери, имя Теслера и работаю руками до изнеможения, до колючей, опасной боли.
Звучит очередная порция выстрелов. Я думаю, что в очередной раз все обойдется, однако происходит иначе. Третья пуля – я отчетливо слышала три выстрела – попадает мне в бок, и я с криком кренюсь в сторону, наткнувшись спиной на острую перегородку.
- А! – ору я, впившись пальцами в рану. Она начинает кровоточить молниеносно и заливает мои ладони темно-красной краской. Ноги подкашиваются. Я вижу заветный собор вдалеке, знаю, что от него до папиной работы две минуты! Но одновременно с этим понимаю: я никогда туда не доберусь. Не теперь.
Топот за спиной превращается в барабанную дробь. Посреди моста я оказываюсь в ловушке. Взаперти! Дергано оборачиваюсь, вижу смазанные, мутные фигуры охранников и вдруг цепенею: вперед проход закрыт. Назад – тоже.
Остается лишь один вариант.
- Мама, - шепчу я, перекидывая ноги через перегородку. Вода черная. Будто собираюсь прыгать в бездну. Черт возьми, разве у меня есть вариант? Нет! Мы готовы на любые безумства ради жизни близких, ради своей жизни. Это неписаное правило, которое включается лампочкой в нашей голове именно тогда, когда не остается выбора. Давай же, сделай это, Зои!
Я зажимаю пальцами пульсирующую рану и перестаю плакать. Слышу чей-то крик, отталкиваюсь от бортика и почему-то думаю: прямо, как Дима.
Вода ледяная. Она выталкивает меня на поверхность и ошпаривает все тело. Боль с новой силой отдается в голове, и мне неожиданно становится трудно дышать, будто невидимые силки сдавливают легкие. Кашляю. Мотыляю руками из стороны в сторону, а черная вода прилипает к ладоням, как жвачка, не давая свободно шевелиться. Плыву к берегу. Понятия не имею, как это делаю. Ничего не понимаю. В голове смешиваются звуки, запахи, цвета, на глаза будто падает слой тяжелого, беспросветного тумана, и я неосознанно приближаюсь к бортику, сгорая от дикого желания вырваться из этой клетки.
Уже на берегу поднимаюсь на ноги. Плетусь к первому попавшемуся дому и тарабаню по двери с такой силой, будто не истекаю в крови. По телу льется ледяная вода. Меня трясет, а я и не думаю о холоде. Врываюсь в коттедж, едва сонные хозяева появляются на пороге и хриплю:
- Надо позвонить.
Супружеская пара бегает вокруг меня, как вокруг рождественской елки. Женщина на удивление быстро пропитывается ко мне жалостью, мужчина – состраданием. Оба ведут меня в зал и щебечут о полиции, скорой. На все вопросы я киваю.
- Позвонить...
- Бедная девочка! – вопит женщина средних лет. Она протягивает мне трубку, а сама с беспокойством глядит на мужа. – Что ты стоишь? Вызывай полицию! Врачей!
Кнопки плавают перед глазами, однако я упрямо пытаюсь найти нужные цифры.
Единственный знакомый мне номер – номер Саши.
Саша. При мыслях о нем, грудь сжимается. На глазах появляются слезы. Я болезненно морщусь и горблюсь так сильно, что сводит полностью все тело. Как же я скажу ему о том, что случилось? Как объясню, что человек, которого он любит, мертв? Дышать совсем невыносимо. Я набираю номер, пусть и не хочу этого делать. Однако темнота грозит забрать меня с собой, и у меня не остается иного выбора, прежде чем упасть без сил и отключиться.
ГЛАВА 24.
Мы сидим с мамой на берегу моря. Она со вздохом собирает свои густые волосы в ладонь, однако уже через пару секунд отпускает их, позволяя ветру игриво разбрасывать их из стороны в сторону.
- Интересно, как долго продлится шторм?
- Шторм? – она удивленно обращает на меня взгляд. – Шутишь? Погода чудесная.
- Ветрено, - ворчу я. – Волны большие, да и солнце неяркое.
