Ютландский бой и Трентино

Какое несчастье быть в союзе с такими негодяями, но что делать!

Ген. Д. С. Дохтуров, 1805 г.

В западной и западнической литературе можно встретить порой сетования, что Антанта являлась союзом “социально и культурно разнородных организмов”. Отчасти это так. Но лишь отчасти. Поскольку опять неясно, что понимать под словом “культура”. Если брать техническую сторону, то подобное утверждение больше относится к Центральным Державам, там разница между Германией и Турцией была куда более разительной, и тем не менее их союз был весьма эффективным. А если брать нравственную сторону, то утверждение можно считать справедливым — но не в том плане, как обычно понимается авторами. Особенностью Антанты стало соединение в общем альянсе России, где в то время моральные и духовные ценности все еще сохраняли приоритет над материальными, и Запада, где понятия нравственных идеалов тоже существовали, и пожалуй, были более сильными, чем в наши дни, но уже занимали подчиненное положение по отношению к приоритетам прозаичной материальной выгоды.

Вот и получалось, что русские, по признанию У. Черчилля, проявляли подлинное “соревнование боевого товарищества, которое было отличительной чертой царской армии”. А их партнеры-англичане даже в самые тяжелые для России дни отчаянно торговались за оплату кредитов золотом по грабительским ценам, за проценты на эти “кредиты”, а то и доходили до попыток прибрать под контроль русские финансы. И государственный контролер Харитонов комментировал: “Значит, с ножом к горлу прижимают нас дорогие союзнички — или золото давай, или ни гроша не получите. Дай Бог им здоровья, но так порядочные люди не поступают”. А министр Кривошеин констатировал: “Они восхищаются нашими подвигами для спасения союзных фронтов ценою наших собственных поражений, а в деньгах прижимают не хуже любого ростовщика”. Даже такой ярый западник, как кадет Шингарев, выражал неодобрение подобной позиции Лондона и Парижа.

Алексеев в январе 16-го писал в Париж ген. Жилинскому: “За все, нами получаемое, они снимут с нас последнюю рубашку. Это ведь не услуга, а очень выгодная сделка. Но выгоды должны быть хотя немного обоюдные, а не односторонние”. Увы, западные державы думали именно об односторонней выгоде, и нередко их претензии вообще зашкаливали за рамки приличий. Например, суда, перевозившие в русские порты вооружение, конвоировались английскими крейсерами. И Лондон попытался получить за это “компенсацию”, направив в Россию запрос: “Ввиду того, что от действий германских подводных лодок утрата тоннажа торгового флота союзников весьма значительна, английское правительство предлагает весь русский торговый флот, находящийся в свободных морях, передать ему в распоряжение и ведение”. Причем обещалось, что “известный процент русских судов будет всегда обслуживать русские заказы, а остальное будет посвящено общим интересам”. Правительство и Ставка не знали, что и ответить, — было понятно, что Британия просто хочет наложить лапу на русские суда. Но союзники настаивали, стали сокращать тоннаж отправляемых в Россию грузов.

К счастью, столь наглые требования возмутили даже Думу. 15.1 вопрос был поднят на Особом Совещании, после чего к Родзянко пожаловали с разъяснениями посол Бьюкенен и военный агент Нокс. Председатель Думы сказал им прямо: “Это вымогательство, это недостойно великой нации и союзницы, русский народ не может снести такого унижения и об этом придется говорить с кафедры Думы”. И союзники пошли на попятную. Но морской министр Григорович, предвидел, что англичане могут отомстить и возникнут проблемы с конвоированием судов. Поэтому нашел выход в переговорах с японцами — они согласились по “дешевке”, всего лишь за возмещение расходов по подъему со дна и ремонту вернуть крейсера, потопленные в прошлой войне: “Варяг”, “Пересвет” и “Полтаву”. Так что и “гордый “Варяг” снова вступил в строй и принял участие в Первой мировой. В обстановке величайшей секретности эти корабли, уже с русскими экипажами, совершили долгий и трудный путь вокруг Африки и летом прибыли в Архангельск. На Севере появилась собственная эскадра для конвоирования судов, и предлог для шантажа исчез.

