ТОЛЬКО ТЫ И Я 12 страница

– А как мне найти там его шале?

– Легко. – Она взяла у меня ручку и прочертила путь. – Продолжайте ехать в сторону Шпица. В Вессенбурге поднимитесь вверх и влево. На склоне горы увидите название: «Вилла Паркоссола». Паркоссола – архитектор, спроектировавший это шале. Да там все его знают.

Она была неплохо осведомлена. Какое-то мгновение я задавался вопросом, не проводит ли она вместе с ним выходные… Свежесть ее дыхания после «Тик-така» обострила мои чувства.

– Вы сюда вернетесь?

У меня в мозгу все еще раскачивались чаши весов.

Белтрейн в роли хищника – «за» и «против»?

– На этот раз это действительно маловероятно.

– В прошлый раз вы сказали то же самое.

– Ваша правда. Разрази меня гром!

Я выбежал вон. В холодном поту, еле переводя дыхание.

Я снова ехал вдоль озера по уже знакомым мне местам. Вокруг, словно разбросанные по склонам холмов угольки, мягко мерцали огни.

В Веве я свернул по шоссе Е27, а после Бюля съехал со скоростной трассы и стал подниматься вверх в направлении Шпица. Мне вспомнился путь через Симплонский перевал: казалось, с той моей гонки по туннелям прошло несколько веков.

Вессенбург.

Жюли Делёз не обманула: я увидел надпись – «Вилла Паркоссола». Я съехал с блестящего асфальта на заснеженный проселок. Пейзаж помрачнел, как нахмуренное лицо. Ели сдвинулись, потемнели. Синеватые сугробы перекликались со стальными тучами, нависшими над лесом.

Появился указатель в начале подъездной дорожки из светлого гравия. Я поехал по ней. Миновал серую трансформаторную будку. Выглядывая из-за кустов, она странным образом усиливала ощущение запустения.

За поворотом деревья расступились, и показалась вилла. Конструкция из нескольких бетонных террас, стоящая на опорах над водопадом.

Я выключил фары, чтобы рассмотреть строение при свете луны. Оно напоминало знаменитый «Дом над водопадом» Фрэнка Ллойда Райта, где использован тот же принцип.

Я остановился метрах в пятидесяти от парковки. На ней не было ни одной машины. Вынул фонарик и резиновые перчатки и выскочил наружу.

Я направился к дому, держась в тени. Шум потока заглушал звук моих шагов.

Теперь я мог разглядеть виллу как следует. Выступавшие одна из-под другой террасы с цементными балюстрадами нависали над водопадом, бросая вызов законам физики. Задняя массивная часть дома служила противовесом. Свет нигде не горел. Слева две квадратные кирпичные башенки сторожили вход в застекленный вестибюль. Серебристые струи и черные ели отражались в стекле, создавая иллюзию, будто природа проникла в жилище.

Я подошел еще ближе и подметил одну деталь. Окна были закрыты ставнями. Не там ли Белтрейн? Я нырнул под нижнюю террасу и стал подниматься по навешанным над водопадом мосткам. От воды тучей летели брызги, и все лицо у меня сделалось мокрым.

Наконец я прошел под главной частью здания. От конца мостков вела вниз, к серебрящемуся газону, бетонная лестница. Я сбежал по ней, постоянно оглядываясь. Здесь был главный фасад с парадным входом, звонком, камерой наблюдения. Под лунным светом блестел гравий. Картинка, да и только.

Я тут же прижался к стене и рванул к левому углу в поисках черного хода – или окошка, которое можно разбить. По пути мне попалась еще одна лестница, уходящая вглубь, под основание. Движимый инстинктом, я бросился туда и обнаружил железную дверь.

Амбарную или гаражную.

По спине у меня побежали мурашки. Я выхватил «глок» из кобуры и снял с предохранителя. Мой плащ, промокший и обледеневший, лип к телу. Машинальным жестом я нащупал на двери стальную крестовину. Взломать такую невозможно. Я наудачу надавил на ручку. Дверь повернулась на петлях. Открыто.

Просто открыто!

Я дослал пулю в ствол своей пушки и проскользнул в темноту.

Коридор.

Абсолютно темный.

Я продвигался во мраке, отрешившись от всех мыслей. Позади себя я оставил приоткрытую дверь и шум потока. Вдруг я понял, что нахожусь не просто в подполе или гараже, а в преддверии святилища. В потаенном месте за бетонными стенами, скрывающими самые страшные секреты.

Глаза привыкли к темноте. В глубине узкого прохода замаячила еще одна дверь. Сердце у меня замирало. Вдруг в лицо мне пахнуло жаром. Горячим паром, непонятно откуда взявшимся в это холодное время года. И еще запахом, который я сразу узнал.

Запахом сырого мяса.

Мертвечины.

Наконец-то я проник сюда. В логово Пришельца из Тьмы. Я шел дальше. Никаких звуков, кроме гудения парового котла или вентиляционной системы. Жара усиливалась. Вот я уже у двери. За ней меня ожидал кошмар. Эта очевидность внезапно успокоила меня. Я взялся за ручку двери, невозмутимый и бесстрастный.

Дверь поддалась легко. Все шло как по маслу. Где-то глубине моего мозга прозвенел тревожный звонок: все это попахивает ловушкой, Белтрейн где-то здесь и ждет меня. «ТОЛЬКО ТЫ И Я».

Комната тонула во тьме. Я вытащил из кармана фонарик и включил его. Я был готов увидеть банки с насекомыми, парники с лишайниками. Но это оказалась простая лаборатория цифровой фотографии.

Я подошел к доске, установленной на козлах: на ней в беспорядке были навалены снимки. Я положил фонарь, убрал пистолет в кобуру и натянул резиновые перчатки. Потом направил свет фонаря на фотографии. Все это я уже видел раньше. Изуродованное лицо Сильви Симонис. Ее тело, съеденное червями и мухами. Только на этих снимках женщина была еще жива…

Постаравшись унять дрожь, я продолжил просмотр. Обезображенный мужчина с разинутым в крике ртом. Сальваторе Джедда. Умирающий старик, чья зеленоватая плоть лопается, распираемая газом. Без сомнения, это отец Раймо.

Еще лица, еще тела. Что ни снимок, то подтверждение. Многие годы в разных концах Европы Белтрейн убивал, мстя за «лишенных света» от имени дьявола.

Мне захотелось, чтобы этот момент стал историческим.

Чтобы всему миру стало известно.

В пятницу, 15 ноября 2002 года, в 20 часов, майор Матье Дюрей разоблачил самого извращенного из серийных убийц начинающегося тысячелетия.

Но нет.

Никто не знал, что я здесь.

Никто даже не подозревал о существовании этого уникального убийцы.

Я поднял глаза. Передо мной еще одна дверь, выкрашенная в черный цвет. Продолжение ада. Я направился к ней. Запах мертвечины усилился. Меня бросило в пот, в горле пересохло. Легкие сжались и стали размером с два кулака. Меня преследовала мысль: Белтрейн где-то поблизости.

Дверь была несгораемая, на шарнирных петлях. Я глубоко вдохнул и без труда ее открыл. Никаких сомнений: я попался в ловушку. Но отступать было поздно. Предчувствие окончательной развязки, неминуемой правды притягивало меня против воли.

Запах тухлого мяса стал непереносимым. Дыша ртом, я огляделся. Тусклый свет освещал просторную прямоугольную комнату. Вдоль двух ее боковых стен шли ряды клеток, завешанных марлей, – точно так же, как у Плинка. Потолок и верхняя часть стен были обиты утеплителем. Удушающая жара усугублялась вонью разлагающейся плоти. Во всех углах на полу стояли увлажнители.

На дальней стене висели фотографии из предыдущей комнаты. Я подошел ближе. Изъязвленные лица, кишащие червями тела, гноящиеся раны. Но тут еще были иллюстрации из учебников по судебной медицине и из книг по анатомии. Детальные изображения насекомых-вредителей. Все как у Плинка. Но с преступным и варварским уклоном.

На столе в центре комнаты теснились колбы, аквариумы, покрытые тканью или целлофановыми мешками. Неужели тут хранится та гадость, которую жрут легионы Белтрейна?

Я постарался взять себя в руки. Я майор Дюрей. Я на задании и должен произвести формальный обыск. Со мной ничего не может случиться.

Я приподнял ткань и рассмотрел содержимое стеклянных контейнеров. Вырванный пенис, глаза, плавающие в формальдегиде. Сердце, печень коричневого цвета, едва различимые в мутной жидкости.

Я точно знал, что эти человеческие органы принадлежали не убитым. Врач оказался еще и мародером. Разорителем могил. Его положение открывало ему доступ к спискам умерших не только в его клинике, но и во всей Лозанне и ее окрестностях. Сам ли он выкапывает трупы, чтобы кормить ими свое войско? Я подумал о швейцарских семьях, которые приходят на пустые могилы.

– Я мог бы скармливать им животных, но здесь это не принято.

Я повернулся. На пороге стоял Мориц Белтрейн – руки в карманах джинсов, грязная фуфайка навыпуск. Все тот же студент в кроссовках, в огромных очках и с челкой болонки.

Я приказал, направив на него свой «глок»:

– Медленно выньте руки из карманов.

Он беспечно повиновался. Вдруг я закричал:

– Зачем? Зачем все это? Убитые люди? Пытки? Насекомые?

– Ты вел уникальное расследование, Матье. Единственное, вращавшееся вокруг основного вопроса.

– Дьявола?

– Нет, смерти. По существу, полицейские, судьи, адвокаты никогда не говорят о главном: о мертвецах. Что те думают об убийствах, жертвами которых стали? Что бы сделали, если бы могли за себя отомстить?

В его затемненных очках, за которыми прятались глаза, отражались клетки с насекомыми. Он перешел на «ты» – в конце концов, мы достойные противники.

– Впервые благодаря Господину, – продолжал он, – мертвые получили право высказаться. Еще один шанс. Я помогаю им вернуться и отомстить за жестокость живых.

Мне захотелось взвыть. По словам Белтрейна выходило, что «лишенные света» сами совершали преступления. Но я решил не сдаваться. Овладев собой, я произнес достаточно сдержанно:

– Это вы убили Сильви Симонис, Сальваторе Джедду, Артураса Рихиимяки. И других!

– Ты ничего не понял, Матье. Я никого не убивал. Я всего лишь помощник. Если хочешь, заступник. Я всего лишь поставляю… сырье.

Я не верил своим ушам. Наконец-то я нашел убийцу. Психа, Пришельца из Тьмы. И этот чокнутый вешает мне лапшу на уши.

– Я все знаю, – произнес я сквозь зубы. – О вашем влиянии на реанимированных. О ваших методах имитации негативного предсмертного опыта. При помощи внушения, ибоги и еще черт знает чего вы обработали этих людей. Вы заставили их поверить, будто они видели дьявола. Вы убедили их в их виновности. Но это вы, и никто другой, пытали и убивали.

– Я разочарован, Матье. Ты добрался до меня, но тем не менее большая часть правды еще скрыта от тебя. Потому что ты отказываешься признать очевидное. Могущество Сатаны. Только он их спас, а затем они отомстили. Когда-нибудь о «лишенных света» напишут книгу.

Кто был по-настоящему разочарован, так это я. Мне не удалось выудить у убийцы признание. Белтрейн – пленник своего безумия. Вполне готов для сумасшедшего дома и оправдательного приговора. Я подумал о скрюченных мукой телах, о кастрированном Сарразене, о бесповоротном безумии Люка – и поднял свой «глок»:

– Все кончено, Белтрейн. Я – конец твоей истории.

– Ничего еще не кончено, Матье. Цепочка продолжится. Со мной или без меня.

Я ощутил вибрацию. Мобильник. Я застыл. Врач улыбнулся:

– Ответь. Я уверен, что сообщение тебя заинтересует.

Его уверенный голос заставил меня похолодеть. Похоже, и этот звонок им спланирован. Первая моя мысль – о Манон. Я поднес телефон к уху. Это Фуко:

– Ты где?

– В Швейцарии.

– Что ты забыл в Швейцарии?

Голос моего помощника звучал странно. Что-то случилось.

– Что там у вас?

Полицейский молчал. Я слышал его тяжелое дыхание. Как будто сдерживаемые всхлипы. Я не спускал глаз с Белтрейна, продолжая целиться в него.

– Что там у вас, черт подери?

– Лора мертва, Господи. Лора и обе девочки.

Комната поплыла передо мной. Кровь застыла у меня в жилах. Белтрейн продолжал улыбаться. Я оперся о стол и дотронулся до колбы. И тут же отдернул пальцы.

– Что ты такое… говоришь?

– Зарезаны. Все три. Я только что от них. Туда все сбежались.

– Когда это случилось?

– Судя по первому впечатлению, час назад.

У меня выступили слезы. Туман застлал глаза. Я больше ничего не понимал. Но одно было ясно – убивал не Белтрейн. Я нашел в себе силы спросить:

– Точно не раньше?

– Нет. Тела еще теплые.

Кого же подозревать в этой резне? Как объяснить такой ужас? Вдруг я с ужасом вспомнил слова Люка: «Манон. Она захочет отомстить за себя». Люк умолял меня защитить его семью, а я не пошевелил и пальцем. Я даже и не вспомнил о его просьбе. Мой голос дрожал:

– Где Манон?

– В бегах. Ее отпустили пять часов назад.

– Черт. Я же тебя просил…

– Ты не понял: когда ты мне позвонил, она уже скрылась.

– И ты не знаешь, где она?

– Никто не знает. Вся полиция ее разыскивает.

– Зачем?

– Мат, какой чушью ты там занимаешься? Во время допроса Манон съехала с катушек. Впала в истерику. Она поклялась, что отомстит Люку. Что она уничтожит его семью. По всей квартире – ее отпечатки пальцев.

– ЧТО?

– Господи, проснись! Это она их убила! Всех трех. Монстр вырвался на волю!

Внутри у меня все оборвалось. Перед глазами маячил Белтрейн с его улыбочкой. Сквозь слезы я различал его плотную фигуру. Меня словно засасывало в воронку. Зло – это отсутствие света. Теперь оно поглотило меня целиком, как гигантская черная дыра.

На долю секунды я потерял сознание. И тут же пришел в себя. Белтрейна передо мной не было. Я машинально сунул в карман мобильник и вскинул пистолет. Позади меня раздался его голос:

– Теперь убедился?

Резкий поворот. Белтрейн стоял у задней стены, на фоне жутких картинок. У него в руке был массивный «кольт» 44-го калибра.

Ерунда.

Теперь все ерунда.

Мы умрем вместе.

– Манон их убила, не правда ли? – спросил он вкрадчивым голосом. – Она отомстила за себя. Я ожидал сообщения в этом роде.

– Это невозможно. Она была под арестом…

– Нет. И ты это знаешь. Пришло время взглянуть правде в глаза.

Я не мог подыскать ответа. Я утратил способность соображать.

– Она – его творение, – продолжал он. – Теперь ничто ее не остановит. Она свободна. Раскрепощена. «Закон – это то, что мы делаем».

Я издал какой-то странный рык, нечто среднее между смехом и рыданием.

– Что вы с ней сделали? Что вы ей вкололи?

Его улыбка уползла под стекла очков, враждебные, зловещие.

– Я с ней ничего не делал. Я даже не спасал ей жизнь.

– А ваша аппаратура?

– Ты в плену у своей логики, Матье. Ты всегда руководствовался своим узким здравым смыслом. Манон была спасена дьяволом. Если бы тебе сказали, что она спасена Богом, ты бы закрыл глаза и прочитал «Отче наш».

Я хотел закричать «нет!», но крик застрял в горле. В мозгу вспыхнула мысль: это конец, мы застрелим друг друга. Отупение тут же прошло: мне нельзя умирать! Расследование не закончено. Я должен вырвать Манон из этого кошмара. Доказать ее невиновность. Я должен собраться и нейтрализовать мерзавца.

– Ты ищешь земного убийцу, – продолжал он. – В своем расследовании ты всегда отвергал очевидное. Твой единственный враг – это наш Господин. Он здесь, внутри нас. Не важно, кто убил или кто убит. Значение имеет лишь его воля к поступку, которая дает представление о тайных пружинах вселенной. «Лишенные света» – это маяки, Матье. Я только им помогал. Я встречал их у горловины жерла. Сами по себе они мне неинтересны. Меня интересует черный свет, который мерцает в глубинах их душ. Сатана, который стоит за их делами!

Я перестал вникать в его бред. Если Белтрейн был в Швейцарии, кто же убил Лору и ее дочерей? История еще не завершилась. Расследование не закрыто…

– И заруби себе на носу, Матье: Манон Симонис – худшая из проклятых.

– Не желаю этого слышать! – крикнул я, бросаясь вперед. – Ты единственный убийца! Это ты их убил, всех!

Он вскинул руку и нажал на спуск. Я прыгнул на него и отбил плечом ствол его «кольта». У меня за спиной взорвалась колба. Ноги мне обдало вонючей слизью как раз в тот момент, когда я выстрелил, Белтрейн успел схватить меня за запястье и испустил дикий вопль. Пуля угодила в ряд клеток. Я приставил дуло ему к горлу, зажав под мышкой его руку с оружием. Раненное в Кракове плечо отозвалось резкой болью. Мы повалились на стол, сшибая на пол колбы и расплескивая их мерзкое содержимое. Белтрейн приподнялся. Я цеплялся за него, не позволяя ему выстрелить в меня. Продолжая бороться, мы уперлись в клетки. Потом снова в стол.

Белтрейн, поскользнувшись, шлепнулся на пол, в отвратительное месиво из формалина, человеческих останков и стекла. Я вместе с ним. Плюх! Он дважды выстрелил в меня сбоку, целясь в горло. Мимо. Нас обдало дождем холодных зловонных брызг. Когда мне окатило затылок трупной жижей, я вскрикнул, но хватки не ослабил – Белтрейн же визжал не переставая. Опять раздались выстрелы. Я уже не понимал, кто стреляет, не различал, кому принадлежат мелькающие ноги и руки – мне или Белтрейну. Сплетясь, мы барахтались в этой омерзительной луже.

Я перевалился на спину. Белтрейн в перепачканных, съехавших набок очках извивался на мне, оскалив зубы. Я с силой отпихнул его от себя. Между нами обрушилась клетка. Сквозь марлю и мельтешащих за ней мушек Белтрейн прицелился в меня.

Я согнул ноги и крайним усилием мышц оттолкнул клетку. Безумец нажал на спуск – деревянный каркас ударил его по руке, и пуля снова не достигла цели. Белтрейн стал пинать развалившуюся клетку, отмахиваясь от жужжащих насекомых. Я откатился под стол. По рукам у меня ползали личинки.

Совсем рядом послышалось хриплое дыхание Белтрейна. С булькающим смехом он приближался ко мне. Из-под стола мне были видны только его ноги. Свой пистолет я обронил в схватке. Тут мой взгляд упал на отбитое донце колбы. Я схватил его и до самой кости вонзил в щиколотку убийцы. Монстр взвыл. Оставив «звездочку» у него в ноге, я вынырнул из-под противоположной стороны стола.

Комнату наполнял вой Белтрейна. Я совершенно потерял ориентацию. Перед глазами не было ничего, кроме марли, раздавленных органов и личинок. Мой противник, волоча окровавленную ногу, огибал стол. Я развернулся и выполз с другой стороны. Приподнялся, опираясь на пол. Белтрейн находился совсем рядом. Но ему было не до меня. Он отбивался своим «кольтом» от липших к нему мушек.

Я прорвался сквозь гудящий рой, схватил врача за голову и несколько раз приложил лбом об угол столешницы. Очки слетели на пол. Мушки тут же полезли врачу в глаза, но накинулись и на меня. Я больше ничего не видел. Только сжимал голову мерзавца и почти глох от его поросячьего визга, который, казалось, проникал мне под кожу, отдаваясь в каждом нервном окончании.

Безумец продолжал отбиваться. Мы снова упали на пол. Он навалился на меня, окровавленный, облепленный мушками. Непонятно, каким чудом ему удавалось удерживать в руке «кольт». Я нашарил на полу деревянную палку от разбитой клетки. Плотно зажмурился, поднял руку и ощупал его лицо, ища точку на виске, где черепная кость сохраняет младенческую мягкость. Я всадил палку точно в это место и давил до тех пор, пока она не сломалась. Затем отодвинулся и открыл глаза. Мухи разом от меня отвязались. Они накинулись на розовый мозг Белтрейна, вылезший из его продырявленного черепа, и закопошились кучей, напоминая живую опухоль.

Я скатился по склону холма, то и дело падая и поднимаясь, не оборачиваясь назад. Я больше не хотел видеть бункер – могилу демона. Спрятав в кобуру «глок» – мне все же удалось его разыскать, – я добрался до своей машины. Я чувствовал ледяные порывы ветра, от которого прилипала к телу пропитанная формалином и кровью одежда. Это было похоже на стальные пластины, используемые при рентгене, настолько холодные, что они обжигали меня. Мне нравилось это прикосновение. Оно смело мух, червей, частицы органов. Отпечатки сумасшедшего у меня на коже.

Сидя за рулем и раскачиваясь вперед-назад, я бормотал молитвы, как суры, стараясь добиться невозможного: простить Белтрейна. С закрытыми глазами я читал псалмы, но сердце мое в этом не участвовало. Во мне не было ни капли сострадания. Ни к нему, ни к себе.

Я тронулся. Мысль о следах колес заставила меня подумать об отпечатках, которые я, без сомнения, оставил внутри виллы, – я посмотрел на руки. На мне все еще были резиновые перчатки. Я сорвал их и с облегчением сунул в карман.

Вдавив педаль, я стал спускаться вниз по извилистому шоссе, которое привело меня в долину. Фары. Я забыл включить фары. Когда они загорелись, мне почудилось, что ели расступаются от страха, когда я проезжаю мимо. Несмотря ни на что, меня не покидала мысль. Последняя перед развязкой.

Убийца все еще на свободе.

Тот, кто убил Лору и детей.

Еще ничего не закончено.

В тот же миг я подумал еще об одном срочном деле: Манон. Нужно ее настичь раньше полицейских. Найти объяснение, откуда на месте преступления ее отпечатки пальцев, и снять с нее все подозрения.

Я съехал на тропинку и забрался в лес. Выйдя из машины, погрузил лицо в листья, иголки, растирая его почти до крови. Снял плащ, потряс его, выбил, сорвал с себя рубашку, вывернул наизнанку, вытряхнул последних червей из намокших складок. Наконец, с покрасневшим от холода лицом, сотрясаемый спазмами, я упал на колени и ждал, пока ветер смоет с меня смерть и мои грехи. Я молился о том, чтобы буря очистила мою душу…

Отупевший, я забыл о времени. Я замерзал и ничего при этом не испытывал. Затем в памяти медленно всплыл образ. Камилла и Амандина, еще заспанные, в ночных рубашках, насыпают в миски кукурузные хлопья. Я зарыдал, вжавшись лицом в землю.

Сколько времени я так пролежал? Не знаю. Поднялся с трудом. Стуча зубами, влез в машину. Включил зажигание и отрегулировал отопление. Прошла вечность. И после того как тепло оживило меня, я позвонил Фуко.

– Это я, – заорал я в трубку. – Вы нашли Манон?

– Нет.

– Ты заходил ко мне?

– Ее там нет. Кругом полицейские. Твою мать… В Париже все, кто носит полицейскую форму, сейчас ищут ее!

От этой мысли мне стало плохо. Манон, затерявшаяся в городе, вжимающаяся в тень у подъездов, смешивающаяся с толпой вечером в пятницу. Почему она мне не звонит? Горячий воздух наполнил кабину, но я продолжал дрожать.

– А Люк?

– Понадобится укрепить решетку в его камере, когда он узнает.

– Кто ему скажет?

– Я не знаю. Доктора. Или Левен-Паю.

Я почувствовал облегчение оттого, что мне не придется это делать. Я снова подумал о малышках. Два невинных существа покинули землю. Теперь я узнавал свое отчаяние. Его особое лицо.

Лицо Руанды.

Отчаяние от отсутствия Бога.

– А ты, – продолжал Фуко, – что у тебя?

– Еще один труп.

– В Швейцарии?

– Я тебе даю адрес. Предупреди полицейских в Лозанне.

– Кто это?

– Мориц Белтрейн, врач.

– Что там случилось?

– Ты записываешь?

Я продиктовал координаты виллы «Паркос-сола» и уточнил:

– Позвони из уличного автомата, инкогнито.

Образ врача, сожранного мухами, предстал перед моим внутренним взором.

– И скажи им, чтобы они пошевелились, если хотят, чтобы к их приезду от трупа хоть что-то осталось.

– Почему?

– Они сами увидят.

– Когда ты возвращаешься?

– Сегодня ночью, на машине. Фуко, ты должен найти Манон раньше других.

Он вздохнул, выдавая свое бессилие и смирение:

– Если я ее найду, я ее выдам.

– Нет. Ты ее будешь охранять до моего возвращения! Мы вместе отведем ее к судебному следователю.

Фуко пробормотал что-то на прощание. Я снова ехал к Лозанне. Ко мне вернулось спокойствие. Спокойствие, граничащее с небытием. Посттравматическое состояние. Я сосредоточился на огнях автобана. Одного этого усилия хватило, чтобы мое сознание включилось.

В окрестностях Веве зазвонил мой сотовый.

– Это я.

У меня в груди что-то оборвалось. Голос Манон.

– Ты где?

– В мамином доме.

– Где?

– В мамином доме. В Сартуи.

Я искал логику в ее словах. Я ее не находил и зацепился за практическую деталь:

– Ты приехала на поезде?

– С Восточного вокзала.

– Когда?

– Не знаю. Когда я вышла из кабинета следователя.

– Ты поехала прямо на вокзал?

– Да.

– Ты не заходила домой к Люку?

– Нет. Зачем?

Я подумал о ее отпечатках на месте преступления.

– Ты там никогда не была?

– Да нет же!

Судя по ее ответам, она ничего не знала об убийствах. Я быстро подсчитал: сейчас 22 часа. Чтобы доехать до Безансона, нужно по крайней мере пять часов и еще час, чтобы добраться оттуда до Сартуи. Манон освободили около 15 часов, прежде чем я позвонил Фуко, чтобы он ее забрал. А это значит, что она сразу же села на поезд и только что приехала в Сартуи. Таким образом, у нее было неопровержимое алиби на время убийства семьи Субейра. Теплая волна разлилась по моему телу.

– Тебя кто-то видел?

– Нет.

– Как ты добиралась от Безансона до Сартуи?

– На такси.

Шофер смог бы подтвердить, что посадил ее в Безансоне. В тот самый момент, когда в Париже совершалось преступление! Начиная с сегодняшней ночи нужно заняться поисками водителя. Затем выяснить, откуда взялись на месте преступления отпечатки пальцев Манон. Все было как-то подстроено.

Но прежде всего надо ее спасти.

– Почему ты поехала туда?

– Мне было страшно. Они допрашивали меня несколько часов подряд, Мат.

– Почему же ты мне не позвонила?

– Я подумала, что ты договорился с ними. И не хотела возвращаться к тебе домой. К себе, в Лозанну, тоже не хотела.

Манон говорила очень быстро, как девочка, которая что-то шепчет посреди ночи, укутавшись в простыню с головой. Мой голос снова наполнился силой, когда я сказал:

– Сиди на месте. Я сейчас приеду.

Через два часа я пересекал границу в Валлорбе. Я добрался по дороге Е23 до Понтарлье, потом свернул в сторону Морто, поехал вдоль реки Ду. Часом позже я увидел вдали Сартуи. В глубине навалившейся на меня боли замерцал огонек: сейчас я найду Манон и защищу ее.

Спускаясь к долине, я заметил внизу фургон жандармерии, направлявшийся к жилому кварталу Сартуи с мигалкой, но без сирены. Я схватил мобильный:

– Фуко?

– Мы не можем найти ее, Мат.

– У тебя нет никакого следа?

– Никакого.

– А у других?

– Ничего нет. Мы думаем, что она вернулась в Юра.

– Почему?

– Так говорит Люк.

– Люк?

– Корина Маньян сообщила ему, что произошло. Он выслушал ее без единого слова. Совсем свихнулся. Сказал только, что их убила Манон и что ее надо искать в Сартуи. Что ей нужно вернуться к источнику. В дом матери.

Просто провидец какой-то! Я отсоединился и прибавил скорости. Синяя мигалка жандармов отбрасывала отсветы на горные склоны. Успеть раньше них. Спасти Манон. Я вдавил педаль.

У въезда в город я рванул налево. Вспомнил о дороге, идущей вдоль железнодорожного пути, без перекрестков и светофоров. Я включил четвертую передачу, и скорость перевалила за сто тридцать километров в час. Казалось, фары выдергивали деревья по краю дороги.

Через четыре минуты я уже ехал по богатому кварталу Сартуи. Свет полицейского фургона прорезал долину. Но позади меня. Я их обогнал. У меня было всего две минуты, чтобы забрать Манон.

Я разглядел впереди пирамидальный дом. Белый конек на крыше, сплошные окна. В доме было темно. Я проскользнул за дом и позвонил Манон на мобильный.

– Я приехал. Где ты?

– В гараже.

Я побежал к строению, примыкавшему к дому. Мигалка фургона все приближалась, освещая долину. Я толкнул дверь. Медленно, чересчур медленно перегородка сдвинулась.

Каждая лишняя секунда разрывала мне сердце.

В темноте показалась Манон. Светлое лицо, смутно различимое за облачком пара, вырывавшегося у нее изо рта. Она прошептала:

– Я не знаю, почему сюда приехала. Этот чертов дом наводит на меня страх. Я…

– Идем…

Манон вышла на порог. Движения ее были резкими и пугливыми. Как у тех, кто спасся после стихийного бедствия.

Свет от мигалки заставил ее застыть на месте.

– Это кто? Полиция?

– Я тебе сказал – поторапливайся.

– Они знают, что я здесь?

– Кое-что произошло.

– Что?

Жандармы были всего в сотне метров. Я прошептал:

– Лора, жена Люка. Ее убили. Вместе с дочками.

Манон застонала. Ее глаза обратились в сторону фургона.

– Они думают, что это сделала я?

Не отвечая, я схватил ее за руку и шагнул к машине. Она сопротивлялась. Я повернулся и закричал:

– Идем, черт подери!

Слишком поздно. Фургон показался на повороте аллеи. Я привлек к себе Манон, открыл дверь и затолкнул Манон в машину со стороны водителя. Сунул ей в руку свои ключи. Не могло быть и речи, чтобы она провела еще одну ночь среди людей в мундирах. Она должна прятаться до завтра, пока я не найду шофера такси и не сумею снять с нее подозрения.

– А ты?

– Я останусь здесь и задержу их.

– Нет, я…

Я сжал ее пальцы, в которых были ключи:

– Езжай в сторону Швейцарии. Позвонишь мне, как только пересечешь границу.

Нехотя она тронулась. Я крикнул:

– Шпарь! И позвони мне.

Она посмотрела на меня через стекло, как будто хотела запечатлеть в памяти мои малейшие черты. Свет от мигалки уже отбрасывал тени на ее лицо. Секунду спустя она включила задний ход, и мотор заурчал.

Я повернулся и пошел по дороге. Фургон остановился. Жандармы выскочили на шоссе и побежали навстречу мне с оружием в руках. Один из них заорал:

Дата добавления: 2015-10-28