|
Читайте также: |
– Вообще-то… мне следует просто уйти. – Она сунула руку в карман. – Я пришла, только чтобы передать тебе пенициллин.
– Я надеялся, ты останешься на ужин.
– Прости. – Она протянула ему пластиковый пакет. – Я не могу.
Воспоминания о принцессе вторглись в разум Рива, и он напомнил себе о том, как хорошо это было – поступить правильно по отношению к Элене… и стереть ее номер из телефона. Он за ней совсем не ухаживал. Вовсе нет.
– Понимаю. – Он взял таблетки. – И спасибо за них.
– Принимай по две, четыре раза в день. В течение десяти дней. Обещаешь?
Он кивнул:
– Обещаю.
– Хорошо. И попытайся увидеться с Хэйверсом, ладно?
Наступил неловкий момент, а затем она подняла руку:
– Ну… пока.
Элена развернулась, и Ривендж силой мысли открыл стеклянную панель, не доверяя себе достаточно, чтобы подойти к ней слишком близко.
О, пожалуйста, не уходи. Пожалуйста, не надо, думал он.
Ему просто на какое-то время захотелось почувствовать себя… чистым.
Выйдя, Элена сразу остановилось, и сердце Рива бешено заколотилось. Она оглянулась, и обрамлявшие ее милое лицо пряди растрепал ветер. – Во время еды. Нужно принимать их во время еды.
Точно. Медицинская информация.
– У меня ее тут много.
– Хорошо.
Закрыв дверь, Рив наблюдал за тем, как девушка исчезает в тени, и ему пришлось заставить себя отвернуться.
Двигаясь медленно и опираясь на трость, он прошел мимо стеклянной стены и завернул за угол, в освещенную столовую.
Две зажженные свечи. Два набора серебряных приборов. Два бокала для вина. Два стакана для воды. Две салфетки, идеально сложенные, рядом с двумя тарелками.
Рив сел на стул, который собирался предложить ей, тот, что с правой стороны от него, на почетном месте. Приставил трость к бедру и, положив пластиковый пакет на стол из черного дерева, разгладил его, чтобы антибиотики легли рядом друг с другом в аккуратном и строгом ряду.
Он задумался, почему они не в маленькой оранжевой баночке с белой этикеткой, но, не суть. Она принесла их ему сюда. Это главное.
Сидя в тишине, в окружении света свечей и запаха ростбифа, который он только что вынул из духовки, Рив поглаживал пакетик указательным пальцем, лишенным чувствительности. Хотя, конечно же, он что-то чувствовал. В мертвом центре груди у него что-то болело за сердцем.
На протяжении своей жизни он совершил много дурных поступков. Больших и малых.
Он подставлял людей, просто чтобы побесить их, будь они дилерами, посягнувшими на его территорию, простыми парнями, которые плохо обходились с его шлюхами, или же идиотами, косячившими у него в клубе.
Он превращал пороки других в источники своих доходов. Продавал наркотики. Продавал секс. Продавал смерть в форме особых талантов Хекс.
Он трахался по самым незавидным причинам.
Он калечил.
Он убивал.
И все же, ничто из этого не беспокоило его раньше. Не было ни раздумий, ни сожалений, ни сочувствия. Просто больше схем, планов, ракурсов, которые предстоит обнаружить и использовать.
И сейчас, пока он сидел за пустым столом, в пустом пентхаусе, у него защемило в груди, и Рив знал, из-за чего: сожаление.
Заслужить Элену было бы удивительно.
Но это лишь еще одна вещь, которую он никогда не почувствует.
Глава 27
Когда Братство собралось в его кабинете, Роф посматривал на Джона со своего выгодного места за вычурным столом. Парнишка напротив выглядел, словно раздавленное на дороге животное. Его лицо было бледным, массивное тело не двигалось, и он совсем не принимал участия в обсуждении. Но хуже всего был запах его эмоций: он отсутствовал напрочь. Ни острого, ударяющего в нос гнева. Ни едкого, дымчатого порыва печали. Ни даже лимонного пощипывания страха.
Ничего. Стоя среди Братьев и двух своих лучших друзей, он оградился безразличием и оцепенелым трансом… с ними, но на самом деле нет.
Плохо.
Головная боль Рофа – будто глаза, уши и рот, казались, навечно приделаны к черепу – совершила очередную атаку на его виски, и он сел в свое дурацкое кресло в надежде, что спинная передислокация облегчит давление.
Размечтался.
Может, ампутация головы сработает. Бог свидетель, Док Джейн хорошо управляется с пилой.
Сидя в ужасном зеленом кресле, Рейдж вгрызся в чупа-чупс, нарушая вызванную бездельничаньем тишину, которая возглавляла собрание.
– Тор не мог далеко уйти, – пробормотал Голливуд. – Он недостаточно силен.
– Я проверил на Другой Стороне, – сказал Фьюри по громкой связи. – Он не с Избранными.
– Как насчет того, чтобы сгонять в его старый дом, – предложил Бутч.
– Сомневаюсь, что он пошел туда, – покачал головой Роф. – Там много воспоминаний.
Проклятье, даже упоминание дома, в котором Джон провел время, ничего не вызвало у парнишки. Но, по крайней мере, уже стемнело, поэтому они могли выйти и начать искать Тора.
– Я останусь здесь на случай, если он вернется, – сказал Роф, когда открылись двойные двери, и зашел Ви. – Хочу, чтобы все остальные искали его в городе, но сначала выслушаем последние новости от нашей собственной Кэти Курик[117]. – Он кивнул на Вишеса. – Кэти?
Взгляд Ви был окулярной версией показанного во всей красе среднего пальца, но он не стал на этом зацикливаться.
– Прошлой ночью в полицию поступил отчет, заполненный детективом убойного отдела. По адресу, откуда взялось оружие, нашли труп. Человек. Разносчик пиццы. Одно ножевое ранение в грудь. По-любому бедный ублюдок наткнулся на что-то, чего не должен был видеть. Я только что закончил взламывать детали дела, и чтоб вы знали, я обнаружил запись о черном маслянистом пятне на стене рядом с дверью. – Раздался ропот ругательств, многие из которых начинались на букву «б». – Да, а теперь самое интересное. Полиция заметила, что на парковке стоял Мерседес примерно за два часа до того, как позвонил менеджер из «Домино» и сообщил, что паренек не вернулся после доставки на тот адрес. И один из соседей видел блондина, конечно же, который сел в него вместе с другим парнем, темноволосым. Она сказала, было странно видеть такую крутую машину в этом районе.
– Мерседес? – переспросил Фьюри по телефону.
Рейдж бросил маленькую белую палочку в корзину для мусора, добавив к ее королевскому содержимому очередной леденец.
– Да с какого перепугу Общество Лессенинг тратит такие наличные на колеса?
– Именно, – сказал Ви. – Бессмыслица полнейшая. Но в этом и соль. Свидетели также заявили, что ночью ранее видели там подозрительный черный Эскалейд… и мужчину в черном, уносящим… о, что же это… ящики, да, четыре гребаных ящика из того квартета квартир.
Когда его сосед многозначительно посмотрел на Бутча, коп потряс головой:
– Но нет упоминаний, что у них есть номера Эскалейда. И мы поменяли их, как только я вернулся. А Мерс? Свидетели постоянно ошибаются. Блондин и другой парень вообще могли быть не причастны к убийству.
– Ну, я буду за этим следить, – сказал Ви. – Не думаю, что полиция свяжет это с чем-то, имеющим отношение к нашему миру. Черт, много чего оставляет черные пятна, но нам лучше быть наготове.
– Если над этим делом работает тот детектив, о ком я думаю, то он хорош, – тихо сказал Бутч. – Очень хорош.
Роф встал на ноги:
– Ладно, солнце село. Валите отсюда. Джон, я хочу немного поговорить с тобой наедине.
Роф подождал, пока за последним из его братьев закрылись двери, и произнес:
– Мы найдем его, сынок. Не волнуйся. – Нет ответа. – Джон? Что такое?
Парень лишь скрестил на груди руки и посмотрел прямо перед собой.
– Джон…
Джон выпрямил руки и показал нечто, для никчемных глаз Рофа походившее на: «Я пойду с остальными».
– Черта с два. – На это Джон резко обернулся. – Да, этого точно не произойдет, раз ты зомби. И не надо тут заявлять «я в порядке». Если ты хоть на долю секунды подумал, что я отпущу тебя сражаться, то очень глубоко ошибался.
Джон обошел кабинет, будто пытался взять себя в руки. В конце концов, он остановился и показал: «Я не могу находиться здесь прямо сейчас. В этом доме».
Роф нахмурился и попытался истолковать сказанное, но от этого лишь головная боль запела сопрано:
– Прости, что это было?
Джон распахнул дверь и секундой позже зашел Куин. Последовало много жестов руками, а затем Куин прочистил горло:
– Он говорит, что не может сегодня быть в этом доме. Просто не может.
– Ладно, тогда идите в клуб и напейтесь до отключки. Но никаких сражений. – Роф послал тихую благодарственную молитву за то, что Куин привязан к парнишке. – И, Джон… я найду его.
Опять жесты, а затем Джон повернулся к двери.
– Что он сказал, Куин? – спросил Роф.
– Эээ… сказал, что ему пофигу найдешь ты его или нет.
– Джон, ты так не думаешь.
Тот развернулся, что-то показал и Куин перевел:
– Он говорит, нет, действительно думает. Он говорит… что больше не может так жить… каждую ночь и день, заходя в его комнату, задаваться вопросом, будет ли Тор… Джон, помедленнее… а… повесился ли мужик или снова исчез. Даже если он вернется… Джон говорит, с него хватит. Его слишком часто оставляли за бортом.
С этим было сложно поспорить. В последнее время Тор не был прекрасным отцом, его единственным достижением на этом фронте стало создание следующего поколения живых мертвецов.
Роф вздрогнул и потер виски:
– Слушай, сынок, я не много в этом смыслю, но ты все равно можешь поговорить со мной.
Повисло долгое, тихое напряжение, окрашенное странным ароматом… сухим, почти затхлым запахом… сожаления? Да, сожаления.
Джон немного поклонился, будто в благодарность и выскочил за дверь.
Куин задержался:
– Я не позволю ему сражаться.
– Тогда ты спасешь ему жизнь. Потому что если он поднимет руки в таком состоянии, то вернется домой в осиновом ящике.
– Без вопросов.
Когда дверь закрылась, боль взревела в висках Рофа и заставила его сесть обратно.
Боже, все чего он хотел, это пойти в их с Бэт комнату, забраться в большую кровать и положить голову на подушки, пахнущие ею. Он хотел позвонить ей и молить присоединиться к нему, просто чтобы он мог держать ее в объятиях. Он хотел получить прощение.
Он хотел спать.
Вместо этого, король снова встал на ноги, подобрал с пола оружие, лежавшее около стола, и надел его. Выйдя из кабинета с кожаной курткой в руке, он спустился по главной лестнице, вышел в вестибюль, а затем в холодную ночь. Он уже понял, что головная боль будет сопровождать его повсюду, поэтому он с таким же успехом мог быть полезен в поисках Тора.
Пока Роф надевал куртку, его неожиданно поразила мысль о его шеллан, и о том, куда она ходила прошлой ночью.
Срань господня. Он точно знал, где Тор.
***
Элена действительно хотела сразу же уйти с крыши Ривенджа, но, шагнув в тень, невольно оглянулась на пентхаус. Сквозь толщу стекол она смотрела, как Ривендж отворачивается и медленно идет вдоль стены …
Ее коленка ударилась обо что-то твердое.
– Черт возьми!
Прыгая на одной ноге и потирая ушибленное место, она кинула злобный взгляд на мраморную урну, на которую наткнулась.
Выпрямившись, Элена забыла о боли.
Ривендж зашел в другую комнату и остановился перед столом, накрытым на двоих. Среди мерцающего хрусталя и серебра горели свечи, длинная стеклянная стена демонстрировала все, на что ему пришлось пойти ради нее.
– Черт возьми, – прошептала она.
Ривендж сел так же медленно и сосредоточенно, как и шел, сначала оглянувшись, будто желая убедиться, что стул стоит на месте, а затем напряг руки и опустился. Принесенный ею пакетик лежал на столе, и, когда он захотел погладить его, нежные пальцы на таблетках контрастировали с большими плечами и темной мощью, присущей его суровому лицу.
Глядя на него, Элена больше не чувствовала холода, ветра или боли в своей ноге. Купаясь в свете свечей, с опущенной головой и профилем, таким сильным и настоящим, Ривендж был невероятно прекрасен.
Вдруг он поднял голову и посмотрел прямо на нее, хоть она и стояла в темноте.
Элена сделала шаг назад и бедром почувствовала стену, но не дематериализовалась. Даже когда он уперся тростью в пол и поднялся на ноги в полный рост.
Даже когда двери перед ним открылись по его воле.
Она была не таким хорошим лжецом, чтобы сделать вид, что просто всматривалась в ночь. И не была трусом, чтобы сбежать.
Элена подошла к нему.
– Ты не принял таблетки.
– Ты этого ждала?
Она скрестила руки на груди:
– Да.
Ривендж обернулся к столу и паре пустых блюд:
– Ты говорила, их нужно принимать во время еды.
– Да, говорила.
– Ну, похоже, что тогда тебе придется смотреть, как я ем. – Элегантное приглашающее движение рукой было побуждением, поддаваться на которое она не хотела. – Посидишь со мной? Или предпочтешь стоять здесь на холоде? О, погоди, может, это поможет определиться. – Полностью опершись на трость, он подошел к свечам и задул их.
Завитки дыма над фитилями казались ей панихидой по всем угасшим возможностям. Он приготовил для них милый ужин. Сделал над собой усилие. Красиво оделся.
Она зашла внутрь, потому что уже достаточно подпортила его вечер.
– Присаживайся, – сказал он. – Я вернусь со своей тарелкой. Только если…?
– Я уже поела.
– Разумеется. – Он слегка поклонился, когда она отодвинула стул.
Ривендж оставил трость у стола и вышел на кухню, держась за спинки стульев, буфет и косяк двери. Вернувшись через несколько минут, он повторил схему свободной рукой и затем с предельной концентрацией опустился в кресло во главе стола. Подняв блестящую серебряную вилку, он, молча и осторожно, разрезал свое мясо и начал есть его со сдержанностью и манерами.
Боже, она чувствовала себя стервой года, сидя перед пустой тарелкой в застегнутом на все пуговицы пальто.
Постукивание серебряных зубцов на фарфоре заставляло кричать повисшую между ними тишину.
Теребя лежащую перед ней салфетку, Элена чувствовала себя ужасной по стольким параметрам, и, хотя не была такой уж разговорчивой, заговорила, потому что просто больше не могла держать все в себе:
– Позапрошлой ночью…
– Ммм? – Ривендж не посмотрел на нее, оставаясь сосредоточенным на своей тарелке.
– Меня не продинамили. Знаешь, на том свидании.
– Что ж, поздравляю.
– Его убили.
Ривендж рывком поднял голову:
– Что?
– Стефан, парень, с которым я должна была встретиться… его убили лессеры. Король принес его тело, но я не знала, что это он, пока не пришел искавший его кузен. Я… я, я всю смену прошлым вечером заворачивала его тело, чтобы вернуть семье. – Она покачала головой. – Они избили его… до неузнаваемости.
Ее голос надломился и отказывался продолжать, поэтому она просто сидела там, теребя салфетку в надежде успокоиться.
Два тонких звона означали, что Рив положил на тарелку нож с вилкой, а затем потянулся к ней, положив на ее предплечье свою крепкую руку:
– Мне очень жаль, – сказал он. – Неудивительно, что тебе не хочется всего этого. Если бы я знал…
– Нет, все нормально. Правда. Мне следовало держать себя в руках, когда пришла. Я просто сегодня не в себе. Сама не своя.
Он чуть сжал ее руку и вернулся в кресло, будто не хотел стеснять ее. Что Элене понравилось бы при обычных обстоятельствах, но сегодня она посчитала это жалостью – если использовать его любимое слово. Его прикосновение сквозь пальто было очень милым.
И, кстати, ей становилось жарко.
Элена расстегнула и сняла шерстяное пальто с плеч.
– Здесь жарко.
– Как я уже говорил, я могу опустить температуру для тебя.
– Не нужно. – Она нахмурилась, посмотрев на него. – Почему ты всегда холодный? Побочные эффекты дофамина?
Он кивнул:
– Скорее всего, именно благодаря ним мне нужна трость. Я не чувствую конечностей.
Она не слышала, чтобы большинство вампиров так реагировали на лекарство, но, опять же, индивидуальных реакций было бесчисленное множество. Кроме того, вампирский эквивалент Паркинсона – болезнь гадкая.
Ривендж отодвинул тарелку, и они вдвоем довольно долго сидели в тишине. При свете свечей Рив каким-то образом казался бледным, его обычная энергия – иссякшей, настроение – очень мрачным.
– Ты тоже сам не свой, – сказала она. – Не то, чтобы я тебя очень хорошо знала, но ты кажешься…
– Каким?
– Таким, какой я себя чувствую. В ходячей коме.
– Вот уж точно, – усмехнулся он.
– Хочешь поговорить об этом…
– Хочешь чего-нибудь поесть…
Они засмеялись и замолчали.
Ривендж покачал головой:
– Слушай, позволь угостить тебя десертом. Это меньшее, что я могу сделать. И это не романтический ужин. Свечи потушены.
– Вообще-то, знаешь, что?
– Ты солгала о том, что поела, прежде чем прийти сюда, и теперь проголодалась?
Она снова засмеялась:
– Точно.
Когда его аметистовые глаза посмотрели в ее, воздух между ними изменился, и у Элены возникло чувство, что Ривендж видит ее насквозь. Особенно когда он произнес загадочным голосом:
– Позволишь мне тебя накормить?
Загипнотизированная, плененная, она прошептала:
– Да. Пожалуйста.
– Как раз тот ответ, на который я надеялся. – Улыбаясь, он сверкнул длинными белыми клыками.
Какова будет его кровь на вкус, вдруг задумалась она.
Ривендж издал глубокий горловой рык, будто бы в точности знал, о чем она думала. Но он не стал заходить дальше, встал в полный рост и скрылся на кухне.
К тому моменту, как он вернулся с ее тарелкой, Элена смогла немного собраться, но, когда он поставил перед ней еду, слабый запах специй, витавший вокруг нее, был таким восхитительным – и не имел ничего общего с тем, что он приготовил.
Намериваясь держать себя в руках, Элена положила салфетку на колени и попробовала ростбиф.
– Бог ты мой, это невероятно.
– Спасибо, – сев, сказал Рив. – Так доджен в нашем доме всегда готовил. Ставишь печь на четыре семьдесят пять и кладешь в нее ростбиф, закрываешь на полчаса, затем все выключаешь и даешь ему настояться. Нельзя открывать дверцу, чтобы проверить. Таково правило, и нужно довериться процессу. Через два часа?
– Рай.
– Рай.
Элена засмеялась, когда они одновременно произнесли одно и то же слово.
– Что ж, он на самом деле хорош. Тает во рту.
– В интересах полного разоблачения, на случай, если ты считаешь меня шеф-поваром, это единственное, что я умею готовить.
– Ну, одно блюдо ты делаешь идеально, и это больше, чем некоторые люди могут сказать о себе.
Он улыбнулся и посмотрел на таблетки:
– Если приму одну из них сейчас, ты уйдешь сразу после ужина?
– Если я скажу «нет», ты объяснишь, почему такой молчаливый?
– Жесткий дипломат.
– Просто устанавливаю взаимозависимое положение. Я расскажу, что меня тяготит.
Темнота затенила его лицо, напрягая челюсть и сводя вместе брови.
– Я не могу говорить об этом.
– Конечно, можешь.
Его взгляд, теперь суровый, метнулся к ней:
– Как и ты можешь говорить о своем отце?
Элена опустила глаза на тарелку и уделила особое внимание разрезанию мяса.
– Прости, – сказал Рив – Я… Проклятье.
– Нет, все нормально. – Даже если это было не так. – Иногда я слишком сильно давлю. Сказывается работа в клинике. Не так классно, когда дело касается личного.
Вновь повисла тишина, и Элена начала есть быстрее, думая, что уйдет, как только закончит.
– Я делаю кое-что, чем отнюдь не горжусь, – вдруг произнес он.
Она подняла взгляд. На его лице отражалось отвращение, злость и ненависть, эмоции обратили его в кого-то, кого бы она испугалась, будь все несколько иначе. Ни одна из этих эмоций не была направлена на нее. Это было проявлением того, что он чувствовал по отношению к себе. Или кому-то другому.
Элена знала, что не стоит давить. Особенно, учитывая его настроение.
Поэтому она удивилась, когда он сказал:
– И это как образ жизни.
Бизнес или личное, подумала она.
Он поднял глаза:
– Здесь замешана определенная женщина.
Точно. Женщина.
Ладно, у нее не было никакого права чувствовать себя так, будто грудь сжали холодные тиски. Ее не касается, что у него уже кто-то есть. Или что он был игроком, устраивавшим этот ужин с ростбифом, свечами и соблазнением специально для, Бог знает, скольких разных женщин.
Элена прочистила горло и положила нож и вилку. Вытерев рот салфеткой, она сказала:
– Ничего себе. Знаешь, никогда не думала спрашивать, есть ли у тебя супруга. На твоей спине нет имени…
– Она не моя шеллан. И я ни капли ее не люблю. Это сложно.
– У вас есть ребенок?
– Нет, слава Богу.
– Но это отношения? – нахмурилась Элена.
– Думаю, их можно так назвать.
Чувствуя себя полнейшей беснующейся идиоткой из-за того, что так взъелась, Элена положила салфетку на стол рядом с тарелкой и одарила Рива очень профессиональной улыбкой, вставая на ноги и поднимая пальто.
– Мне пора. Спасибо за ужин.
Рив выругался.
– Мне не стоило ничего говорить…
– Если твоей целью было затащить меня в постель, то ты прав. Плохой шаг. И все же, я рада, что ты был честен…
– Я не пытался затащить тебя в постель.
– О, конечно же, нет, ведь тогда бы ты изменил ей. – Боже, почему она так расстроена этим?
– Нет, – огрызнулся Ривендж в ответ, – потому что я импотент. Поверь, если бы я мог возбудиться, постель была бы первым местом, куда бы я захотел тебя отвести.
Глава 28
– Проводить с тобой время все равно, что наблюдать, как сохнет краска. – Голос Лэсситера эхом отразился от сталактитов, свисающих с высокого потолка Пещеры. – Только вне домашней обстановки, – трагично, учитывая, как выглядит это место. Вы всегда такие унылые? И никогда не слышали о «Поттери Барн»[118]?
Тор потер лицо и обвел взглядом пещеру, веками служившую священным местом встречи Братства. По всей ее задней части за массивным каменным алтарем, рядом с которым он сидел, пролегала черная мраморная стена с именами всех Братьев. Черные свечи на толстых стойках отбрасывали дрожащий свет на резьбу на Древнем Языке.
– Мы вампиры, – сказал он. – Не фэйри.
– Иногда я сильно в этом сомневаюсь. Видел кабинет, в котором торчит твой король?
– Он почти слеп.
– Понятно, почему он не повесился в этом пастельном убожестве.
– Ты же вроде выступал против унылой обстановки?
– Говорю то, что приходит в голову.
– Точно. – Тор не смотрел на ангела, понимая, что зрительный контакт лишь поощрит парня. О, стойте. Лэсситеру в этом помощь-то и не требовалась.
– Ты ждешь, что тот череп на алтаре заговорит с тобой или еще чего?
– Вообще-то, мы оба ждем, когда ты, наконец, передохнешь. – Тор кинул на парня взгляд. – В любое время, когда ты будешь готов. В любое время.
– Ты говоришь приятные вещи. – Ангел прижал свой светящийся зад к каменным ступенькам рядом с Тором. – Могу я задать вопрос?
– А «нет» вообще принимается?
– Не-а. – Лэсситер поерзал и взглянул на череп. – Эта штука выглядит старше, чем я сам. Это о чем-то говорит.
Это был первый Брат, воин, с которого все началось, который отважно и упорно бился с врагом. Самый священный символ силы и цели Братства.
Лэсситер внезапно перестал выпендриваться.
– Он, должно быть, был великим воином.
– Думал, ты хотел что-то спросить.
Ангел, выругавшись, поднялся и встряхнул ноги:
– Да, то есть… как, черт возьми, вы сидите тут так долго? Мой зад меня убивает.
– Да, мозговые колики та еще заноза.
Но ангел был прав о потраченном времени. Тор сидел здесь, глядя на череп и стену с именами за алтарем, так долго, что его пятая точка не столько онемела, сколько срослась со ступеньками.
Он пришел сюда прошлой ночью, ведомый невидимой рукой, побуждаемый искать вдохновения, ясности, воссоединения с жизнью. Вместо этого он нашел лишь камень. Холодный камень. И множество имен, когда-то имевших для него значение, а теперь ставших лишь списком мертвецов.
– Это потому, что ты ищешь не в том месте, – сказал Лэсситер.
– Можешь идти.
– Всякий раз, как ты это говоришь, у меня слезы к глазам подступают.
– Забавно, у меня тоже.
Ангел наклонился, запах свежего воздуха опережал его:
– Ни эта стена, ни череп не дадут тебе желаемого.
Тор прищурился и пожалел, что не достаточно силен, чтобы сразить парня:
– Разве? Ну, тогда они делают тебя лжецом. «Пришло время. Сегодня все изменится». Из тебя предсказатель никакой, знаешь об этом? Ты просто полон дерьма.
Лэсситер улыбнулся и лениво поправил золотое кольцо в своей брови:
– Если ты думаешь, что грубость привлечет мое внимание, то умрешь со скуки, прежде чем мне станет не все равно.
– Нафига ты вообще здесь? – Истощение Тора прокралось в голос, ослабив его, что раздражало. – Почему ты просто не отставил меня там, где нашел?
Ангел взобрался на черные мраморные ступени и начал расхаживать взад и вперед перед блестящей стеной с вырезанными в ней именами, останавливаясь там и тут, чтобы изучить одно-два.
– Время это роскошь, веришь ты или нет, – сказал он.
– По мне, так больше проклятье.
– Знаешь, что бы ты получил без времени?
– Забвение. Именно туда я направлялся, пока не появился ты.
Лэсситер провел пальцем по резной линии символов, и Тор быстро отвернулся, когда понял, что там было написано. Его имя.
– Без времени, – произнес ангел, – у тебя была бы лишь бездонная, бесформенная трясина вечности.
– К твоему сведению, философия мне скучна.
– Это не философия. А реальность. Время – это то, что придает жизни значимость.
– Да пошел ты. Серьезно… катись к черту.
Лэсситер наклонил голову в сторону, будто что-то услышал:
– Ну, наконец-то, – пробормотал он. – Ублюдок меня с ума сводит.
– Прости?
Ангел поднял голову, наклонился прямо к лицу Тора и четко произнес:
– Слушай внимательно, солнце мое. Твоя шеллан, Вэлси, послала меня. Вот почему я не оставил тебя умирать.
У Тора сердце замерло в груди, когда ангел поднял взгляд и спросил:
– Что же тебя так задержало?
Раздался раздражающий голос Рофа, наряду с приближающимся к алтарю грохотом его ботинок:
– Ну, в следующий раз скажи кому-нибудь, где тебя носит…
– Что ты сказал? – выдохнул Тор.
Лэсситер не думал извиняться, когда переключил внимание на Тора:
– Тебе не на ту стену нужно смотреть. Попробуй календарь. Один год назад враг застрелил твою Вэлси. Проснись уже и сделай с этим что-нибудь.
Роф ругнулся:
– Полегче, Лэсси…
Тормент вскочил с пола пещеры с чем-то близким к когда-то имевшейся у него силе и ударил Лэсситера, как полузащитник, вопреки разнице в весе, жестко отправив ангела на каменный пол. Сомкнув руки вокруг горла парня, он посмотрел в белые глаза и сжал ладони, обнажая клыки.
Лэсситер просто посмотрел на него в ответ и направил свой голос напрямую в височную долю Тора:
– Что собираешься сделать, придурок? Отомстишь за нее или проявишь к ней неуважение, тратя время впустую?
Огромная рука Рофа сжала плечо Тора, словно львиные когти, вонзаясь, оттаскивая его:
– Отпусти.
– Не… – Тор задышал рывками. – Не… никогда…
– Достаточно, – выплюнул Роф.
Тора отбросили на задницу, и, отскочив, как ветка от земли, он вышел из убийственного транса. И проснулся.
Он не знал, как еще это описать. Будто сработал какой-то переключатель и его свет, ранее угасший, вдруг снова ожил.
В поле зрения попало лицо Рофа, и Тор увидел его с ясностью, которой не обладал… целую вечность:
– Ты как там? – спросил его брат. – А то жестко приземлился.
Тор вытянул руки и прошелся ими по массивным предплечьям Рофа, пытаясь почувствовать реальность. Он оглянулся на Лэсситера, а затем посмотрел на короля:
– Прости… за это.
– Ты шутишь? Мы все хотели придушить его.
– Знаете, я тут себе комплекс заработаю, – кашлянул Лэсситер, переведя дыхание.
Тор схватил своего короля за плечи:
– Никто о ней не говорит, – простонал он. – Никто не произносит ее имя, никто не говорит о… том, что произошло.
Роф протянул руку к затылку Тора и поддержал его:
– Из уважения к тебе.
Взгляд Тора метнулся к черепу на алтаре, а затем к стене с гравировками. Ангел был прав. Лишь одно имя могло разбудить его, и в этом списке его не было.
Вэлси.
– Как ты узнал, что мы здесь, – спросил он короля, все еще глядя на стену.
– Иногда людям нужно вернуться к началу. Туда, где все началось.
– Пора, – тихо произнес падший ангел.
Тор посмотрел на себя, на вялое тело под висящей одеждой. В нем осталась лишь четверть того мужчины, кем он был когда-то, может, даже в меньшей доле. И не только из-за потерянного веса.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 54 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Отомщенный любовник. 15 страница | | | Отомщенный любовник. 17 страница |