Впрочем, хотя зарубежные поставки оказали поддержку в трудные месяцы, их роль в выходе России из кризиса преувеличивать не стоит. 27.3 на очередной конференции в Шантильи ген. Жилинский вынужден был предъявить претензии, что ружья, закупленные у Италии, оказались совершенно негодными. А когда позже, после долгих уговоров, западные державы согласились поставлять тяжелые орудия, то выяснилось, что 35% из них не выдерживают даже двухдневной стрельбы. Аэропланы, закупленные во Франции, почти сплошь оказались бракованными — поставщики воспользовались тем, что приемщики не разбираются в авиации. В общем, старались сбывать русским “некондицию”, не принятую собственными армиями. Разного рода предпринимателей, дельцов, экспертов по подъему и “оздоровлению” экономики в Россию наезжало много. Но наезжали примерно так же, как сейчас — для “ознакомления”, “консультаций”. Водочки на халяву попить, икоркой закусить и повыдрючиваться, когда вокруг тебя на цыпочках прыгают. Чтобы не выглядеть предвзятым, приведу выводы не русского, а видного британского историка И. Стоуна о “помощи” Запада: “Нечестность и авантюризм иноземных бизнесменов разрушили веру русского народа в иностранных капиталистов. В Петрограде, в отталкивающей атмосфере ожидания обогащения, один за другим паразиты въезжали в отель “Астория”… Кризис с военным оборудованием и боеприпасами длился до тех пор, пока русские не оказались способными обеспечить себя сами”.

Но как раз в период, когда русские еще не могли обеспечить себя сами, на них сыпались все новые претензии. Франция вела себя так, будто уже купила Россию. В частности, возник вопрос, что вместо поставок на Восток винтовок, лучше наоборот, прислать русских солдат на Запад, где винтовок хватает. Эта тема всплыла еще осенью 15-го, когда французам пришлось вернуть на заводы мобилизованных рабочих. И в Россию поехала делегация под руководством сенатора Думера и ген. По, просить 200 — 300 тыс. бойцов. Думер не стеснялся приводить такие аргументы: “Мы же в нашей армии имеем аннамитов (вьетнамцев), ни слова не понимающих по-французски, но прекрасно воюющих под нашим начальством”. А когда русская делегация посетила Францию, президент Пуанкаре начал объяснять, сколь справедливо будет компенсировать “материальную помощь” Франции присылкой солдат. И не только солдат, но и рабочих на французские заводы! Царь и Алексеев решительно возражали. Но союзники нажимали, доходило до шантажа. И постаравшись минимизировать уступки, Ставка пошла на компромисс. Чисто символически, только чтобы укрепить узы союзничества, послать одну “экспериментальную” бригаду, которая останется российским соединением и будет подчиняться союзникам лишь в оперативном отношении.

Правда, 1-я Особая бригада стала соединением показательным, ее сформировали из отборных солдат. Возглавил ее Николай Андреевич Лохвицкий, бывший командир Красноярского полка, раненный и награжденный орденом Св. Георгия в боях под Лодзью (впоследствии командовал армией у Колчака). Бригада проделала трехмесячный путь через Сибирь, Дайрен, Сингапур, Бомбей, Суэц, и 20.4 прибыла в Марсель. Встреча была праздничной, командирам вручили ордена Почетного Легиона, солдат засыпали цветами, лакомствами, угощениями. Как вспоминал бывший в их числе Р.Я. Малиновский, изголодавшиеся из-за дефицита мужчин француженки буквально расхватывали бойцов, получивших увольнение. А поскольку и те “застоялись”, то наверное, в жилах многих нынешних марсельцев течет и русская кровь. Доходило и до курьезов. Когда закормленных и упоенных солдат повезли в лагерь Майи, то выяснилось, что в пригородных французских поездах туалеты отсутствуют, двери из купе открывались сразу наружу, а остановок не делали. Русская смекалка нашла выход — человек присаживался на корточки в открытых дверях, а товарищи держали его за руки. И поезд, ощетинившийся солдатскими задами, как раз въехал на очередную станцию, где перроны заполнила публика с цветами…

В боях бригада сперва не участвовала — ее использовали для поддержания духа нации: русские с нами, русские помогут. И шли смотры и парады — за месяц 18 парадов. А французское правительство, не удовлетворившись одной бригадой, просило еще. Ведь уже началась бойня под Верденом. Войска несли колоссальные потери, великолепные дивизии сенегальских стрелков погибли бездарно и бестолково — их, не жалея, бросали в самое пекло. Откуда следовал вывод — заменить сенегальцев русскими. С весны давление на Россию пошло по нескольким направлениям. У нее требовали и солдат во Францию, и активизации действий против немцев. Ставке приходилось упорно отбиваться от таких притязаний. В ответ на упреки Жоффра Алексеев писал Жилинскому: “Заключение, что Франция, имеющая 2200 тыс. бойцов, должна быть пассивна, а Англия, Италия и Россия должны “истощать” Германию — тенденциозно и не вяжется с грубым мнением Жоффра, что одна Франция ведет войну. Думаю, что спокойная, но внушительная отповедь, решительная по тону, на все подобные выходки и нелепости стратегические, безусловно, необходима”. А на дергания с требованиями новых ударов Михаил Васильевич дал заключение: “Будучи согласованы с общими постановлениями, принятыми на совещаниях представителей, нами решения в частностях всегда будут приниматься, исключительно сообразуясь с обстановкой и требованиями собственного фронта; стремиться к удовлетворению переменчивых желаний союзников под влиянием такой же переменчивой обстановки недопустимо”.

На все это наложилась еще и “гениальная” идея французов о вовлечении в войну Румынии. Надо сказать, “державой” она была весьма своеобразной. Из Балканских стран — наименее подверженной русскому влиянию и ориентирующейся сугубо на “Европу”. В результате чего получилась карикатура на Европу. С технической и экономической сторон Румыния была куда более отсталой, чем Болгария или Сербия, зато с лихвой переняла “европейские” пороки — продажность, легкомыслие, сексуальный разгул. Так, Бухарест румыны гордо называли “маленьким Парижем” — но походил он на Париж не настоящий, а опереточный. Русские дипломаты вспоминали, что даже организация обычного приема требовала там огромного опыта. Потому что вчерашняя жена одного государственного деятеля могла сегодня быть уже женой другого, а завтра третьего. А приходилось учитывать не только кто с кем живет де-юре, но и де-факто, в том числе мужчины с мужчинами, а дамы с дамами — такие узы тоже считались в порядке вещей как признак “цивилизованности”. И в политике Румыния вела себя столь же ветрено. Заглядывалась одновременно на венгерскую Трансильванию и российскую Бессарабию, поэтому вертелась в обе стороны. Сперва, чтобы обезопасить южную границу, Россия поймала соседей на дипломатический крючок, заключив 1.10.1914 секретное соглашение, предоставлявшее Румынии “право присоединить населенные румынами территории Австро-Венгерской империи в тот момент, когда она сочтет удобным”. В 15-м Бухарест потянуло на сторону Центральных Держав. В 16-м снова заколебались…

И Франция вдруг решила, что Румыния с армией в 630 тыс. станет той гирей, которая перетянет чашу весов. Но Бухарест вступать в войну не спешил и тоже стал выдвигать свои условия. Первым делом, чтобы русские прислали 5 — 6 корпусов в Добруджу. Россия, прекрасно знающая о действительной “мощи” румын, была не в восторге от союза с ними. Более выгодным представлялось сохранение их нейтралитета. Под давлением союзников Алексеев соглашался послать 10 дивизий — но не в Добруджу, а в Северную Молдавию. Для совместного удара на Австро-Венгрию со стороны Салоникского и Юго-Западного фронта, который заодно будет флангом поддерживать румын. Однако этот план западные союзники отвергали — и румыны тоже. Они не хотели пускать русских в Трансильванию и вместе с тем боялись болгар. Поэтому требовали выдвижения русских контингентов в район Рущука (Русе), чтобы те прикрыли их границу и воевали с Болгарией, пока сама Румыния будет захватывать нужные ей земли.

Алексеев называл требования румынского Генштаба “чрезмерными и неразумными”, но французы этого понимать не хотели, их пресса и дипломаты вовсю вопили, что Россия из “эгоистических соображений” противится союзу с Румынией и лишает Антанту шансов на скорую победу. Впрочем, на какие бы уступки ни шла Россия для общесоюзных успехов, все оказывалось мало. Спасение французов в 14-м, отвлечение ударов на себя в 15-м уже “не считались”. В марте французский посол Палеолог не без злорадства писал: “Если русские не будут напрягаться до конца с величайшей энергией, то прахом пойдут все громадные жертвы, которые в течение 20 месяцев приносит русский народ. Не видать тогда России Константинополя: она, кроме того, утратит и Польшу, и другие земли”. В общем, известное утверждение, что большевики Брестским миром лишили Россию плодов победы, получается верным лишь наполовину. Даже в период полной лояльности среди союзной дипломатии имелась группировка, выискивающая лишь повод, чтобы лишить ее этих плодов и еще и саму сделать объектом раздела.

И угодить партнерам было чрезвычайно трудно. Уже 1.4, после весеннего наступления и жертв, спасших Верден, тот же Палеолог возмущенно высказывал премьеру Штюрмеру, что этого недостаточно: “Я еще более настаиваю на своих обвинениях; я доказываю цифрами, что Россия могла бы сделать для войны втрое или вчетверо больше: Франция между тем истекает кровью”. А когда Штюрмер попытался напомнить о российских потерях, Палеолог ответил, что численность населения России 180 млн., а Франции — 40 млн., поэтому “для уравнения потерь нужно, чтобы ваши потери были в 4,5 раза больше наших. Если я не ошибаюсь, в настоящее время наши потери доходят до 800 тыс. человек… и при этом я имею в виду только цифровую сторону потерь”. Почему “только цифровую”, сказать в глаза Штюрмеру посол не посмел, но в дневнике записал с предельной откровенностью: “По культурности и развитию французы и русские стоят не на одном уровне. Россия одна из самых отсталых стран в свете… Сравните с этой невежественной и бессознательной массой нашу армию: все наши солдаты с образованием; в первых рядах бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве и науке, люди талантливые и утонченные; это сливки и цвет человечества. С этой точки зрения наши потери чувствительнее русских потерь”. Пожалуй, тут впору усомниться в “культурности и развитии” самого Палеолога и тех, кто держал его на посту посла, — но… ведь понятие “культура” не имеет однозначного определения.

Аналогичные суждения можно встретить и в других местах записок посла. Скажем, когда речь зашла о “польском вопросе”, он указывает: “Русские должны наконец понять, что в отношении цивилизации поляки и чехи их сильно опередили”. Кстати, это и предыдущее упоминания о Польше не случайны. Россия предполагала после войны объединить Польшу под своим протекторатом, предоставив ей внутреннюю автономию — как в Финляндии. Но французы, пользуясь затруднениями союзницы, вспомнили вдруг о традиционных симпатиях к полякам и начали выступать за предоставление им полной независимости. Царь полагал, что будоражить этот вопрос вообще не время. При любых уступках Польше немцы тут же пообещают ей вдвое больше, а русские солдаты и народ этого просто не поймут: воевали-воевали — и только для того, чтобы отдать свою территорию? Поэтому все переговоры по “польскому вопросу” откладывались до окончания войны. Но французы и в этом случае упрямо стояли на своем, не воспринимая доводов.

В апреле-мае завязались дипломатические баталии по всем указанным проблемам. Сперва они велись союзными послами, потом прикатила делегация во главе с министрами Вивиани и Тома, чтобы “русские отрешились от эгоистических задних мыслей”. Чтобы отправили во Францию 400 тыс. солдат, чтобы пошли навстречу румынам и к ним послали еще 200 тыс., и дожать насчет Польши. Алексеев и министры отбрыкивались, как могли. Доказывали, что снять такое количество войск — это просто оголить фронт (где было всего 2 млн. активных штыков), что немцы прорвут оборону и овладеют Ригой. На что господа делегаты отмахивались и призывали не придавать внимания таким “пустякам”. Мол, Россия потом “будет вознаграждена”. Конечно, царь не пошел на то, чтобы за подобные обещания отдать на опустошение и разграбление российские города и села. Но и отказывать наотрез не хотел, снова стали искать компромисс. И договорились послать во Францию еще 5 бригад по 10 тыс. чел. Вопросы с Румынией и Польшей остались открытыми.

Да ведь еще ладно, что требовали помощь. Но при этом же и оплевывали. Получалось по украинской пословице “за наше жито, тай нас же бито”. Неуступчивость русской власти и командования страшно раздражала западных политиков. И они искали инструменты для давления на царя, все более откровенно делая ставку на оппозицию и по сути превращая ее в собственную “пятую колонну” в союзной державе. Кстати, это еще одна причина, вынуждавшая царя на уступки либералам. Так, осенью 15-го по поводу роспуска Думы французские газеты выступили с прямым шантажом: “По словам союзных делегатов, неопределенность внутренней политики России учитывается общественным мнением союзных держав как неблагоприятный признак для общего дела союзников. Особенно неблагоприятное впечатление производит не вполне благожелательное отношение к законодательным учреждениям. Продолжение такого рода неопределенности внутренней политики может вызвать в союзных странах охлаждение, что особенно нежелательно теперь, когда возникает вопрос о финансировании России. Деловые круги Европы, не имея твердой уверенности в политическом курсе России, воздержатся вступать в определенные с нею соглашения”.

В 16-м при посещении Думы иностранными делегатами говорилось: “Французы горячо и искренне относятся к Государственной Думе и представительству русского народа, но не к правительству. Вы заслуживаете лучшего правительства, чем оно у вас существует”. А Тома заявил Родзянко: “Россия должна быть очень богатой и уверенной в своих силах, чтобы позволить себе роскошь иметь такое правительство, как ваше, в котором премьер-министр — бедствие, а военный министр — катастрофа”. Простите — и такое высказывание позволяет себе министр дружественной державы? Добавим характерный штрих — тот же Тома “дал полномочия” Родзянко при необходимости обращаться лично к нему или к Жоффру “с указанием на происходящие непорядки”. “Мы поверим народным представителям и немедленно исполним все по Вашему требованию”. Это что, тоже нормально? Министр одной страны дает “полномочия” спикеру парламента другой страны?

Впрочем, пора оговориться. Все изложенное выше о “союзниках”, конечно же, относится только к политикам. Ясное дело, что простые солдаты и офицеры, британские, французские, итальянские, были тут ни при чем. Они-то как раз сражались отлично. Они не меньше русских любили свою землю и защищали ее героически. И не их вина, что у них были иные, чем у русских, стереотипы мышления и иные порядки. Что командовали ими часто хуже, чем русскими, поэтому они несли более серьезные потери. Что головы им засоряла газетная ложь — точно так же, как отравляла она и русских. Кстати, германская подрывная работа направлялась не только против России, но и против ее союзников. Даже в нейтральных США в 1916 г. прокатилась внезапная “эпидемия” катастроф — 50 взрывов на оборонных предприятиях, самым крупным из которых стал взрыв 30.7.16 сотен тонн боеприпасов на о. Блэк-Том в Нью-Йорке. Погибло множество народа. Недавно созданное Бюро расследований (будущее ФБР) работало дилетантски, и в итоге все списали на… несчастные случаи. И лишь после войны открылось, что это были четко спланированные германские диверсии.

Немцы скрытно спонсировали французскую радикальную оппозицию. А в Британии делали ставку на сепаратистов — и 23.4 вспыхнуло “Пасхальное восстание” в Ирландии. Правда, один из кораблей, везший оружие из Германии, был перехвачен англичанами, а лидера националистов А.Д. Кейсмента, прибывшего на немецкой подводной лодке, арестовали сразу после высадки. Тем не менее 2 тыс. мятежников под руководством “Ирландского республиканского братства” и партии “Шин фейн” захватили центр Дублина. Неделю шли бои, было много жертв среди мирного населения. Но власти действовали решительно, и 29.4 восстание было подавлено. Сотни расстреляли на месте, в ходе операции, Кейсмента и еще 15 руководителей повесили, 2 тыс. чел. получили разные сроки. И никакая общественность этим не возмущалась — наоборот, выражала одобрение действиям против предателей.

Британия в этот период отказалась еще от одной традиционной “свободы” — и вместо вольного найма ввела воинскую повинность. Ее армия быстро стала расти, что оказалось весьма кстати, так как французы крепко завязли под Верденом. Там обе стороны проявляли крайнее упорство, пытаясь переломить ситуацию в свою пользу. Но начала эффективно проявлять себя система “укрепрайона” — уже показавшая себя при обороне Осовецкой крепости. Но в Вердене эта система “заработала”, когда немцы уже захватили часть укреплений. Французы догадались восстановить разоруженные фортификации, а их противник — взятые, и теперь у тех и других долговременная оборона сочеталась с полевой. Надо отметить, что французская промышленность довольно быстро приспособились к изменившимся условиям боя и рождению групповой тактики. Как раз в ходе сражения за Верден начался массовый выпуск ручных пулеметов, в войска стали поступать автоматические пистолеты, ружейные гранатометы, разрабатывались небольшие траншейные мортиры, автоматические винтовки.

Хотя главные потери по-прежнему наносила артиллерия, которой стягивалось все больше. Только в марте французы выпустили по врагу 4 млн. снарядов калибра 75 мм. И немцы готовили шквалами огня каждую атаку. Но продвинулись лишь на 7 км. Потери обеих сторон достигали полумиллиона. Причем германцы держали в боях дивизии неделями и месяцами, почти до полного уничтожения. Французы — лишь по 4 — 5, максимум 10 дней, потом отводили для отдыха и пополнения. Но и этого хватало. Французский офицер писал: “Мы находились в мерзлой грязи под ужасной бомбардировкой, и единственной защитой являлся узкий окоп… Я прибыл сюда со 175 солдатами, а возвратился с 34, несколько человек сошли с ума, они не отвечают на вопросы”. В мае немцы сконцентрировали усилия в левобережном секторе, снова атаковали высоты 304 и Морт-Ом. Штурм высоты 304 поддерживало около 100 батарей тяжелых орудий. И оба опорных пункта удалось захватить. Но это ничего не дало — за высотами уже была построена новая оборона. Мало того, французы ответили контрударом в правобережном секторе. И после массированной бомбардировки из 51 тяжелой батареи 22.5 вернули форт Дуомон. Однако атакующих так повыбили, что удержать его не смогли, и 24.5 немцы снова его захватили.

В этот период состоялось также первое и единственное столкновение главных сил британского и германского флотов. В январе вместо Поля командовать “Флотом Открытого моря” был назначен более решительный Шеер и стал практиковать выходы к британским берегам. Производились обстрелы, эсминцы нападали на транспортные суда. А цель ставилась выманить с баз отдельные отряды английских кораблей и разгромить до подхода основных сил. С такой же задачей был организован и майский выход. Чтобы спровоцировать на бой британцев, немцы собирались бомбардировать г. Сандерленд. 15.5 к району действий отправились 16 субмарин — дежурить у английских баз и при возможности атаковать корабли. Подлодки U-72, U-74 и U-75 выставляли мины у выходов с баз. Для воздушной разведки выделялись 10 цеппелинов. Но из-за погоды их действия оказались невозможными, выход в море отложили. А субмарины по своим характеристикам могли находиться на позициях лишь до 1.6. И Шеер изменил план — вместо Сандерленда идти к проливу Скагеррак и помаячить крейсерами. Чтобы англичане узнали и выслали свои крейсера.

Но коды германского флота, добытые русскими на потопленном “Магдебурге”, англичанам были известны. И из перехваченного радиообмена с подлодками план раскрылся. Британский командующий Джеллико вывел в море весь “Гранд флит” (“Большой флот”) даже раньше Шеера, 30.5. Это была армада из 150 кораблей, в том числе 28 дредноутов, 9 линейных крейсеров, 8 броненосных и 26 легких, 79 эсминцев. Дежурившие германские субмарины нанести им потерь не смогли — англичане даже обманули их, и Шеер узнал о выходе лишь “нескольких кораблей”. В авангарде двинулись эскадры адм. Битти и подчиненного ему Томаса, за ними — “Гранд флит”. Шеер вывел флот 31.5, не подозревая, что вся морская мощь Британии движется ему навстречу. В авангарде пошла эскадра адм. Хиппера (должность его помощника занимал Редер, будущий гросс-адмирал или, как прозвали на Нюрнбергском процессе, гросс-пират нацистского флота), за ней в 50 милях “Флот Открытого моря”. У немцев было 16 дредноутов, 5 линейных крейсеров, 6 старых линкоров, 11 легких крейсеров и 61 эсминец.

Авангарды обнаружили друг друга западнее Скагеррака. Хиппер развернулся, чтобы навести врага на свой флот, корабли Битти легли на параллельный курс, и с дистанции 15 км начался бой. Англичане обладали преимуществом — 6 линейных крейсеров против 5, плюс с обеих сторон легкие силы. Но сказалась лучшая выучка германских артиллеристов. Уже через 18 минут взорвался английский линейный крейсер “Индифатигебл”, еще через 20 мин. — “Куин Мэри”. Однако к месту боя подтянулась и эскадра Томаса, вызванная Битти по радио. В 16.25 англичане пустили 12 эсминцев и легких крейсеров в торпедную атаку. И почти одновременно предприняли атаку германские миноносцы. Во встречном бою те и другие потеряли по 2 эсминца, был торпедирован и легкий крейсер “Зейдлиц”, но остался на плаву.

Однако вскоре британцы заметили приближающийся флот Шеера. И в свою очередь повернули назад, наводя немцев на “Гранд Флит”. Германские крейсера тоже развернулись, пошел бой на преследовании англичан. И они снова понесли тяжелые потери — был потоплен линейный крейсер “Инвинсибл” и два броненосных типа “Уорриор”. А около 18 часов немцы вдруг наткнулись на всю массу британского флота, скрытую туманом. Оба флота шли по сходящимся курсам в кильватерных колоннах. Джеллико быстро перестроился в общую колонну с уцелевшими кораблями авангарда и начал заворачивать свой строй с востока на юг, охватывая дугой головную часть противника. Шеер попал под сильный обстрел и чтобы выбраться из угрожающего положения, скомандовал кораблям поворот “все вдруг”. На 180 градусов. Прикрывая отход, эсминцы капитана I ранга Генриха поставили дымовую завесу и предприняли торпедную атаку — безрезультатную, но отвлекшую англичан.

В дыму и тумане противники потеряли друг друга. Шеер совершил перестроение и попытался уйти на юго-восток, к своим берегам. А “Гранд флит” продолжал двигаться по огромной дуге, как раз перерезая немцам пути отхода. И голова германского строя, продвигаясь в тумане, около 19 часов вдруг влезла прямо в центр боевого порядка англичан, подставляясь под массированный огонь со всех сторон. Пришлось снова резко поворачивать обратно, отрываться от противника, прикрываться дымовой завесой, крейсерами и эсминцами. В условиях плохой видимости эти маневры были опасными, и от таранного удара собственных соседей затонул немецкий легкий крейсер “Эльбинг”.

Сражение продолжалось и с наступлением темноты. Происходили стычки отдельных отрядов и кораблей. Но обе стороны показали себя неподготовленными к ночному бою. Два флота находились рядом, и именно ночью могли здорово потрепать друг друга миноносцами, однако не использовали такой возможности. Германские эсминцы вообще потеряли своих, начали выбираться самостоятельно. Шеер держал главные силы в кулаке, думая лишь о прорыве на свои базы. А англичане старались избежать ночного боя, чтобы возобновить его утром. Стремять не позволить противнику уйти, Джеллико обогнул немцев с востока, продвинулся южнее и повернул на запад — пошел между вражеским флотом и берегом. А чтобы не упустить Шеера, разделил силы на три эскадры. Далеко впереди линейные крейсера, потом дредноуты, а в арьергарде легкие крейсера и эсминцы. Перед рассветом Шеер поднял в воздух 5 цепеллинов для разведки — и пошла путаница. Дирижабль L-24 обстреляли свои же миноносцы, а он их в ответ пробомбил. С других цепеллинов доложили, что с запада подходят новые соединения английского флота. Хотя это были главные силы Джеллико, проскочившие мимо немцев и находившиеся уже гораздо западнее. И Шеер ринулся на прорыв между ними и арьергардом.

Британские миноносцы и крейсера смело напали на колонну, потопили старый линкор “Поммерн”, но и самим досталось изрядное количество снарядов. А главные силы “Гранд Флита” замешкались и на помощь им не пришли. Поэтому “Флот Открытого моря” прорвался относительно благополучно и укрылся в устьях германских рек. Джеллико, узнав об этом, скомандовал возвращение. Кстати, одним из участников боя был принц Георг — будущий король Георг VI, отец нынешней королевы Елизаветы. В Ютландском сражении англичане потеряли 3 линейных крейсера, 3 броненосных, 8 эсминцев, а из экипажей 6094 чел. убитыми, 510 ранеными и 177 пленными. Германский урон был скромнее — 1 додредноутный линкор, 4 легких крейсера и 5 эсминцев, 2551 убитых и 507 раненых. И кайзер поспешил объявить о грандиозной победе. Но со стратегической точки зрения бой завершился в пользу Англии. Германский план разбить противника по частям и прорвать морскую блокаду рухнул. Учитывая большое превосходство британского флота, его потери не были решающими, он сохранил господство на морях. В то время как немцы, чудом ускользнув от полного разгрома, стали вести себя гораздо осторожнее.

Но если действия на море можно было считать успешными для Англии, а под Верденом — сведенными “вничью”, то катастрофа грянула на Итальянском фронте. Итальянцы тут имели большое преимущество (53 дивизии против 35). Но основные их силы были сосредоточены в восточной части выступа, примыкающего к Апеннинскому “сапогу” севернее Адриатики — ген. Кадорна как раз готовил шестое наступление на Изонцо. А Конрад решил ударить с севера, у Трентино. Там местность считали труднопроходимой и держали мало войск. Австрийцы сосредоточили кулак из 18 дивизий при 2 тыс. орудий, в том числе 276 тяжелых (3 “Толстых Берты” калибра 420 мм). И 15.5 за артподготовкой последовала атака между Гардским озером и р. Брентой. Фронт прорвали почти сразу и начали продвигаться через плато Азиаго, нацеливаясь на Венецию, что отрезало итальянскую армию от всей страны. Возникла паника. 23.5 итальянцы оставили Фиуме, откатываясь на восток, лишь бы выбраться из мешка — и ясно было, что не успеют. К 1.6 австрийцы заняли Аршеро и Азиаго, оттеснили противника на последные отроги гор, готовые хлынуть на равнину, на Падую и Венецию. Итальянцы возопили о помощи. К кому? Ну конечно же, к России. Которой перед этим продавали негодные ружья…

Дата добавления: 2015-10-28