- Солнце всегда одинаковое. А тут уж твое дело: замечать тучи или нет.
- Мам, ты говоришь странные вещи. Может, пойдем уже? Мне очень холодно.
- Хватит жаловаться, Зои! Посмотри, как тут красиво! А запах какой! Если бы я не умерла, то определенно съездила бы на море. – На ее красивом лице вдруг появляется лукавая ухмылка. Мама сужает глаза и приказывает, – как очнешься, не теряй ни минуты! Собери все самое необходимое и отправляйся в путешествие! Возьми мой чемодан…
- Не хочу я просыпаться, - апатично признаюсь я. Перебираю пальцами холодный песок и подтягиваю к груди ноги. – Зачем? Мам, лучше я с тобой останусь.
- И что мы будем делать?
- Какая разница.
- Огромная!
- Да, ладно тебе. Ничем не заниматься – тоже занятие.
- Серьезно? – мама переводит на меня разгромный взгляд. – Зои, сколько можно бояться? Отказавшись от жизни, ты ее не наладишь! Наберись, наконец, мужества и открой глаза!
- Мужества? – крепко стискиваю зубы и кидаю горсть песка куда-то в сторону с такой злостью, что вспыхивает все тело. – Когда мужество возвращало с того света близких? Когда мужество вытирало слезы и извинялось за нас перед родными людьми?
- А когда трусость была решением проблем?
- Люди всегда убегали от неприятностей, и никто из них от этого хуже жить не стал!
- За одним лишь исключением, что в твоем случае, убежать – значит никогда больше не очнуться. – Мама недовольно покачивает головой. На ней легкое черное платье, губы – ярко-алые, как обычно. Она, словно живая сидит рядом, и мне вдруг становится не по себе: кто же из нас все-таки мертв? – Зои, честное слово, хватит сводить меня с ума! Я знала, что мамаша из меня так себе, но неужели я совсем не научила тебя бороться, вне зависимости от паршивости ситуации? Ты слишком много думаешь. Расслабься!
- Ты шутишь наверно. Мам, пострадало столько людей! - я жмурюсь и в очередной раз шумно выдыхаю. – Ты всегда так. Рассуждаешь легкомысленно и беззаботно, будто ничего страшного не произошло.
- Я рассуждаю обычно.
- Нет! Ты должна была испугаться и хотя бы ради приличия построить из себя взрослого, ответственного человека.
- Если бы я знала, что от этого будет толк, - усмехается она, - то построила бы. Однако зачастую проблемы как раз-таки от того, что мы воспринимает вещи в совсем другом свете. Ты думаешь, хуже и быть не может? Правда? А как тебе то, что ты больше никогда не проснешься? Не откроешь глаза? Милая моя, солнце, вот от чего стоит сходить с ума! А не от вины и ужаса.
- Ты не понимаешь, ты…
- …слишком беспечная? Ну и пусть. Если бы я так страдала по каждому поводу, мы бы с тобой согнулись еще на втором году твоей жизни.
- Это неправильно! – вспыхиваю я.
- А кто осудит? Люди?
Вот моя мама. Та, которую я, действительно, помнила. Не женщина, сотканная мной из теплых и сокровенных воспоминаний, а легкомысленный ребенок, экстерном сдавший экзамен по материнству. Ее мудрость граничит с безумием. Каждая фраза – острие ножа. Я никогда не прислушивалась к ее заявлениям, и каждый раз делала по своему, от чего мы жутко ссорились и не разговаривали целыми сутками, однако сейчас мне вдруг становится страшно: вдруг она права? Вдруг я, действительно, должна очнуться?
- Там есть люди, которые тебе дороги?
- Там?
- По ту сторону, - поясняет она. - Если «да», чего ты ждешь?
- Я не жду, - оправдываюсь я, прижимая к вискам руки, - я просто не хочу возвращаться!
- Солнышко, никому не нравится, когда ему больно.
- Тогда почему ты заставляешь меня пройти через это?
- Потому что из меня никакая мамаша, зато неплохая советчица, – она улыбается и взъерошивает копну моих и без того спутанных волос. – Согласна?
Непроизвольно усмехаюсь.
- С этим не поспоришь.
- Эй! Ты только что назвала меня плохой матерью?
- Но ты же сама так сказала!
- Иди сюда.
Мама крепко прижимает меня к себе и смеется. Голос у нее живой, мелодичный, и у меня сердце сжимается от этого родного звука.
- Думаешь, все уладится? – с надеждой шепчу я. – Я справлюсь?
- Справишься, конечно. Просто не сразу.
- И как долго придется терпеть?
- Кто знает. Я терпела всю жизнь.
Крепко зажмуриваюсь. Сжимаю маму в своих объятиях, и неожиданно понимаю, что больше не слышу шума волн. Что происходит? И запах пропал. Наверно, я уснула. Или нет? Открываю глаза и вдруг не вижу моря, маму; нет ни песка, ни горизонта. Передо мной белый потолок, а звук прибоя превращается в противный писк. Где я?
Собираюсь привстать, однако меня останавливают чьи-то холодные пальцы.
Глаза с трудом подчиняются. Я пытаюсь сосредоточиться, но в висках жутко стучит, все прыгает, кружится, а тело, будто налито свинцом. От того мне не удается даже на сантиметр сдвинуться с места.
- Ты очнулась, - слышу чей-то голос.
Сглатываю и недовольно думаю: кто додумался положить меня в кровать без подушек? И почему лампы такие яркие? Пытаются меня поджарить? Покачиваю головой и хриплю:
- Сервис – отстойный.
- Решили особо не тратиться, - подыгрывает знакомый голос. – Вдруг и смысла-то нет?
Наконец, я вижу его лицо. Саша нависает надо мной и в глазах у него не радость, а какое-то безмерное, необъятное спокойствие. Погладив пальцами мое, наверняка, синюшное лицо, он кривит губы и шепчет:
- Я жутко скучал, сестренка.
Чувства реагирует мгновенно. Глаза наполняются слезами, вина подскакивает к горлу, и я изо всех сил стискиваю зубы, приказывая себе не плакать. Хватаюсь за его руку и говорю:
- Я тоже. Что происходит? Почему я…, - моргаю, осматривая локти, - почему я опутана какими-то трубками? Зачем?
- Помнишь, как позвонила мне?
- Честно? Не особо, все в тумане.
- Когда тебя привезли в больницу, ты уже была без сознания. Доктора долго коптели над твоей дырой в боку – я даже видел, как проходила операция через окно приемной.
- Ооо. Серьезно?
- Да. Зрелище не из приятных. Они сказали, состояние весьма тяжелое. Ты потеряла много крови, плюс наглоталась воды, подцепила какую-то заразу…
- О, Господи, - я брезгливо морщусь, - давай опустим подробности.
- Нам сказали, ты можешь не проснуться. – Саша похлопывает себя по щекам и дергано улыбается. – Я уж решил, ты струсила! Захотела уйти на боковую?
Едва заметно киваю. Опускаю взгляд вниз на свои пальцы и испуганно замираю: итак, я выжила. Что теперь, что дальше? Смотреть на брата больно. Я внезапно начинаю сомневаться в правильности своего поступка: может, стоило не открывать глаза?
- Надо найти отца, - восклицает Саша. – Никогда не видел его таким.
- Каким? – любопытство перевешивает страх. Я вновь перевожу взгляд на парня и жду ответа. – Неужели сильно переживал?
- Шутишь? Он будто постарел на пару лет. И кстати, наверно, ты должна знать.
- Что знать?
- Теслер.
- Теслер? – я все-таки приподнимаюсь на локтях. Приборы начинают пищать так звонко, что голова взрывается диким треском. – Что с ним? Он в порядке? Он жив?
- Зои, он здесь. В больнице. – Саша устало протирает ладонями лицо и смотрит на меня с сожалением, грустью. – Отец не пускает его, поставил охрану. И вообще…, тут такой дурдом! Повсюду репортеры, снуют журналисты. Ты – новость дня, о которой даже в газетах пишут! Скандал надвигается – мама не горюй.
- Почему отец не пускает Андрея? – да, пожалуй, это единственное, что волнует меня на данный момент.– Он, правда, здесь? Прямо сейчас?
- Он тут каждый день.
- Каждый день?
- Я попробую найти папу, а ты – сиди смирно. Хорошо? – брат обеспокоенно поглаживает мое запястье. Руки у него ледяные, будто он держал их в сугробе. – С тех пор, как ты приехала, все с ног на голову перевернулось, и я…, - он замолкает и дергает плечами, - я рад, что ты цела. Не знаю, что бы я делал, случись с тобой нечто необратимое. Ведь ты…, - брат вновь неуклюже запинается. Пытается скрыть свои чувства за тенью улыбки, но его выдают глаза: огромные и налитые сожалением. Он все подбирает слова, но я прерываю его думы. Касаюсь пальцами подбородка и киваю.
- Я в порядке. – Горло першит. Если бы он только знал, сколько стоит мое чудесное спасение. – Иди. Я никуда не денусь.
- Да. Скоро вернусь!
Когда он уходит, внутри у меня взвывает сирена. Я резко откидываю назад голову и зажмуриваюсь так крепко, что глазам становится жутко неприятно. Боже, как же сказать ему? Может, он уже знает? Нет, наверняка, нет. Черт! Что же мне делать? Я не смогу…, не смогу признаться. Это слишком!
За этапом самобичевания следует этап осмысления.
Неожиданно, совершенно случайно, до меня доходит суть того, что приключилось: меня пытались накачать наркотой, хотели заставить ублажать каких-то кретинов! Мне стреляли в спину, даже ранили! И тот мост…, я ведь сиганула в воду! О чем я только думала? Наверно, просто пыталась выжить.
Потираю пальцами лицо и, борясь со слабостью, встаю с постели. Приходится отлепить от рук все эти провода, прищепки. Бок жутко ноет, но я не уделяю этому должного внимания.
Пошатываясь, поправляю плотную накидку и плетусь к двери. Перед глазами все прыгает, каждый шаг отдается звоном, но мне необходимо выбраться на воздух. Необходимо сбежать! Я иду вдоль пустого коридора и удивляюсь: неужели Константин снял для меня целый этаж? Тут пусто и так тихо, словно я не в больнице, а в морге. Неужели он и, правда, волновался? Просто не верится, что я успела засесть в его мыслях. Прохожу еще несколько метров и вдруг замираю на повороте.
- Зои? – отец вскидывает брови. Отходит от Саши и кидается на меня так, будто я могу испариться в любую минуту. – Почему ты вышла из палаты? Почему встала? Тебе надо срочно вернуться обратно! - Он нерешительно обнимает меня, стараясь не навредить ране. Его руки дрожат на моих плечах, и я так тронута этой реакцией, что не могу сдержать от улыбки. – Как ты всех нас напугала! Что произошло? Как это случилось? Или нет, потом расскажешь. Сейчас тебе надо отдохнуть!
- Перестань, - успокаиваю я. – Со мной все в порядке.
- Все равно надо вернуться в палату, - настаивает Елена. Она выглядит иначе. Но я никак не могу понять, что именно изменилось. Вдвоем они кажутся такими заботливыми, что у меня ком застревает в горле. Какого черта? Неужели они, действительно, волновались? Но почему? Я ведь обуза. Обманщица! От меня столько проблем.
- Простите, - мой голос предательски дрожит. Не знаю, что сказать. Как извиниться за испорченные нервы? – Простите, что сбежала. Мне просто надо было…
Слышу какой-то шум. Чьи-то глухие, недовольные крики. Непроизвольно смотрю за спину Константину и расширяю глаза.
- Андрей. – У меня подкашиваются ноги. Его удерживают сразу несколько человек, но он упрямо сопротивляется, испепеляя меня синим, бездонным взглядом. Не могу дышать. Тянусь к нему, но отец преграждает мне путь.
- Нет.
- Но я должна!
- Теслер работает на Болконского. Ты хотя бы понимаешь, что творишь? Зои!
- Пустите меня к нему! - настаиваю железным тоном. – Он не сделает мне ничего плохого!
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |