- Не бойся, - вдыхаю порошок и блаженно закрываю глаза, - я никому не позволю вас обидеть.
Мы распаковываем прокладки и держим их в воде до тех пор, пока они полностью не набухают. Потом заваливаем ими машину: багажник, бардачок, карманы на чехлах, сидушки и коврики. Саша усердно топчет селедку, прячет ее в проеме между сидением и дверцей.
- Что ты делаешь? – недоумевает Ярый. Его волосы похожи на пожар, который вдруг загорелся и не планирует тухнуть. – Совсем нанюхался, да? Как в старые, добрые времена.
- Так быстрее завоняется.
- Что?
- Сам подумай. Я ее кишки наружу выпотрошил. Естественно, вонь будет уже завтра стоять невыносимая.
- Он прав, - рисуя баллончиком огромную букву «Д» на лобовом стекле, тяну я. – Так круче. Протухнет быстрее.
- Идея моя, а выделываетесь вы.
- Никто тебе и не мешает выделываться.
- Ну да! Ты постоянно этим занимаешься.
- Чем занимаюсь?
- Приписываешь себе мои идеи.
- Да неужели? – вспыхивает Саша и смеется. – Наркота совсем тебе мозги выела.
- Сам ты себе мозги выел!
Они еще что-то орут друг другу, хохочут, а я вдруг замечаю нечто знакомое на переднем сидении. Недоуменно морщу лоб, залезаю в салон и касаюсь пальцами мягкой, багровой ткани. Грудь ошпаривают колючие чувства. Ошеломленно и озадачено я понимаю, что это кусок от моего вечернего платья. Что за фигня? Что за чушь собачья? Он псих? Маньяк? Кретин! Идиот! Ублюдок! Тварь! Я взрываюсь криком и резко выпрыгиваю из машины. Вспоминаю, как его руки пытались раздвинуть мне ноги, как его язык лез ко мне в рот и со всей силы вонзаю кулак в идеально отполированное стекло. Оно даже не трескается. Тогда я пробую еще раз. И еще. Бью ногами, всем телом. Ору и сражаюсь с ветряными мельницами, искренне полагая, что дерусь с настоящим чудовищем.
- Зои.
- Нет! – я нападаю и нападаю. Царапаю пальцами стекла автомобиля, его двери, бью шины, бампер, и все это время вытираю с глаз ядовитые слезы, прожигающие кожу. – Тварь!
- Зои, пожалуйста.
- Нет, нет!
Что мне теперь делать? Как жить дальше? Реальность падает на мои плечи, и две недели тотального запоя, наркоты, сигарет, вечеринок выпадают из жизни, словно их и не было. Я вижу свое бешеное отражение в тонированном стекле и луплю по нему кулаками изо всех сил потому, что больше Димы я теперь ненавижу лишь саму себя. За то, что не сумела убежать. За то, что не сопротивлялась. За то, что позволила этому случиться и живу дальше. Кто-то сзади обнимает меня за талию, а я продолжаю вырываться, не желая больше останавливаться. Теперь я никогда не опущу руки. Никогда не позволю течению нести меня в неясном мне направлении! Не позволю кому-то выбирать за меня! Унижать меня! Ломать меня!
- Зои, - на сей раз кричит и брат. Он сдавливает меня слишком сильно, и я начинаю кашлять, - хватит! Перестань!
- Саша, - цепляясь за его имя, тяну я, - Саша, мне плохо. Мне больно!
Я, наконец, поворачиваюсь к нему лицом и утыкаюсь носом в грудь. Ярый молча стоит в стороне и не двигается. Смотрит на нас, а меня так и шатает, словно на улице сильный ветер.
- Я с тобой, - шепчет брат. – Все хорошо.
- Нехорошо.
- Мы справимся. Слышишь?
- Как забыть о том, что постоянно рядом?
- Никак. Надо просто смириться.
- Я не могу смириться.
- Сможешь, со временем. А сейчас не плачь, прошу тебя. Я не могу на это смотреть.
- И я не могу. Прости. – Закрываю ладонями лицо и глубоко вдыхаю воздух. – Мне жутко стыдно. Я схожу с ума. Эти мысли…, они взрываются в моей голове, пульсируют...
- Подумай о чем-нибудь другом.
- О чем?
Брат вдруг усмехается.
- Обо мне, конечно. - Бесит, что он смеется в такой момент, но вместо злости, я внезапно испытываю облегчение.
Приступ отходит. Невольно улыбаюсь и бурчу:
- Нашел, о чем думать.
Внезапно на мои плечи ложатся еще чьи-то руки. Они крепко стискивают часть меня, часть Саши. Ярослав выдыхает и касается колючим подбородком моей щеки.
- Вы такие милые, - лепечет он. Сильнее обнимает нас и мечтательно растягивает губы в улыбке, - мой брат – идиот. Единственная от него польза – наркота, которой он закупается в Мексике.
- Отличная польза, - подбадривает Саша.
- Возможно. Но от него не пахнет также вкусно, как от Зои. И еще мы не можем тискаться и пускать телячьи нежности.
- Определенный минус.
Мы кладем одеяло на лобовое стекло Тойоты, достаем выпивку, орехи, печенье и ложимся на капот. Саша укрывает меня вторым покрывалом, затем тянет на себя правый угол, а Ярый, завистливо, левый. Так и лежим на горячем металле, рассматривая ночное, махровое небо, которое из-за алкоголя кажется живым. Плавающим. Хотя, кто знает, может, так и есть. А мы просто разучились подмечать подобные вещи. Отпиваю отвратительное, горько пойло и кривлю губы:
- Гадость.
- Лекарство, - поправляет меня Саша. Отбирает бутылку и тоже делает глоток. – Сегодня мы столько безумств сотворили. Но знаете, я впервые почувствовал себя живым. Дикость.
- Не нюхай больше, - язвительно поучает Ярый. – Это пафосно влияет на твой мозг.
- Рот закрой!
- Что?
- Я раскрываю тебе душу, - пьяно бормочет Саша, - а ты как всегда портишь мне кайф.
- Мы с мамой любили смотреть на небо, - внезапно отрезаю я, и парни по бокам замирают. Пялятся на меня, а я не обращаю внимания, продолжая также пристально и завороженно наблюдать за небом, которое сегодня греет меня сильнее ребят и даже сильнее алкоголя. Оно удивительно синее. Не черное. И от того в груди все переворачивается, скручивается и горит в истошных чувствах, ведь синий – больше не обычный цвет. – Мы ходили в парк аттракционов, брали билеты на чертово колесо, и крутились больше часа. Накупали всякой дряни, включали музыку – у нас с ней всегда вкусы совпадали – и не замечали, как наступал рассвет. Я думала, эти моменты вечны. Что они никуда не денутся. Что я всю жизнь буду ходить с мамой на это чертово колесо, и нас ничто не сможет разлучить. Мамы больше нет. А мне все кажется, что я до сих пор на небывалой высоте. И меня вот-вот притянет вниз. И я разобьюсь потому, что без нее не умею летать.
Вытираю глаза. Упрямо поджимаю губы и смотрю вверх, ожидая помощи у темной мглы, которая кроет в себе гораздо больше, чем может показаться. Но помощи нет. Мне становится жутко одиноко. Будто рядом не сжимает мою руку Саша. Будто рядом тяжело не дышит Ярый. Я одна во всем мире. На этом огромном, крутящемся шаре. И никому нет до меня дела. Мы цепляемся за близких, потом их теряем, потом оказываемся в тупом, отчаянном одиночестве и больше никого не любим. А зачем, если все уходят. А зачем, если это так сложно. Я хотела бы верить, что когда-нибудь пустота заполнится. Заполнится чувствами к человеку, а не временем. Ведь оно не лечит. Это самообман! Иллюзия! Оно сшивает. То пространство, что отведено для эмоций, исчезает с каждым потерянным нами близким человеком. И исчезает не потому, что не находится родственной души для уголка в сердце, а потому, что в сердце больше не находится уголков для родственной души. С рубцами, запечатанное долгими годами оно больше никого к себе не подпускает. Так неужели и я вскоре совсем прекращу чувствовать? Неужели я всегда буду испытывать безрассудное одиночество.
Неожиданно звонит сотовый. Ярый закатывает глаза к небу и рычит:
- Меня ищут.
- Мамочка? – Саша начинает хохотать. – О, мой сыночек, где же ты? Куда же ты пропал? Неужели до сих пор учишь геометрию? Алгебру? Французский? Обществознание?
- Нет, нет, мамочка, - подыгрываю я, понизив голос, - я изучаю историю происхождения сложного эфира, обладающего психостимулирующим действием.
- Химию, значит? Тогда ладно, учись. – Продолжает смеяться брат, и мы одновременно сгибаемся от смеха.
- Очень смешно. – Рявкает Ярослав и толкает меня в бок. – Вы обкурились.
- Так и есть!
- Так, все, заткнулись. Тише! Да, мам?
Парень спрыгивает с капота, отходит в сторону, а мы с Сашей резко затухаем, внезапно осознав, что нас никто не ищет. Может, Константин уже выбросил мои вещи из дома, а сына поджидает с толстенным, кожаным ремнем?
- Как думаешь, они злятся?
- Скорее всего. – Брат кивает. Кладет голову мне на плечо и со свистом выдыхает теплый воздух. Удивительно, как мы стали близки. Так привычно ощущать его свежий, мыльный запах, слышать его голос, видеть его безобразные веснушки. А мы ведь знакомы едва месяц. Но я уже не представляю, как жила без него раньше. Да, пустота не уходит. Однако дышать легче, когда он рядом. Будто Саша моя кислородная маска. – Думаешь, Соня вернется?
Растерянно поджимаю губы. Я не знаю, что ответить. Мне бы хотелось верить в то, что она в порядке, правда, уже тон Сашиного вопроса кажется мне неверным. В конце концов, вряд ли Софья осознанно ушла. Уверена, здесь нечто другое. Нечто ужасное и трагичное. Живот скручивается от неприятных мыслей, и я задумчиво замираю: вдруг ее уже нет в живых?
Ярослав возвращается с кислым лицом. Кидает в меня сотовый и рычит:
- Родители!
- Осторожно! – я ловлю телефон в воздухе и недовольно спрашиваю, - убить меня решил? Займи очередь.
- Мама никак не угомонится. Хочет, чтобы я вернулся домой.
- Давай, я ей позвоню и скажу, что ты уже взрослый чувак и способен сам контролировать свою картонную жизнь! – Саша с вызовом улыбается. – Пора поставить предков на место!
- Не вздумай.
- С чего вдруг? А? - Брат выхватывает из моих рук телефон и спрыгивает с капота. – Так-так-так, что тут у нас. Где же номер мамочки?
- Эй! – злится Ярый. – Прекрати! Ты обкурился, парень! Хочешь, чтобы с меня кожу живьем сняли, да?
- Я просто скажу: мой друг - личность! Он нуждается в независимости и свободе. И вы обязаны оставить его, наконец, в покое.
Парни бегают вокруг машины, а я громко вздыхаю:
- Хватит уже. Надоели!
- Отдай телефон! – вопит Ярослав, поправляя пышную шевелюру. – Слышишь?
- Огоо!
Саша вдруг замирает. Недоуменно вскидывает брови и выругивается. Я с любопытством изучаю его физиономию, и уже собираюсь спрыгнуть с капота, как вдруг слышу:
- Теслер? У тебя есть телефон Теслера?
Брат смотрит на Ярого. Ярый смотрит вдаль на кривой, плавающий горизонт. А я почему-то вспыхиваю, будто спичка. То ли от жгучей ненависти, то ли от странной радости, ведь я вновь пересеклась с человеком, мысли о котором пыталась искоренить, но память, о котором хотела отчаянно оставить. Округляю глаза и шепчу:
- Теслер?
- Да, тот самый, что подставил тебя, - рявкает Саша и вновь переводит взгляд на друга. Ярослав же не реагирует. Разглядывает небо, пошатывается от слабого, теплого ветра, и тянет тишину за вожжи, будто ждет спасительного двадцать пятого кадра. – Откуда у тебя его номер?
- Какая разница.
- Он же псих. Ты сам мне рассказывал.
