Э. А. ЖЕЛУБОВСКАЯ (ответственный редактор), 35 страница

Политические осложнения 1857 г., ход и результаты выборов в За­конодательный корпус, аресты и преследования, сопровождавшие эти выборы, можно было, по мнению Маркса, «понять в их настоящем свете только принимая во внимание состояние парижской биржи, волнения на которой предшествовали предвыборной агитации и пережили ее» ⁹⁴. И, наоборот, «если финансовые непорядки Империи вызвали ее полити­ческие затруднения, то последние, в свою очередь, непременно окажут воздействие на первые» ⁹⁵.

Разумеется, не одно только финансовое положение Империи занима­ло Маркса. Он также внимательно изучал и другие сферы экономики Франции. Подвергая анализу состояние промышленности, торговли, сельского хозяйства, железнодорожного строительства, он и здесь обна­руживал, начиная с едва заметных симптомов, проявления надвигавше­гося, а затем наступившего экономического кризиса. «...Наша главная задача,— писал он Энгельсу в конце декабря 1857 г.,— состоит в том, чтобы отдать себе ясный отчет во французских делах» ⁹⁶.

К концу 1857 г. во Франции, где торговый кризис назревал медлен­нее, чем в других странах Европы, были налицо все элементы депрес­сии, которая, как писал Маркс в «New-York Daily Tribune», уже на этой стадии привела к сокращению промышленного производства при сохра­нении высоких цен, к бедственному положению сельского хозяйства, ро­сту безработицы и обострению нужды трудового населения. Mapкc счи­тал несомненным, что в 1858 г. торговый кризис полностью назреет и тогда он ударит не только «по целому племени спекулянтов, если не прямо авантюристов от торговли», но и по правительству. «Кризис всей тяжестью обрушится на фондовый рынок и подвергнет опасности его главную опору — само государство» ⁹⁷. В ожидании революции во Фран­ции, которая, как он надеялся, перерастет в европейскую революцию, Маркс в декабре 1857 г. писал Энгельсу: «Я работаю, как бешеный, но­чи напролет над подытоживанием своих экономических исследований, чтобы до потопа иметь ясность по крайней мере в основных вопросах» ⁹⁸.

Дальнейшее развитие экономического кризиса протекало во Франции в крайне обострившейся политической обстановке в результате покуше­ния на Наполеона III, совершенного 14 января 1858 г. в Париже италь­янским патриотом Орсини, казненным вскоре после его неудачной по­пытки. «Покушения на Бонапарта бывали и раньше, однако они не оказывали никакого видимого действия на экономическое состояние Им­перии. Почему же гремучая ртуть, взорвавшаяся 14 января, убила не только людей, но и покончила с известным положением вещей?» — писал

⁹³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 12, стр. 234.

⁹⁴ Там же, стр. 245—246.
⁹⁵ Там же, стр. 247.

⁹⁶ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 29, стр. 194.

⁹⁷ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 12, стр. 363—364 ⁹⁸ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 29, стр. 185.

Маркс в феврале 1858 г. И он давал ответ на поставленный им вопрос: ручные гранаты улицы Лепелетье «разорвали покров, скрывавший изме­нения, которые уже произошли» в бонапартистской империи. Суть этих изменений заключалась в том, что «торговый кризис неизбежно подо­рвал материальную основу Империи», ибо «тайну возвышения Бонапар­та надо искать, с одной стороны, в том, что враждующие партии взаим­но обессилили друг друга, а с другой — в том, что его coup d'état совпал с вступлением делового мира в полосу процветания» ⁹⁹. Покушение на улице Лепелетье воочию показало, каково было общее настроение в стране в условиях экономического кризиса: враждебная правительству позиция рабочего класса, оказавшегося в тяжелом материальном поло­жении, оппозиционное настроение значительной части торговой и про­мышленной буржуазии, пострадавшей от кризиса, а также разоривших­ся в результате резких колебаний на бирже многочисленных мелких рантье. Заметим, что в письме к Лассалю Маркс характеризует анало­гичным образом общественное настроение во Франции в 1857—1858 гг. «За последние два года,— писал он 4 февраля 1859 г.,— Бонапарт с каж­дым днем все более и более терял авторитет в глазах всех партий во Франции...» ¹⁰⁰

Непрочность режима, его изолированность внутри страны изоблича­ли изданный в феврале 1858 г. закон об «общественной безопасности» против «подозрительных» и одновременное назначение на пост министра «внутренних дел и общественной безопасности» генерала Эспинаса, ак­тивного участника декабрьского переворота, вызывавшего всеобщую не­нависть своей жестокостью. Франция была разделена на пять крупных военных округов с пятью маршалами во главе. «Господство террора про­грессивно возрастает»,— констатировал Маркс в апреле 1858 г., связы­вая рост террора, наряду с причинами внутреннего порядка, с участив­шимися неудачами Наполеона III во внешней политике. «Каждая неуда­ча, которую он терпит вовне, выдает шаткость его положения и питает надежды его противников, а это неизбежно влечет за собой новые про­явления так называемой «твердой правительственной власти»... Чем бо­лее жалкой становится его позиция в Европе, тем острее он чувствует необходимость казаться грозным внутри Франции» ¹⁰¹. Незадолго до это­го, 12 марта 1858 г., в статье «Правление преторианцев» Маркс конста­тировал: «Франция стала исключительной вотчиной преторианцев». Он подчеркивал, что назначением генерала Эспинаса министром внутренних дел «совершенно откровенно провозглашается господство обнаженной сабли», что этим «Бонапарт хочет дать Франции ясно понять, что импе­раторская власть покоится не на воле народа, а на силе 600 000 шты­ков» ¹⁰².

Анализ экономического и политического положения Второй империи в 1858 т. приводит Маркса по-прежнему к заключению о близком кру­шении бонапартистского режима, о том, что Бонапарт «приближается к концу своей странной, преступной и пагубной карьеры»¹⁰³. Это утверж-

⁹⁹ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 12, стр. 401, 402

¹⁰⁰ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 29, стр. 471. ¹⁰¹ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 12, стр. 428. ¹⁰² Там же, стр. 412. ¹⁰³ Там же. стр. 406.

СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ МАРКСА КАК ИСТОРИКА

дение он обосновывает тем, что «с исчезновением экономического про­цветания и обычно сопутствующего ему политического индифферентиз­ма исчезнет также всякий предлог для дальнейшего существования Вто­рой империи». Создавшееся положение, по его мнению, «должно при­вести французский народ в такое состояние мысли, в каком он обычно пускается на новые политические эксперименты» ¹⁰⁴.

Каких же новых политических экспериментов ожидал Маркс от французского народа? Некоторые уточнения на этот счет мы находим в его статьях 1855—1857 гг. в «New-York Daily Tribune». Применитель­но к Франции речь шла не только о буржуазно-демократической рево­люции и ее завершении. От промышленного пролетариата Франции — как, впрочем, и от английского пролетариата — Маркс ожидал больше­го. Он не исключал возможности того, что уже 1857 год явится во Фран­ции годом создания «материальных условий для осуществления тенден­ций 1848 года, существовавших лишь в идеале» ¹⁰⁵. Но тенденции 1848 года,— мы это знаем,— были тенденциями социальной революции. В одной из статей 1855 г. Маркс прямо писал: «Во Франции, и в этом не может быть никакого сомнения, всякая новая революционная буря рано или поздно приведет рабочий класс к власти» ¹⁰⁶. Он оговаривал: рано или поздно, давая понять, что процесс этот будет сложным и, воз­можно, длительным.

Ход исторического развития не оправдал тогда ожиданий Маркса. Мировой экономический кризис 1857—1858 гг. не привел к общеевро­пейской революции, как не привел и к революции во Франции. Много лет спустя, в 1895 г., Энгельс в введении к новому изданию работы Маркса «Классовая борьба во Франции», касаясь этого вопроса, писал: «История показала, что мы и все мыслившие подобно нам были непра­вы. Она ясно показала, что состояние экономического развития евро­пейского континента в то время далеко еще не было настолько зрелым, чтобы устранить капиталистический способ производства; она доказала это той экономической революцией, которая с 1848 г. охватила весь кон­тинент и впервые действительно утвердила крупную промышленность во Франции, Австрии, Венгрии, Польше и недавно в России, а Германию превратила прямо-таки в первоклассную промышленную страну, — и все это на капиталистической основе, которая, таким образом, в 1848 г. обладала еще очень большой способностью к расширению» ¹⁰⁷.

Но если экономический кризис 1857—1858 гг. и не привел к европей­ской революции, он, как и предвидел Маркс, в значительной мере спо­собствовал новому оживлению революционно-демократического движе­ния в странах Европы, усилению в них антифеодальной и национально-освободительной борьбы.

Маркс напряженно следил за развитием национально-освободитель-

¹⁰⁴ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 12, стр. 411. ¹⁰⁵ Там же, стр. 57.

¹⁰⁶ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 11, стр. 191. ¹⁰⁷ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 22, стр. 535.

ного движения в Италии против австрийского гнета. Он связывал с этим движением надежды на революционное разрешение национальных задач итальянского народа, а «успешная революция в Италии,— как он пола­гал,— послужит сигналом к общей борьбе всех угнетенных националь­ностей с целью освобождения от своих угнетателей» ¹⁰⁸. Он при этом не упускал из виду происки реакционных сил, стремившихся посредством войны предотвратить революционный подъем в Европе.

Маркс особо подчеркивал провокационную, демагогическую роль На­полеона III в развязывании новой войны, в углублении нараставшего международного конфликта. Еще в конце 1858 г. он высказал мнение, что «единственная возможность отсрочить резолюцию во Франции за­ключается в европейской войне». И он yжe в то время определил, о ка­кой войне может идти речь: «В такой войне Россия, Франция и Сарди­ния соединились бы против Австрии» ¹⁰⁹. Несколько позднее вопрос об участии России ставится им менее определенно. «Судя по внешним при­знакам,— пишет он 5 января 1859 г.,— Пьемонт, поддерживаемый Францией, а может быть также и Россией, замышляет этой весной на­падение на Австрию». Маркс одновременно высказывает предположе­ние, что «враждебные действия против Австрии начнутся с нападения на ее итальянские провинции» ¹¹⁰.

В основе провокационной политики французского императора, ста­равшегося развязать войну в Италии, лежало стремление путем новой авантюры упрочить положение возглавляемого им режима во Франции. «Фальшивая слава Второй империи быстро исчезает, и, чтобы снова скрепить это чудовищное жульничество, требуется кровь» ¹¹¹,— писал Маркс в январе 1859 г. Он указывал на непрерывный рост государствен­ного долга Франции, на отсутствие надежд у ее правительства получить новый заем, как и продолжать под разными предлогами выкачивать мил­лионы у населения с помощью Crédit Mobilier и Crédit Foncier. Между тем растущие требования хищной военщины, чиновников и авантюри­стов, верность которых Наполеон III вынужден был постоянно поку­пать, делали для пего денежный вопрос вопросом жизни и смерти. Вой­на открывала перспективу принудительных займов, грабежей и воен­ных контрибуций с завоеванных провинций. «Но дело не только в фи­нансах,— подчеркивал Маркс,— дело в общей непрочности его положе­ния во Франции». И с этой точки зрения «последним его козырем... яв­ляется война» ¹¹².

До начала австро-итало-французской войны (29 апреля 1859 г.) Маркс раскрыл подлинные цели Наполеона III, выступавшего в фаль­шивом облике «освободителя» Италии, вводя в заблуждение обществен­ное мнение разных стран. Он стремился при наименьших военных из­держках добиться, главным образом посредством дипломатических про­исков, территориальных приращений для Империи и вместе с тем воору­женным вмешательством в дела итальянцев воспрепятствовать револю­ционному разрешению итальянского вопроса.

¹⁰⁸ К.Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 173. ¹⁰⁹ К.Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 12, стр. 679. ¹¹⁰ К.Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 169.

¹¹¹ Там же, стр. 178.

¹¹² Там же, стр. 181.

Маркс считал национальным несчастьем для итальянского народа «провозглашение войны за независимость Италии под покровительством Франции и Пьемонта», являвшегося орудием Бонапарта. Такая война, утверждал он, «не приведет к завоеванию Италии для итальянцев». Он уже в начале января 1859 г. предсказывал, что «Наполеон III, по достижении своих собственных целей, не рискуя помочь Италии в завое­вании той свободы, в которой он отказывает Франции, заключит мир с Австрией и задушит все попытки итальянцев продолжать войну» ¹¹³.

Позднее, когда французский император, после брошенного им вызова Австрии и усиленных военных приготовлений обеих сторон, внезапно перешел к тактике успокоения общественного мнения Франции и Ев­ропы, официального опровержения слухов о военной опасности, Маркс разоблачал лживость миролюбивых заверений Бонапарта. «В настоящий момент, когда большая часть европейской прессы, кажется, склонна ве­рить в мир, я уверен, что разразится война» ¹¹⁴,— писал он 9 марта 1859 г. Новую итальянскую политику Наполеона III Маркс объяснял причинами внутреннего порядка — глубоким недовольством француз­ской буржуазии перспективой войны, на успех которой она не рассчи­тывала. Это нашло свое выражение «в колоссальных потрясениях на бирже, на сельскохозяйственных рынках и в промышленных центрах», в протестах финансовых магнатов, в небывалой панике среди торговых кругов крупных провинциальных городов, в падении курса ценных бумаг.

Миролюбивый маневр Бонапарта, имевший ближайшей целью под­нять курс бумаг на парижской бирже, не означает, однако, что он от­казался от ставки на войну, указывал Маркс. Сила обстоятельств, за­ставившая его вступить на этот путь, чтобы продлить свое господство, не позволит ему ограничиться только угрозой войны. Он уже не вла­стен над ходом событий в Италии. Война стала неизбежной, и вести ее Бонапарту придется не только средствами дипломатических плутней, но и силой оружия.

Задолго до начала военных действий Маркс высказал также уверен­ность, что, вопреки стараниям европейской реакции локализовать войну, она, «начавшись в любой части Европы, не окончится там, где нача­лась» ¹¹⁵. На этой точке зрения он продолжал стоять и позднее, в ходе войны. «Затеянная французским самодержцем война,— писал он 24 мая в «New-York Daily Tribune»,— несомненно не только не может быть «ло­кализована»... но, напротив,...не ограничится рамками просто войны, ко­торая ведется между двумя деспотическими правительствами и решается действиями регулярных армий. В своем дальнейшем развитии она пре­вратится в общий революционный пожар континентальной Европы, из которого, по-видимому, едва ли многим из нынешних правителей удаст­ся спасти свои короны и свои династии». Маркс считал безусловным, что «серьезное поражение на поле битвы вызовет революционные потрясе­ния во Франции пли Австрии» ¹¹⁶.

¹¹³ Κ. Μ а р к с и Φ. Э н г е л ь с. Соч., т. 13, стр. 172—173

¹¹⁴ Там же, стр. 287.

¹¹⁵ Там же, стр. 174.
¹¹⁶ Там же, стр. 369.

Война в Италии — как на то указывал впоследствии Маркс — не вы­шла за пределы локальной лишь благодаря ее внезапному прекращению по инициативе Бонапарта ¹¹⁷. Согласно признанию французского импе­ратора, прекращение войны было вызвано тем, что она «стала принимать размеры, не совместимые с интересами Франции». Маркс, приводя в «New-York Daily Tribune» эти мотивы, высказанные Наполеоном III в речи от 19 июля 1859 г. в Сен-Клу, разъяснял: «Другими словами, она начинала превращаться в революционную войну». Маркс выражал уве­ренность в том, что саморазоблачение Бонапарта будет иметь немало­важные последствия. «Отныне,— писал он,— итальянцы станут нена­видеть его больше, чем всех других представителей тирании и преда­тельства», ибо он, «делая вид, что завоевал независимость для Италии, вопреки своим обещаниям оставил Австрию сидеть на шее Италии поч­ти так же прочно, как прежде». Но и французскому народу Бонапарт не мог не внушить недоверия и отвращения своим признанием, что «он был остановлен на своем победоносном пути только тем, что следующий шаг вперед пришлось бы делать в союзе с революцией» ¹¹⁸.

Поставив себе на службу итальянское национальное движение, Бо­напарт привел войну за независимость Италии к жалкому исходу, к тому, что «независимость Италии превратилась в зависимость Лом­бардии от Пьемонта, а Пьемонта от Франции» ¹¹⁹. Французская армия, оставленная после окончания военных действий на итальянской земле, из армии освободительной превратилась в оккупационную. Маркс пред­видел неизбежность новых, еще более опасных военных авантюр бо­напартистской империи, ибо «периодическое возобновление войны,— писал он,— является одним из непременных условий существования этого режима» ¹²⁰.

Многочисленные статьи Маркса о подлинной роли Наполеона III в итальянской кампании 1859 г., печатавшиеся за его подписью и в каче­стве редакционных в «New-York Daily Tribune», влиятельной амери­канской газете, насчитывавшей 200 тысяч подписчиков, а также в из­дававшемся в Лондоне на немецком языке еженедельном органе «Das Volk», выходившем одно время при непосредственном участии Маркса в качестве ее фактического редактора, играли большую роль в разобла­чении бонапартизма, демагогически выдававшего себя за «освободителя» угнетенных нацпй, поборника «принципа национальностей». Они рас­крывали глаза тем, кто питал иллюзию, будто Наполеон III действитель­но являлся борцом за свободу Италии, кто слепо верил в его «демокра­тическую миссию», считал его выдающимся государственным деятелем. Интересно, что именно в это время Наполеон III прислал открытое бла­годарственное письмо газете «New-York Times» за ее выступление про­тив нападок на него Маркса в «New-York Daily Tribune». Об этом мы узнаем из заявления Маркса в редакции газет «Reform», «Volkszeitung» и «Allgemeine Zeitung» от 7 ноября 1859 г.¹²¹ В письме к бельгийскому демократу Люсьену Жотрану от 13 марта 1860 г. Маркс сообщал по

¹¹⁷ См. там же, стр. 570.

¹¹⁸ Там же, стр. 439, 440, 441.

¹¹⁹ Там же, стр. 443.

¹²⁰ Там же, стр. 569.

¹²¹ См. К. Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 14, стр. 694.

этому поводу более подробные сведения: «Г-н Луи Бонапарт,— писал он,— через посредство г-на Мокара, своего личного секретаря, публично выразил благодарность газете «New-York Times», за то, что она сделала все, что в ее силах (и это ее «все» было весьма низменного свойства), для нейтрализации моей критики Малой империи в «New-York Tribune» начиная с 1852 года» ¹²².

Разоблачительную борьбу против бонапартизма и его агентуры Маркс вел и в 1860 г. в своем блестящем памфлете «Господин Фогт», завершившем начатую во время Итальянской войны полемику с вульгар­ным демократом Карлом Фогтом, выступавшим в роли рупора Бонапар­та, платным агентом которого он тайно состоял в 50-х годах. Маркс, во­влеченный в эту полемику клеветническими выпадами Фогта в печати по его адресу и по адресу его соратников, деятелей международного пролетарского движения, с новой силой изобличил, наряду с Фогтом и его сторонниками, глубоко реакционную роль бонапартизма во Фран­ции, как и на международной арене. Приводя в ходе полемики в числе прочих документальных материалов обширные выдержки из «Восемна­дцатого брюмера Луи Бонапарта», Маркс таким образом вновь подтвер­дил данную им восемь лет назад характеристику сущности бонапартист­ского режима и облика его главы.

В 60-х годах в обличительной критике Маркса, наряду с другими разоблачениями режима Второй империи, участились выступления про­тив ее колониальных авантюр, получивших широкое развитие в новом десятилетии. Происки бонапартистской дипломатии в Сирии, Китае, Мексике, Индокитае — крупных объектах колониальных вожделений французской буржуазии — оккупация и варварское разграбление фран­цузскими вооруженными силами обширных территорий на внеевропей­ских континентах неизменно подвергались бичеванию в статьях Маркса на страницах «New-York Daily Tribune» и венской либеральной газеты «Die Presse» ^122а.

Раскрывая подлинные мотивы политики Бонапарта в Сирии, исполь­зовавшего в 1860 г. мусульмано-христианскую резню, спровоцированную его же агентурой в сообщничестве с турецкой для экспедиции в Си­рию и оккупации Сирийского побережья, Маркс 28 июля 1860 г., писал: «Император французов... оказался вынужденным искать какого-нибудь нового и сенсационного крестового похода, чтобы снова усыпить свою империю воинственными галлюцинациями» ¹²³. И он далее перечислял внешнеполитические неудачи и внутренние осложнения бонапартист­ского режима, сделавшие необходимым для Наполеона III пуститься в очередную военную авантюру: рост ускользнувшего из его рук нацио­нально-освободительного движения в Италии, принявшего направление, противоположное тому, какое он хотел ему придать; провал попытки

¹²² К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 30, стр. 426.

¹²²а Сотрудничество Маркса с «New-York Daily Tribune» закончилось 10 марта 1862 г., е газете «Die Presse» — 4 декабря того же года. В последующие годы Второй империи он не сотрудничал регулярно в периодической печати.

¹²³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 15, стр. 103.

спекуляции на немецком национально-освободительном движении — по­пытки сговора с прусским принцем-регентом о насильственной «консо­лидации Германии» ценой «моральной компенсации» Франции за счет рейнских провинций; конфликт конца 1S59 г. с папой и высшим като­лическим духовенством, ослабивший опору, «на которой покоится его (Бонапарта.— Э. Ж.) влияние среди крестьян». К этому присоединялись истощение государственной казны и увеличение на 50% государственной задолженности, неудача с выпуском нового «займа мира», угроза финан­сового краха. На почве внешних и внутренних трудностей и просчетов — оживление оппозиционных настроений в стране, свидетельствовавших «о наличии того неумолимого факта, что мятежный галльский дух сно­ва возрождается из пепла и что продолжение господства узурпатора сно­ва зависит от организации большого военного зрелища, как это имело место через два года после coup d'état и еще через два года после завер­шения крымского эпизода» ¹²⁴.

Маркс называл разбойничьими колониальные экспедиции Второй империи против Китая и Кохинхины (южного Индокитая). Он подчер­кивал, что они «никогда не возбуждали симпатий французского наро­да» ¹²⁵. Уже с января 1860 г. он разоблачал англо-французский сговор о новой экспедиции против Китая, третьей «опиумной» войне, начатой правительствами обеих стран летом того же года. Занятие интервен­тами под командованием французского генерала Монтобана в октябре 1860 г. столицы Китая Пекина, их грабежи, варварское уничтожение выдающихся памятников культуры вызывали гнев и презрение у Марк­са, иронизировавшего над «военно-археологическим коллекционерством à la Монтобан» ¹²⁶.

Вооруженная англо-франко-испанская интервенция в Мексике в де­кабре 1861 г., превратившаяся в дальнейшем, в результате противоре­чий между интервентами, в одностороннюю интервенцию бонапартист­ской империи, естественно, не могла оставить Маркса равнодушным. Еще до начала мексиканской экспедиции, в ноябре 1861 г., он писал в «New-York Daily Tribune»: «Замышляемая Англией, Францией и Ис­панией интервенция в Мексике является, по моему мнению, одним из самых чудовищных предприятий, когда-либо занесенных в летописи международной истории» ¹²⁷.

Маркс посвятил мексиканской интервенции пять специальных ста­тей, в которых раскрыл во всех деталях лицемерие и противоречия официальных объяснений интервентами ее причин и целей. Он показал, что подлинная цель интервенции состояла в том, чтобы устранить ли­беральное правительство Хуареса и водворить свергнутую власть фео­дально-клерикальной реакции. «Речь идет попросту о том,— писал Маркс в ноябре 1861 г.,— чтобы, образовав новый Священный союз, применить к американским государствам тот же принцип, согласно ко­торому Священный союз считал себя призванным вмешиваться во внут­ренние дела правительств европейских стран» ¹²⁸. В более поздней

¹²⁴ Там же, стр. 104.

¹²⁵ Там же, стр. 335.

¹²⁶ Там же, стр. 508.

¹²⁷ Там же, стр. 375.

¹²⁸ Там же, стр. 373—374.

статье, написанной 15 февраля 1862 г., Маркс указывал, что претенден­том на мексиканский престол является австрийский эрцгерцог Максими­лиан, ставленник Франции и Англии ¹²⁹.

Подоплеку мексиканской колониальной экспедиции Маркс видел и в заинтересованности в ней английских и особенно французских держа­телей мексиканских ценных бумаг, в числе которых были высокие фран­цузские сановники и члены императорской фамилии. Правительство Хуареса отказывалось признать выпущенные предшествовавшим клери­кальным правительством Мексики государственные облигации, значи­тельная часть которых на сумму в 52 млн. долларов была в свое время приобретена «высокопоставленными» французами «дешевле их перво­начальной номинальной цены». Этим Маркс и объяснял в конце апреля 1862 г. то «загадочное», по мнению ряда дипломатов и представителей прессы, «обстоятельство, что Луи Бонапарт увеличил свою экспедицион­ную армию как раз в тот момент, когда он обещал уменьшить ее, а так­же то, что он собирается наступать, в то время как Англия идет на по­пятную» ¹³⁰. Мексиканская колониальная авантюра Бонапарта «грозит превратиться в грязную международную аферу Миреса» ¹³¹,— заключал Маркс, напоминая этим о состоявшемся летом 1861 г. в Париже скан­дальном процессе одного из крупнейших французских банкиров (в 1862 г. он был оправдан), в мошеннических биржевых спекуляциях которого были замешаны лица из ближайшего окружения Наполеона III.

Заокеанская экспедиция должна была, по замыслу Бонапарта, «увенчать здание» Империи. «Для меня не подлежит сомнению, что на Мексике он сломает себе шею, если еще до того не будет повешен» ¹³²,— писал Маркс Энгельсу 15 августа 1863 г.. после занятия французскими интервентами столицы Мексики и других центров страны.

Мексиканская авантюра, как известно, потерпела крах. Ее провал, полностью обнаружившийся в 1867 г., в немалой мере способствовал, в числе прочих причин, назреванию кризиса Второй империи, привед­шего к ее крушению.

Интерес к колониальной политике Второй империи не ослабил ин­тереса Маркса к экономическому положению и политической жизни Франции. Живую реакцию вызвало у него возвещенное Наполеоном III в середине января 1860 г. наступление новой «эры процветания» и мира в связи с заключением торгового договора с Англией, основанного на взаимном снижении и частичной отмене ввозных пошлин ¹³³. В статье «Положение во Франции» Маркс подверг уничтожающей критике заяв­ление Бонапарта, показав, что обещанное им в результате нового раз­вития французской внешней торговли «распространение благосостояния среди рабочего класса» лишено реального основания, ибо «французская внешняя торговля уже сделала огромный шаг вперед». За последние 10 лет она выросла более чем на 100% в силу причин, заключающихся в «коренных изменениях на рынках всего мира». Между тем за это время «положение народных масс Франции не улучшилось», а, напротив, «за-

¹²⁹ См. К. M арк с и Ф.Энгельс. Соч., т. 15, стр. 488.

¹³⁰ Там же, стр. 508.

¹³¹ Там же, стр. 510.

¹³² К. Μ а ρ к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 30, стр. 303.

¹³³ Договор был заключен 23 января 1860 г.

метно ухудшилось», ибо «при наличии Империи» с ее расхищением на­ционального достояния Франции развитие торговли не может «принести ожидаемых плодов».

Так же обстоит дело с другим обещанием Бонапарта — «улучшить наше сельское хозяйство и освободить нашу промышленность от всех внутренних помех, которые низводят ее на более низкую ступень». Для улучшения сельского хозяйства император намерен обеспечить ему ссу­ды «под небольшой процент». Но ведь это не ново, указывал Маркс. «Признанной целью его Crédits Fonciers является направлять ссудный капитал в деревню. Единственным результатом, которого они сумели достигнуть, явилось не улучшение сельского хозяйства, а разорение мелких землевладельцев и ускорение концентрации земельных владе­ний». Чтобы найти рынок для сельскохозяйственной продукции, пред­полагается стимулировать фабричную промышленность, но ведь «фаб­ричная промышленность сделала колоссальные успехи при Второй импе­рии и при всем этом... сельское хозяйство находится в состоянии упад­ка, а французское крестьянство разоряется».

И Маркс ставит коренной вопрос: «Как же объяснить это странное явление?» Исчерпывающий ответ он видит в том, «что долгосрочные го­сударственные займы ежегодно увеличиваются на 255 млн. фр., не го­воря о налоге кровью для армии и флота... Сама Империя является ог­ромным вампиром, бременем, которое растет быстрее, чем производи­тельные силы французской нации». Маркс показывает далее беспочвен­ность обещания устранить тяготеющие над французским производством «внутренние помехи», ибо основная из них — octrois (пошлины на вво­зимые в город предметы широкого потребления) — «возросли при режи­ме Империи и в дальнейшем будут возрастать».

Дата добавления: 2015-08-27