Обещание счастья

Это дома она усталая лохудра в мамином свитере пятидесятого размера, в домашних тапочках с меховыми мордами. Ей ломотно и одиноко в эти безразмерные вечера, которые накрывают не только весь ее район, но и город, и земной шар. А на кухне разверзла ненасытную пасть никелированная мойка, с утра до вечера жаждущая новых жертв – кастрюль, половников, вилок с погнутыми зубьями, граненых стаканов с белесым молочным налетом, маслянисто-нефтяных сковородок и кошачьих плошек. И ей не лень драить полвечера наждачной губкой когда-то зеркальную, а ныне почерневшую поверхность состарившихся кастрюль. Но здесь, в эоловой арфе преломленных сквозь витрину лучей солнца, она - само свечение, отголосок органа под куполом церкви, благодатно разливающийся звук, что шатром накрывает всех присутствующих. Она – нежна и беспомощна, и взгляд ее, заштрихованный стеклами дорогих дымчатых очков, проникает глубже, чем только может представить мужчина. Она уже знает о нем все, и в этом представлении он непременно самый лучший, идеальный, безупречный, ведь он ЕЕ мужчина. Он протягивает ей коробочку с обещанием счастья, и теряется напрочь. А она, словно издалека, манит его легким дуновением улыбки, скромна, как тысяча Золушек, наивна, как миллион Белоснежек. Берет кусочек картона, обтянутого синим бархатом, из его рук, как лавровую ветвь из клюва голубя, и ее сердечная мышца отбивает сальсу, ведь именно сейчас он должен что-то сказать, а, может, просто улыбнувшись, предложить ей руку, чтобы она могла на нее опереться. И они пойдут, как их далекие предки, в сдержанном восторге, что бьет крыльями на дне их молчания, - по набережной, к чешуйчатой серо-голубой воде, искрящейся под скупым городским солнцем. Мимо прохладного камня, по камню раскаленному, вдоль прямой, как стрела, линии горизонта, на которой рисунком черной тушью - шпили соборов и жирафоподобные силуэты строительных кранов. Она готова на все ради того, что может случиться, лишь об одном она молит бога – только бы этот мужчина не заглянул в ее глаза, только бы не узнал, сколько в них пепла.

Она будет делать все, что он захочет – смеяться, когда ей больно, танцевать на раскаленном песке или обжигающем снегу, она будет отдавать в жертву стиральной машинке свои укромные вечера, вступать в схватку с шипящими сковородами, и согреваться пыхтением вскипевшего чайника. Пусть вся ее прошлая жизнь катится как перекати-поле по выжженной пустыне. Да простит Бог тех, кто обидел ее или не отдал долгов, кто презрительно отвернулся, поняв, что перед ним не дочь олигарха, а всего лишь скромная труженица и честная женщина. Весь этот лоск, что наводила годами, с надеждой отчаявшегося летчика, понимающего, что еще миг и ему не спастись. Этот миг был длинной в 30 лет. Теперь она сделает все, чтобы сохранить обретенные небеса.

Дата добавления: 2015-11-04