- И что теперь? Никогда не помешает знать того, кто способен решить твои проблемы в два счета. Особенно, в нашем положении.
- Он людей убивает, - нервно улыбается Саша, - ты же помнишь об этом?
- Ну, убивает. И что теперь? Я ведь не звонил ему и не заказывал никого. Это так. На всякий случай. – Ярослав подходит к Саше и на выдохе вырывает из его рук сотовый. – Мой папа хотел, чтобы я был защищен.
- Так это еще и папаша постарался?
- А ты что думал? Решил, что я блин сам подошел к Теслеру и попросил его телефончик?
- Откуда мне знать! – заводится брат и удивленно пожимает плечами. – Безумие какое-то. В твоем телефоне записан номер киллера, чувак! Вот уж дела!
- Не визжи так. Иначе позвоню ему и скажу, чтобы он прострелил твою веснушчатую рожу. Он ведь сможет, ясно? Не играй с огнем.
- Я жу-у-утко испуган.
- Позвони.
Парни резко оборачиваются и синхронно вскидывают брови, а я медленно сползаю с капота и улыбаюсь, соблазнительно прикусив губу. Не знаю, что именно так терпко действует на мою голову – алкоголь или представление о синих глазах наемника – но я неожиданно отчетливо понимаю, что хочу сыграть в игру. В игру с Теслером. И, желательно, чтобы в конце этого эпичного сценария он осознал, как неправильно поступил, равнодушно бросив меня на растерзание сумасшедшему психопату.
- Я ведь не просто так оказалась на вечеринке. Это он меня привез. Он убил того мужчину.
- И? – растерянно спрашивает Ярый.
- И значит, что в списке должно быть не три человека, а четыре.
- Четыре, - будто эхо повторяет Саша. Затем поправляет волосы, кивает, отворачивается, вновь кивает и вопит, - ты рехнулась? Решила блин отомстить наемнику? Серьезно? Зои! Да ты в своем уме? Он же прикончит всех нас!
- Он не сделает этого бесплатно, - я легкомысленно отмахиваюсь. – Только за большие деньги. Можешь, не беспокоиться.
- Я – пас.
- Я тоже, - соглашается Ярый, и тогда я недовольно хмурю лоб. Связалась блин с трусами, которые боятся даже собственного подвыпившего отражения! Естественно, никто из них не согласится на подобное безумство.
- Перестаньте, - умоляющим тоном тяну я. – Это же весело!
- Весело получить пулю в лоб?
- Весело обвести этого ублюдка вокруг пальца! Он – обычный человек. У него есть слабые места, есть прошлое, и…
- Ты совсем обкурилась. – Саша грузно выдыхает. Переводит взгляд на Ярого и медленно кивает, - домой?
- Ага. Поехали, пока она не выдумала еще что пострашнее.
Закатываю глаза. Парни убирают вещи, решают оставить черное Ауди Болконского прямо здесь, посреди пустыря и запрыгивают в салон Тойоты. Я же неохотно следую за ними. Сажусь сзади, скрещиваю на груди руки и туго-соображающим мозгом пытаюсь понять, что же со мной происходит. Какого черта меня так колотит. Почему я так реагирую на любую информацию о Теслере? Он – обычный человек, более того ужасный. Мне не стоит о нем думать, не стоит хотеть причинить ему боль, отмстить, отыграться. Это мне же выйдет боком! Однако нечто необъяснимое таится внутри моей грудной клетки, и я не могу сопротивляться. Как не пытаюсь.
Вдруг вижу телефон Ярого рядом со своими пальцами, и тут же замираю.
«Это знак» - говорит мой пьяный внутренний голос. Я лукаво улыбаюсь, смотрю, чтобы парни не заметили искр в моих хитрых глазах, и хватаю сотовый. Все происходит слишком быстро, необдуманно, стихийно. Я просто начинаю бегать пальцами по клавиатуре и печатаю первое, что приходит в голову.
«Есть заказ. Письмо анонимно, деньги переведут на счет в банке».
Застываю. Смотрю то на брата, то на дисплей, то на дрожащие руки и жду чего-то такого, что перевернуло бы всю мою жизнь. Ну, или хотя бы того, что сделало бы ее немного веселей и безрассудней. Однако сомневаюсь, что ответ обрадует мое обкуренное эго. Ничто не сделает день светлым, если на небе нет солнца. Хоть стирай ластиком тучи, хоть дорисовывай желтый цвет. На черном ни черта не видно. И ответ Теслера не прольет успокоение на мою брошенную душу. Боюсь, он лишь сильнее разожжет огонь беспомощной ненависти по отношению к каждому, кто пытается сделать мне больно.
Телефон вибрирует. Я ошеломленно открываю сообщение и читаю:
«Сначала имя – затем сумма».
Какой лаконичный ответ, Андрей. Ничего лишнего. Лишь голый расчет. Это начинает злить меня еще сильнее. Я прикусываю губу и отсылаю новый текст: Зои Регнер. Посмотрим, что теперь он скажет. Сколько стоит моя смерть? За какую круглую сумму он готов выбить из моей головы всю дурь? Почему-то хихикаю. Дурь ведь буквально засела в моей голове. Возможно, ее и не помешало бы ликвидировать из мыслей.
Сотовый вновь вибрирует, и я смело открываю сообщение. Любопытство скручивает живот в сотни, связанных нитей, время замирает, азарт полыхает перед глазами, а я вдруг читаю:
«Не интересует».
Что? Растерянно откидываюсь на сидении. Не может быть. Вновь просматриваю текст, вожу по нему пальцами, приближаю к лицу, отдаляю от лица, и недоуменно хмурю лоб. Он отказался? Но почему? Обозленно стискиваю зубы. Значит, на такое мы не способны? Кишка тонка? Или что? В чем проблема? Недовольно вновь барабаню по клавиатуре.
«Деньги неважны. Называй любую цену».
- Что ты там делаешь?
- А? – я резко прижимаю телефон к себе и наклоняюсь немного вперед, чтобы Саша не смог его заметить. – Что ты говоришь?
- Чего замолчала?
- Да, просто сижу. А что?
- Мы думаем сходить в кино на выходных. На какой-то триллер…
- Ага, хорошо. Давайте.
Я киваю, вновь откидываюсь назад и абстрагируюсь. Плевать мне на кино! Смотрю на дисплей. Вдруг он уже ответил? Так и есть. Сообщение короткое, зато весьма информативное.
«Нет».
- Вот же ублюдок.
Не понимаю, почему злюсь. Парень вроде бы как отказался выпотрошить все мои мозги на асфальт центральной Питерской улицы. Но почему? С какой стати ему отнекиваться от выгодной сделки? Господи, да что с этим Теслером не так? Что у него творится в голове? Он хладнокровный, ненормальный наемник, периодически спасающий особо невезучим неженкам жизнь. Абсурд.
Я удаляю историю сообщений и кидаю телефон Ярого в самый дальний угол салона. Не думаю, что парень догадается. В конце концов, не только я пользовалась его личным запасом снежного порошка. Вздыхаю. В груди странное чувство, будто мне только что признались в чем-то секретном. Я прикусываю губу, смотрю в окно, пытаюсь отвлечься, но то и дело думаю о переписке с Андреем. Почему он отказался? Неужели убить меня – невыгодное дело. А, может, это Дима держит персонал под крылом и не хочет, чтобы его любимая игрушка осталась с пробитым черепом? В таком случае ясно, почему парень отказался от сделки, пусть в глубине души я и не верю в то, что Теслер, действительно, способен подчиняться.
ГЛАВА 14.
- Зои! Зои!
Они выкрикивают мое имя, что само по себе дикость. Откуда они вообще его знают, ведь я - изгой, меня ненавидят и бла-бла-бла. Однако добрая половина толпы рвет глотку именно за мою победу, и я со свистом дергаю брюнетку за волосы, набравшись от них яростной энергии.
- Сволочь! - Аня верещит, впивается ногтями мне под кожу, и я отскакиваю, чтобы вдруг не остаться без глаз. – Психопатка!
Я психопатка? Я? Да я просто самый адекватный блин человек в этом чертовом лицее! Иначе вместо драки, я бы понеслась в магазин за ружьем и вернулась уже не волосы рвать!
- Тебя посадят! – шипит она.
- Мне нет восемнадцати.
- В колонию для несовершеннолетних!
- Размечталась.
Вытираю вспотевший лоб, одергиваю руки и готовлюсь вновь напасть, как вдруг слышу голос директрисы. Толпа расступается, словно в коридор пришла не Любовь Владимировна, а сам пророк Моисей, и уже через миллисекунду я встречаюсь взглядом с ее круглыми, налитыми злостью глазами. Она не двигается. Испепеляет меня черными точками и ждет какого-то развития, но мне вдруг лень оправдываться. Я просто пожимаю плечами и говорю:
- У нас тут вышло небольшое недоразумение.
На ее кривых губах так и застывает вопрос – или что похлеще – но она не успевает произнести и звука, как вдруг к ней тулится Аня.
- Она неуравновешенная! – гортанно вопит брюнетка. – Ее надо срочно изолировать от людей! Исключить! Выгнать к чертовой матери!
- Анна.
- Она накинулась на меня! Я ничего не сделала!
- Ты говорила про мою маму, - холодно напоминаю я и делаю шаг вперед, чтобы все ее органы вновь сжались в клубок. – Когда-то в столовой я промолчала. Теперь – пеняй на себя.
- Идиотка! Ты поцарапала мне лицо! Ты…
- Тихо, - рычит Любовь Владимировна. Она пронзает брюнетку снисходительным взглядом, а затем смотрит на меня так, что я готова провалиться сквозь землю. К счастью, совесть я потеряла в тот же день, что и девственность, поэтому вместо страха я ощущаю внеземную скуку. – Зои, идемте со мной.
- У меня сейчас литература. А опаздывать на уроки – гнилое дело, вы же понимаете.
- Зои, - рявкает директриса, - живо.
Я вздыхаю. Подхватываю с пола рюкзак и небрежно закидываю его к себе на плечо. Люди удивленно рассматривают мое лицо, мои руки, взлохмаченные волосы, но я лишь подмигиваю каждому, кто напрямую встречается со мной взглядом, и иду дальше.
Аня кидается к своей похожей подружке. Они обнимают друг друга за плечи и выглядят безумно несчастными, будто я разрушила их жизни. Если бы. Когда я прохожу мимо их третей черноволосой копии, она отрезает:
- Слышала, ты ублажала своим чудным ротиком всю нашу футбольную команду.
- О чем ты говоришь? Я бы ни за что не оставила тебя без работы.
Теперь страдальческих лиц больше. Отдаляюсь от толпы, испепеляю уставшим взглядом костлявую спину директрисы и глубоко выдыхаю: когда же на моем пути объявится человек, действительно вникающий в суть дела; не ориентирующийся на сплетни больных подростков; не зацикленный на деньгах; искренне желающий разобраться в проблеме, а не скинуть всех собак на крайнего невезунчика. Я знаю: драться с Аней было полным идиотизмом. Но как иначе? Она пускала пошлые шутки в адрес моей мамы. Я должна была постоять за себя, и я бы сделала это вновь, повторись день заново. Более того, я бы накинулась с кулаками даже на всеми обожаемую директрису, если бы та не вовремя открыла свой кривой рот.
Мы проходим в уже знакомый мне кабинет. Любовь Владимировна закрывает за собой дверь, приближается к столу и спрашивает:
- У меня чисто?
Недоуменно вскидываю брови.
- Что, простите?
- В моем кабинете убрано, Зои?
- Наверно, - я растеряно пожимаю плечами. – Как это относится к тому, что ваша тупая ученица обозвала мою маму шлюхой?
- Здесь чисто потому, что я не скапливаю мусор. Так, как думаешь, может, и тебя стоит депортировать обратно в родной город, где вся школа стоит столько же, сколько одна жалкая керамическая ваза на моем столе?
Теперь мы смотрим друг на друга, и не знаю, что там эта женщина пытается показать мне своим ледяным взглядом, но я почему-то усмехаюсь.
- Вы пугаете меня?
- Предупреждения закончились.
- Да, что вы говорите. – Я театрально скрещиваю на груди руки. – Правда? Все при все?
- Зои, это недопустимо!
- Я просто дала сдачи.
- Анна никогда бы не подняла руку первой.
- Да она просто избалованная, тупая девка, которая привыкла, что ей все как с гуся вода! Она ведь оскорбила мою маму! И я блин рада, что хотя бы попыталась размазать ее покрытую тоником рожу по блестящему, мраморному полу! Это справедливо.
- Не тебе решать.
- Кому же? Вам? Да вы ей ни слова не сказали!
- Не она лезла в драку.
- Она перешла все границы!
- Зои…
- Боже, черт, послушайте себя! Что вы делаете? Вам непротивно? Вы каждый день лижите этим кретинам задницы. Опомнитесь, они…
- Довольно! – директриса кидает в мою сторону молнии и грозно морщит брови. Она указывает на меня пальцем, подходит ближе и шипит. – Ты должна либо жить по их правилам, либо вообще не просовывать в этот мир свой любопытный нос потому, что ничего хорошего из этого не выходит. Храбрецы не всегда побеждают. Да, и что такое победа? Ты хочешь биться против всех? Против каждого? Ты не сможешь. Эта школа – не место для таких, как ты. И это не оскорбление. Это просто разделение. Ты нам не подходишь, и ты должна уйти.
- Исключаете меня?
- Исключаю.
- За два месяца до экзаменов?
- Ты прекрасно понимала, на что идешь, когда избивала бедную девочку.
Бедную девочку? Наверно, я язык проглотила потому, что все слова застревают в горле. Я смотрю на эту женщину, молчу и внезапно понимаю, что разговариваю с гнилой, протухшей массой, от которой уже вовсю разит бессмыслием.
- Как скажете.
Я легкомысленно взмахиваю руками и бегу вон из кабинета, на самом деле внутри сгорая от тупой безнадеги. Что же мне теперь делать? Черт, черт! Придется срочно регистрироваться в новой школе, подавать документы, заново поглощать программу. Более того, на носу экзамены и если я их провалю – прощай свободная жизнь. Придется сидеть на шее у Константина еще долгие годы, или сбежать и зарабатывать на жизнь как мама.
Прикусываю губы. Хватаюсь руками за лицо и порывисто тяну волосы вниз, будто пытаюсь освободить себя от ненужных мыслей. Мне противен этот лицей, противны эти дети, их правила, законы, сплетни, но я должна учиться, чтобы поступить в институт. Должна! О чем я только думала?
Неожиданно вижу Диму.
- Черт! - Только его мне не хватало. Он хищно улыбается, наверняка, собирается подойти и напомнить о том, как засовывал свой скользкий язык мне в рот. А меня внезапно пробирает дикая, безумная злость. Я хочу его уничтожить, хочу стереть его с лица земли, хочу, чтобы ему было больно, плохо, тошно, паршиво. Чтобы каждый день он просыпался и жалел о том, что когда-то перешел мне дорогу. Что ж. Я уже по уши в дерьме. И мне уже нечего терять. Так если играть – то играть по крупному, верно? Вместо того чтобы унестись прочь, я неожиданно притормаживаю и медленно приближаюсь к блондину. Поправляю пальцами его воротник, затем галстук и соблазнительно прикусываю губу.
- Как прошел день?
Дима удивленно вскидывает брови. Пожалуй, я впервые вижу на его лице нечто подобное. Однако изумление быстро исчезает. Уже через пару секунд. Его губы сжимаются в тонкую полоску, и он резко притягивает меня к себе.
- Понравилось разъезжать на моей тачке, лгунья? – тянет он тихо, а я почти слышу, как внутри него играет дикая злость.
- Очень. Правда, теперь боюсь, тебе придется с ней попрощаться. Как и нам с тобой.
Дима молча сверлит меня взглядом. Изучает, чего-то ждет, но чего? Я больше не буду плакать и больше не убегу, не позову на помощь.
- Пойдешь на панель, как твоя мамочка? – неожиданно спрашивает он, а у меня внутри все вспыхивает, как при яром пожаре, однако вместо того, чтобы отскочить назад, я вдруг сильнее прижимаюсь к его телу. Ближе. И еще. Пока он не начинает смотреть на меня как тогда, в ту самую ночь. Его глаза сверкают ничем иным, как разъяренной похотью. Она почти граничит с безумием. С помешательством. О, да. Его глаза именно безумны. Они бегают по мне, словно я большой смачный кусок самого вкусного торта.
- Молчишь, - протягивает он, ухмыляясь, - правильно. Молчи.
- А что ты сделаешь? Ударишь меня? Изнасилуешь? – я нагло ему подмигиваю, пусть внутри и сгораю от сумасшедшей, дикой злости, а на глаза наворачиваются слезы. Приближаю свое лицо к его подбородку и облизываю его губу – медленно, тягуче, будто я и вправду самая настоящая шлюха. – Валяй. Плевать я на тебя хотела. И на твои угрозы. И на все, что ты можешь сделать. Да хоть убей меня, мне все равно. Веришь?
Провожу ногтем по его щеке, а затем по губам. Дима не может сказать ни слова. Не знаю, что с ним. Наверное, мое поведение его ошеломило. Что ж, меня оно ошеломило не меньше. Интересно, что было в наркотиках, которые я вчера принимала?
- Не скучай, - шепчу я прямо ему в губы, - надеюсь, мы никогда не встретимся.
И ухожу.
Сначала иду медленно. А затем уже на улице срываюсь на бег. Несусь в сторону заднего двора, останавливаюсь около металлического изгородья и взвинчено поправляю волосы. Что это было? Что я вообще сделала? Господи, я сошла с ума. Я рехнулась.
Достаю сигарету, нервно ее поджигаю и делаю глубокую затяжку. Невольно бросаю взгляд на то место, где мы когда-то стояли с Соней, где она пыталась прикончить меня, привив опасную зависимость, и где открылись ответы на вопросы, породившие еще более запутанные вопросы, требующие новых ответов. Закрываю глаза, откидываю назад голову и протяжно выдыхаю.
Мне ни за что не прийти в себя. Жизнь в этом месте – сплошной туман. Я, будто во сне, брожу по стеклянным коридорам школы, по блестящим, горизонтальным улицам города, и мне ничего неясно, но я не могу остановиться. Все иду и иду, и погружаюсь в мутный, смазанный ком из событий, тайн, кошмаров. Затем пытаюсь отмахнуться от клочьев дыма, но у меня ничего не выходит. И я только сильнее запутываюсь, сильнее заблуждаюсь. И в итоге оказываюсь окутанной в плотный слой неразберихи, больше похожий на сон, нежели на реальность.
- Черт, - взвываю я, опустив руку с сигаретой, - что я делаю.
Выбрасываю окурок, тушу его носком балеток и заправляю за уши волосы. Я совсем с ума сошла. Меня исключили из школы. Я набросилась на парня, лишившего меня девственности. И теперь я топлю горе в никотине, будто не слышу в голове упрямый голос мамы, осуждающий каждую горькую затяжку.
Я собираюсь уйти, когда выпрямляюсь и вдруг вижу Теслера. Он стоит в нескольких метрах от меня и не двигается, будто ждет, что я сама кинусь к нему в объятия. Но нет, черт подери. Ни сегодня. И никогда. Я так зла: зла на этот день, на эту школу, на Диму, директрису, на себя, что могу поджигать предметы взглядом.
- В чем дело? – рявкаю я, сделав пару шагов к нему навстречу. Теперь мне не страшно. Пожалуй, мое безумие поглотило каждый лоскуток ужаса. – Очередной заказ? Куда теперь мы поедем? Может, я просто расплачусь прямо здесь, с тобой, и дело с концом?
- Вряд ли у тебя есть столько денег.
- Я и не деньги имела в виду.
Андрей вытаскивает руки из карманов и быстро приближается ко мне, будто собирается напасть, но мне плевать. Я даже не пытаюсь сорваться с места. Вскидываю подбородок и смотрю ему прямо в глаза, ощущая безумный прилив адреналина. Уже через секунду парень со стуком припечатывает меня к стене здания, ставит руки по обе стороны от моих плеч и кривит губы. Впервые я вижу на его лице нечто похожее на улыбку. Или это оскал?
- Вчера мне пришло сообщение.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |