|
Читайте также: |
в городе было шестнадцать сотен. Из них две сотни имели лошадей и были
расположены таким образом, что король мог их осмотреть во время своего
шествия по городу. Войска, набранные из горожан, стояли тремя рядами на
базарной площади. По улице стояли войска из крестьян. Наш отряд находился у
Западных ворот. Солдаты имели отличный вид. Оружие горело на солнце, ряды
были сомкнуты, на шляпах виднелись свежие ветви хвои. Любому военачальнику
такие солдаты должны быть по сердцу.
Народ стал располагаться на улицах. Горожане и их жены и дочери были в
праздничном наряде, на лицах всех была радость, девушки несли корзины с
цветами. Все к приему высокого гостя было готово.
Саксон подъехал к нам и сказал:
- Мой приказ таков. Я и вы, офицеры, присоединимся к свите короля,
когда он приблизится, и проводим его до базарной площади. Солдаты должны
отдать королю честь и стоять на своих местах, ожидая нашего возвращения.
Все мы вынули из ножен мечи и отсалютовали.
- За мной, господа, - произнес Саксон, - мы станем на правой стороне
ворот; когда король со свитой будет проезжать мимо, я вам сообщу кое-что о
тех лицах, которых я знаю; я военным делом уже тридцать лет занимаюсь и
воевал в разных странах, стало быть, я имею право считать себя военных дел
мастером, а на вас глядеть как на своих учеников.
Мы с радостью приняли предложение Саксона и направились к воротам,
которых, собственно говоря, не существовало. Был только широкий проход между
развалинами, говорившими о том, что прежде здесь были стены.
Саксон, выехав на пригорок, глянул вдаль и произнес:
- Их еще не видать! Я полагаю, что король прибудет вон по той дороге,
которая вьется по долине. - Затем, помолчав, он прибавил: - Плохие генералы
бывают двух сортов. Первый сорт - это те, что чересчур торопятся, а второй
сорт - которые чересчур медлят. В первом недостатке советников Его
Величества упрекнуть, кажется, нельзя. Но именно у них есть много других
недостатков. Я знавал старого маршала Грунберга. Под его начальством мне
пришлось сражаться в Богемии более двадцати шести месяцев. Грунберг летал с
места на место во весь дух. Кавалерия, пехота и артиллерия превращались у
него в какую-то кашу. Грунберг вечно торопился, точно дьявол у него сидел в
пятках. Ошибки он делал на каждом шагу, но неприятель не мог пользоваться
его ошибками по причине этой скоропалительности старого маршала. Помню я,
как мы сделали вторжение, в Силезию. Шли мы дня этак два по горам. Является
к Грунбергу начальник его штаба и докладывает, что артиллерия не может
двигаться далее. "Оставьте ее позади", - ответил маршал. Итак, орудия
бросили и пошли далее. На следующий день приехал начальник штаба, по-ихнему
обер-гауптман, опять является к маршалу и докладывает, что пехотинцы
изнурены до последней степени. "Они и версты больше не пройдут", - говорит
обер-гауптман. "Оставьте их позади", - опять ответил маршал. И вот идем мы
одни, кавалерия. Я тогда служил в полку Пандура. С неприятелем мы имели
несколько стычек, но они были не в нашу пользу. Наконец, измученные дурной
дорогой, наши лошади отказались служить. "Лошади никуда не годятся", -
сказал обер-гауптман, а маршал опять закричал: "Оставьте их позади!" Я готов
держать пари, что Грунберг ушел бы в Прагу с одним своим штабом, но только
штаб не согласился. Так мы и прозвали после этого Грунберга генералом
Гинтерлассеном (Оставь позади).
- Какой, однако, смелый начальник! - воскликнул сэр Гервасий. - Я с
удовольствием бы служил под его начальством.
- Ну, это едва ли! - засмеялся Саксон. - У Грунберга была своя манера
воспитания солдат. И эти манеры едва ли понравились бы почтенным английским
гражданам. Помню я один. случай во время осады Зальцбурга. После того как мы
взяли главные укрепления, к нам присоединилось несколько тысяч свежей
пехоты. Все это были плохо обученные, еще не нюхавшие пороха солдатики.
Навербован этот народ был по особому указу императора в Далмации. Ну вот,
когда эти полки подходили к нам, трубя в трубы и крича приветствия, старый
маршал Гинтерлассен велел зарядить все стенные орудия и дать по
приближающимся войскам залп. Приказаниебыло исполнено. Человек шестьдесят
было убито, а остальных охватила паника. В объяснение поступка маршал
сказал: "Рано или поздно, а плутам надо приучаться к огню. Пусть учатся
поскорее".
- Да, строгий учитель! - произнес я. - Все-таки зачем же стрелять в
своих? Это надо предоставить неприятелю.
- И однако, солдаты любили маршала Грунберга, - продолжал Саксон, - он
был добрый генерал. Бывало, возьмем штурмом город и делаем что хотим. Едет
маршал по улицам, а рядом в доме какая-нибудь девочка визжит. Другой черт
знает что бы наделал, а наш старик и виду не подает, что слышит. Едет себе
дальше, и делу конец. За грабежи он тоже с нас не взыскивал. Бывало, придут
к нему горожане на нас жаловаться, а он возьмет и прогонит их. Да, хороший
был человек - генерал Гинтерлассен. Бригадир Баумгартен был полной
противоположностью Грунбергу. Главным достоинством его была медлительность.
Служил он также императору. Что это за человек был! Подойдет, бывало, к
крепости, которую надо брать, расположится на зимние квартиры и начинает
потихонечку да полегонечку осадные работы. Тянет-тянет, и, наконец, один вид
крепости солдатам опротивеет. А Баумгартен хоть бы что - играет себе с
крепостью как кошка с мышью. Продолжается это до тех пор, пока осажденным
это не надоест, и вот они начинают готовиться к сдаче. Завтра, скажем,
крепость ворота должна отворить, а сегодня Баумгартен снимает осаду и уходит
в другое место. Я с Баумгартеном две компании сделал и не получил ничего -
ни славы, ни вина, ни денег и никаких других удовольствий. Жалованье я
получал маленькое - три гульдена в день, да и это жалованье платилось с
опозданием. О, глядите-ка, господа, стоящие на колокольне, махают платками;
уж не увидали ли они королевскую армию?
Я прикрыл глаза рукой от солнца и стал вглядываться в поросшую редкими
деревьями долину. Вдали виднелись зеленые Блакдаунские горы.
- Решительно ничего не вижу! - сказал я.
- Вот и на крышах люди стали махать руками и указывают вдаль, -
произнес Рувим, - глядите-ка, вон там за деревьями точно сталь сверкает.
- Так и есть! - воскликнул Саксон, поднимая руку, обтянутую в белую
замшу. - Они идут по западному берегу Тона, приближаясь к деревянному мосту.
Следите за направлением моего пальца, Кларк, и вы увидите то, что мы видим.
- Верно-верно, - сказал я, - я вижу, как что-то сверкает и блестит. А
вот там, влево, около горы, я ясно вижу густую толпу людей. Теперь уж совсем
ясно видно - главная часть отряда вышла из-за деревьев.
Стоял безоблачный, ясный день. Было очень жарко, и над долиной стоял
точно белый пар. Особенно густ этот пар над рекой. Он закутывал перистыми
облачками ее берега. По временам из-под этой белой пелены сверкали латы и
шлемы приближающихся воинов. Легкий летний ветерок доносил до нас звуки
воинственных мелодий. Мы слышали рев труб и стук барабанов. Войско
постепенно приближалось. И вот наконец из-за деревьев появился авангард
армии Монмауза. Белая дорога в долине стала черной. Что-то узкое и длинное,
похожее на гигантскую черную змею, покрытую блестящей чешуей, поползло,
извиваясь, вперед, и вот наконец мы увидали всю революционную армию с ее
пехотой, кавалерией и артиллерией. Оружие блестело на солнце, развевались
многочисленные знамена и перья на шляпах офицеров. Пехота двигалась
сомкнутыми стройными рядами. Это зрелище подействовало возбуждающим образом
на горожан. Стоя на развалинах стен и на крышах домов, они с восторгом
глядели на этих защитников веры и свободы.
Один вид марширующего полка заставляет волноваться. Представьте же
себе, какое впечатление производит армия, вставшая на защиту всего того, что
для вас свято и дорого? Что вы должны чувствовать, видя перед собой ВОИНОВ,
только что одержавших победу над вашими врагами? Пускай ваши противники
многочисленны, но вы знаете, что эти-то люди стоят за вас, и сердце ваше
стремится к ним, - это ваши братья, ваши друзья, общая опасность объединяет
людей лучше всего в мире.
Мне по моей неопытности армия наша показалась очень воинственной и
крепкой. Любуясь ею, я полагал, что победа уже теперь должна считаться
нашей. Велико поэтому было мое удивление, когда Саксон вдруг стал сердито
отплевываться. Сперва он молчал, а затем, точно не будучи в силах сдержать
своего негодования, заговорил:
- Взгляните-ка, как спускается с горы авангард! Взгляните только на
это! - воскликнул он. - Спрашивается, где передовой отряд авангарда, то, что
у немцев называется Vorreiter? И затем между авангардом и главными силами
совсем нет промежутка, как полагается. А знамен-то и флагов сколько? Прямо
не перечтешь. Армия эта не на армию похожа, а на толпу паломников. Видал я
этих богомольцев в Нюренберге у св. Себальда. Аккурат то же. А там, в
центре, видите ли вы кучу всадников? В этой куче, по всей вероятности, и
находится новый монарх Англии. Как жаль, что при нем нет человека, который
мог бы превратить эту кучу мужиков в нечто сносное. А пушки-то, пушки! Их
тащат позади, точно четыре хромые овцы за стадом бредут. Ей-Богу, все это
глупо. Представьте себе, что я сделал бы, если бы был офицером короля. Дайте
мне отряд конницы и позицию вон на том холме. Я разогнал бы всю армию, как
ястреб разгоняет куликов. Налетел бы на них и пустил бы первым долгом в ход
сабли, затем двинул бы вперед канониров и карабинеров, - и тогда
прощай-прости повстанческие пушки. Вы какого мнения на этот счет, сэр
Гервасий? Баронет, немного оживившись, ответил:
- Что же! Хорошее дело, полковник. Я убежден, что вы командовали
Пандурами, как следует.
- Да, сэр Гервасий, эти плуты знали, что должны работать или быть
повешенными. Выбора для них не было. Однако армия Монмауза вовсе не так
многочисленна, как говорили. Я так рассчитываю, что у них не более тысячи
кавалерии и пяти тысяч двухсот пехотинцев. Моя способность оценивать людей
по глазомеру признана всеми. В городе войск полторы тысячи. Итого мы имеем
почти восемь тысяч людей. Этого маловато для вторжения в королевство и
завоевания короны.
- Но позвольте, - возразил я, - восемь тысяч дал только один запад, а
сочтите, сколько людей дадут остальные графства. Мне кажется, что мы можем
бодро глядеть в будущее.
- Монмауз пользуется на западе наибольшей популярностью, - ответил
Саксон, поднимаясь на стременах, - он сам это знал и поэтому высадился на
западе.
- А знамен-то, знамен у них сколько! - воскликнул Рувим. - Право, армия
имеет такой вид, словно сушкой белья занимается.
- Это правильно. Солдат мало, а знамен много. Никогда не видывал ничего
подобного, - ответил Саксон, - глядите-ка, одно знамя - голубого цвета, а
другие все белые. Кажется, так? На солнце плохо разберешь.
Пока мы беседовали таким образом, передовые отряды, составлявшие
авангард, приблизились к нам на четверть мили. Затем раздался резкий звук
трубы, и войска остановились. Сигнал был повторен во всех частях и
постепенно угас в отдалении. Войска стояли теперь на извилистой белой
дороге, и снова мне пришло в голову сравнение с гигантской змеей.
- Право, это какой-то удав-великан, - заметил я, - он охватывает собою
весь город.
- А я скорее сравнил бы эту армию с гремучей змеей, - ответил Рувим,
указывая на пушки в арьергарде, - глядите-ка, главный шум-то змеи в хвосте.
- А вот, если я не ошибаюсь, и голова змеи к нам приближается, -
произнес Саксдн, - займем-ка наши места у ворот. И действительно, от армии
отделилась группа живописно одетых всадников и направилась прямо к городу.
Во главе кавалькады мчался высокий, худощавый молодой человек. Он хорошо,
как опытный кавалерист, управлял своим конем. Одет он был гораздо богаче
окружающих его лиц. Когда молодой человек подскакал к воротам, раздался
громкий рев приветствий. Крики, захватывая все большее и большее расстояние,
охватили весь город. Жители Таунтона узнали о прибытии короля.
Глава XX
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО КОРОЛЬ ИАКОВ МОНМАУЗ
Монмаузу шел тридцать шестой год. Внешность и манеры у него были
очаровательные, он обладал всеми данными, чтобы нравиться толпе и вести ее
за собою. Он был молод, обладал- даром слова и остроумием и страшно любил
военное дело. Двигаясь вдоль западных берегов Англии, он еще более увеличил
свою популярность. Монмауз не брезговал целовать крестьянских девушек и
раздавать призы на разных спортивных состязаниях, устраивавшихся в его
честь. Он даже сам иногда принимал участие в этих забавах и гонялся с босыми
деревенскими парнями. От природы Монмауз был тщеславен и расточителен, но
зато в его характере было в изобилии благородство и щедрость, и это влекло к
нему сердца людей.
Монмауз пользовался репутацией хорошего полководца. Ему привелось
командовать в победоносных битвах на материке Европы в Шотландии, где он
разбил протестантство у Бозвельского моста. Победив защитников Ковенанта, он
обошелся, однако, с ними ласково и сострадательно. Виги помнили это и
уважали Монмауза, тогда как Дальзелля и Клаверхауза они ненавидели всеми
силами души.
Подъехав к воротам, Монмауз лихо осадил своего красивого вороного коня
и приподнял в ответ на шумные приветствия народа свою украшенную перьями
испанскую шляпу.
Сделал он этот жест изящно и с достоинством. В этот момент он был похож
на сказочного рыцаря, который сражается с тираном, похитившим у него корону.
Монмауза называли красавцем, но мне он не показался таким. Лицо у него
было длинное и слишком бледное, для того чтобы можно было назвать его
красивым. Впрочем, в общем он производил хорошее впечатление. Выражение лица
было благородное, величественное, глаза умные и пронзительные. Впечатление
портилось губами, слабыми и неопределенными, свидетельствовавшими о слабости
характера.
На нашем вожде была надета куртка темно-пурпурного цвета, отделанная
золотым галуном. Грудь покрывали серебряные латы. Остальная часть костюма
была из более светлого бархата. Ноги были обуты в высокие желтые уланские
сапоги. Вооружение короля составляли рапира с золотой рукоятью и красивый
пармский кинжал в сафьяновых ножнах. Воротник куртки и рукава были отделаны
дорогими голландскими кружевами.
Король стоял, приподнимая шляпу и раскланиваясь с народом.
- Ура! Монмауз! Ура! Монмауз! - кричал народ. - Слава вождю
протестантов! Многие лета королю Монмаузу!
Приветствия неслись с крыш домов, из окон и с балконов. Повсюду махали
платками и шляпами, многие плакали от восторга. Эти крики подействовали на
авангард революционной армии, и она подняла громкий, долго длящийся крик,
который был подхвачен и стоящими сзади частями войск.
Вся долина наполнилась кликами восторга.
Между тем старейшины города с мэром во главе двинулись в нарядных
одеждах от ворот, чтобы воздать честь королю. Мэр, подойдя к Монмаузу,
опустился около стремени на колени и поцеловал милостиво протянутую руку.
- Встаньте, добрый господин мэр! - громко произнес он. - На коленях
передо мной должны стоять враги, а не друзья. Скажите, что это за свиток вы
разворачиваете?
- Это, ваше величество, приветственный адрес города Таунтона, - ответил
мэр.
- Этот адрес не нужен, - сказал король Монмауз, оглядываясь кругом, - я
и так вижу повсюду самый сердечный привет. Зачем нам писаные приветствия?
Добрые друзья мои, граждане Таунтона, устроили мне такую встречу, что
большего мне и не нужно. Если не ошибаюсь, вас зовут Стефен Таймвель,
господин мэр?
- Точно так, ваше величество.
- Это слишком короткое имя для такого верноподданного,человека, каков
вы, - произнес король, обнажая шпагу и прикасаясь ею к плечу мэра, - я
увеличу ваше имя на несколько букв. Встаньте, сэр Стефен, и дай Бог, чтобы
все дворяне королевства были такими честными и преданными людьми, как вы.
Граждане снова подняли приветственный крик, благодаря короля за честь,
оказанную в лице мэра городу.
Мэр и старейшины отошли и стали по левую сторону ворот. Король и его
штаб поместились направо. Затем затрубили трубы, затрещали литавры,
застучали барабаны, и революционная армия сомкнутыми рядами, с
развевающимися знаменами двинулась в город. По мере приближения армии Саксон
указывал нам на ее вождей и других лиц, окружавших короля, называя их по
именам и сообщая о них различные подробности.
- Вот это лорд Грей Цорка, - говорил он, видите ли вы вон этого
худенького человечка средних лет, что стоит рядом с королем? Это и есть лорд
Грей. Он уже сидел однажды в Тауэре за измену. Этот самый Грей наделал много
шума, сбежав со своей своячницей Генриеттой Берклей. Нечего сказать,
подходящий вождь для людей, сражающихся за религию! А вот этот, что стоит по
левую сторону от Грея, вон тот, с красным толстым лицом и в шляпе с белым
пером, - это полковник Гальнс. Кроме как на шляпе, у него белого пера нигде
не найдешь. За это я ручаюсь... Ну-с, а вот господин на высокой гнедой
лошади - по профессии законовед, хотя и любит войну больше, чем свою
юриспруденцию. Это республиканец Вэд, он командовал пехотой во время стычки
при Бридпорте и привел своих солдат к королю в целости и сохранности. Теперь
взгляните на этого человека с малиновым лицом. Тот, что в стальной каске.
Это Антон Бюйзе из Бранденбурга, наемный солдат, храбрец, как и все его
соотечественники. Мне приходилось сражаться и на одной стороне с ним, и
против него.
- А поглядите-ка вон на этого долговязого худого человека! Он стоит за
королем и, обнажив саблю, машет ею над головой. Право, он плохо выбрал время
и место для упражнения. Наверное, это сумасшедший, - сказал кто-то.
- Вы недалеки от истины, - ответил Саксон, но знайте, однако, что если
бы этого человека не было на свете, мы не видели бы теперь вступления этой
армии в Таунтон, - это он возбудил в Монмаузе желание стать королем и
выманил его из укромного уголка в Брабанте. Да и все люди, которых вы видите
возле Монмауза, пришли сюда благодаря этому безумцу. Грею он пообещал
герцогский титул, Вэду - место президента палаты лордов, Бюйзе - богатую
добычу. Все эти люди руководствуются каждый собственными видами, но все они
так иди иначе подчиняются этому полоумному фанатику, который и вертит ими,
как куклами. Ни один виг не интриговал, лгал и страдал столько, сколько он.
- Вы, по всей вероятности, говорите о докторе Роберте Фергюсоне. Я
слыхал о нем от отца, - сказал я.
- Совершенно верно. Это Фергюсон. Первый раз я видел его в Амстердаме,
а теперь вижу во второй раз. Я его сразу узнал по громадному парику и
согнутым плечам. В последнее время передавали шепотом, что Фергюсон стал
очень много думать о себе и даже помешался на этом пункте. Глядите-ка, немец
положил ему руку на плечо и уговаривает, конечно, вложить саблю в ножны. Вон
и сам король на него оглянулся и улыбнулся. Монмауз, очевидно, считает
Фергюсона за шута, на которого для оригинальности надели вместо
разноцветного балахона пасторское одеяние. Но, однако, авангард армии
приблизился. Идите к своим частям и отдавайте честь перед каждым проходящим
знаменем, поднимая кверху оружие.
Пока наш товарищ разговаривал, армия успела занять все пространство
перед городом, и наконец передовые части авангарда вступили в ворота.
Впереди шли четыре конных полка. Обмундированы и вооружены они были плохо.
Поводья у лошадей были из веревок, у них не было даже седел, вместо которых
на спины лошадей были положены вчетверо сложенные мешки. Вооружение
большинства составляли сабли и пистолеты. Куртки из буйволовой кожи, латы и
каски были у очень немногих, да и те были захвачены при Аксминстере.
Некоторые были запачканы кровью прежних владельцев.
Посредине двигался знаменосец. Он нес большой квадратный флаг,
прицепленный к длинной палке. На знамени было начертано золотыми буквами:
"За нашу свободу и веру!" Все эти всадники были навербованы из сыновей
мелких собственников и фермеров. О дисциплине они не имели никакого понятия
и спорили и перепирались из-за всякого пустяка, считая повиновение ниже
своего достоинства. По этой причине эти полки, несмотря на всю свою
храбрость, принесли очень мало пользы во время войны. Армии они не столько
помогали, сколько мешали. За конницей следовала пехота. Солдаты шли по шести
в ряд. Их разделили на роты разной величины. У каждой роты было свое знамя,
на котором было написано название города или местечка, в котором была
навербована рота. Монмауз принял эту систему в устройстве своей армии
потому, что не находил полезным разделять родных и знакомых. Военачальники
говорили, что такое устройство лучше. Солдаты, дескать, зная друг друга,
будут сражаться храбрее. Я и сам думаю, что устраивать войско таким образом
неплохо. Солдат сражается куда лучше, если он знает, что окружен старыми и
испытанными друзьями, которые его не выдадут.
Первый пехотный полк - полками эти сборища, впрочем, и нельзя было
назвать - состоял из прибрежных жителей, моряков и рыбаков. Они были одеты в
голубые куртки, жесткой материи. Все это были здоровые загорелые ребята со
свежими лицами, похожими на темную бронзу. вооружены они были как попало -
охотничьими ружьями, кортиками и пистолетами. Не впервой было многим из этих
людей поднимать оружие против короля. В числе их было много контрабандистов
и пиратов, которые пошли к Монмаузу, припрятав как пришлось свои суденышки.
О дисциплине этот народ не имел никакого понятия. Они шли вразвалку,
беззаботно, распевая песни и перекликаясь друг с другом. С уходом этих людей
на войну рыбный промысел совсем остановился, и все ловли, начиная с
Стар-Пойнта и кончая Портлэнд-Родсом, закишели рыбой. Моряки несли
собственные знамена, на которых я прочитал имена Бридпорта, Топшэма,
Колифора, Сидмуза, Оттертона, Абботсбери, Чармута и других приморских
городов. На передовом знамени был обозначен Лайм.
Моряки шли мимо нас, беззаботные и веселые, с шапками набекрень и куря
трубки. Табачный дым висел над рядами солдат, напоминая пар, идущий от
усталой лошади. Отряд этот насчитывал, приблизительно, четыреста человек.
За ними последовали рокбирские крестьяне, вооруженные серпами и косами.
Далее двигалось знамя из Хонитона, окруженное двумя сотнями дюжих
кружевников из Оттера. Лица этих людей, работающих в четырех стенах, были
сравнительно бледны, но зато рабочие превосходили крестьян в отношении
выправки. Вид у них был бодрый и воинственный. Это же самое я наблюдал в
течение всей кампании. Городские рабочие уступали крестьянам в здоровье и
бодрости, но зато гораздо легче усваивали военные обычаи и привычки.
За Хонитонским отрядом шли пуритане - суконщики из Веллингтона. Рядом
со знаменосцем ехал на белой лошади веллигтонский мэр, за которым следовал
оркестр из двадцати человек. Эти пуритане производили впечатление трезвых,
вдумчивых и несколько угрюмых людей. Одеты они были в серые платья и носили
широкополые шляпы. На знамени их виднелись слова: "За Бога и за веру".
Суконщики шли тремя отдельными ротами. Весь же их полк насчитывал шестьсот
человек.
Авангард третьего полка составляли граждане Таунтона в числе пятисот
солдат. Все это были мирные и трудолюбивые граждане, но они были насквозь
пропитаны идеями гражданской и религиозной свободы. Идеям этим была суждена
великая будущность, и всего три года прошло с восстания Монмауза, как эти
идеи признаны всею Англией.
Когда таунтоновские волонтеры приблизились к воротам, сограждане
встретили их бурными кликами восторга. Таунтоновцы шли стройными, сомкнутыми
рядами; большие, честные лица этих добрых мещан говорили о трудолюбии и
любви к дисциплине.
Далее последовали добровольцы из Винтербаруна, Ильминстера, Чарда,
Иовиля и Колломптона. Полк этот, насчитывавший до тысячи человек, был
вооружен пиками.
За этими солдатами шел мелкой рысью эскадрон всадников, а затем
показался четвертый полк. В авангарде несли знамена Биминстера, Крукерка,
Лангпорта и Чидайока. Это все названия мирных деревень и сел Сомрееста,
выславших цвет своего населения на борьбу за святое дело. Около солдат шли
пуританские пасторы в шляпах, похожих на колокольни, и женевских плащах,
которые были прежде черными, а теперь побелели от дорожной пыли.
После этого мы увидали роту диких, вооруженных как попало пастухов,
живущих в долинах между Блэкдаусом и Мендипсом. Уверяю вас, что эти люди
были совсем не похожи на Коридонов и Стрефонов, описываемых Цоллером и
Драйденом. Эти Коридоны всегда только тем и занимаются, что проливают слезы
о своих возлюбленных или же играют жалостные песни на свирелях. Но пастушки,
которых мы увидали тогда, были совсем не похожи на этих Коридонов и
Стрефонов. Хлоям и Филлидам едва ли могла прийти охота познакомиться с этими
дикарями запада Англии. От их ухаживания нежной Хлое не поздоровилось бы.
За пастухами шли мушкетеры из Дорчестера и пиконосцы из Ньютона и
Попильфорда. Крестьяне, занимающиеся выработкой сажи в Оттери-Сент-Мэри,
образовали из себя очень хорошую, сомкнутую роту и шли вместе с мушкетерами
и пиконосцами. Я полагаю, что в этом четвертом полку было более восьмисот
человек, но вооружен и дисциплинирован он был в общем хуже, чем тот, который
шел впереди.
Вот и пятый полк. Впереди идут жители низин и болот Ательнея. Одеты эти
люди грязно и нищенски, но их одушевляет та же смелость и отвага, благодаря
которой некогда они защищали доброго короля Альфреда от его врагов. Они же
защищали и западные графства Англии от вторжения датчан, которые так и не
могли проникнуть в болотистую твердыню Ательнея. На головах у них копны
нечесаных волос, ноги голы, но они одушевленно распевают гимны и молитвы.
Они пришли из своих болот помочь от всего сердца делу протестантизма. За
ними следуют дровосеки и лесники из Лайдиарда, высокие, статные люди в
зеленых кафтанах. Тут же и одетые в белое сельчане из Чампфеауэра. Арьергард
этого полка был составлен из четырехсот человек в красивых мундирах. Они
имели белые накрест надетые портупеи и мушкеты. Это были дезертиры из
Девонширской милиции. Они вышли из Эксетера с Альбермареем, но во время
сражения при Аксминстере перешли на сторону Монмауза. Дезертиры составляли
как бы отдельную часть, но милиционеров в красных и желтых мундирах нам
пришлось видеть всюду. Там и сям пестрели их живописные мундиры.
Весь полк насчитывал около семисот человек.
Шестой и последний пехотный полк состоял из крестьян. На знамени было
начертано "Майнхэд" и изображение парусного судна и трех кип с товаром. Как
известно, это - герб старинного города Майнхэда. Крестьяне эти были
навербованы главным образом в диких местностях, лежащих к северу от
Донстер-Кастля и граничащих с Бристольским каналом. За крестьянами шли
охотники и контрабандисты из Порлокской бухты, бросившие охоту и оставившие
в покое оленей и ланей в чаянии более благородной добычи. Вместе с ними шли
жители Мильвертона, Дальвертона и Уайвлискомба. Затем следовали люди,
Дата добавления: 2015-10-28; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Приключения Михея Кларка 17 страница | | | Приключения Михея Кларка 19 страница |