Более радикальная стратегия предложена элиминативизмом, предлагающим вовсе изъять категорию «сознание» из филос. языка. Фейерабенд (1963) утверждал, что с созданием совершенного материалистического языка ментальные термины изменят свой смысл и будут вытеснены научными. Согласно Рорти (1965), у понятия «сознание» нет референта, оно лингвистически невыразимо, строится на иллюзии о прямом доступе сознающего к своему сознанию. У него нет никакой особой реальности, помимо социолингвистической коммуникации. Чёрчленд (1984) считал, что в сфере обыденных представлений, или «фолк-психологии», объяснения сознания опираются на посылки, не имеющие интерсубъективной значимости: они выражают информацию от первого лица («я чувствую боль»), которая у др. лица может иметь качественно др. основание. Поскольку терминам «фолк-психологии» нет точных коррелятов в научном языке, их ждет такая же судьба элиминации, которая постигла физические понятия «флогистон», «движущиеся небесные сферы» и др.
Стратегия более умеренных функционалистс к и х теорий строится на использовании компьютерных аналогий. Ее сторонники — X. Патнэм (1960), Деннет (1978) — утверждают, что ментальные состояния реализуются в теле таким же образом, каким «мягкая» программа компьютера реализуется в «жесткой». Согласно Деннету, пропасть между человеком, животным и физическими системами исчезает, если рассматривать интенциональность не как онтологический признак ментального, а как наш способ изучения мира или стратегию прагматического предсказания поведения как живых, так и неживых систем. Для понимания самости наиболее важное состоит в том, что процессы мозга работают параллельно процессам языкового нарратива и именно язык создает видимость единого Я, его постоянства и самотворчества. Имеются и др. версии Н.м., в частности, эмерджентный материализм (Бунге, Дж. Марголис), теоретический материализм (Дж. Корнмен).
Критики видят трудности элиминативистских и функционалистских трактовок сознания в их противоречии с субъективной уверенностью человека в реальности собственного сознания и прямого доступа к своему Я, в сомнительной возможности, не прибегая к особому ментальному языку, выразить качественную определенность субъективных чувств (Дж. Сёрл, Э. Нагель). В тенденции замены языка «фолк-психологии» языком научной психологии многим видится процесс взаимной коррекции, а не вытеснения. Эти трудности активизировали картезианскую традицию в философии сознания, также апеллирующую к науке, но настаивающую на уникальности феномена сознания. В современном неодуализме также имеется множество позиций: интеракционизм (К. Поппер, Дж. Экклз), дуализм свойств, эпифеноменализм, психофизический параллелизм и др. Признание реальности или нереальности сознания в конечном счете зависит от того, какая гипотеза принимается за стратегическую: о наличии у человека природной диспозиции к усвоению языка (в терминах Н. Хомского — «ментального органа языка») или гипотеза о чистой социальности языка. Спор монистов и дуалистов упирается, т.о., в решение фундаментальной проблемы об отношении биологического и социального.
Смарт Дж. Дж. Конфликтующие точки зрения по проблеме объяснения // Структура и развитие науки. М., 1978; Бунге М. Несостоятельность психофизического дуализма // Философские науки. 1979. № 2; Марголис Дж. Личность и сознание. М., 1986; Дубровский Д. И. О книге Дж. Марголиса и его концепции «эмерджентистского материализма» // Там же; Дэвидсон Д. Материальное сознание // Аналитическая философия. Избр. тексты. М., 1993; Армстронг Д.М. Материалистическая теория сознания // Там же; Рорти Р. Философия и зеркало природы. Ч. I. Новосибирск, 1997; Деннет Д.
Онтологическая проблема сознания // Аналитическая философия: становление и развитие. М., 1998; Сёрл Дж. Мозг, сознание и программы // Там же; Патнэм X. Философия сознания. М., 1999; Юлина Н.С. Очерки по философии в США. XX век. М., 1999; Ryle G. The Concept of Mind. London, 1949; Feyerabend P. Materialism and the Mind-Body Problem // The Review of Metaphysics. 1963. № 17; Smart JJ. Philosophy and Scientific Realism. London, 1963; Fodor J. The Language of Thought. New York, 1975; Dennett D.C. Brainstorms. Montgomery, 1978; Wilkes K. V. Physicalism. London, 1978; Bunge M. Scientific Materialism. Dordrecht; Boston; London, 1981; Armstrong D.M., Malcolm N. Consciousness and Causality. Oxford, 1984; Churchland P. Matter and Consciousness. Cambridge; London, 1984.
Н.С. Юлина
НАУЧНЫЙ МЕТОД — система категорий, ценностей, регулятивных принципов, методов обоснования, образцов и т.д., которыми руководствуется в своей деятельности научное сообщество. Н.м. предполагает:
• достаточно устойчивую и ясную систему категорий, служащих координатами научного мышления;
• определенную систему ценностей, на которые ориентируется в своей деятельности ученый;
• специфический отбор методов обоснования полученного знания;
• ряд общих регулятивных принципов, соответствие которым желательно, но не обязательно;
• особые, специфические для каждой научной дисциплины правила адекватности;
• определенные образцы успешной исследовательской деятельности в конкретной области.
Система научных категорий является совокупностью наиболее общих, фундаментальных понятий, играющих роль форм и устойчивых организующих принципов научного мышления. В числе категорий: бытие (существование), время, пространство, изменение, детерминизм, рациональность, ценность, истина, убеждение, знание и т.д. Одни категории касаются мира самого по себе, другие — познания его человеком; перечень категорий не может быть исчерпывающим. Категориальная структура научного мышления распадается на подсистему абсолютных категорий, приложимых к отдельным объектам, и подсистему сравнительных категорий, приложимых к парам, тройкам и т.д. объектов. Так, «время» как свойство представляется динамическим временным рядом «прошлое — настоящее — будущее» («было — есть — будет»); время как отношение — статистическим временным рядом «раньше — одновременно — позже», не предполагающим «стрелы времени»; «добро» как свойство выражается понятиями «хорошо — безразлично — плохо», как отношение — понятиями «лучше — равноценно — хуже», и т.д. За каждой из категориальных подсистем стоят особое видение мира, свой способ его восприятия и осмысления. Подсистема абсолютных категорий тяготеет к представлению мира как становления, потока; в подсистеме сравнительных категорий мир предстает как нечто сложившееся и не порождающее нового. В русле видения мира как становления идут гуманитарные и нормативные науки; к этому же видению тяготеют и те естественно-научные дисциплины, которые занимаются изучением истории исследуемых объектов. Остальные естественные науки, а также социальные науки ориентируются преимущественно на представление мира как постоянного повторения одних и тех же элементов, их связей и взаимодействий. Граница между науками, использующими по преимуществу абсолютные категории, и науками, опирающимися прежде всего на сравнительные категории, не совпадает, т.о., с границей между науками о культуре (гуманитарными и социальными науками), с одной стороны, и науками о природе (естественными науками) — с другой. Уже на уровне используемых подсистем категорий намечается существенное различие в методах наук, описывающих мир как нечто становящееся, и наук, представляющих его как нечто ставшее. Среди ценностей, направляющих научную деятельность, первостепенную роль играет реализм — убеждение в реальном (чаще всего материальном) существовании исследуемых объектов, в том, что они независимы от ученого, не являются его конструкцией, иллюзией, фантазией и остаются в силу этого одинаковыми для всех исследователей. Иногда вместо термина «реализм» используется термин «объективность»: «Краеугольным камнем научного метода является постулат о том, что природа объективна» (Ж. Моно). Однако, как отмечает К. Лоренц, в «постулате объективности» содержатся на самом деле целых два постулата, один из которых относится к объекту научного поиска, а другой имеет в виду самого ученого. Прежде всего, следует допустить материальное существование самого объекта исследования, если таковое исследование рассчитывает иметь к.-н. смысл. В то же время лежащие на ученом обязанности нелегко поддаются явному определению. Др. основополагающей научной ценностью является эмпиризм — уверенность в том, что только наблюдения и эксперименты играют решающую роль в признании или отбрасывании научных положений, включая законы о теории. В соответствии с требованием эмпиризма неэмпирическая (теоретическая или контекстуальная) аргументация может иметь только вспомогательное значение и никогда не способна поставить точку в споре о судьбе конкретного научного утверждения или теории. В методологическом плане эмпиризм гласит, что различные правила Н.м. не могут допускать «диктаторской стратегии»: они должны исключать возможность того, что мы всегда будем выигрывать игру, разыгрываемую в соответствии с этими правилами; природа должна быть способна хотя бы иногда наносить нам поражения. К ценностям, предполагаемым Н.м., относятся также теоретичность — стремление придать итогам исследования особую систематическую форму, а именно форму теории, способной обеспечить объяснение (предсказание) и понимание исследуемых явлений; объективность — требование избавляться от индивидуальных и групповых пристрастий, непредвзято и без предрассудков вникать в содержание исследования, представлять изучаемые объекты такими, каковы они сами по себе, независимо от субъекта или «наблюдателя», всегда исходящего из определенной «т.зр.»; совместимость — убеждение, что новое знание должно в целом соответствовать имеющимся в рассматриваемой области законам, принципам, теориям или, если такого соответствия нет, объяснять, в чем состоит ошибочность старых представлений; критичность — готовность подвергнуть полученные выводы «критике и проверке...в надежде найти ошибки, чему-то научиться на этих ошибках и, если повезет, построить лучшие теории» (К. Поппер); открытость — возможность свободного обмена информацией в рамках научного сообщества; воспроизводимость — повторяемость проведенных др. исследователями наблюдений и экспериментов, причем с теми же результатами, что и полученные ранее, и др. Множество основных ценностей, которыми руководствуется ученый, не имеет отчетливой границы, и данный их перечень не является исчерпывающим. Нет оснований сводить эти ценности к какой-то одной или немногим из указанных, напр. к критичности, как это делает Поппер, полагающий, что «критерием научного статуса теории является ее фальсифицируемость, опровержимость...». Соответствие указанным ценностям гуманитарных и др. наук, тяготеющих к системе абсолютных категорий, носит иной характер, чем соответствие этим же ценностям естественных и социальных наук, опирающихся на сравнительные категории. Это касается в первую очередь требований эмпиризма, теоретичности, объективности, критичности. Данные требования гораздо труднее реализовать в науках второго типа, чем в науках первого типа. В частности, та степень теоретичности и объективности, которая обычна в науках, использующих временной ряд без «настоящего» и оценочный ряд без «хорошо», никогда не достигается в науках, опирающихся на временной ряд с «настоящим» и предполагающих (явные или неявные) абсолютные оценки.
Допускаемые Н.м. способы обоснования образуют определенную иерархию, вершиной которой является аргументация эмпирическая (прямое и косвенное подтверждение в опыте и др.). Далее следует аргументация теоретическая (дедуктивная и системная аргументация, методологическая аргументация и др.). Что касается аргументации контекстуальной (ссылок на традицию, авторитеты, интуицию, веру, здравый смысл, вкус и т.п.), она считается менее убедительным, а иногда и просто сомнительным способом научного обоснования. И вместе с тем без контекстуальных, зависящих от аудитории аргументов не способны обходиться ни гуманитарные, ни нормативные науки, поскольку «все наше историческое конечное бытие определяется постоянным господством унаследованного от предков — а не только понятого на разумных основаниях — над нашими поступками и делами» (Х.Г. Гадамер).
Н.м. не содержит правил, не имеющих или в принципе не допускающих исключений. Все его правила условны и могут нарушаться даже при выполнении этих условий. Любое правило может оказаться полезным при проведении научного исследования, так же как любой прием аргументации может повлиять на убеждения научного сообщества. Но из этого не следует, что все реально используемые в науке методы исследования и приемы аргументации равноценны и безразлично, в какой последовательности они используются.
Н.м. предполагает, что новое научное положение должно находиться в согласии не только с эмпирическими данными и хорошо зарекомендовавшими себя теориями, но и с определенными регулятивными принципами, складывающимися в практике научных исследований. Эти принципы разнородны, обладают разной степенью общности и конкретности. Наиболее известные из них: принцип простоты (требование объяснения изучаемых явлений при минимальном числе независимых и как можно более простых допущений), принцип привычности, или консерватизма (рекомендация избегать неоправданных новаций и стараться, насколько это возможно, объяснять новые явления с помощью известных законов), принцип универсальности (пожелание проверять выдвинутое положение на приложимость его к классу явлений, более широкому, чем тот, на основе которого оно было первоначально сформулировано), принцип красоты (требование, чтобы хорошая теория отличалась особым эстетическим впечатлением, элегантностью, ясностью, стройностью и даже романтичностью) и др.
В каждой области знания есть свои правила, или стандарты, адекватности. Они не только являются контекстуальными, но и имеют во многом конвенциональный характер. Эти стандарты, принимаемые научным сообществом, касаются общей природы объектов, которые должны быть исследованы и объяснены, той количественной точности, с которой надлежит это сделать, строгости рассуждений, широты данных и т.п. «Ранее принятые утверждения, когда они используются для защиты справедливости последующих, не обеспечивают полной надежности этого процесса: поскольку все научные утверждения в своей основе не вполне убедительны. Критерии адекватности не более надежны, ибо даже они не могут быть установлены с помощью обычных процедур, то есть посредством аргументации, базирующейся на контролируемых наблюдениях. Отчасти поэтому их трудно, как правило, сделать четкими; в чем-то они сродни скрытому знанию, которое мастера своего дела передают друг другу в непосредственном общении» (М. Малкей).
Н.м. не представляет собой исчерпывающего перечня правил и образцов, обязательных для каждого исследования. Даже самые очевидные из его правил могут истолковываться по-разному и имеют многочисленные исключения. Правила Н.м. могут меняться от одной области познания к др., поскольку существенным их содержанием является некодифицируемое, вырабатываемое в самой практике исследования мастерство — умение проводить конкретное исследование и делать вытекающие из него обобщения. Описать это мастерство в форме системы общеобязательных правил так же невозможно, как кодифицировать мастерство художника или политика.
Н.м. в каждый конкретный промежуток времени представляет собой итог и вывод предшествующей истории научного познания. Методология науки, формируя свои требования, опирается на данные истории науки. Настаивать на безусловном выполнении этих требований значило бы возродить определенное историческое состояние науки и вечный и абсолютный стандарт.
Каждое новое исследование является не только применением уже известных методологических правил, но и их проверкой. Исследователь может подчиниться старому методологическому правилу, но может и счесть его неприемлемым в каком-то конкретном новом случае. Истории науки известны как случаи, когда апробированные правила приводили к успеху, так и случаи, когда успех был результатом отказа от какого-то устоявшегося методологического стандарта. Ученые не только подчиняются методологическим требованиям, но и критикуют их и, создавая новые теории, создают также новые методологии (см. также: Методологизм и антиметодологизм, Методологическая аргументация).
Кун Т. Структура научных революций. М., 1975; Структура и развитие науки. М., 1978; Малкей М. Наука и социология знания. М., 1983; Фейерабенд П. Избр. труды по методологии науки. М., 1986; Гадамер Х.Г. Истина и метод. М., 1988; Мерло-Понти М. Око и дух. М., 1992; Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1994; Никифоров А.Л. Философия науки: история и методология. М., 1998; Ивин А.А. Теория аргументации. М., 2000; Стёпин B.C. Теоретическое знание. Структура, историческая эволюция. М., 2000; Giedymin J.A. Generalization of Refutability Postulate // Studia Logica. 1960. Vol. 10; Quine W.V.O. Word and Object. Cambridge (Mass.), 1960; Ajdukiewicz K. Jezyk a poznanie. Warszawa, 1965. T. 1; Ravetz J.R. Scientific Knowledge and Its Problems. Oxford, 1971; Lorenz K. Behind the Mirror. A Search for a Natural History of Human Knowledge. London, 1977.
A.A. Ивин
НАУЧНЫЙ РЕАЛИЗМ — неоднородное течение в аналитической философии науки втор. пол. 20 в., для которого характерно признание реального существования абстрактных объектов, постулируемых научными теориями. Выражая характерное для зап. культуры с кон. 17 в. представление о науке как о наиболее надежном способе познания мира, раскрывающем внутренние механизмы наблюдаемых явлений и создающем истинную картину реальности как таковой, Н.р. во многом был реакцией на инструментализм и конвенционализм ряда направлений в современной философии науки и прежде всего историцистской школы в лице Т. Куна и Я. Фейерабенда. Хотя позиции Н.р. по сути отстаивали еще в 1950-е гг. такие философы, как Э. Нагель и У. Селларс, декларацией этого нового направления стала кн. Дж. Смарта «Философия и научный реализм» (1963). К числу известных представителей Н.р. принадлежат Р. Бойд, Г.Р. Харре, Я. Хакинг, X. Патнэм и др. Обоснование Н.р. его сторонниками в основном осуществлялось лингвистическими средствами, т.е. речь, как правило, шла не непосредственно о существовании теоретических объектов, а о референции теоретических терминов, о критериях ее установления и изменения.
Общее доктринальное ядро Н.р. было сформулировано Р. Бойдом в виде следующих двух принципов: 1) термины зрелой науки, как правило, имеют референцию; 2) законы теории, принадлежащей к зрелой науке, как правило, приблизительно истинны. В противовес тезису о несоизмеримости научных теорий научные реалисты обосновывали инвариантность референции научных терминов, обеспечивающую преемственность в развитии научных теорий, опираясь на «новую», или «каузальную», теорию референции, разработанную С. Крипке, Патнэмом и др. для терминов естественных видов, большинство из которых составляют научные термины. Согласно этой теории, референция терминов естественных видов детерминируется присущей этим естественным видам внутренней природой. Когда в процедуре «первого крещения» представителям к.-л. естественного вида присваивается некоторый термин, то экстенсионал этого термина автоматически охватывает и всех остальных представителей этого вида в силу «тождества» их внутренней природы. И хотя смыслы, приписываемые этим терминам, могут оказаться ложными и будут в последующем изменены, это нисколько не повлияет на инвариантность референции данных терминов. В вопросе истины научные реалисты изначально придерживались корреспондентной теории, которая стала главной мишенью как внешней, так и внутренней критики. Наиболее серьезным аргументом против соответствия между языком и реальностью служит возможность эмпирически эквивалентных, но логически несовместимых теорий. Т.о., «метафизический» период в развитии Н.р., когда он был заявлен как учение об онтологическом статусе ненаблюдаемых объектов и сущностей, постулируемых научными теориями, сменился «постметафизическим», когда вследствие обвинений в «метафизичности» и в принятии сверхупрощенной идеи «соответствия» между языком и реальностью ряд научных реалистов (Патнэм, М. Хессе, А. Масгрейв и др.) предложили альтернативные концепции «реализма» («умеренного», «прагматического», «внутреннего» и т.д.), сочетающие в основном когерентную трактовку истины с различными прагматистскими и верификационистскими критериями «оправданной утверждаемости» высказываний. В выборе между «реальными сущностями», выражающими внутреннюю структуру вещей, и «номинальными сущностями», создаваемыми человеком ради удобства «упорядочения мира», эти альтернативные концепции уже отдавали предпочтение вторым. В 1980-е гг. интерес к Н.р. стал постепенно убывать.
Smart J. Philosophy and Scientific Realism. London, 1963; Bhaskar R. Realist Theory of Science. Sussex, 1978; Harre R. Varieties of Realism: A Rationale for the Natural Sciences. Oxford, 1986.
НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИЗМ, или нацизм — форма общественного устройства, соединяющая социализм с ярко выраженным национализмом (расизмом). Н.-с. называется также идеология, обосновывающая такого рода социальный порядок. Типичный пример Н.-с. — Германия 1933—1945. Н.-с. и коммунизм представляли собой две основные разновидности тоталитаризма 20 в.
В 1920-е гг. в социалистическом движении наряду с радикальным левым социализмом (коммунизмом) довольно быстро сложился радикальный правый социализм (нацизм). Разногласия и борьба двух крайних форм социализма — старого социализма, тяготеющего к марксизму, и Н.-с. — являлись неизбежным столкновением между двумя социалистическими течениями. «У них не было расхождения в том, что именно государство должно определять положение человека в обществе. Но между ними были (и всегда будут) глубокие расхождения в определении конкретных классов и групп» (Ф.А. Хайек). И коммунизм, и нацизм стремились к планомерной и тотальной организации сил общества для выполнения определенной общественной задачи. Однако они по-разному определяли природу той цели, на достижение которой должны направляться все усилия общества. Коммунизм предлагал построить «рай на земле» для всего человечества (интернационализм). Н.-с. намеревался создать такой «рай» для избранной нации (расы) за счет всех др. народов (национализм, расизм). Коммунизм и Н.-с. принципиально расходились с индивидуализмом и либерализмом в том, что, подчиняя все ресурсы общества достижению конечной цели, отказывались признать какие бы то ни было сферы автономии, в которых индивид и его воля являлись бы определяющими. История Н.-с. и коммунизма показывает, что «в индустриальном обществе настоящий социализм может быть только тоталитарным, а тоталитаризм — только социалистическим» (Э. Геллнер).
Н.-с. предполагал: централизованное, государственное управление экономикой, не считающееся с частично сохраняющейся частной собственностью на средства производства; четкую иерархию целей и ценностей, высшей из которых являлось построение расово чистого общества, имеющего все необходимое для своего продолжительного существования: концентрацию власти в руках одной партии, направляемой вождем; идеологию, которая не может оспариваться даже в деталях; безраздельную монополию на средства массовой коммуникации; полный контроль за всеми сферами общественной и частной жизни; жесткое насилие в отношении всех инакомыслящих и несогласных; обеспечение расовой чистоты общества; искреннюю убежденность широких масс в том, что они призваны построить совершенный социальный мир и создать нового человека.
В нач. 1930-х гг. в Германии национал-социалисты во главе с А. Гитлером мирным путем пришли к власти. Почти сразу же начались гонения на евреев и затем их массовое уничтожение (холокост), а также подготовка к завоеванию народов, призванных обеспечить трудовые ресурсы для «тысячелетнего рейха». «Внешняя политика, — писал Гитлер, — это искусство быстро обеспечивать народ необходимым по количеству и качеству жизненным пространством. Внутренняя политика — это искусство гарантировать применение необходимой для этой цели силы, выражающейся в расовой чистоте и соответствующей численности населения».
Мировоззрение Н.-с. опиралось на вульгарный социал-дарвинизм, дополненный расистскими воззрениями, истолковывающими историю как демонстрацию превосходства одних рас над другими, превосходства, обусловленного сохранением творческими расами «чистоты крови» (Ж.А. де Гобино, X. Чемберлен и др.). «Главный источник силы народа, — утверждал Гитлер, — это не владение оружием или организация армии, а внутренняя его ценность, то есть расовая чистота». Для сохранения последней гос-во должно защищать свой народ от «отравления тремя ядами», каждый из которых связан с евреями; это, во-первых, интернационализм — пристрастие к чужому, проистекающее из преуменьшения собственных культурных ценностей и ведущее к смешению крови; во-вторых, эгалитаризм, демократия и закон большинства, не совместимые с индивидуальным творческим началом и доверием к вождю; в-третьих, пацифизм, разрушающий в человеке здоровое, инстинктивное стремление к самосохранению. Еще в 1927 Гитлер говорил: «Народ теряет свою внутреннюю ценность, как только становится подвержен этим трем порокам, ибо он тем самым разрушает свою расовую чистоту, проповедует интернационализм, предает свою самостоятельность и на ее место ставит подчинение меньшинства большинству, иначе говоря, некомпетентность, и начинает скатываться в братство всех людей». Идеология, основанная на национал-социалистических идеях, считалась необходимым условием «нового, революционного преображения мира». Орудием проведения ее в жизнь являлась национал-социалистическая партия, называвшаяся, подобно коммунистической партии, «революционной». «Идеология Гитлера, какой бы непродуманной и неубедительной она ни казалась тем, кто не разделял ее, давала ему такой же подход к историческим процессам, а следовательно, и такую же уверенность в себе, какую марксизм давал коммунистическим вождям» (А. Буллок).
Политический, а затем и экономический успех Н.-с. в нач. 1930-х гг. являлся, по словам Хайека, прямым следствием неудач социалистов, тяготевших к марксизму. К моменту прихода Гитлера к власти последними было национализировано более половины нем. промышленности, приведенной неумелым государственным управлением в полный упадок. После непродолжительных споров Н.-с. категорически выступил против продолжения обобществления собственности. В частности, по поводу заводов Круппа Гитлер недвусмысленно заявил: «Разумеется, я их не буду трогать. Не думаете же вы, что я настолько безумен, что стану разрушать немецкую экономику? Только если Крупп не сумеет справиться и действовать в интересах нации, государство должно вмешаться, только и только тогда... Но для этого не нужна экспроприация... достаточно иметь сильное государство». Обобществлению собственности Н.-с. предпочел постановку собственников под полный контроль гос-ва.
Национал-социалистическая общественная система, подчинившая нем. народ неограниченной власти небольшой кучки людей, не являлась неким отступлением от магистрального пути истории. Н.-с. был одной из версий коллективизма 20 в., считавшего, что волей истории он идет на смену прогнившему индивидуализму (см.: Индивидуалистическое общество и коллективистическое общество). «...Одна общепринятая иллюзия — быть может, самая опасная из всех, — пишет Э. Фромм, — состояла в убеждении, что люди вроде Гитлера якобы захватили власть над государственным аппаратом лишь при помощи вероломства и мошенничества, что они и их подручные правят, опираясь на одно лишь грубое насилие, а весь народ является беспомощной жертвой предательства и террора». Фромм заключает, что годы, прошедшие после поражения Н.-с, со всей очевидностью показали ошибочность этой т.зр.: «Нам пришлось признать, что в Германии миллионы людей отказались от своей свободы с таким же пылом, с каким их отцы боролись за нее; что они не стремились к свободе, а искали способ от нее избавиться; что другие миллионы были при этом безразличны и не считали, что за свободу стоит бороться и умирать. Вместе с тем мы поняли, что кризис демократии не является сугубо итальянской или германской проблемой, что он угрожает каждому современному государству».
Военное поражение Н.-с. явилось одновременно и поражением национал-социалистической идеи. Тем не менее нельзя сказать, что она умерла окончательно.
Как и коммунизм, Н.-с. продолжает оставаться одной из главных коллективистических перспектив современного индустриального общества.
Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990; Хайек Ф.А. Дорога к рабству // Вопросы философии. 1990. № 10—12; Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 1—2; Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993; Буллок А. Гитлер и Сталин. Жизнь и власть. Смоленск, 1994. Т. 1—2; Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994; Геллнер Э. Условия свободы. М., 1995; Гаджиев КС. Политическая наука. М., 1996; Ивин А.А. Философия истории. М., 2000; Schapiro L. Totalitarianism. London, 1972; Tolman J.L. The Myth of the Nation and the Vision of Revolution. London, 1981; Hayek F.A. Fatal Conceit. Chicago, 1989; Arendt H. The Origins of Totalitarianism. New York, 1996.
А.А. Ивин
НЕБЫТИE — категория онтологии, по существу тождественная категории ничто, означающей отрицание, отсутствие бытия. Понятие Н. ввел Парменид, у Демокрита и Платона оно получает онтологический статус. У Демокрита бытие (атомы) и пустота (Н.) рассматриваются как равнозначно необходимые условия существования мира, у Платона Н. — это материя как чистая возможность, пассивность и зависимость. Каждая вещь есть единство бытия и Н. В 20 в. Н. — это прежде всего экзистенциальная проблема. П. Тиллих говорит о «тревоге небытия», того, что религия называет «вечной смертью», объявляя ее важнейшим феноменом экзистенциального переживания человека. Н. угрожает человеку тройным образом: как тревога судьбы и смерти, тревога пустоты и утраты смысла, тревога вины и осуждения; эта тревога неотъемлемо присуща человеческому существованию и может быть преодолена только через то мужество, которое дает вера.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |