В процессе дальнейшей биологической и когнитивной эволюции у живых существ наряду со способностями кперцептивному М. возникают также зачатки М. знаково-символического. Естественный отбор способствовал наследованию тех генетических признаков, которые определяют способности особей к извлечению и обработке необходимой для выживания когнитивной информации, получаемой от представителей своего вида. Речь прежде всего идет о способности многих животных к ритуализации своего поведения. В процессе эволюции первоначальная функция к.-л. формы поведения животных (сценария) модифицируется и, превращаясь в знак, становится средством коммуникации.
Символическая коммуникационная система, видимо, давала древним гоминидам большие адаптивные преимущества. Поэтому естественный отбор способствовал совершенствованию языковых способностей индивидов, развитию вербальной коммуникации и М. логико-вербального — специфической, присущей только людям формы знаково-символичес-кого М. Однако человечеству для реализации возможностей ускорения когнитивной эволюции, эволюции М. и культуры, возникших благодаря появлению речи, потребовались многие тысячелетия. Хотя какими-то речевыми рудиментами, видимо, владел еще Homo erectus (обитавший приблизительно 1,5 млн лет назад), вплоть до начала неолитической революции темпы когнитивного и культурного прогресса оставались исключительно медленными. Скорее всего, весьма длительный исторический период речь оставалась функционально избыточной по отношению к довербальным формам коммуникации.
М. архаическое, преимущественно образное все еще в широких масштабах использовало довербальные средства передачи социально значимой информации, где смысл мысленных репрезентаций (образов, прототипов и сценариев) «овеществлялся» и транслировался с помощью невербальных символов, изображений, жестовых языков и языка действий — ритуалов, танцев и т.д. Появление простейших концептуальных структур — рассказа, повествования, мифа — позволило словам и словесно выразимым знаниям направлять ход мыслей, а М. — выявлять несопоставимо больший объем скрытой когнитивной информации.
Попытки выяснить, что представляет собой человеческое М., предпринимались еще в глубокой древности. Как и элеаты, Платон отождествлял М. и речь, которые, с его т.зр., возникают в результате установления отношения между субъектом и предикатом высказывания или «соединения» имен существительных с глаголами. Аристотель разделял «пропозициональную» парадигму Платона: его понимание силлогизма в равной мере допускало и пропозициональную, и лингвистическую, и онтологическую интерпретации. Способность мыслить Аристотель относил к компетенции ума, бессмертной «мыслящей части» души. Он также выдвинул ряд гипотез, оказавших существенное влияние на последующее развитие психологии М. — напр., принцип ассоцианизма. Идеи, считал Аристотель, связываются между собой на основании смежности, сходства или контраста, а истинное знание может быть получено путем дедуктивных или индуктивных рассуждений.
В философии Нового времени М. и его законы анализировались с различных мировоззренческих позиций. Отталкиваясь от традиционной для христианского вероучения оппозиции души и тела, некоторые философы рассматривали М. как атрибут особого, свойственного только человеку (как ближайшему подобию Бога) духовного начала. Р. Декарт, в частности, считал, что сознание («душа») является нематериальной метафизической сущностью, которую Бог соединил с материальным телом, а М. — это свойство сознания, «разумной души». Напротив, Т. Гоббс придерживался механистического взгляда на природу мысли и исходил из предпосылки, что материя может мыслить. По его мнению, М. подобно математическому вычислению, но вместо чисел оно оперирует идеями — суммирует, вычитает, сравнивает их и т.д. Гоббс был уверен, что, в принципе, могут быть созданы такие технические устройства, которые окажутся способными мыслить. Продолжая рационалистическую традицию Декарта, Г.В. Лейбниц полагал, что человеческое М. управляется законами логики, и выдвинул идею математизации М. — создания универсального логического языка, который позволил бы точно и однозначно эксплицировать понятия и отношения и получать с помощью вычислений истинные знания. Развивая представления Дж. Локка, который впервые назвал связи, обусловленные привычкой или случаем, термином «ассоциация идей», британские эмпирики Дж. Беркли, Д. Юм, а позднее Дж. Милль и его сын Дж.С. Милль выделяли три типа внутренних мысленных репрезентаций: восприятия, их бледные копии, которые хранятся в нашей памяти, и преобразования этих бледных копий, т.е. ассоциативное М. Однако вопросы, касающиеся природы мысленных ассоциаций, их источников, процессов, лежащих в основе их формирования, законов ассоциаций и т.д., длительный период оставались предметом острых дискуссий. Во втор. пол. 19 в. усилиями гл.обр. философов, математиков и психологов окончательно сформировались два основных направления исследования, которые привели к разработке различных логических и психологических концепций М.
Важным этапом формирования логической концепции М. оказалась разработка в 1854 ирл. математиком Дж. Булем алгебры логики. Согласно его т.зр., мысли представляют собой высказывания или утверждения о мире, которые могут быть представлены в символической форме. Такого рода символы соответствующим образом комбинируются, и из них получают др. утверждения о мире. М., с этой т.зр., оказывается манипуляцией символами. Разрабатывая такой подход к М., Г. Фреге построил аксиоматическое исчисление высказываний и заложил основы современной логической семантики. Тем самым были значительно расширены репрезентативные возможности языка логики применительно к знаково-символическому (логико-вербальному) М. В дальнейшем попытки устранить обнаруженные в системе Фреге парадоксы повлекли за собой формализацию логики.
Параллельно попыткам философов и математиков проанализировать логические аспекты М., в др. дисциплине — психологии — во втор. пол. 19 в. был поставлен вопрос о том, могут ли ментальные события и М. в целом к.-л. образом быть измерены. Основоположники экспериментальной психологии (В. Вундт в Германии и его ученик Э. Титченер в США) стремились сформировать отдельную от философии, опирающуюся на эмпирические данные дисциплину, которая изучала бы структуру сознания и объясняла бы его феномены в терминах естественных наук. Психологи-структуралисты надеялись разложить психические явления на простые атомы, выделить простейшие, неразложимые ментальные события и обнаружить законы, управляющие образованием более сложных ментальных феноменов. В дальнейшем новые открытия (в частности, открытие условного рефлекса И.П. Павловым) заставили психологов отказаться от структуралистской программы, и доминирующей концепцией в психологии на протяжении последующих 40 лет стал бихевиоризм (Дж. Уотсон), провозгласивший, что объектом психологического исследования может быть только наблюдаемое поведение, а М., вера и т.д. — это лишь теоретические конструкты. Неспособность бихевиоризма объяснить более сложные психические явления — напр., речь, М. и т.д. — обусловила формирование в психологии альтернативной концепции — гештальттеории. Ее сторонники (М. Вертгеймер, В. Кёлер и др.) считали, что для адекватного объяснения мыслительных процессов необходимо допустить наличие внутренних ментальных состояний и тесную интеграцию рзаличных когнитивных структур. Поскольку целое не сводится к сумме его частей, то М. следует рассматривать как активный, конструктивный процесс. Оно может быть либо продуктивным, стремящимся обнаружить новые структурные отношения в ситуации или проблеме, либо непродуктивным, лишь имитирующим уже известное.
Фундаментальные открытия 1940—1950-х гг. в теории информации, нейрофизиологии, теории автоматов и кибернетике радикальным образом изменили направления исследований в различных областях науки, прямо или косвенно относящихся к человеческому М. Однако только в сер. 1960-х гг. эти открытия позволили сформировать единую картину мыслительных процессов на основе моделей переработки информации, положив начало новой психологии, которую У. Нейссер называл когнитивной психологией. Позднее когнитивная психология стала частью более крупной дисциплины — когнитивной науки, которая в настоящее время охватывает исследования в таких областях, как эпистемология, лингвистика, психолингвистика, информатика, нейробиология, нейропсихология и т.д. Общей целью этих исследований является объяснение и моделирование высших мыслительных процессов.
Открытие в 1960-х гг. межполушарной церебральной асимметрии и базирующихся на функциональной активности левого и правого полушарий мозга когнитивных типов мышления — знаково-символического (логико-вербального) и пространственно-образного, — получившее убедительное экспериментальное подтверждение, послужило отправным пунктом формирования принципиально новых представлений о мыслительной активности человека. Как оказалось, различия между функциями полушарий и, соответственно, когнитивными типами М. не сводятся к формам репрезентации материала, а касаются гл. обр. способов переработки когнитивной информации, принципов организации контекстуальной связи. Для пространственно-образного М. характерны холистическая стратегия обработки многих параметров поступающей информации. В результате происходят одновременное выявление соответствующих контекстуальных связей между различными смыслами образа или между целостными образами, «гештальтами», и создание на этой основе многозначного контекста (напр., мозаичной или калейдоскопической картины) с множественными «размытыми» связями. Со своей стороны, знаково-символическое (логико-вербальное) М. использует аналитическую стратегию и направлено на выявление только некоторых, существенных для анализа признаков, жестких причинно-следственных связей. Оно последовательно перерабатывает когнитивную информацию (вербальную и невербальную) по мере ее поступления, организуя однозначный контекст, необходимый для успешной вербальной коммуникации. Однако в простейших случаях знаково-символическое М. также обнаруживает способность к параллельной обработке информации, а пространственно-образное М. — некоторые, довольно примитивные способности к анализу.
Хотя наши системы лево- и правополушарного М. полностью не переводимы друг в друга, это не исключает, а наоборот, предполагает их тесную взаимозависимость, взаимодополняемость и кооперацию. Напр., манипулирование символами становится эффективным лишь в той степени, в какой оно содействует реализации неартикулированных актов понимания и опирается на их результаты. В свою очередь эффективность образного М. также оказывается в зависимости оттого, может ли оно считывать результаты левополушарной мыслительной активности и, ориентируясь на них, продуцировать новое целостное понимание. Человеческое М. может использовать не только перцептивные и вербальные коды, но и коды абстрактные, пропозициональные, в которых, вероятно, заключены наши знания основ грамматики языка и базисной арифметики. Наличие таких кодов дает нам возможность легко и быстро переводить мысль с перцептивного кода на вербальный и обратно, а также попеременно подключать соответствующие стратегии обработки когнитивной информации. С этой т.зр. именно абстрактный препозиционный код является языком мысли, а слова, образы, символы, знаки и т.д. — это только конкретные формы ее репрезентации.
Т.о., М. является одной из важнейших функций когнитивной системы, которая обеспечивает информационный контроль окружающей среды, адаптацию и выживание организмов. М. тесно связано с памятью, оно использует ее информационные ресурсы, накопленные благодаря опыту и обучению. Однако источником М. выступает не только когнитивная информация, извлекаемая из внешней среды, но и своего рода встроенное в когнитивную систему программное обеспечение, т.е. подлежащая биологической эволюции врожденная генетическая информация, определяющая формат внутренних ментальных репрезентаций, стратегии их переработки т.п. Даже в когнитивной системе человека большинство мыслительных процессов протекает неосознанно, их интегральный сознательный контроль осуществляется здесь гл. обр. на уровне целей и намерений. В то же время благодаря эволюции сознания и появившейся в ходе этой эволюции способности частично изменять самосознание (напр., в актах эмпатии) человек получил возможность гораздо более эффективно использовать свой интеллектуальный и мыслительный потенциал, свои природные задатки к творческому М., воображению, к созиданию культуры. Появление речи и развитие логико-вербального М. радикально расширили его арсенал средств обработки когнитивной информации, позволили извлекать общие характеристики объектов, явлений и отношений между ними с помощью информационно более емких, чем образы и прототипы, концептуальных средств — понятий, суждений, гипотез, научных законов, теорий и т.д. В настоящее время высшие когнитивные функции человека, включая М. и познание, активно изучаются когнитивной наукой и специальной областью компьютерной науки (информатики), получившей название искусственный интеллект.
Солсо Р. Когнитивная психология. М., 1995; Меркулов И.П. Когнитивная эволюция. М., 1999.
И.П. Меркулов
МЫШЛЕНИЕ АРХАИЧЕСКОЕ — филогенетически «первичное», преимущественно пространственно-образное, правополушарное мышление. Философами, антропологами и культурологами 20 в. предпринимались неоднократные попытки выявить отличительные особенности (в т.ч. и когнитивные) этого исторически наиболее древнего мышления. Благодаря их усилиям были разработаны и стали широко известны концепции «пралогического» мышления (Л. Леви-Брюль), «мифологического» мышления (К. Леви-Строс), «архаического способа мышления» (М. Элиаде) и др. Хотя в этих концепциях сам феномен первобытного мышления получил весьма подробное описание, исследователям так и не удалось теоретически обосновать его универсальные когнитивные характеристики, поскольку это требовало выхода за пределы сугубо социологических и культурологических представлений, игнорирующих биологическую и когнитивную эволюцию Homo sapiens. Гораздо более успешным в этом отношении оказался возникший в 1960-х гг. когнитивный подход, опирающийся на гипотезу двойного кодирования. Учитывая факт межполушарной функциональной асимметрии, эта гипотеза исходит из наличия у людей двух когнитивных типов мышления, двух систем кодирования, переработки и хранения когнитивной информации — образной и вербальной. Когнитивный подход рассматривает М.а. как мышление преимущественно пространственно-образное, правополушарное и позволяет последовательно и непротиворечиво объяснить такие его когнитивные характеристики, как, напр., оперирование прототипами, прообразами (архетипами), безразличие к логическим противоречиям и стремление установить между объектами и действиями какие-то формы мистической сверхъестественной связи («сопричастности»), широкое использование оппозиций, метафор, мифа как средств разрешения противоречий, вера в сверхъестественное и т.д.
Как было установлено, для М.а. характерно явное преобладание конкретных прототипных репрезентаций понятийного содержания и «холистических» стратегий обработки когнитивной информации, во многом совпадающих с «логикой» мифа. Это мышление в меньшей степени подвержено сознательному контролю, оно скорее управляется влиянием аффектов, эмоциональной оценкой, полагается на неосознаваемые, автоматические процессы и стереотипы. Ему присуща сравнительно меньшая организованность и упорядоченность связей между мысленными образами и элементами образов или словами, которые обозначают их смысл (и, соответственно, оно требует более низкой активности мозга и меньших физиологических затрат). Поскольку правое полушарие функционирует в настоящем времени, опираясь на прошлое, то для М.а. типично циклическое восприятие времени. Оперирование оппозициями, противопоставлениями — это также устойчивый элемент правополушарной неосознаваемой стратегии, обусловленной генетической предрасположенностью людей к выдвижению бинарных альтернатив. Когнитивные механизмы преимущественно образного мышления предполагают абсолютное доверие к показаниям органов чувств и порождают магию образа, которая распространяется и на сюжеты, воспринимаемые «наблюдателем» в состоянии сна. Магия образа лежит в основе формирования древнейших форм верований и вообще веры в сверхъестественное, этого непременного атрибута архаического менталитета.
М.а. в широких масштабах использует невербальные (довербальные) средства передачи социально значимой информации, где смысл мысленных репрезентаций (образов, сценариев и т.д.) «овеществляется» и транслируется с помощью символов, изображений, жестовых языков и языка действий — ритуалов, танцев и т.д. Относительно высокий удельный вес такого рода невербальных способов социальной коммуникации был характерен не только для древних первобытных популяций, но и для более развитых в культурном отношении др.-вост. цивилизаций. Аналогичный вывод позволяют сделать также данные исследований современных первобытных популяций.
Правомерно, по-видимому, говорить об эволюции М.а., о его этапах. Они характеризуются различным соотношением право- и левополушарных стратегий при условии, что стратегии правополушарного мышления остаются доминирующими. Как когнитивный тип мышления преимущественно образное мышление проявляется на индивидуальном уровне и на уровне популяций (или этнических групп). В последнем случае речь идет о статистическом преобладании в популяции индивидов с данным доминирующим когнитивным типом мышления. Не исключается, т.о., наличие внутри отдельной популяции достаточно большой группы людей (социальных групп, слоев), отличающихся по своему доминирующему когнитивному типу мышления от остальных ее членов. Это генетическое разнообразие, проявляющееся также и в доминировании конкретной гемисферы, исключительно важно для когнитивной эволюции и смены этапов М.а. Присущая преимущественно образному мышлению стратегия обработки когнитивной информации способствует формированию и развитию культуры только определенного типа (или семейства культур с близкими ценностными ориентациями) — напр., культуры собирательства и охоты, а также аграрной культуры, которые базируются на ценностях, ориентирующих людей на целостное, нерасчлененное восприятие мира, на созерцание и приспособление к нему как к неизменной данности. Поэтому М.а. является когнитивной основой длительного сохранения традиционной мировоззренческой ориентации на общепринятые сакральные образцы и архетипы.
Элиаде М. Космос и история. М., 1987; МеркуловИ.П. Когнитивная эволюция. М., 1999.
И.П. Меркулов
МЫШЛЕНИЕ ДИСКУРСИВНОЕ (от лат. discursus — рассуждение) — логическое мышление в понятиях, идущее последовательно, шаг за шагом в противоположность интуитивному познанию, непосредственному схватыванию. Напр., наше знание времени является дискурсивным, или концептуальным, если мы способны разъяснить, что такое время и привести какие-то доводы в поддержку своей т.зр.; в противном случае знание является интуитивным.
МЮНЦЕР (Munzer) Томас (ок. 1490-1525) — протестантский теолог, идеолог народной реформации в Германии, предводитель крестьян и городской бедноты в Крестьянской войне (1524—1525). Приобрел известность как лютеранский священник в Цвиккау. Растущее сочувствие угнетенным крестьянам и городскому плебсу, ненависть к угнетателям — «развратителям мира», предавшим «Божественный порядок», привело его к разрыву с умеренной позицией М. Лютера и призыву к народной революции. Обоснование своих взглядов он находил в средневековых мистических доктринах, прежде всего в идеях Иоахима Флорского, предвещавшего наступление царства Духа, порвавшего с «игом» книжной учености, у И. Экхарта и И. Таулера, подчеркивавших деятельную природу христианина, в учении чешских таборитов о решающей роли «ревнителей дела Божьего» в свержении мирового зла.
М. отвергает проповедуемый Лютером дуализм духовной и светской жизни: Евангелие должно стать законом не только религиозной, но и социально-политической жизни; христианин подчиняется только высшей Божественной воле и никогда не должен мириться с произволом и «безбожными» действиями светских правителей. Его долг — добиваться построения Царства Божия на земле и прежде всего превращения равенства людей перед Богом в равенство на земле.
«Мертвой букве» церковного учения, исказившего Божественный разум, М. противопоставляет непосредственную «веру сердца», «обновленный разум», постигающий высшую Божественную мудрость. Ее фундамент не могут составить ни схоластические умствования, ни проповеди «фарисеев и епископов и книжников», а только «основа души», способная познать Бога таким, каков он есть. Для этого, по М., необходимо укрепление веры, обретаемой в процессе общения с Богом и противостоящей вере «книжной», «пергаментной». Такое общение означает сближение человеческой и Божественной веры, когда человек мыслит и действует в соответствии с Божественным предначертанием. Т.о., подчинение человеческого разума Божественной воле — не унижение разума, а напротив, его преобразование посредством «истинной веры». Приписывание человеческому разуму статуса божественного означает у М. отстаивание его суверенности и независимости от церковного, «безбожного» разума, раскрытие «совершенного разума» в человеке. Историческая заслуга М. состояла в том, что на языке профетической эсхатологической доктрины он страстно и талантливо выразил мироощущение «ремесленников и пахарей», открыто выступавших против феодального гнета.
Циммерман В. История Крестьянской войны в Германии. М., 1937; Энгельс Ф. Крестьянская война в Германии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 7; Смирин М.М. Народная реформация Томаса Мюнцера и Великая крестьянская война в Германии. М., 1955; Штекли А.Э. Томас Мюнцер. М., 1961; Лазарев В.В. Становление философского сознания Нового времени. М., 1987.
НАБЛЮДЕНИЕ И ЭКСПЕРИМЕНТ (от лат. experimentum — проба, опыт) — важнейшие методы эмпирического познания.
Научным наблюдением (Н.) называют восприятие предметов и явлений действительности, осуществляемое с целью их познания. В акте Н. можно выделить: 1) объект; 2) субъект; 3) средства; 4) условия; 5) систему знания, исходя из которой задают цель Н. и интерпретируют его результаты. Все эти компоненты следует учитывать при сообщении результатов Н. для того, чтобы его мог повторить любой др. наблюдатель. Важнейшим требованием к научному Н. является соблюдение интерсубъективности. Оно подразумевает, что Н. может повторить каждый наблюдатель с одинаковым результатом. Лишь в таком случае результат Н. будет включен в науку. Поэтому, напр., наблюдения НЛО или разнообразных парапсихических феноменов, не удовлетворяющие требованию интерсубъективности, до сих пор остаются вне науки.
Н. подразделяются на непосредственные и косвенные. При непосредственном Н. ученый наблюдает сам избранный объект. Однако далеко не всегда это возможно. Напр., объекты квантовой механики или многие объекты астрономии невозможно наблюдать непосредственно. О свойствах таких объектов мы можем судить лишь на основе их взаимодействия с др. объектами. Подобного рода Н. называют косвенными, оно опирается на предположение об определенной закономерной связи между свойствами непосредственно не наблюдаемых объектов и наблюдаемыми проявлениями этих свойств и содержит логический вывод о свойствах ненаблюдаемого объекта на основе наблюдаемого эффекта его действия. Следует заметить, что между непосредственным и косвенным Н. нельзя провести резкой границы. В современной науке косвенные Н. получают все большее распространен ие по мере того, как увеличивается число и совершенство приборов, используемых при Н., И расширяется сфера научного исследования. Наблюдаемый предмет воздействует на прибор, а ученый непосредственно наблюдает лишь результат взаимодействия предмета с прибором.
Эксперимент (Э.) есть непосредственное материальное воздействие на реальный объект или окружающие его условия, производимое с целью познания этого объекта. В Э. обычно выделяют следующие элементы: 1) цель; 2) объект экспериментирования; 3) условия, в которых находится или в которые помещается объект; 4) средства Э.; 5) материальное воздействие на объект. Каждый из этих элементов может быть положен в основу классификации Э., их можно разделять на физические, химические, биологические и т.д. в зависимости от различия объектов экспериментирования. Одна из наиболее простых классификаций основывается на различиях в целях Э.: напр., установление к.-л. закономерности или обнаружение фактов. Э., проводимые с такой целью, называются «поисковыми». Результатом поискового Э. является новая информация об изучаемой области. Однако чаще всего эксперимент проводится с целью проверки некоторой гипотезы или теории. Такой Э. называется «проверочным». Ясно, что невозможно провести резкой границы между этими двумя видами Э. Один и тот же Э. может быть поставлен для проверки гипотезы и в то же время дать неожиданную информацию об изучаемых объектах. Точно так же и результат поискового Э. может заставить нас отказаться от принятой гипотезы или, напротив, даст эмпирическое обоснование нашим теоретическим рассуждениям. В современной науке один и тот же Э. все чаще обслуживает разные цели.
Э. всегда призван ответить на тот или иной вопрос. Но чтобы вопрос был осмысленным и допускал определенный ответ, он должен опираться на предварительное знание об исследуемой области. Это знание и дает теория, и именно теория ставит тот вопрос, ради ответа на который ставится Э. Поэтому Э. не может принести правильного результата без теории. Первоначально вопрос формулируется в языке теории, т.е. в теоретических терминах, обозначающих абстрактные, идеализированные объекты. Чтобы Э. мог ответить на вопрос теории, этот вопрос нужно переформулировать в эмпирических терминах, значениями которых являются чувственно воспринимаемые объекты. Следует, однако, подчеркнуть, что, осуществляя Н. и Э., мы выходим за рамки чисто логических рассуждений и вступаем в непосредственный контакт с реальными вещами. В конечном итоге только через посредство такого контакта получают подтверждение или опровергаются наши представления о действительности. В эмпирических познавательных процедурах наука вступает в непосредственное столкновение с описываемой ею действительностью — именно в этом заключается громадное значение Н. и Э. для научного познания.
Никифоров А.Л. Философия науки: история и методология. М., 1998.
А.Л. Никифоров
НАДЕЖДА — ожидание блага, осуществления желаемого. В античности не было единого представления о ценностном значении Н. Негативное ценностное значение Н. обосновывалось тем, что она воспринимается как иллюзия, добровольный самообман. Однако из представления об иллюзорности Н. не всегда делался вывод о том, что она является злом. Н.-иллюзия выступала в роли утешения (Эсхил «Прикованный Прометей»), которое хотя и не способно отвести удары судьбы, зато в силах избавить человека от страдания в ожидании неизбежного. Ценность иллюзорной Н.-утешения была развенчана, в частности, в стоицизме, согласно которому обманчивая Н. ведет к отчаянию, в то время как главное для человека — сохранить мужество перед лицом любых ударов судьбы. В нейтральном значении понятие Н. раскрывается как ожидание события, которое с ценностной т.зр. может быть и хорошим, и плохим. По Платону, у хороших и правильно мыслящих людей надежды истинные и достижимые, у дурных и неразумных — ложные и несбыточные. С такой трактовкой связано понимание Н. как положительной ценности — справедливой награды за добродетельную жизнь. Положительное значение Н. в античности закрепилось и в том, что Н. символически изображали на монетах, а в Др. Риме существовало культовое почитание Н.
В христианстве Н. трактуется исключительно как положительная ценность. И хотя допускается, что объектами Н. могут быть различные (включая материальные) блага, в ней усматривается знак принадлежности человека не земной жизни, а вечности; ее основное содержание — упование на справедливый суд Христа и спасение (мессианская Н.). В таком качестве Н. рассматривается как одна из основополагающих добродетелей наряду с верой и милосердием. Наиболее распространена т.зр., что Н. в сравнении с др. теологическими добродетелями обладает меньшей значимостью. Для апостола Павла «любовь из них больше»: она пребывает вечно, в вере же и в Н. потребность утрачивается, когда Царство Божье становится фактом.
Понятие Н. занимает существенное место в моральной философии И. Канта. Согласно Канту, высшее благо предполагает соединение добродетели и счастья, между которыми объективно существует напряжение: в моральном законе не содержится необходимого основания для связи между нравственностью и счастьем. Совершенное осуществление добродетели и достижение соразмерного с добродетелью счастья не постижимы разумом и могут быть предметом лишь Н. В качестве условий возможности высшего блага и оснований Н. на его достижение Кант называет свободу, бессмертие души и бытие Бога. Н., как и страх, не может быть, по Канту, нравственным мотивом: в качестве принципа деяния она разрушительна для его моральной ценности.
В современных рассуждениях о Н. в разных филос. контекстах переосмысливаются антич. христианские представления. Одни философы отождествляют Н. с иллюзией, рассматривают ее как предлог уйти от решения смысложизненных дилемм в мир грез (А. Камю, Ж. Батай, Д.Д. Руне) и противопоставляют ей безнадежность как отсутствие всякого обмана. Другие считают Н. сущностно связанной со свободой и творчеством и признают ее необходимой и весьма эффективной движущей силой развития как в личностном, так и социальном, историческом и даже космическом аспектах (П. Рикёр, Э. Блох, Э. Фромм).
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 151 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |