|
Читайте также: |
на нас налетит вся свора. Кладите-ка убитых и раненых в телеги, да запрягите
в эти телеги двух коней. Пока мы не будем в Таунтоне, мы не можем считать
себя в безопасности.
Мэстер Иисус перестал противоречить; он теперь и сам видел, что
благочестивыми упражнениями заниматься некогда. Раненых мы уложили в крытый
фургон на подушки и перины, а мертвых положили в телегу, которая шла позади
нас, защищая наш тыл. Крестьяне, которым принадлежали телеги, нисколько не
сердились на нас за то, что мы завладели их собственностью. Совершенно
напротив: они помогали нам запрягать лошадей и всячески угождали нам.
Не прошло и часа после окончания стычки, как мы снова двинулись в путь.
Над землею уже сгущались сумерки. Когда мы удалились на несколько сот ярдов
от места нашей победы, я оглянулся назад. На белом полотне дороги виднелись
черные точки: это были тела убитых нами драгун.
Глава XVI
ПРИБЫТИЕ В ТАУНТОН
Пурпуровые тени вечера окончательно спустились над землей. Солнце
исчезло за далекими горами Квантока и Брендона. Тем временем наш
крестьянский отряд успел миновать Корри-Райвель, Рантэдж и Хенгад. Из
коттеджей и деревенских домиков, крытых красной черепицей, к нам выбегали
навстречу жители. В руках у них были кувшины с молоком и пивом. Они
приветствовали наших крестьян и предлагали им еду и питье. То же
повторялось, когда мы проходили через небольшие деревни. И старые, и малые
кричали "ура" королю Монмаузу и выражали пожелания успеха делу
протестантизма.
В деревнях остались главным образом старики и дети, но иногда
находились и молодые люди, оставшиеся дома по робости или по каким-либо
другим причинам. На этих молодых людей воинственный вид нашего отряда
производил неотразимое впечатление. Особенно сильно действовали на этих
молодых людей наши победные трофеи. Они хватали первое попавшееся им под
руку оружие и присоединялись к нам.
Стычка с драгунами уменьшила численность нашего отряда, но зато
беспорядочная толпа крестьян превратилась в более или менее сплоченную
военную силу. Особенно содействовало этому превращению то обстоятельство,
что нами командовал Саксон. Он отдавал краткие приказания, его похвалы и
выговоры произносились также кратко и суровым тоном. Все это производило на
людей впечатление; они начинали подтягиваться. В нашем отряде водворялась
понемногу дисциплина. Люди шли в строю, соблюдая порядок и не мешкая.
Саксон ехал во главе отряда, я ехал рядом, с ним, мэстер Петтигрью
по-прежнему шел между нами. Затем ехала телега с убитыми, которых мы везли
для того, чтобы похоронить их приличным образом. Позади телеги двигались
сорок с лишком человек, вооруженных косами и серпами. Оружие они несли на
плечах, затем двигался фургон с ранеными, за которым шли остальные
крестьяне. Тыл замыкался кавалерией под начальством сэра Гервасия Джерома и
Рувима Локарби. Ехали на отнятых у драгун лошадях десять-двенадцать крестьян
в латах, взятых у неприятеля, и вооруженные их саблями и карабинами.
Саксон во время всего пути то оглядывался назад, то с тревогой бросал
взоры вокруг. Он, очевидно, боялся погони.
Наконец, после долгого и утомительного похода, внизу, в долине,
замелькали огоньки Таунтона. Саксон испустил вздох облегчения и заявил, что
теперь всякая опасность миновала.
- По пустякам я тревожиться не люблю, - сказал он, - но нечего сказать,
хороши бы мы были, если бы нас настигли драгуны. А это очень легко могло
случиться. Обремененные пленными и ранеными, мы не могли быстро двигаться
вперед. Теперь же, мэстер Петтигрью, я спокойно могу выкурить трубку. Мне не
нужно уже навостривать уши при всяком шорохе и шуме.
- Ну, пускай бы они нас догнали, - упорно заявил священник. - Чего же
нам бояться, если нас охраняет рука Господня?
- Так-то оно так, - нетерпеливо ответил Саксон, - но беда в том, что
сатана силен. Разве избранный народ не был побеждаем и уводим в плен? Что вы
скажете на это, Кларк?
- Я скажу, что одной стычки в день более чем достаточно, - ответил я, -
ведь мы были в отчаянном положений, я так понимаю. Что если бы драгуны,
вместо того чтобы атаковать нас, продолжали нас обстреливать, нам ведь
пришлось бы или делать вылазку, или же погибнуть всем до единого? Не правда
ли?
- Совершенная правда, я потому-то и запретил нашим стрелять, - ответил
Саксон, - мы молчали, и драгуны вообразили, что у нас самое большее, что
имеется, это один-два пистолета. Вот они и решились на атаку. Наш залп был
тем ужаснее для них, что был совершенно неожидан. Я готов держать пари, что
все солдаты после этого залпа вообразили, что их завлекли в западню. Помните
ли вы, как плуты улепетывали? Они делали это точно по команде.
- А крестьяне бились мужественно, - сказал я.
- Тинктура кальвинизма самое лучшее средство для того, чтобы сделать из
человека хорошего воина, - сказал Саксон, - поглядите-ка хотя бы на шведа в
его домашней жизни. Это честный, добродушный малый, и ничего более.
Солдатских добродетелей у него никаких нет, разве только вот что пиво он
любит пить в большом количестве. Но возьмите этого самого шведа, угостите
его несколькими подходящими текстами из писания, дайте ему в руки пику, а в
начальники - Густава-Адольфа, и ни одна пехота в мире не устоит против
шведской. Да что шведы? Возьмем хотя бы молодых турок, совсем не знающих
военного дела. И, однако, эти турки за свой Коран дерутся нисколько не хуже,
чем эти храбрые ребята, приведенные вами, мэстер Петтигрью. Турки за Коран
дерутся, а эти - за Библию. Вот и вся разница.
- Надеюсь, сэр, - важно сказал пастор,- что вы не хотите этими вашими
замечаниями поставить священное писание на одну доску с сочинениями
обманщика Магомета? Вы, конечно, понимаете, сэр, что нет и не может быть
ничего общего между сатанинским неистовством неверных са-рацинов и
самоотверженным мужеством верных христиан?
- Ни под каким видом! - ответил Саксон, украдкой поглядывая на меня и
ухмыляясь. - Я хотел только сказать, что сатана с необычайным коварством
подражает Творцу.
- Вот это верно, мэстер Саксон, вот это верно! - грустно ответил
пастор. - Всюду царит грех и раздор. Трудно, ах как трудно идти по истинному
пути. Я прямо удивляюсь вам, мэстер Саксон, вы вели жизнь воина, а это такая
жизнь, где легко уклониться от истины. И однако, вы остались чистым, и ваше
сердце предано истинной вере.
- За это надо не меня хвалить, а Господа, поддерживающего слабых, -
благочестиво ответил Саксон.
- Поистине такие люди, как вы, сэр, крайне необходимы в армии Монмауза!
- воскликнул Иисус Петтигрью. - У них, говорят, есть опытные воины из
Голландии, Бранденбурга и Шотландии, но, к сожалению, все эти люди весьма
мало преданы святому делу. Они произносят такие клятвы и божбы, что
крестьяне, слыша их, приходят в ужас. Попомните мое слово, эти люди навлекут
гнев Божий на армию. Есть, правда, там и люди, преданные истинной вере,
рожденные и воспитанные в среде верных, но - увы! - Эти святые люди не имеют
никакого понятия о военном искусстве. Благословенный Господь проявляет Свою
мощь и в слабых сосудах, но факты остаются фактами. Возьмем человека,
который по своим проповедям признан светилом, но какую пользу может принести
это светило в стычке с врагом вроде хотя бы сегодняшней! Взять хотя бы меня.
Я могу сказать недурную проповедь. Меня слушают с удовольствием и находят,
что я говорю слишком кротко, но к чему мне это маленькое дарование, в то
время как приходится строить баррикады и пускать в ход телесное оружие? И
вот оттого-то и происходит столь прискорбное противоречие. Люди, способные
предводительствовать, ненавистны народу, а те, кто народу близок, военного
дела не знают. Вы, мэстер Саксон, исключение. Сегодня мы убедились, что у
вас есть и мудрость духовная, и мужество, приличное вождю. Ведете вы трезвую
и благочестивую жизнь, помышляя о благе и противоборствуя Аппалиону.
Повторяю вам: среди протестантов вы будете Иисусом Навином или же Самсоном.
Вы потрясете столбы в храме Дагона. Один из сих столбов - прелатизм, а
другой - папизм. Вы хороните под развалинами этого храма развращенное
правительство.
Децимус Саксон ответил на эти похвалы совсем особенным стоном. Таким
образом стонали все ханжи, желающие показать свое смущение.
Выражение лица у Саксона было теперь какое-то постное, святое, вел он
себя степенно, не без торжественности и то и дело возводил очи к небу или же
складывал молитвенно руки. Он проделывал и другие приемы, бывшие в ходу у
крайние сектантов. Я прямо не мог надивиться на тонкое лицемерие этого
человека. Он так умел входить в роль, что было совершенно невозможно
различить в его поведении глубокую фальшь.
Когда Саксон простонал, мне стало на него ужасно досадно, и мне
захотелось напомнить ему о том, что я его знаю и что меня-то он ни в коем
случае не проведет.
- А рассказывали ли вы почтенному батюшке, - спросил я, - о том, как вы
находились в плену у мусульман и как вы храбро защищали христианскую веру в
Стамбуле?
- Да неужели же? - воскликнул пастор. - О, я с удовольствием выслушаю
ваш рассказ, мэстер Саксон. Я даже не могу понять, как это такой достойный и
твердый в вере муж освободился из плена кровожадных и безбожных мусульман?!
- Не люблю я говорить о себе, - ответил кротким и смиренным голосом
Саксон, бросая в то же время на меня исполненный яда взор, - пусть
рассказывают мои товарищи по несчастью о том, что я претерпел за веру. Это
не мое дело. Я не сомневаюсь, мэстер Петтигрью, что и вы на моем месте
поступили бы точно таким же образом. Однако в Таунтоне ведут чересчур
спокойную жизнь. Теперь еще совсем рано, не больше десяти часов, а во многих
домах огни уже погашены. Ясно, что войско Монмауза не добралось еще до
Таунтона, а иначе вся долина бы горела костром. Теперь тепло, и солдаты
должны располагаться лагерем под открытым небом.
- О, разумеется, армия не могла так скоро дойти до Таунтона, - ответил
пастор, - я слышал, что главная задержка заключается в недостатке оружия и,
кроме того, люди не знают дисциплины. Ведь вы должны же принять и то во
внимание, что Монмауз высадился в Лайме 11 числа, а сегодня только 14. За
это время нужно было сделать очень многое.
- Целых четыре дня, - проворчал старый солдат. - Лучшего я от них,
впрочем, и не ожидал. Чего ждать, если среди них нет опытных солдат? Клянусь
саблей, что Тилли и Валленштейну потребовалось бы менее четырех дней, чтобы
дойти до Таунтона. Они бы пошли даже в том случае, если бы вся королевская
конница преграждала им путь. Удар надо наносить внезапно и изо всех сил.
Однако сообщите нам, досточтимый сэр, что вы знаете про армию. По дороге мы
ничего, кроме слухов и предположений, не слыхали. Правда ли, что при
Бридпоре Монмауз потерпел поражение?
- Да, говорят, что при этом в городе было кровопролитие. Первые два
дня, насколько мне известно, были посвящены вербовке верных, и потом искали
вооружения для них. Вы качаете головой? Что же, вы правы. Пятьсот человек
кое-как вооружили, и они двинулись вдоль берега под командой Грея из Уорка и
юриста Вэда. В Бридпорте этот отряд встретился с красной милицией Дорсета и
частью Портмоновского желтого полка. Если верны слухи, сражение кончилось
вничью. Грей и его кавалерия вернулись в Лайм очень быстро, но уверяют, что
это поспешное отступление произошло не потому, что верные испугались, а
потому, что лошади им попались все тугоуздые и всадники их никак не могли
сдержать. Вэд, командовавший пехотой, бился храбро и одержал верх над
королевскими войсками. В армии все негодуют против Грея, но Монмауз не хочет
быть суровым. Грей - единственный аристократ, примкнувший к восстанию.
- Вздор! - сердито воскликнул Саксон. - У Кромвеля было немного
аристократов, и, однако, он здорово колотил короля, в армии которого дворян
было столько же, сколько ягод в лесу. Если народ на нашей стороне, чего нам
гоняться за этими расфранченными барами в париках? Это белоручки и их
тоненькие рапиры так же страшны, как дамские шпильки.
- Ну, - возразил я, - если все великосветские франты ценят жизнь так же
мало, как сэр Гервасий, то лучших товарищей я не желаю.
- Вот что правда, то правда! - сердечно воскликнул мэстер Петтигрью. -
И, однако, несмотря на свое мужество, он одевается в разноцветные одежды,
подобно прекрасному Иосифу, и употребляет старинные слова. А сражался он за
Израиль славно. Никто не может сравниться с ним мужеством. Очевидно, у
юноши доброе сердце и со временем он сделается избранным сосудом благодати.
Не беда, что он теперь запутался в сетях светского безумия и телесного
тщеславия.
- Будем надеяться на сей исход, - благочестиво ответил Саксон: - Ну, а
что еще вы можете сообщить нам о восстании, почтенный сэр?
- Очень немногое. Крестьяне стекаются в больших количествах, и многих
приходится возвращать обратно по недостатку оружия. Все податные земледельцы
в Сомерсетском графстве заняты теперь покупкой топоров и кос. Кузнецы
завалены работой. День и ночь они куют пики и другие орудия. В лагере,
говорят, уже пять тысяч людей, но мушкетами вооружены немногие. Пожалуй, и
пятой части не наберется. Насколько мне известно, теперь армия идет на
Аксминтер, который защищается герцогом Альбемарлем, в распоряжении которого
имеется до четырех тысяч милиции.
- Ну, значит, мы опоздали! - воскликнул я.
- Подождите огорчаться! - заметил Саксон. - Вы успеете навоеваться
всласть до тех пор, пока Монмаузу удастся обменять свою шляпу на корону, а
кружевной плащ на королевский пурпур. Предполагая, что наш почтенный друг
прав, я утверждаю, что сражение под Аксминтером есть только пролог к драме.
Вот погодите, когда придут королевские войска под командой Черчилля и
Фивершама. Только тогда придется Монмаузу сделать последнее усилие. И это
усилие поведет его на трон, или на эшафот.
Разговаривая таким образом, мы спускались по извилистой дорожке,
проложенной по восточному склону горы. Перед нами развернулась вся долина,
перерезанная точно серебряной лентой. Это - река Тон. В городе мелькали
огоньки. На безоблачном небе ярко светил месяц, обливая своими спокойными и
тихими лучами прекраснейшую и богатейшую из долин Англии. Перед нами
открылось чудное зрелище - красивые замки, зубчатые башни, группы маленьких,
крытых тесом домиков, молчаливые поля, засеянные хлебом, темные рощи, из
которых мелькали своими огоньками домики, - во всем этом было что-то
сказочно-прекрасное, похожее на сон, на мечту.
Пораженные спокойствием и красотой открывшейся перед нами картины, мы
остановили лошадей. Утомленные крестьяне последовали нашему примеру, даже
раненые поднялись на ноги и выглядывали из фургона, взирая на обетованную
землю.
И вдруг в тишине вечера раздались сильные горячие слова молитвы к Богу
- подателю жизни. Кто-то молился о том, чтобы Бог сохранил слуг своих и
избавил их от предстоящих опасностей.
Это был Иисус Петтигрью. Он стал на колени и громко молил Бога, чтобы
он вразумил его в будущем. Он также благодарил бога за то, что Он помог ему
уберечь паству от опасностей, которым она подверглась на своем трудном пути.
Ах, дети мои, если бы у меня было волшебное зеркало, о котором
рассказывается в сказках, я бы мог дать вам полюбоваться этой сценой.
Представьте себе эти фигуры неподвижных всадников, серьезных, важных
крестьян. Одни из них опустились на колени, другие стоят, опираясь на
оружие. Пленные драгуны слушают молитву, полунасмешливо, полуиспуганно
ухмыляясь, а из фургона выглядывают бледные, истомленные от страданий лица
раненых. Я точно сейчас слышу этот хор восклицаний, благословения и стонов.
Слышнее всех сильный горячий голос священника.
Над нами блестит усеянное звездами небо, а под нами чудная долина,
уходящая далеко-далеко. Вся она залита.белым месячным светом. Ах, дети, я
жалею, что у меня нет таланта Веррио или Лагерра. Я вам нарисовал бы эту
чудную, незабвенную картину.
Едва успел мэстер Петтигрью закончить свою благодарственную молитву и
поднялся на ноги, как в спящем городе, который развертывался перед нами,
раздался музыкальный звон колокола. Звон продолжался минуту или немногим
более, а затем замер на красивой ноте и умолк. Точно в ответ зазвенел
другой, более густой и резкий колокол, а затем третий, и, наконец, весь
город огласился колокольным звоном, который разносился теперь над всей
долиной. А затем послышался радостный шум и крики "ура". Крики эти росли и
превратились, наконец, в громкий шум, подобный раскатам грома. Все окна в
городе загорелись огнями, послышался стук барабанов, весь город, одним
словом, пришел в движение.
Эти радостные клики и звон последовали сейчас же за окончанием молитвы
пастора. Крестьяне приняли это за счастливое предзнаменование и подняли
радостный крик. Наш отряд шел быстро вперед, и скоро мы очутились в городе.
Тротуары и шоссе были запружены народом - мужчинами, женщинами и
детьми. Многие из них несли факелы и разноцветные фонари. Весь народ шел в
одном направлении. Следуя вместе с нароодом, мы очутились на базарно
площади. Толпа ремесленных учеников разводила костры; другие катили
несколько огромных бочек эля. Мы узнали и причину этого столь неожиданного
праздника. Оказалось, что в Таунтон только что пришло известие о том, что
Девонширская милиция Альбемарля частью разбежалась сама, а частью была
разбита под Аксминтером. Победу эту Монмауз одержал утром.
Когда же горожане узнали о нашей победе, радость их сделалась еще более
шумной. Они окружили нас. Они призывали на своем странном западном наречии
на нас благословение Божие, обнимали нас и наших лошадей.
Нашему усталому отряду было сейчас же отведено помещение - длинный
сарай, в котором хранилась шерсть. Весь этот сарай устлали соломой и отвели
туда наших крестьян, где их начали угощать. Притащили бочку эля, громадное
количество белого хлеба и холодного мяса.
Что касается нас, мы отправились немедленно на Восточную улицу в
гостиницу "Белого оленя". За нами следовала веселая ликующая толпа. Наспех
поужинав, мы немедленно же улеглись спать, но наш крепкий сон был все-таки
нарушен: нас разбудили клики толпы, которая жгла изображение лорда
Сендерлэнда и лаймского мэра Григория Альфорда и шумно ликовала, несмотря на
то, что уже брезжил рассвет.
Глава XVII
СБОР НА БАЗАРНОЙ ПЛОЩАДИ
Красивый город, в котором мы очутились, был уже и теперь настоящим
центром восстания, несмотря на то, что Монмауз не успел еще до него дойти.
Это был очень богатый город, торговавший шерстью; семь тысяч жителей
находили себе заработок на шерстяных мануфактурах Таунтона. Город занимал
поэтому одно из первых мест в Англии, уступая из провинциальных центров
только Бристолю, Норвичу, Бату, Эксетеру, Уорку, Ворчестеру и Ноттингаму.
Таунтон был знаменит не только своим богатством и храбростью горожан,
но и своими окрестностями. Вся местность вокруг города была тщательно
возделана, и земледельцы славились своей храбростью. С незапамятных времен
Таунтон считался как бы твердыней свободы. В политическом отношении жители
его считали себя республиканцами, а в религиозном - пуританами. Не одно
поселение во всем королевстве не держалось так упорно на стороне парламента.
Королевские войска под командой Горинга дважды осаждали Таунтон, но
горожане, ободряемые храбрым Робертом Блэком, защищались так отчаянно, что
роялисты оба раза были принуждены со стыдом отступить. Особенно тяжела была
вторая осада. Гарнизон был доведен до крайности и питался лошадиным и
собачьим мясом, но о сдаче никто и не помышлял, однако. Таунтонцы и их герой
вождь решили умереть все до последнего, но не сдаваться. Это был тот самый
Роберт Блэк, под начальством которого Соломон Спрент сражался с голландцами.
Король не забыл об упорном сопротивлении Таунтона. После реставрации Тайный
совет издал указ, которым повелевалось снести укрепления, превращавшие этот
город в крепость.
В то время, когда мне и моим спутникам пришлось жить в Таунтоне, от
старой крепости остались только одни воспоминания. Виднелись только
развалины да несколько безобразных холмов - вот и все, что осталось от
старинных крепостных стен, которые с таким мужеством были защищаемы
поколением горожан.
В городе были и другие следы пережитой бурной эпохи. Многие дома в
предместьях были продырявлены, и стены их растрескались и покривились. Это
была работа тех бомб и гранат, которыми обстреливали Таунтон кавалеры.
Город вообще имел внушительный, угрюмо-величественный вид. Это был
город-ветеран, повоевавший как следует в прошлом и который был и теперь не
прочь послушать треск мушкетов и грохот пушек.
Тайный совет Карла мог разрушить крепость, которую не могли взять
королевские солдаты, но никакой королевский указ не мог упразднить
решительный характер и упорные убеждения горожан. Многие из них, родившиеся
и росшие во время гражданской распри, уже с самого своего детства были
настроены рассказами о подвигах своих близких. Всем был памятен штурм, во
время которого их отцы избивали без жалости солдат Лунсфорда. Этих солдат за
их жестокость называли "пожирателями детей".
Таким образом в население Таунтона внедрился и укрепился неукротимый
воинский дух. Дух этот постоянно подогревался избранными
проповедниками-пуританами, во главе которых стоял известный Иосиф Аллейн.
Лучшее средоточие для восстания, чем Таунтон, было трудно и придумать.
Ни один город в Англии не был предан до такой степени идее религиозной
свободы, за которую теперь был поднят меч.
Многие граждане отсутствовали. Они отправились в армию Монмауза, но для
охраны города осталось большое количество людей. К ним на помощь приходили
партии крестьян, вроде, той, к которой присоединились мы. Крестьяне
собирались в Таунтоне из всех ближайших местностей и жили здесь, проводя
время в слушании любимых проповедников и военных упражнениях. И день и ночь
в городе шло военное учение. Везде, решительно везде - во дворах, на улицах
и площадях можно было видеть марширующих крестьян.
Когда на другой день после завтрака мы выехали на улицу, весь город был
уже занят этим военным делом. Повсюду раздавались слова команды и слышалось
бряцанье оружия. В то время, когда мы въехали на площадь, на нее входили и
наши вчерашние товарищи. Увидав нас, крестьяне сняли шляпы и прокричали
"ура". Нас они не хотели пускать, и нам волей-неволей пришлось выполнить их
желание и стать во главе отряда.
- Они заявили, что не хотят никакого начальника, кроме вас, - сказал
священник Саксону.
- А лучших подчиненных мне и не нужно, - ответил Саксон и, повернув
лошадь к отряду, громко отчетливо скомандовал: - Выстраивайтесь в два ряда.
Так-так! А теперь направо кругом становитесь направо ратуши. Левый фланг,
выравнивайся и заходи вперед! Очень хорошо! Сам Андрее Ферарро остался бы
доволен. Эй, приятель! Зачем ты носишь пику на плече, словно бы это лопата?
Пика лопата совсем особенная, ею ты будешь работать в винограднике Господа.
А вы, сэр, зачем несете свой мушкет под мышкой, вместо того чтобы держать
его на плече? Словно щеголь с тросточкой идет! Ну, скажите, пожалуйста, был
ли какой-нибудь солдат в более несчастном положении, чем я теперь? Извольте
вырабатывать воинов из этой разношерстной толпы! Ни мой добрый приятель
Флеминг, ни Петринус в своем сочинении "Демилитаризация" не дают наставлений
относительно того, как обучать человека, вооруженного косой или серпом.
- Коса на плечо! Коса вперед! Коса назад! Руби! - шепнул Рувим сэру
Гервасию, и оба начали хохотать, не обращая внимания на то, что Саксон
хмурился.
- Мы разделим, - сказал Саксон, - наш отряд на три роты по восьмидесяти
человек в каждой. Или нет, впрочем. Сколько у вас людей, вооруженных
мушкетами? Пятьдесят пять? Пускай же они выступят вперед и и образуют первую
линию, или роту. Сэр Гервасий Джером, вы командовали милицией в вашем
графстве и знаете, конечно, как обращаться с мушкетом. Раз я начальник этого
полка, то я делаю вас капитаном этой роты. Она будет занимать в боях
передовую линию, Я знаю, что вы не прочь будете находиться впереди.
- Черт возьми! - с решимостью воскликнул сэр Гервасий. - Я первым же
делом распоряжусь, чтобы напудрили себе головы.
- Распоряжайтесь как хотите вашими солдатами, - ответил Саксон. - Итак,
первая рота пусть делает шесть шагов вперед. А теперь вперед пусть выйдут
все люди, вооруженные пиками. Сколько их? Восемьдесят семь? Что же, отличная
рота. Локарби, я вам вручаю начальствование над этими людьми. Опыт
германских войн доказал, что самая лучшая кавалерия не может сделать ничего
с пиконосцами. Кавалерия разбивается о пики, как волны об утес. Итак, вы
будете капитаном этой роты, становитесь в ее главе.
- Ей-Богу, - прошептал Рувим, - если солдаты моей роты дерутся не
лучше, чем их капитан ездит верхом, то дело выйдет совсем скверное. Надеюсь,
что на поле битвы будут держаться тверже, чем я в седле.
- Третью роту, в которую войдут все, вооруженные косами, я поручаю
вашему попечению, капитан Михей Кларк, - произнес Саксон. - Добрый мистер
Иисус Петтигрью будет нашим полковым священником. Голос его будет для нас
небесной манной в пустыне и источником живой воды в безводной степи. Младших
офицеров выбирайте себе сами, вашим капитанам я даю власть производить в
офицеры всех тех, кто храбро дерется и не жалеет себя. А теперь я должен вам
сказать еще два слова, и говорю я громко, чтобы все слышали. Никто потом
пусть не жалуется, что не знал правил, которые должен исполнять. А правила
эти вот каковы: вечером, после того как протрубил вечерний рожок и каски и
латы сняты, все мы равны. Я ваш товарищ, а вы мои товарищи. Будем вместе и
молиться, и проповеди говорить, и шутить; ни начальников, ни подчиненных не
будет: все мы братья. Но слушайте, друзья: дружба дружбой, а служба службой.
До тех пор пока вы находитесь в строю, будь это на поле битвы, в походе или
на параде, ваше поведение должно быть безукоризненно. Приказаниям моим вы
должны подчиняться беспрекословно. Неаккуратности и непослушания я не
потерплю. Расправляться с ослушниками я буду сурово. Не остановлюсь даже
перед смертным приговором.
Саксон на минуту умолк и, оглянув суровым взором свой полк, продолжал:
- Если есть между вами кто-нибудь, кто боится суровой дисциплины, пусть
уходит и ищет себе более мягкого командира. А я вам говорю заранее, что у
меня поблажек никаких не будет. Вельдширский пехотный полк Саксона должен
быть на высоте своего призвания.
Полковник умолк. Все крестьяне также молчали. Выражение их лиц было
различное. Одни остались спокойными и невозмутимыми, другие восхищались,
третьи, наконец, были напуганы суровым лицом своего командира и его злыми
глазами. Никто, однако, не тронулся с места, а Саксон продолжал:
- Сейчас соберутся сюда другие полки. И им будет делать смотр мэр этого
прекрасного города Таунтона, господин Таймвель. Этот человек был великой
Дата добавления: 2015-10-28; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Приключения Михея Кларка 13 страница | | | Приключения Михея Кларка 15 страница |