Противник заговорил

Мистер Парэм был поражен собственным фатализмом. Он, еще недавно уверенный, что в его изящных руках сосредоточена власть над всем миром, сейчас чуть ли не с полным безразличием созерцал свое крушение. И на Джерсона, который дубасил кулаками в дверь ловушки, он смотрел с чувством, близким злорадству.

Ему стало ясно, что в Джерсоне всегда воплощалась самая неприятная сторона его владычества; Джерсон всегда все портил; к утонченной романтике он примешивал непредвиденные ужасы и жестокость. Мистер Парэм был верен традициям и хотел хранить им верность, но Джерсон – теперь это ясно – хватал через край, в нем было что‑то давно устаревшее, архаичное. Глядя на эти обезьяньи кулаки, которые то бешено барабанили в толстую металлическую дверь, то замирали, дожидаясь ответного стука извне, мистер Парэм понял, что он в последнее время возненавидел Джерсона не меньше, чем сэра Басси. Он знал, что ярость Джерсона бессмысленна и бесплодна, и презирал ее столь же сильно, как ненавидел.

Протянув руку, он тронул Джерсона за плечо.

Джерсон отпрыгнул, обернулся, – ясно было, что он страшно зол, маска не вполне заглушила его удивленное рычание.

– Дверь могла опуститься и автоматически, – сказал мистер Парэм. – Нам пока ничего не известно, может быть, там все мертвы.

Джерсон подумал минуту, потом кивнул и жестом предложил мистеру Парэму пройти вперед.

«Да, – подумал мистер Парэм, – насколько я понимаю, очень может быть, что они мертвы».

Через минуту он убедился в своей ошибке. В конце недлинного коридора виднелось что‑то вроде огромного круглого зала, и там стояли двое без масок и смотрели на них. Газа Л как не бывало. На этих двоих были белые халаты, которые всегда носят химики и хирурги. Они делали какие‑то знаки, словно бы предлагая мистеру Парэму и генералу ступать осторожнее. И указывали на что‑то, еще скрытое от взоров вошедших. Фигуры этих двоих казались немного расплывчатыми, жесты – немного преувеличенными, словно их искажало какое‑то прозрачное вещество, отделявшее их от пришельцев.

Итак, для газа Л у них имелся антигаз.

Мистер Парэм приблизился, вплотную за ним шел Джерсон.

Они вышли на круговую галерею.

Это странное место показалось мистеру Парэму внутренностью резервуара на заводе, где перекачивают светильный газ. Наверно, резервуар внутри выглядел бы именно так, будь в нем электрическое освещение. Зал был очень просторный, должно быть, ярдов сто в диаметре, и походил формой на барабан. Узкая галерея, на которой оказались мистер Парэм и Джерсон, обегала его кругом, а посередине громоздился гигантский стеклянный сосуд, занимавший большую часть помещения, – огромная реторта, где кипела и пузырилась какая‑то зеленовато‑белая жидкость. Перед ними поблескивала изогнутая стеклянная поверхность реторты, и в ней смутно виднелись их слегка искаженные отражения. Это кривое зеркало делало обоих ниже ростом и толще, чем они были на самом деле. Оно отняло у мистера Парэма его полную достоинства осанку и сделало Джерсона каким‑то мерзким приземистым чудищем. Жидкость в реторте кипела неравномерно; тут и там ее внезапно пересекали и разрывали вновь образующиеся течения и водовороты; здесь она была таинственно спокойная и гладкая, а рядом бурлила, там стремительно взлетали и лопались пузыри. Один за другим они выскакивали на поверхность, образуя маленькие жидкие горки и вулканы. И над всем этим вились, плясали клочья и пряди мутных испарений. Но все это недолго привлекало внимание мистера Парэма. Перед ним вдруг появились Кемелфорд и сэр Басси, и он забыл обо всем остальном.

Эти двое, так же как и их помощники на противоположной стороне галереи, были в белых халатах. Но вид у них был такой, словно они ждали мистера Парэма и его спутника. Казалось, они и пришли сюда ради этой встречи.

Мистер Парэм досадливо сорвал с себя маску, Джерсон последовал его примеру.

– Верховный лорд британский, – сказал Кемелфорд и отвесил насмешливый поклон.

– Точь‑в‑точь мой старый приятель Парэм, – подхватил сэр Басси.

– А с ним, если не ошибаюсь, великий стратег генерал Джерсон, – продолжал Кемелфорд.

– Честный англичанин, к вашему сведению, мистер Кемелфорд, – вставил генерал. – Человек, который сделал все, что мог, чтобы спасти великую империю.

– Для начала вы ее чуть не погубили, – сказал Кемелфорд.

– Потому что нам нанесли удар в спину.

– А как теперь подвигается ваша война?

– Война идет прахом. Мятежи. Беспорядки. Лондон бунтует и требует мира. Измена в тылу да еще американская мирная пропаганда – вот что нас добило. Повторяется история несчастного кайзера Вильгельма. Мы терпим поражение на внутреннем фронте. Никто не желает честно воевать. Если бы мы могли произвести достаточно газа Л… если бы мы получили все, что рассчитывали получить… А, черт! Мой расчет был точен. Все прошло бы превосходно, не перехвати вы газ Л. Мы сражались с врагом, а вы, подлые трусы, выбили у нас из рук оружие. И теперь ваша взяла, будьте вы прокляты!

Кемелфорд повернулся к сэру Басси.

– Генерал чересчур горячится, – сказал он, – но, я думаю, можно признать, что, по существу, он прав. У вас всегда была страсть скупать все на свете. – Он любезно улыбнулся Джерсону. – Совершенно верно, мы перехватили сырье. Мы этого и не отрицаем. Сэр Басси все проделал мастерски. Но мы скупали не для перепродажи. Было бы слишком обидно потратить его на химическое оружие, мы его используем по‑другому. На свой лад.

В мистере Парэме на миг встрепенулось что‑то от Верховного лорда. Он привычно повел рукой.

– Мне нужно это сырье, – произнес он. – Я его требую.

Сэр Басси выпятил нижнюю губу.

– На что оно вам? – спросил он.

– Чтобы спасти империю. Чтобы спасти весь мир от хаоса.

– Никакого хаоса не будет, – возразил сэр Басси.

– Что вы задумали? Куда вы метите? Вы что же, собираетесь сидеть тут, и торговаться с нами, и сбывать свой краденый товар втридорога?

– Скупленный – да, но не краденый, – поправил сэр Басси.

– А дальше что?

– Мы возьмем власть в свои руки, – сказал сэр Басси.

– Вы! Кучка инженеров и банкиров, кучка негодяев!

– Да простит мне сэр Басси, но мы не намерены брать власть, – вмешался Кемелфорд. – Она уже в других руках. И в этом деле, в деле созидания, а не разрушения, участвует куда больше народу, чем можете вообразить вы или Джерсон.

Мистер Парэм огляделся по сторонам и увидел гладкие закругленные стены, гигантскую стеклянную реторту и далеко напротив – безмолвных людей в белом. Их было уже не двое, а шестеро, и все они молча следили за происходящим. Необыкновенно тихо, и просторно, и чисто, и… уж очень странно. Все это бесконечно далеко от войны. И от правительства. И от промышленности. Такого еще не бывало в истории. Надвигается что‑то новое, невиданное. А рядом стоит Джерсон. Он‑то в точности похож на всех героев его несбывшихся надежд. Этот коренастый человечек в грязноватом мундире цвета хаки и всегда‑то был не слишком привлекателен, а сейчас, по контрасту с этими в белом, казался особенно грубым и низменным. Оттого что он ползал в темноте по камням и рытвинам, в диких местах, куда никто и не заглядывал, кроме разве кроликов да случайной козы, он, всегда не слишком опрятный, выглядел еще неряшливей; от природы он был на редкость крепок и здоров и сейчас оброс черной щетиной – сразу видно было, что он уже дня три не брился.

Мистер Парэм, который всегда очень заботился о своей внешности и костюме, ощутил глубокую неприязнь к здоровяку Джерсону. Тот выглядел настоящим скотом, – казалось, он готов кидаться на все и на всех и рвать глотки, точно попавший в засаду дикий кабан. В нем было куда больше от зверя, чем от человека. И, однако, при всей своей свирепости он, бесспорно, отличался непоколебимой верностью, на какую способны лишь великие герои, у него было жестокое, непреклонное, навеки преданное сердце. Бесспорно?

Мысль мистера Парэма вернулась к последнему изречению Кемелфорда и к этому странному месту, куда забрели они с Джерсоном. «Власть уже в других руках»? Не Джерсона, но чьих‑то других? Как возник спор, из‑за которого они теперь стоят лицом к лицу? Джерсон, разгоряченный и грязный, против чего‑то другого? Что‑то другое – не та группа людей и не эта. Не нация и не империя. Не Америка и не Европа. Нечто вроде излучения, испускаемого освобожденным и выпущенным на волю разумом человечества.

В манере держаться, в проблесках решительности мистера Парэма еще давал о себе знать Владыка Дух, но это была только маска; мистеру Парэму казалось, что самый разум его лежит нагой и беззащитный, открытый ударам этих неожиданных врагов, проповедников новой, непонятной ереси.

– К чему вы стремитесь? – спросил он. – Чего вы добиваетесь? Мои мысли и принципы по‑прежнему разделяет весь род людской. Они движут историей. Они та сила, что создала цивилизацию наших дней. Верность традициям. Дисциплина. Повиновение. А что провозглашаете вы? Для чего вы подняли из вод дно морское и построили все это?

– Мы не поднимали дно морское, – сказал Кемелфорд. – Мы ничего тут не строили. А цель нашу мы познаем, когда ее достигнем.

– Какого же черта… – начал Джерсон.

– Эта лаборатория возникла сама собой, никто в отдельности не задумывал ее заранее. Никто не предвидел. Она возникла сама собою. Как возникают все великие изобретения. Их создают не отдельные люди, но человеческий разум. Этот край – сокровищница неведомых минералов – лежал под водами моря и только ждал, чтобы кто‑нибудь выполнил все, без чего невозможно было поднять его на поверхность. А наши заводы и газ, который мы тут производим, могли появиться лишь при определенных условиях. Мы, ученые и предприниматели, каждый в отдельности соблюдаем только одно самое главное условие – нельзя сковывать развитие человеческого разума. Теперь, когда все это уже создано, мы стараемся понять, что надо делать дальше.

– Уф! – вырвалось у Джерсона.

– Прежний образ жизни человечества уходит в прошлое. С терпением, которое воспитала в нас наука, мы наблюдаем за появлением нового. Век войн и завоеваний миновал. С войной покончено, но вместе с нею миновало безвозвратно еще очень многое, без чего прежде жизнь казалась немыслимой. Годы угнетения подходят к концу. Патриоты, воины и владыки, флаги и нации должны быть раз и навсегда сданы в архив. Государствам и империям конец. Верность и преданность этим дряхлым святыням должны умереть. Они больше не нужны людям. Теперь они только нелепы и опасны. Как это сказал тогда сэр Басси? Рассуждения кролика, который жил при королеве Елизавете. Поскорее захлопните книгу национальной вражды, войн и завоеваний и передайте ее для изучения психологам. Мы труженики нового рассвета. Мы не принадлежим ни к какой нации. Не связаны никакими традициями. Мы смотрим вперед, а не назад. Мы поняли, что такое воля и разум, мы сообща ими владеем и им повинуемся. Такие, как мы, должны будут навести порядок в мире, сделать его полем деятельности тех творческих сил, которые нами движут, для которых мы сосуд и орудие.

– Но ведь вы тут делаете газ! – сказал мистер Парэм. – Это ваше варево – опасный, ядовитый газ! Как же так?

– Этот процесс тоже необходим! Если эта реторта треснет и в нее проникнет воздух… что ж, где‑нибудь в другом месте все начнется сызнова. Здесь все будет кончено. То, что вы видите в этой реторте, – лишь звено в длинной цепи сложных процессов. Прежде чем продукт наших трудов будет готов к употреблению, он должен пройти разные стадии, он бывает едким и разрушительным. Он разъедает и разрушает на каких‑то стадиях – это неизбежно. Но бывают ли большие начинания без риска и опасности? Зато, когда мы доведем дело до конца, наш газ уже не будет ядовитым. Мы добудем тончайшее вещество, которое, проникая в кровь, нервы и мозг человека, впервые, как никогда, очистит его разум. Человеческий мозг, все еще обремененный, задавленный грудами старого хлама, отравленный, смятый и искалеченный, благодаря этому новому веществу избавится от всего, что связывает его и мешает взлететь и расправить крылья во всю их мощь. А тогда возникнет новый мир, ничуть не похожий на тот, к которому привыкли вы. Мир, какой вам и не снится. Вы не в состоянии вообразить и десятой доли того, что способен создать раскрепощенный человеческий мозг. Все жалкие ценности прошлого будут отброшены и забыты. Ваши царства и империи, ваша мораль и ваше право, – все, что кажется вам столь прекрасным и возвышенным, геройство и жертвы на поле брани, мечты о господстве, вся эта ваша романтика, преданность слуг, покорность женщин, привычка лгать детям, все хитросплетения и непроходимый вздор вашего старого мира – все это будет смыто с человеческого разума. Мы здесь готовим новую нравственность и новое мужество. Вместо того чтобы вечно подозревать и убивать друг друга, соперничать друг с другом, порабощать и пожирать друг друга, мы создадим мир равных, где все будут трудиться сообща, руководствуясь познанной действительностью, стремясь к целям столь высоким, что вы их и вообразить не можете…

– Да это голос самого Сатаны! – прервал мистер Парэм. – Это смертный грех – гордыня – бросает вызов небесам. Начинается новое вавилонское столпотворение.

– Нет, – возразил Кемелфорд, и мистеру Парэму почудилось, что собеседник растет и раздается вширь и голос его доносится откуда‑то с высоты. – Это способ вырваться из плена нашего «я». Это путь к новому. Если вы и дальше будете цепляться за ваши традиции, историю, как ее понимаете вы, – с теми новыми силами и возможностями, какие мы, ученые и промышленники, вкладываем вам в руки, конец может быть только один – катастрофа.

Это слово гулко отдалось в мозгу мистера Парэма. И вдруг его внимание привлек Джерсон. Здоровый глаз генерала, расширенный и неподвижный, был устремлен на Кемелфорда, губы стиснуты, вся его бульдожья физиономия выражала неудержимое бешенство. Он побагровел. Он стоял неподвижно, точно окаменел, и только медленно, едва заметно двигалась правая рука. Вот она нащупала револьвер, стиснула его и потянула из кобуры.

Противоречивые мысли бушевали в голове мистера Парэма. Речи Кемелфорда были глубоко враждебны и отвратительны ему, но он вовсе не хотел их прерывать, он хотел дать Кемелфорду выговориться; и уж никак не хотел он, чтобы разговор прервал Джерсон на свой, чисто джерсоновский лад.

И вообще, что здесь делает Джерсон? Его сюда не приглашали. Но разве они в гостях? Это ведь не званый обед. Это спиритический сеанс. Да нет же! Что такое? Где мы? В Кэйме?

В душе мистера Парэма, теперь объятой страхом, рассудок боролся с чувством. Нет, пока еще ни в коем случае он не желает такой развязки. Он слабо шевельнул рукой, словно хотел помешать Джерсону.

И тут Джерсон выхватил оружие.

– Не путайтесь, – бросил он Парэму и крикнул Кемелфорду: – Руки вверх!

Кемелфорд словно не понимал, какая опасность ему грозит.

– Уберите‑ка эту штуку, – сказал он. – Дайте сюда. Вы что‑нибудь разобьете.

Протянув руку, он шагнул к Джерсону.

– Назад! – приказал Джерсон. – Я вам покажу, пришел ли всему конец. Это только начало. Настоящий Верховный лорд – это я. Действовать только силой и расстреливать на месте. Думаете, вы мне нужны с вашим газом? Катастрофа! Плевал я на ваши катастрофы! Вечно вы ими грозите, и никогда их не бывает… Руки вверх, говорят вам! Руки вверх, старый дурак, черт бы тебя побрал! Стой!!!

Он выстрелил. И тотчас, перед самым носом мистера Парэма, синеватое дуло нацелилось на сэра Басси.

Тщетно. Пуля Джерсона ударилась о стальную дверь, которая захлопнулась за этим неуловимым человечком. В мистере Парэме всколыхнулся гнев, эти двое своим вечным упрямым непокорством выводили его из себя. Ему все еще хотелось дослушать Кемелфорда. Да, что же Кемелфорд? Но Кемелфорд, шатаясь, едва держась на ногах, схватился рукой за горло.

И тут, как он и предсказывал, разразилась катастрофа.

Что‑то треснуло, разлетелись осколки стекла. Кемелфорд, падая, проломил огромную реторту, увлек с собою прозрачный, разлетающийся вдребезги треугольник, расплескал кипящую жидкость и теперь лежал под толстым слоем ее, судорожно корчась на изогнутом дне реторты. Все вокруг наполнилось струящимися испарениями, – смешиваясь с воздухом, они окрашивались в зеленый цвет и становились видимыми. Они кружились, завивались спиралью. Они вращались все быстрей и быстрей.

Джерсон направил револьвер на Парэма.

– И ты еще! Туда же, кричит про войну! А у самого куриные мозги и храбрости, как у зайца! Сгинь, пропади!

И замер с открытым ртом. Выстрела не последовало.

Но теперь все понеслось в вихре. Последняя искра сознания озарила конец событий. Купол над головами разверзся, словно его разорвала чья‑то могучая рука, и между двумя половинками крыши засияло яркое утреннее солнце. Ураган звуков обрушился на барабанные перепонки мистера Парэма. Взрывом неимоверной силы, который, казалось, длился уже несколько мгновений, его подхватило, со страшной скоростью метнуло назад и вверх, мимо пронесся Джерсон, вдруг ставший совсем плоским и кроваво‑красным; на лету он как‑то вытягивался и наконец обратился в длинную тонкую нитку, наполовину красную, наполовину цвета хаки – так он пересек небосвод и исчез из виду, а за ним, нелепо кувыркаясь в воздухе, летел его револьвер…

Дата добавления: 2015-10-28